Карта костей

Глава 14

Больше ничего вытащить из Ксандера не удалось, но и этого оказалось достаточно. Когда он вернулся к обычному бессвязному бормотанию, я повернулась к Саймону:

— Если тебя не убедили освободить Нью-Хобарт тысячи людей, запертых в баки, то, может, хоть это убедит?

— Наводка про документы из Ковчега в Нью-Хобарте поступила много лет назад, — ответил он, — но ни к чему не привела. Синедрион добрался нее первым, уничтожив нашу конспиративную ячейку.

— Они наверняка посчитали находку очень важной. Такой важной, что засуетились и пошли на убийства. И до сих пор ищут — значит, нашли не все. Думаю, Эльза об этом что-то знает. — Снова вспомнилось ее лицо, когда я на кухне спросила ее о Сопротивлении. Она говорила, что ее муж умер, но никогда не уточняла, что именно с ним случилось. Его история была словно вдох без выдоха. — Ее мужа убили, и она намекала, что причиной послужило то, что он задавал слишком много вопросов. Может, он тоже участвовал в Сопротивлении?

Дудочник покачал головой:

— В Нью-Хобарте у нас было шесть человек. Каждого я знал лично, но никто из них не был женат на содержательнице приюта. И никто ни разу про нее не упоминал.

— Это очень удобно, не находишь? — заметила Зои. — Человек, который мог что-то знать — именно тот, кто пустил вас к себе. Интересное совпадение.

Я отвернулась от нее к Дудочнику:

— Ну ты-то всегда говоришь о том, как важны мои видения. Чего они стоят. Тебе не приходило в голову, что я пошла именно к Эльзе не случайно? Может, что-то привело меня к ее дому, пусть я и не понимала, что? Так же, как привело на Остров?

Я много думала об этом после смерти Кипа. Вспоминала о резервуарах в зале под Уиндхемом. Случайно ли я оказалась у резервуара Кипа или что-то меня туда подтолкнуло?

Может, страх перед Исповедницей каким-то образом привел меня к ее близнецу?

— Да какая разница, участвовала ли твоя подруга в Сопротивлении или нет, — вмешался Саймон. — Мы все равно не можем освободить город. Зато развяжем войну с противником, у которого численное превосходство и множество ресурсов.

— Война уже идет, — возразила я. — Неспешная война, в которой мы терпим поражение. Синедрион что-то ищет в Нью-Хобарте. Что-то настолько важное, что весь город интернировали. Находка поможет отыскать Ковчег или даже Далекий край. Она может все изменить.

— Как? — устало вздохнул Саймон. — Даже если мы освободим город и найдем документы, что дадут какие-то ветхие бумаги? Более полную информацию о До? О запрещенных механизмах, в которых нам вовек не разобраться?

— Ты говоришь, как Инспектор, — фыркнула я. — Нельзя избегать машин просто потому, что мы их боимся. Зак и Воительница все время использовали машины. Механизмы всегда были сердцем их плана. Должно быть, Синедрион уже нашел Ковчег. Бумаги могут привести нас к нему или к Далекому краю. Ты хочешь, чтобы Синедрион отыскал документы первым? Чем больше они знают, тем они опасней.

Мы спорили целый час. Продолжали обсуждать необходимость и невозможность освобождения Нью-Хобарта. Разговор ходил по кругу, словно вдоль окружавшей город стены.

— Если мы проиграем битву, — сказал Саймон, — Сопротивлению конец.

Салли сидела, молча сжимая руку Ксандера. Потом тихо произнесла:

— Вот на чем мы нынче сосредоточены, так? Резня на Острове. Отступление на восток, которое ты проводишь. Зови это как угодно, суть одна — мы отступаем. Но когда это мы перестали задумываться о том, за что боремся? Мы просто бежим, прячемся, пытаемся сохранить остатки Сопротивления. Я понимаю страх и вижу, насколько нам всем туго. Знаю, против чего мы выступаем. Но вдруг Ковчег действительно поменяет расклад? Может, пора перестать думать о конце Сопротивления и поразмыслить о конце Синедриона?

Ω

Незадолго до рассвета Саймон приказал свернуть лагерь и выступить на Нью-Хобарт. Войска послали в лес за спрятанными лошадями, чтобы привести их к карьеру и загрузить оснащение. В карьере осталось только двое караульных, однако палатки и скарб по-прежнему требовалось собрать. Белая глина липла ко всему, в том числе и к брезенту, лошадиные копыта скользили по превратившимся в рвы тропинкам. Дважды я пыталась помочь с загрузкой, но каждый раз охранники без лишних слов отворачивались и уводили лошадей.

Наш отряд отправился до полудня, и путь продолжался до поздней ночи. Мы с Дудочником ехали в авангарде рядом с Саймоном. Позади — Салли с Ксандером, Зои и двое разведчиков Саймона. После долгих скитаний с Кипом или Зои с Дудочником казалось роскошью ехать верхом, с предварительной разведкой местности, охраной и теми, кто разобьет лагерь и приготовит еду. Мы совершали переходы малыми группами в основном под прикрытием темноты, иногда присоединяясь к другим отрядам на привалы на контрольных точках. Но каждый раз в таких случаях я ловила на себе пристальные взгляды, почти те же, что на нас бросали альфы. В них читался страх пополам с отвращением.

Воины оставались враждебными и по отношению к Дудочнику и Зои. Однажды, когда мы остановились на привал в каменистом поле, я услышала, как какой-то мужчина сплюнул, заметив Дудочника, и сказал:

— Он снова связался с провидицей и альфой.

К его возмущению присоединилась женщина:

— Он больше переживает за них, чем за соплеменников.

Зои развернулась, но Дудочник схватил ее за руку и повел за собой.

— Ты собираешься спустить им это с рук? — прошипела Зои.

— Ссоры между собой не помогут освободить Нью-Хобарт, — ответил Дудочник. — А у нас впереди долгая дорога.

Ксандер забормотал, повторяя слова, словно эхо.

— Долгая дорога… долгая дорога… — твердил он снова и снова. — Долгая-долгая дорога.

Он непрерывно махал руками вверх-вниз. Такое частенько происходило, когда он чувствовал, что люди вокруг чем-то недовольны. Я отошла, а Салли взяла его лицо в ладони и притянула юношу к себе, пытаясь успокоить разговором.

Когда Ксандер затих, она обратилась к Дудочнику:

— Тебе сейчас нужно находиться среди людей, найти с ними общий язык. Они должны бороться за тебя, а не против.

Дудочник ответил с мимолетной улыбкой:

— Всему свое время.

Ω

Хотя Сопротивление и понесло большие потери после бойни на Острове, под руководством Саймона оно все еще оставалось хорошо организованной и крепкой структурой. За две ночи мы преодолели перевал Маккарти — узкий проход в горной цепи, за которой тянулись центральные равнины. Ночь выдалась ясной, и с вершины перевала хорошо просматривались побережье и море. Мы спешились, чтобы напоить лошадей из ручья. Когда я отошла от группы глянуть на простирающуюся внизу картину, Дудочник последовал за мной.

— Говорят, что всю рухнуло в момент взрыва, — сказал он. — Мы оба знаем, что в тот момент много что было разрушено.

О да, куда взгляд не кинь. Разрушенные горы, заваленные грудами шлака и щебня. Города и поселки времен До, кости мира. Или изуродованные тела, которые он видел в таком количестве, что и не сосчитать.

— Но посмотри, — Дудочник махнул рукой вниз. Скальные породы сменялись холмами, дальше море обнимало изгибы берега, словно спящий любовник. Дудочник повернулся ко мне, посмотрел обычным взглядом: прямым, без смущения. — Иногда забываешь, что осталось не только одно уродство.

Не поспоришь. Только не перед лицом океана, равнодушного к нашим бедам. Не перед самим Дудочником, его зелеными глазами, пронзительными, прозрачными на фоне темной кожи. Его резкими скулами, волевым подбородком. Мир всегда учил меня, что мы уродливы. Но глядя на Дудочника, я не видела ничего страшного.

Он коснулся моего лица подушечками пальцев, мозолистыми от рукояток ножей и установки силков. Я почувствовала мягкость его ладони, прижавшись к ней щекой. Она была мягкой, как кожа Кипа.

Я отпрянула:

— Чего ты от меня хочешь?

— Ничего. — Он нахмурился. — Я вижу, как ты сражаешься со своими видениями. Тебе наверняка тяжело смотреть, во что превратился Ксандер. Я всего лишь попытался тебя утешить.

Как же до него донести, что для меня нет утешения? Да, он упорно отрицал всю разруху мира, в котором мы жили, но моя изломанность выше его понимания. Внутри меня остались только пожар, Кип в резервуаре и его распростертое тело на бетонном полу башни — то, что невозможно исправить.

Я оставила Дудочника на склоне среди камней разбитой скалы.

Ω

До Нью-Хобарта мы добирались неделю. Поначалу ехали по территории альф, но благодаря разведчикам нам удавалось держаться подальше от патрулей и населенных пунктов. Мы передвигались в основном в ночное время, пока не достигли засушливых равнин южнее Нью-Хобарта, где заканчивались деревни альф. Далее мы могли ехать уже не таясь. Под свирепыми ветрами, характерными для этой местности, мои глаза воспалились и покраснели, а губы высохли и потрескались. Здесь ничего не росло, кроме высокого гибкого ковыля, и наши следы сдувало буквально через минуту. Окрест вступала в свои права зима.

Мы разбили лагерь неподалеку от крошечного городка Твифорда. Черный дым уходил в небо от разожженных костров. Ксандер хныкал от холода, лежа в нашей палатке между Дудочником и Зои. Но мне не спалось не из-за его бормотания, а из-за хаоса в его голове. Однажды в детстве мне в ухо забрался муравей и два дня не давал мне жизни — как бы я ни дергалась, ни извивалась, достать его не получалось, и я чувствовала, как он шевелится внутри, и содрогалась всем телом. Так же я себя чувствовала, находясь рядом с Ксандером.

На следующий день около полудня Салли окликнула Дудочника. Она и Ксандер ехали позади нас на одном коне, рядом с обеих сторон скакали охранники. Мы тут же развернули лошадей и ринулись к ней, но не заметили ни признаков засады, ни стихийного бедствия. Ксандер по обыкновению витал где-то далеко, а Салли со спины сжимала его плечи.

— Повтори, — попросила она Ксандера.

Тот открыл было рот, но слов не последовало. Лошадь принялась переступать с ноги на ногу, словно почувствовав его беспокойство.

— Повтори, — прошептала Салли снова. — Скажи Дудочнику то, что сказал мне.

Когда Ксандер снова ничего не ответил, она повернулась к Дудочнику:

— Какие корабли отослали искать Далекий край?

— «Эвелин» и «Розалинду», — хором ответили Зои и Дудочник.

Салли улыбнулась — ее морщины разошлись и сложились в новый замысловатый узор.

— Он сказал: «Розалинда». — Она снова сжала плечи Ксандера. — Скажи Дудочнику. Скажи снова.

Ксандер глянул раздраженно, но все же произнес:

— Я уже сказал. «Розалинда» возвращается.

Его слов оказалось достаточно, чтобы мы устремились вперед и ехали весь день. Саймон уклончиво пробормотал, что подумает, посылать ли войска на запад в поисках кораблей, если мы освободим Нью-Хобарт. Я понимала его скепсис. Несколько слов Ксандера — не слишком весомый аргумент, если брать во внимание, сколько времени о кораблях не было ни слуху ни духу, особенно учитывая зимние шторма, которые должны охватить океан.

Тем не менее все последующие сутки я хранила слова Ксандера, оберегала их в своем сознании, как птичье яйцо. «”Розалинда” возвращается».

Ω

Когда мы добрались до болот, холод усилился. Путешествуй мы в спокойном темпе, могли бы позволить себе роскошь обойти самые топи, но мы не располагали временем. Поэтому по полдня наши кони брели по колено в воде. Салли не жаловалась, но по ночам, когда мы собирались у костра из сырого камыша, я видела, как дрожат ее руки, удерживающие еду, как от холода скрючиваются узловатые пальцы. Как Дудочник стискивает зубы и напрягается, чтобы не дрожать, а Зои натягивает рукава пониже, чтобы спрятать посиневшие кисти.

Саймон приказал разбить лагерь в глубине болот, когда до Нью-Хобарта оставалось около десяти километров на восток. Топи здесь были неподатливы, озерца чередовались с кочками, а небольшие возвышенности соединялись узкими тропками. Вода уже подергивалась тонким льдом у берегов, было слишком глубоко, чтобы пробираться, а засохшие камыши торчали выше роста Дудочника. Редкие деревца под порывами ветра гнулись своими сучковатыми, словно скрученными артритом ветвями, цеплялись за почву на краю затопей; кое-где корни бултыхались прямо в воде. Весь день ушел на поиск лучшего места для лагеря — примерно гектара кочковатой суши посреди вонючей болотной жижи. Единственная извилистая тропка вела по бесконечным болотам к этому месту. Лошадей по ней приходилось вести медленно, при каждом шаге проверяя, куда им поставить копыта, и когда мы наконец добрались до цели, кони сбились вместе у камышей, подозрительно всхрапывая. Но мы не боялись, что кто-то их услышит — кроме нас там никого не было. А случайные путники скорее утонули бы в мутной ледяной воде, чем наткнулись на нашу стоянку в камышах. Вестовых и разведчиков разослали собрать собрать уцелевших членов Сопротивления, но чтобы присоединиться к нам, им потребуется несколько дней, если не недель.

В палатке Саймона мы сгрудились вокруг карты местности. Обведенный карандашом, символизирующим выстроенную Синедрионом стену, город был изображен на возвышенности посреди равнины. Километрах в полутора на юг от него лежал лес, который мы с Кипом подожгли. На севере и западе равнины перемежались только случайными оврагами и подлесками. А на востоке тянулись болота, где сейчас располагался наш лагерь — островок из тины и грязи посреди полузамерзшей воды и высокого камыша.

— Не расслабляйтесь, — сказал Дудочнику Саймон, обнаружив нас троих за исследованием местности. Зои фыркнула, глядя на островок, покрытый камышом и чахлыми ивами. — Я направляю вас с Зои наблюдать за городом с юга. Виолетта и двое разведчиков уже отправились осмотреть северный периметр. Узнайте численность войск и любую информацию об обороне Синедриона. Периодичность патрулирования, численность разъездов, маршруты — все, что сможете разведать.

— Касс пойдет с нами, — заявил Дудочник.

— Это не прогулка. Вы с Зои лучше других справитесь с заданием. Касс безопаснее остаться в лагере.

— Она пойдет со мной, — сказал Дудочник.

Зои закатила глаза.

— Мне знаком Нью-Хобарт, — встряла я. — Я знаю окрестные равнины и лес лучше всех.

— Лес? — отозвалась Зои. — Ты про то, что осталось после устроенного вами с Кипом пожара? Вы ведь все дотла спалили.

Я пропустила колкость и продолжила, обращаясь к Саймону:

— Ты же знаешь, я очень хорошо чувствую местность. Я пойду с ними.

Саймон перевел взгляд от меня к Дудочнику и обратно.

— Ладно. Но присматривай за ней.

Он отвернулся. Говорил ли он о том, чтобы меня охраняли или о том, чтобы за мной шпионили?

В любом случае я была рада, что мы уходим. Враждебное отношение войск несколько притупилось, не столько вследствие доверия, сколько от более плотного знакомства и неизбежного ежедневного общения, когда мы останавливались на привалы или делали переходы. Люди разговаривали со мной достаточно вежливо, когда просили передать флягу с водой или выбрать более безопасный путь через топи. Но большую часть времени меня предпочитали избегать, провожая настороженными взглядами. Наверняка Саймон это заметил и решил поднять наш моральный дух, отослав подальше от лагеря.

Салли с Ксандером остались с войсками на болоте. Ни за что бы в этом не призналась, но вдали от него и враждебно настроенных солдат мне было легче. После сообщения о «Розалинде» он почти не говорил. Но всякий раз, когда его руки дергались, а с языка сыпались обрывки слов, мои руки тоже беспокойно двигались и ко мне приходили более яркие видения пламени, беспорядочно сменяясь в моем перегруженном разуме.

Переход по болотам до Нью-Хобарта занял несколько часов. Когда трясина отступила, мы вошли в лес — вернее, в то, что от него осталось. Мы с Кипом устроили тут пожар в конце лета. Теперь перед нами простиралась пустошь с обугленными пнями, вырезанными пламенем. Подлесок вообще исчез, остались только стволы больших деревьев. Я тронула один, и моя рука окрасилась черным.

До пожара нам с Кипом требовался светильник, чтобы двигаться в темноте, но сейчас лунный свет легко просачивался между обугленными остовами с заостренными концами, осуждающе вонзающимися в небо.

Может, именно так выглядел весь мир после взрыва? Но, скорее всего, тогда не осталось даже обугленных стволов. Уцелел ли помилованный взрывом лес хоть где-нибудь? Мир, да и вся жизнь, наверняка были сметены пламенем. Вспомнились мрачные мертвые земли, где ничего не росло даже спустя столетия. Отличались ли эти картины от местности Далекого края?

Ближе к городу стали появляться участки нетронутого леса. Здесь неподалеку от городских огней мы расположились лагерем на ночь. Я вызвалась дежурить первой. Было странно наблюдать за огнями на холме, понимая, что Эльза, Нина и дети сейчас так близко. Но после своих видений я не могла думать о них без душевной боли, при которой сердце бьется в груди испуганным кроликом. Теперь каждую ночь в моих грезах Эльза плавала в баке, ее рот сжимал трубку, уходящую в утробу. Дети ютились в большом общем резервуаре, их тела сплетались в клубок. Я узнавала лица: Алекс, задыхавшийся от смеха, когда Кип щекотал его живот, Луиза, которая постоянно следовала за мной по пятам и однажды заснула у меня на коленях. Тогда я узнала, что вес спящего ребенка слегка отличается от веса после пробуждения. А теперь в моих видениях Эльза и дети были невесомы, их волосы колыхались вокруг лиц.

Мне не всегда снились Эльза и дети, но другие грезы тоже не давали передышки. Это были всего лишь разные оттенки ужаса. Я просыпалась от взрыва или видения Кипа в резервуаре.

Этой ночью Эльза и дети мне не снились, и я проснулась с криком от взрыва.

— Это тебе пришло в голову взять ее с собой, — прошипела Зои Дудочнику, который навис надо мной, чтобы утихомирить.

Сама я говорить не могла — рот закрылся, блокируя рвущийся с губ крик. Увидев взрыв, я во сне царапала землю, и на ней остались борозды от ногтей.

— Она не виновата. — Дудочник крепко держал меня за плечо, успокаивая дрожь. — Тебе это известно, — холодно сказал он Зои. — И она нам нужна.

— Но нам точно не нужно, чтобы она своими воплями навела на нас патруль. — Зои отошла подальше.

За городом мы следили три дня. Каждое утро отваживались выйти на равнину из-под укрытия сожженного леса. Мы медленно передвигались в густой траве, прячась за кочками. Высокую стену вокруг Нью-Хобарта, которую спешно воздвигали, когда мы с Кипом отсюда бежали, патрулировали солдаты Синедриона в красных плащах. Они же охраняли огромные ворота.

Мы отметили численность пеших и конных патрулей и время пересменки. Пересчитали охраняемые телеги, которые иногда прибывали и выезжали через главные ворота по основной дороге, пересекающей восточные болота и ведущей в Уиндхем. Когда подвода въезжала, мы следили, сколько солдат открывали ворота, и подсчитывали охранников на вышках. Их было очень много. Каждый новый день наблюдений подтверждал захват Нью-Хобарта Синедрионом. Его стена обхватывала город, как руки душителя.

Совсем недалеко от нашего наблюдательного поста ждали Эльза, Нина и дети. Где-то за этим забором находились документы, содержащие сведения о Ковчеге и секретах, которые он хранил. Солдаты искали. Резервуары заполнялись. Часы, потраченные на наблюдение за городом, казались одновременно и слишком, и недостаточно долгими.

Каждое утро вскоре после рассвета около пятидесяти омег выходили за восточные ворота. Всадники гнали группу на поля, простирающиеся северо-восточнее города. Там под наблюдением солдат омеги трудились, пока под покровом темноты их и телеги с собранным урожаем не возвращали обратно.

Пока омеги работали, солдаты ходили кругом и болтали. Как-то раз пожилой омега споткнулся и упал, рассыпав кабачки, которые загружал в возок. Солдат на облучке повернулся и хлестнул его кнутом так же небрежно, как лошадь махает хвостом, отгоняя мух. Не оглядываясь, он тронулся, оставив человека валяться в грязи с прижатыми к лицу ладонями. Даже на расстоянии мы видели, как у него по подбородку стекает кровь. Другие омеги повернулись посмотреть, а одна женщина подбежала, чтобы помочь остановить кровотечение, но солдат окрикнул ее, возвращая к работе.

Также мы заметили новое здание на склоне холма за южной стеной. Длинное и низкое, оно выделялось на фоне нагромождения старых построек. В нем не было окон. Если не знать его назначения, можно было подумать, что это амбар. В любом случае, стоило мне только на него посмотреть, как я тут же ощущала наполненные жидкостью баки.

Синедрион интернировал город всего несколько месяцев назад, а резервуары так просто не построишь. Я видела зал с баками под Уиндхемом, пучки вьющихся проводов, трубок, мигающих огней, которые держали людей в невесомости почти-смерти. Я чувствовала сложный электрический поток, мчавшийся по проводам. Но в последнее время ночь за ночью я видела в грезах лица детей, заключенных в баки. Недолго им оставалось.

Ω

На третий день наблюдения за городом Зои прибежала со своего поста на низком холме в болотах, откуда открывался вид на западные ворота Нью-Хобарта. Прежде чем заговорить, она нагнулась и уперлась ладонями в колени, пытаясь отдышаться.

— Не только мы следим за воротами, — наконец сказала она. — Вокруг поста остались следы. По крайней мере четырех или пяти человек. Отпечатки свежие — после вчерашнего дождя. Исходя из того, как примялась трава, я бы сказала, что они наблюдали за воротами почти всю ночь.

— Это не Виолетта с ее спутниками за чем-нибудь приходили на наш участок?

— Они все в одинаковой обуви. Отпечатки идентичные. Солдаты Синедриона в форменных сапогах.

— С чего бы им прятаться, наблюдая за своими же патрулями?

Ответа мы так и не нашли.

— Следы ведут прочь от города, — продолжила Зои, — но я их потеряла на лугу. Там почти никакого прикрытия, так что мне пришлось уйти.

Мы вернулись в лагерь засветло, чтобы не пришлось плутать по топям в темноте, и подробно доложили Саймону о том, что выведали, в том числе о признаках наблюдения за городом.

— Разведчики Виолетты на севере видели какие-нибудь признаки других? — поинтересовался Дудочник.

Саймон покачал головой:

— Нет. Но Криспин видел. Они с Анной что-то заметили, когда охотились на западе. В овраге с одиночной елкой на краю дежурили двое часовых в форме, а в течение ночи туда приходили и уходили солдаты. Они вроде как наблюдали за Нью-Хобартом.

— Бессмыслица какая-то, — нахмурилась Зои. — Зачем солдаты Синедриона следят за городом, который сами же и захватили?

— В Синедрионе нет единства, — заметила я. Вспомнились слова Инспектора. «Ты считаешь, мы там сидим одной большой дружной семьей? Самые яростные враги любого советника — его приближенные». Также память услужливо подсунула ощущение, что за нами наблюдают, которое мы испытывали в ночь перед устроенной Инспектором засадой. Я как будто вновь ощутила на шее его хватку.

— Это Инспектор, — сказала я. — Он здесь.

— Ты не можешь знать наверняка, — возразил Саймон.

Я повернулась к нему:

— Не могу? Да если бы ты не диктовал мне постоянно, что я могу, а чего не могу, то мог бы использовать мои видения на благо. Я отыскала Остров, отыскала выход из камер сохранения, отыскала машину Исповедницы...

— Зачем ему наблюдать за Нью-Хобартом? — нетерпеливо перебил меня Саймон.

— За тем же, что и нам. — Я вспомнила, с какой брезгливостью Инспектор говорил о машинах. — Он не доверяет ни Заку, ни Воительнице. И хочет знать, чем они заняты, что ищут в городе.

— Разногласия в Синедрионе — хорошая новость для нас на будущее, — сказал Дудочник. — Но даже если здесь действительно Инспектор, для нас это ничего не меняет.

— Он обратился к Саймону: — Предупреди охранников лагеря и поставь часовых на северной окраине леса, чтобы нас оповестили, если солдаты пойдут в эту сторону.

Я заметила, что он отдавал приказы так же инстинктивно, как метал кинжалы. А еще то, что Саймон кивнул и подчинился.