Карта костей

Глава 17

По возвращении в лагерь на болотах мне приснилась кровь. Волна ее захлестывала Нью-Хобарт, совсем как вал жидкости из резервуаров в видениях ранее. Эльза тоже была там и тонула в алой реке. Погрузившись туда полностью, она распахнула глаза и посмотрела прямо на меня. А когда открыла рот, оттуда не вышло ничего, кроме пузырьков.

Я проснулась задолго до полуночи. Дудочник и Зои спали спина к спине. Зои лежала лицом ко мне с приоткрытым ртом и во сне казалась моложе и расслабленнее, чем днем, когда постоянно пребывала настороже. С другой стороны от Дудочника лежал Ксандер. Салли дежурила в ночную смену, и без нее рядом Ксандер спал беспокойно, ворочаясь и бормоча бессвязные слова.

Я тихо выползла из палатки, двигаясь почти так же медленно, как на тыквенном поле. Снаружи снег укутал спящий лагерь дополнительным покровом тишины. На запад из лагеря вела единственная тропинка в камышах. На ее середине, как мне было известно, находился наблюдательный пост, где сейчас караулила Салли. Дальше на болотах располагались другие посты. Я направилась в дальний конец лагеря, где заросли камыша были особенно густыми, и присела, чтобы потрогать ледяную корочку на поверхности воды. Когда я попробовала встать на нее ногой, лед хрустнул, словно ломающиеся ребра. Он не выдержит моего веса, поэтому я морально приготовилась разломать его и пуститься вплавь. До следующего поросшего камышами островка всего метров сто, но холод пугал меня сильнее расстояния.

— Если не утонешь, замерзнешь до смерти.

Внезапно раздавшийся шепот настолько меня напугал, что я дернулась, нога ушла под лед, и я едва не свалилась в болото. Почувствовав, насколько холодна вода, я резко вдохнула.

— Я все гадала, пойдешь ли ты к нему сегодня. — Салли вышла из камышей.

— О чем это ты? Мне просто захотелось пройтись и побыть одной.

Она лишь вздохнула:

— Неужели до тебя еще не дошло, что у меня нет времени на игры? Как думаешь, почему я вызывалась дежурить по ночам последние несколько дней? Я наблюдала за тобой с той самой минуты, как ты предложила обратиться к Инспектору, но тебя заткнули.

Я молча наклонилась отжать промокшую штанину, чтобы не смотреть Салли в глаза.

— Ты серьезно думаешь, что советник Синедриона нам поможет? — спросила она.

— Он хочет остановить программу резервуаров, — прошептала я. — Это я точно знаю.

— Настолько, что готов пойти против своих же? Начать войну?

Было странно слышать, как она срывающимся шепотом говорит о войне. Хотелось бы мне дать ей четкий ответ.

— Мне кажется, он принципиален, на свой манер, конечно. Но его принципы отличаются от наших. Он верит в табу и хочет защитить альф.

— Но этого мало, чтобы решиться противостоять Синедриону. И очень рискованно предупреждать его о нашей атаке. Твоя маленькая экскурсия могла бы стоить нам всего.

— Знаю, — вздохнула я. — Но другого выхода не вижу. — Я посмотрела на свои ладони и вспомнила кровавую волну, захлестывающую Нью-Хобарт в моем видении. — Если мы дадим ему шанс, попросим о помощи, он может ее оказать.

— Может, ты и права, — согласилась Салли. — Но Зои и Дудочник никогда на это не пойдут. Они не позволят тебе попытаться.

— А если вы попробуете их переубедить?

— Даже у меня не получится. У ребят свои принципы. Как и у Саймона. Они ни за что не обратятся за помощью к советнику Синедриона.

Я знала, что она права. Медленно выдохнула, готовая к тому, что Салли позовет охранников или Дудочника. Биться с ней я не стану. А даже если бы смогла себя заставить, одного вскрика хватило бы, чтобы перебудить весь лагерь.

Салли сделала шаг назад.

— Я привязала лошадь к корням большого мангрового дерева, которое растет у тропы там, где начинается следующий островок. Тебе придется объехать часовых на внешнем периметре. Верни лошадь обратно до окончания моей смены на рассвете.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Салли не улыбнулась, но коротко кивнула и сказала:

— Поторапливайся.

— А что насчет ваших принципов? — спросила я.

Салли пожала плечами:

— Если они когда-то у меня и были, то слишком давно, чтобы я о них помнила. Я никогда не встречалась с Инспектором, не знаю ничего ни о нем, ни о его убеждениях. Но я много что знаю о борьбе и стратегии. И не думаю, что в нашем нынешнем составе мы можем победить в этой битве. — Она махнула рукой в сторону припорошенных снегом палаток. — Нас слишком мало, а их слишком много. Я уже старая, Касс, и не боюсь смерти. Но хочу, чтобы у Дудочника и Зои был шанс. И у Ксандера тоже. Поэтому я готова сделать то, на что не пойдет Дудочник.

Я потянулась к ее руке, но она отмахнулась.

— Поторапливайся, — повторила Салли. Впервые со дня нашего знакомства я услышала в ее голосе страх.

***

Луна была всего лишь тоненьким серпом, а ночь — непроглядной. Мне пришлось вести лошадь под уздцы, забредая в воду по пояс, когда я сходила с тропинок, чтобы обойти посты, расставленные по наружному периметру. Едва оказавшись на твердой земле, я поехала верхом, ежась от холода в мокрых насквозь штанах. Снегопад не прекращался, и я надеялась, что он скроет мои следы, если меня хватятся и бросятся в погоню. Пришлось сделать длинный крюк, чтобы не слишком приближаться к Нью-Хобарту, а темнота и снег как сговорились помешать мне найти нужный овраг. В конце концов, устав вглядываться в размытый горизонт, я закрыла глаза и устремила разум к Инспектору. Я сосредоточилась на всем, что о нем знала: на его дыхании на своей шее, на голосе, которым он приказывал Дудочнику и Зои отойти.

Прошло несколько часов, прежде чем я наконец отыскала одинокую елку. По мере приближения к устью оврага мое продвижение вперед замедлял не только ночной мрак. Я ехала с опаской, сознавая, что в любой момент меня могут засечь часовые Инспектора и в ночи заблестят клинки. С самого побега из камеры сохранения я как могла старалась избегать плена, а теперь сама шла к волку в пасть. Я совсем беззащитна, Дудочник и Зои за много миль отсюда, на другой стороне Нью-Хобарта. После всего проведенного вместе времени их отсутствие походило на снег, который делал окружающий мир неузнаваемым.

Я пришпорила лошадь, чтобы она шла побыстрее. Инспектор говорил, что в качестве заложницы я ему не нужна, раз теперь всем заправляет Воительница. Но он мог и передумать. Возможно, меня недостаточно, чтобы остановить программу резервуаров, но передав меня Заку, Инспектор мог бы получить какую-то выгоду. Каждый шаг мог вести меня назад в камеру сохранения или еще куда похуже.

Когда я приняла решение, которое привело меня сюда? Не в те минуты, когда ползла мимо спящих в палатке Зои, Дудочника и Ксандера, и даже не тогда, когда мы решили освобождать Нью-Хобарт. Оно коренилось в еще более далеком прошлом. Корни уходили на Остров, где произошла бойня. Или в комнату с баками под Уиндхемом, откуда я спасла Кипа.

Или еще дальше, к Заку и в тот день, когда он хитростью заставил меня открыть свою сущность. Клеймо на лбу все еще горело, будто свежее. В тот день нас впервые разлучили, и мы пошли каждый своей дорогой. Назад пути нет. Зак избавился от меня, как и от своего имени, чтобы стать Реформатором и исполнить свою страшную мечту о резервуарах. Все, что мне оставалось: скакать вперед в сгущающуюся тьму и делать все возможное, чтобы его остановить.

Где-то впереди закричали, и вскоре все было кончено. Из темноты вышли солдаты с обнаженными мечами и взяли меня в кольцо. Одно движение — и я труп.

— Я пришла одна! — крикнула я и подняла руки. — Мне нужно поговорить с Инспектором.

Один солдат схватил мою лошадь под уздцы, другой попытался стащить меня с седла. Нож с пояса сорвали. Солдат поднес к моему лицу фонарь, чтобы рассмотреть клеймо.

— Она из этих, — буркнул он. Его лицо было так близко, что я видела отросшую щетину на подбородке, которую он пропустил во время бритья. — Может быть провидицей, все остальное у нее вроде на месте. — Ощупывая меня в поисках другого оружия, он не спешил.

— Не думаю, что моя грудь может чем-то угрожать вашему командиру, — прошептала я.

Какой-то солдат хохотнул. Тот, что меня досматривал, промолчал, но убрал ладони от моей груди, провел по рукам и присел, чтобы проверить ноги.

— Отставить, — вдруг раздался голос Инспектора. Он тяжело дышал после пробежки через весь овраг.

Солдаты опустили мечи.

— Ведите ее внутрь, — распорядился он. — Но удвойте охрану периметра. Удостоверьтесь, что она действительно пришла одна.

Он не стал ждать, что я скажу — просто развернулся и зашагал вглубь оврага. Я под охраной двух солдат последовала за ним, третий остался с моей лошадью.

Я думала, что ночь и так темна, но по мере спуска в овраг мрак становился все гуще. Палатки стояли на самом дне под прикрытием растительности, что свисала с обрывов наверху. Лошади стояли в ряд у самой большой палатки, переминаясь на ногах и всхрапывая всякий раз, когда мимо пробегал очередной солдат с фонарем.

Инспектор откинул полог центрального шатра и зашел внутрь.

— Оставьте нас, — приказал он солдатам, и те послушно удалились в темень.

Пусть он и жил в полевых условиях, но обстановка шатра ничуть не походила на самодельные шалаши, в которых я спала последние несколько месяцев, или вымокший палаточный городок войск Сопротивления на болоте. Шатер Инспектора был сделан и толстого белого брезента, и в нем можно было стоять в полный рост. В углу располагалась заваленная шкурами кровать, а ближе ко входу стояли стол и стулья. В центре шатра горела лампа, из-за которой на стены падали искаженные тени.

— Твои товарищи по борьбе знают, что ты здесь?

Я покачала головой.

— Садись. — Я осталась стоять, но он сел и откинулся на спинку стула, не сводя с меня глаз. — Опасно такой как ты путешествовать в одиночку. Разве тебе не известно, сколько народу тебя разыскивает?

— Избавь меня от нравоучений, — отрезала я. — Я в курсе, кто именно меня ищет и зачем. Но это был единственный способ. Зачем ты следишь за Нью-Хобартом?

— За тем же, что и вы. Твой брат и Воительница очень заинтересованы в этом месте. А это значит, что и я тоже.

Я старалась не дрогнуть под его немигающим взглядом.

— Я знал, что ты передумаешь, — продолжил Инспектор. — И какие сведения ты мне принесла?

— Я не передумала, — возразила я. — Я пришла дать тебе шанс. Если ты правда хочешь остановить программу резервуаров, мне нужны твои солдаты и их мечи. Мне нужна твоя армия.

На этот раз он засмеялся:

— Ты ничего мне не предлагаешь и просишь о том, чего я дать не могу, о чем сама прекрасно знаешь.

— Неправда, что я ничего не предлагаю. У меня есть для тебя информация. Мы готовим атаку на город.

— Это безумие. — Он взял кувшин и налил себе бокал вина.

— Нет, если ты нам поможешь. — Я шагнула к нему. — Я знаю, что есть солдаты, которые верны только тебе. Сражаясь вместе, мы можем победить.

— Мне верна половина армии, если не больше, — кивнул он. — Твой брат и Воительница слишком увлечены своими личными амбициями и не держат связи с обычными людьми. Но верность мне не означает, что мои люди будут сражаться вместе с омегами ради омег. Ты слишком многого от них хочешь. И от меня тоже.

— Поверь, я хочу иметь тебя в союзниках не больше, чем ты — сражаться на нашей стороне. — Слова прозвучали неожиданно презрительно, и я попыталась сменить тон. — Ты знаешь, что они уже поместили в резервуары детей?

— Это меня не удивляет. Такова изначально была их долгосрочная стратегия. Остановить омег в самом начале жизни. Слышала бы ты их разговорчики. Воительница говорила мне, что если помещать в резервуары младенцев, мы потратим меньше ресурсов. Видишь ли, не думаю, что в резервуарах дети растут. Поэтому они навсегда остаются маленькими. Их дешевле кормить. Они занимают меньше места. — Он скривился, выплевывая слова, словно они были так же отвратительны на вкус, как на слух.

— Как ты мог слушать это все и не хотеть их остановить?

— Ты просишь меня начать войну. Стравить подразделения армии между собой.

— Я прошу только прекратить зверство.

В этом я была не совсем честна. Зверства неминуемы. Если мы будем биться за Нью-Хобарт, многие умрут, а с ними и их близнецы. Я ставила на чаши весов эти смерти и бесконечную не-жизнь в резервуарах, которая в противном случае ожидала всех жителей города. Но мне всю дорогу приходилось принимать сложные решения.

— Тебе была нужна информация, — продолжила я. — Нужна моя помощь. Вот я и делюсь с тобой: мы атакуем через три дня, в полночь новолуния.

Теперь он все знает. Этим я могу погубить нас всех, если он решит меня предать. Я вспомнила, как повел себя Леонард, когда мы рассказали ему о баках и убежищах. Мы не просили его о помощи — в этом не было нужды. Мы дали ему информацию, и она послужила побудительным мотивом. И вспомнила Кипа, как он поймал мой взгляд, плавая за стеклом резервуара. Он ничего у меня не просил. Знания о том, что он там, в ловушке и в сознании, мне хватило. Я понимала, что иногда мгновение может стать обещанием.

— Пустая затея, — сказал Инспектор. — Даже если я бы захотел помочь, времени на подготовку недостаточно. Гарнизон Нью-Хобарта верен Воительнице. Мне придется перебрасывать войска с севера. И для чего? Ради атаки, в которой нам не победить.

— У нас нет выбора, как и у тебя. Теперь не получился отойти в сторонку и притвориться, что ты тут не при делах.

Он поднял руки:

— Новолуние слишком близко. Какую армию вам удалось собрать после Острова?

— Если не атаковать сейчас, потом будет уже поздно, — напирала я. — Сам понимаешь. Они забрали детей, а скоро заберут и взрослых. И ты собираешься сидеть здесь и смотреть, как мы пытаемся их остановить. Если у нас получится, ты будешь рад и воспользуешься этим в своих политических играх против Зака и Воительницы. А если нет, умоешь руки.

— Раз ты настолько просчитала мои ходы, зачем вообще явилась? На что надеялась?

Я посмотрела на его бледное лицо, на пальцы, крепко сжимающие ножку бокала.

— Почему ты так нас боишься? — спросила я. — Когда ты пришел в первый раз, я надеялась, что ты хочешь остановить программу резервуаров из сострадания. Но тобой двигал лишь страх. Ты сказал, что хочешь сохранить табу. Но твой страх перед машинами — это страх перед нами. Мы — порождение машин. Это нас ты боишься. Но нельзя сражаться с машинами, не будучи на нашей стороне.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — прохрипел он и оттолкнул бокал так резко, что вино перелилось через край. Я смотрела, как красная струйка сбегает по ножке, и на столе образуется лужица.

— Что мы тебе сделали?

Несколько секунд он молча смотрел на меня. На его поясе висел кинжал. Неужели я зашла слишком далеко? Он ведь может убить меня на месте. Его солдаты выволокут мой труп на улицу, и ему даже не придется вытирать кровь. Я так и видела, что он об этом размышляет. Но образ был не таким ярким, как видения последних дней: баки, ожидающие жителей Нью-Хобарта, битва, кровавое кольцо вокруг города, оставшееся после нашей тщетной попытки его освободить.

— У меня была жена. — Голос Инспектора выдернул меня из размышлений. — Мы поженились молодыми и готовились к рождению ребенка.

— Детей, — поправила я.

— Называй как хочешь. — Он поднял бокал и выпил, избегая моего взгляда. — Девять месяцев мы смотрели, как растет живот Джеммы. Я ушел со службы в армии и начал работать советником, потому что больше не хотел длительных командировок. Мне хотелось быть рядом и смотреть, как растет мой ребенок. Когда пришло время рожать, альфа появилась на свет первой. Она была прелестна. Идеальна. Я взял ее на руки, пока мы ждали рождения омеги. Но он никак не вылезал. Застрял. — Инспектор помолчал. — С нами была повитуха. Мы сделали все, что смогли. Но голова урода была деформирована. — Он опустил взгляд и скривил губы, словно воспоминания отдались горечью на языке. — Что-то с ним было не так. Повитуха думала, две головы. Короче, достать его не получалось. Моя жена просила привести доктора, чтобы он вырезал это из нее и попытался спасти хотя бы ребенка. Но я не решился. Надо было пойти, конечно. Я сглупил, и в результате потерял обоих.

На секунду я подумала, что он говорит об обоих близнецах. Что он хотя бы признает, что потерял и ребенка-омегу. Но он продолжил:

— Сначала мою малышку. А потом, через полтора дня, и жену. Второй ребенок застрял в ней, мертвый, и ей становилось все хуже и хуже. Она посерела, а температура поднялась так высоко, что Джемма находилась в полубреду. И все время спрашивала о ребенке, нашей малышке. Мне не хватило духу сказать ей, что она лежит на кухонном столе, завернутая в одеяльце, мертвая. — Он поднял на меня глаза. — Если кто-то говорит тебе, что не боится омег, этот человек лжет. Вы — проклятие, которое оставил нам взрыв. Вы — бремя, которые невинным приходится нести.

— Твой сын, — возразила я. — Разве он не был таким же невинным, как твоя дочь? И дети Нью-Хобарта — разве они не невинны?

— Ребенок-омега погубил всю мою семью.

— Нет. Он умер, и они тоже умерли. И это было ужасно и жестоко для всех вас. Но когда умерла твоя жена, вместе с ней умер и ее близнец, и в этом тоже нет ее вины. Если из-за подобных трагедий начать ненавидеть всех омег, мы окажемся на одной стороне с людьми вроде Зака и Воительницы, которые хотят всех омег засунуть в баки.

Он продолжил, как будто не услышал моих слов:

— После того, как она умерла, врачи вырезали это ее утробы. По моей просьбе. — Он поднял на меня глаза. — Я хотел увидеть это существо.

— Он был твоим сыном.

— Думаешь, поэтому мне хотелось на него взглянуть? — Он медленно покачал головой. — Мне хотелось увидеть тварь, которая убила мою жену. Не две головы у него было, не совсем. Одна огромная башка со вторым лицом сбоку. — Его лицо исказилось от отвращения. — Я велел повитухе от него избавиться. Не хотел, чтобы оно лежало в могиле вместе с моими женой и дочерью.

— Он был твоим сыном, — повторила я.

— Думаешь, если ты будешь мне это талдычить, твои слова каким-то образом обретут для меня смысл?

— А ты думаешь, что если будешь это отрицать, они станут неправдой?

Инспектор встал.

— Я не могу помочь вам освободить Нью-Хобарт. Даже если бы хотел, сейчас просто не могу.

— По крайней мере ответь мне на один вопрос. Что тебе известно о Ковчеге и Далеком крае?

— Ничего, — ответил Инспектор. Я заглянула ему в глаза и поняла, что он не лжет. — Ничего, только разговоры, которые смолкают, едва я захожу в комнату. Эти темы они не обсуждают открыто в залах заседаний. Я слышал перешептывания о Ковчеге. Знаю, что он — часть их плана, но не понимаю, как сложить кусочки головоломки вместе. И Ковчег определенно связан с тем, что они ищут в Нью-Хобарте.

— Если мы освободим город, я могу помочь тебе в поисках. Мы можем найти Ковчег и все изменить.

— Ты в это веришь?

Я встала и откинула полог шатра. Из-за налипшего льда брезент потяжелел.

— Нельзя изменить то, что случилось с твоей женой и детьми, — произнесла я напоследок. — Но ты в силах изменить то, что происходит сейчас. Или ты не пошевелишь пальцем, всех омег упекут в резервуары, а Воительница с Заком найдут искомое, или ты вступишь в борьбу за перемены.

Инспектор вышел из шатра, глядя мне вслед и не обращая внимания на солдат, которые тоже провожали меня взглядами.

— Я не в силах тебе помочь, — крикнул он мне в спину.

— В полночь новолуния, — повторила я. Эти слова показались такими же жалкими и абсурдными, как наши сообщения, вырезанные на тыквах. Если Инспектор предупредит Синедрион, наша атака обречена еще до ее начала. Но больше ничего я предпринять не могла, и поэтому рискнула. Я видела кровь и баки, ожидающие Нью-Хобарт. И адресовала Инспектору эти три слова, потому что кроме них ничего предложить ему не могла. К тому же, если мне хочется, чтобы альфы считали нас за людей, нужно ответить тем же и наделить Инспектора хоть какой-то человечностью.

На выходе из оврага часовой подвел ко мне мою лошадь. Нож оставался у него, пока я забиралась в седло, а потом он аккуратно передал мне оружие, держа его за лезвие, чтобы случайно ко мне не прикоснуться.

Пока я извилистыми тропками вела лошадь по болотам, занялся рассвет. Я устала до предела, а лошадь дрожала от холода, когда мы шлепали по ледяной воде, обходя часовых Саймона на внешнем периметре. У ведущей в лагерь тропинки, по обеим сторонам от которой плескалась глубокая вода, меня поджидала Салли.

— Ну что, он поможет? — спросила она.

Я покачала головой.

— Мы должны были попробовать, — добавила я, протягивая ей поводья.

Салли ничего не ответила, но забираясь обратно в палатку к спящим, я радовалась, что она знала о моем поступке. Если я предала Сопротивление, по крайней мере, мы с ней повязаны. Мое предательство было ее предательством, моя надежда — ее надеждой.