Откланявшись, сыщики пулей вылетели за ворота и нервно огляделись. Дон Медина махнул рукой, подзывая ближайшего извозчика, и приказал:
– К сыскному отделению! – потом чуть расслабился и спросил у напряженной кикиморы:
– Так где мы возьмем дурных музыкантов?
– Пф-ф-ф, – непочтительно фыркнула девушка, сбрасывая маску синьориты из хорошей семьи, – сложно найти хороших музыкантов, а дурных – не проблема.
И все же им пришлось вернуться на площадь Правосудия. Пока Карина меняла платье на привычную мешковатую форму, Аугусто доложил все капитану. Тот пришел в дикое возбуждение, пометался по кабинету, потом отдал приказ всем стражникам собраться в порту, а сам почти бегом куда-то ушел.
Когда в участке появилась Карина, дон Медина сидел в тени беленого здания и задумчиво полировал свою шпагу.
– Доложили? – сразу догадалась кикимора. – Что сказал капитан?
– Велел всем стражникам отправляться в порт и быть наготове, а сам куда-то ушел.
– Думаю, дон Георгиос решит проблему с дурным оркестром. Вы желаете участвовать в задержании, дон лейтенант?
– Непременно!
– Тогда… – девушка огляделась и поморщилась: стражники разобрали всех извозчиков, не желая стаптывать ноги по дороге в порт. Пришлось снова шептать, вызывая водяных коней. Столичный франт, к тайному неудовольствию кикиморы, не испугался, а напротив – восхитился!
– Какие красавцы! Не хуже моего Грохота! Быстро скачут?
– Неудержимы, как поток, – с легкой гордостью ответила Карина, – но сил берут много, так что поспешим!
Они вскочили на коней без седел и уздечек и ритмичным галопом направились в порт. Добрались довольно быстро и остановились поближе к стоянкам кораблей.
Там все было как обычно – сгружали и загружали товары, кричали чайки, матерились грузчики, всюду сновали ловкачи и воришки. Рыбаки, давно распродавшие утренний улов, дремали в тени своих баркасов, тут же в кучах отбросов рылись сонные собаки. Сиеста только-только закончилась, так что народ был еще сонный и неторопливый.
Вдруг в этот привычный полусонный гул толпы ворвался какой-то мерзкий звук. Резкий, высокий и шероховатый настолько, что парочка рыбаков подпрыгнула на месте, а собаки завыли от неожиданности. Однако звук повторился. И еще раз. И еще. А потом к нему присоединились другие звуки – такие же противные и мерзкие.
– Святый Боже, – пискнула кикимора, сползая с коня и хватаясь за уши, – где капитан раздобыл ЭТО?
По пирсу шагала маленькая колонна инвалидов. Потрепанные морские бушлаты, глаза под черными повязками, протезы вместо ног и крючья вместо рук. От изредка выползающих на берег обитателей храмового приюта эти типы отличались, во-первых, выправкой, а во-вторых – потрепанными музыкальными инструментами, которые они нещадно терзали.
– Полагаю, ваш капитан заглянул в приют пиратов, – хмыкнул дон Аугусто.
Между тем своеобразный оркестр браво топал мимо стоящих на рейде кораблей, а их предводитель выкрикивал дрожащим от старости голосом:
– Торжественное шествие в день святого Хинеса де ла Хара! Да прольется милость Господа и святых его на ваши корабли!
Моряки осеняли себя крестными знамениями, провожая взглядом шествие, а к парочке сыщиков практически неслышно подобрался капитан:
– Чего встали? Ступайте вслед за музыкантами и следите за кораблями!
– Дон Георгиос, – неуверенно сказала Карина, – а что, если этот матрос сейчас на берегу? Где-нибудь в трактире?
– Там без вас присмотрят. Я всю стражу Овьедо в порт согнал!
Лейтенант не стал спорить – потянул кикимору дальше по дощатому настилу. Вдруг на одном из кораблей раздались крики.
– Туда! – азартно крикнула синьорита Видаль, срываясь с места, но была остановлена крепкой рукой дона лейтенанта.
– Оставайтесь на месте, синьорина! На корабль идут мужчины!
Карина зашипела, но возражать не стала. Не очень-то и хотелось ей любоваться ошметками плоти и крови на мокром дереве палубы. Хотелось взглянуть на самого маньяка, вот в отделении и посмотрит!
Правда, увидеть матроса ей случилось раньше. Стражники схватили его, обмотали веревкой и скинули за борт, потому что никак не могли совладать с безумцем. Только после купания в грязной соленой воде у причала молодой парень затих, и его удалось поднять на сходни и медленно провести к закрытой тюремной карете под испуганными взглядами зевак.
Дальше все было немного скучно – на корабль прислали доктора, поскольку сбрендивший матрос успел порезать полдюжины товарищей. К счастью, все остались живы, но док ворчал, накладывая швы.
Самого маньяка доставили в тюрьму. Он больше не сопротивлялся – сидел на узкой скамье кареты и крепко зажимал ладонями уши.
– Что с ним теперь будет? – спросила Карина у капитана, наблюдая за тюремным экипажем из окна капитанской кареты.
– Он невменяем, – пожал плечами дон Георгиос, – как только это подтвердится официально, его казнят за многочисленные убийства.
– Как он умудрялся остаться незамеченным? – задал вопрос лейтенант. – Я ведь правильно понимаю, что убийства в других портовых городах – тоже его рук дело?
– Именно что портовые города, – вздохнул капитан, – моряков там пруд пруди. Может, и не все смерти – его рук дело, но спишут на этого маньяка большую часть, тут уж к гадалке не ходи.
Кикимора замолчала и уставилась в окно. По сути, матрос был не виноват. Просто слаб разумом. Ну так от дешевой рабочей силы мозгов обычно и не требуется.
– Но почему же его соратники не заметили? Капитан? – озадачилась она.
– А что они должны были заметить? – хмыкнул дон Георгиос. – Ушел матрос на берег, вернулся пьяный и грязный. Так они все такие возвращаются. То, что болтает ерунду, или, там, капли крови на робе – тоже не новость. В портовых кабаках драки нередко до поножовщины доходят, и допиться тамошним зельем до зеленых чертей недолго.
Карина только вздохнула, понимая правоту начальства. И все же… Ей было жаль этого человека.