Когда мы встретимся снова

Глава восьмая

На следующий день Стивен Смит нанес первый визит Сюзанне Феллоуз, и она поразила его до глубины души.

Разумеется, ему было известно о том, что люди на Доури-сквер считали ее алкоголичкой, поэтому он ожидал увидеть тетку с грубой внешностью, всклокоченными волосами и, может, даже с выбитыми зубами. Но Сюзанна Феллоуз предстала перед ним на удивление обычной и даже неприметной: так, по мнению Стивена, могла бы выглядеть женщина, работающая в кондитерской или в супермаркете.

Она оказалась почти полной противоположностью Бет буквально во всем: невысокого роста, коренастая, нервная. У Стивена сложилось впечатление, что и особым умом она не блещет. Он никак не мог взять в толк, как суровая и холодная Бет Пауэлл могла подружиться с этой женщиной.

Не успел он оправиться от одного сюрприза, как Сюзанна преподнесла ему другой. Она заявила, что беспокоится о том, что могла расстроить Бет, отказавшись от ее услуг как адвоката. Стивен изумился, ему и в голову не могло прийти, что человек, обвиняемый в двойном убийстве, способен заботиться о чьих-то чувствах. Он едва успел переступить порог комнаты для допросов в тюрьме и представиться, как она пустилась в пространные и эмоциональные объяснения.

— Не волнуйтесь, вы не расстроили ее, — ответил он. — Бет вполне понимает причины, которыми вы руководствовались, вот почему она прислала меня вместо себя. Но она все-таки надеется, что вы позволите ей время от времени навещать вас, просто по-дружески.

Сюзанна явно не ожидала ничего подобного, и нижняя губа у нее задрожала, а глаза наполнились слезами. В полицейском рапорте Стивен прочел, что во время ареста она не проявила ни малейших чувств, так что, насколько он понимал, происходящее у него на глазах можно было считать прорывом. Или же Бет значила для нее намного больше, чем ему старались внушить.

— А это разрешается? — спросила она.

— Видите ли, мы из одной юридической конторы. Тюремщики не могут знать, действительно ли мы оба работаем над одним и тем же делом, — с улыбкой объяснил он. — Из-за вас Бет лишилась сна. Ей нужно увидеть вас, знать, как вы справляетесь. Мы оба надеемся, что в конце концов нам удастся прийти к обоюдному согласию в том, что вы должны заявить во время судебного разбирательства.

— Не понимаю, какое заявление я могу сделать, кроме того, что признать себя виновной. Я созналась в том, что сделала, тому были свидетели, — почти с сожалением сказала она. — Ведь наверняка все уже заранее решено?

Стивен уловил в ее голосе эту нотку сожаления и обрадовался. У тех, кто впервые представал перед судом, особенно у женщин, отнявших чью-то жизнь, было в обычае считать, что они заслуживают наказания. Тем не менее, после пары недель в тюрьме большинство меняли и свои взгляды, и показания.

Стивен чувствовал, что она, в общем-то, от природы была очень правдивой и честной женщиной. Это было написано на ее лице и чувствовалось по тому, как она говорила. Услышав от Бет о том, в какой ужасающей комнате Сюзанна жила, он был убежден в том, что его подопечной пришлось пройти через все круги ада после того, как умерла ее дочь. Все, что ему нужно было сделать, это установить, какие именно круги.

— В юридической практике немногие вещи можно назвать окончательно решенными, а тем более заранее, — ответил он. — Всегда найдется какая-нибудь лазейка, но, чтобы найти ее, я должен знать о вас все. Почему бы нам сегодня просто не поговорить о чем-нибудь? Мне нужно узнать вас так же хорошо, как знает Бет.

Сюзанна резко вздернула голову.

— Она совсем меня не знает. Нам было всего по пятнадцать, когда мы последний раз виделись в Стрэтфорде. После этого мы, наверное, обменялись не более чем дюжиной писем.

— А почему вы перестали писать друг другу? — осторожно поинтересовался Стивен. — Просто выросли? Или была другая причина?

— Бет поступила в университет, а я застряла дома, ухаживая за матерью, — ответила Сюзанна, пожав плечами, словно этим было все сказано. Она сделала паузу, вероятно сообразив, что этого недостаточно. — С моей стороны не было никаких обид. В последние пару лет я, должно быть, была очень скучной подругой по переписке. Полагаю, я решила бы, что с ней что-то не в порядке, если бы она продолжала писать мне, со всеми этими своими студенческими вечеринками, танцульками и ухажерами.

Стивену всегда легко удавалось найти общий язык с женщинами-клиентами. Как-то одна из них призналась ему, что она просто не заметила, что ее допрашивают, ей это казалось самой обычной беседой. Он надеялся, что и Сюзанна будет чувствовать себя так же.

— Потому что все, о чем вы могли написать, исчерпывалось готовкой и уборкой? — подсказал он.

Она кивнула и принялась описывать свой обычный день. В ее тоне не чувствовалось горечи, когда она объясняла, что мать вообще ничего не могла сделать без посторонней помощи — ни одеться, ни сходить в туалет, ни приехать на своем инвалидном кресле туда, куда ей хотелось. Все это было очень утомительно, поскольку ей приходилось выполнять обязанности не только сиделки, но и домработницы.

— Я считала, что мне повезло, если удавалось лечь в постель в двенадцать ночи, — подвела она итог. — Но мать часто звонила мне по ночам. Я с трудом могла выкроить время на то, чтобы написать Бет, не говоря уже о том, чтобы придумать что-то интересное, о чем можно было бы рассказать в письме.

— А ведь вы были так молоды, — сочувственно произнес Стивен. — Вероятно, иногда вам бывало очень горько, все остальные в вашем возрасте вовсю развлекались, ведь на дворе стояли шестидесятые — вся эта мирная революция, дикие наряды и музыка, — а вам приходилось играть роль матери для своей собственной мамы. И как долго это продолжалось?

— Восемнадцать лет, — со вздохом призналась Сюзанна. — Но я бы не говорила, что мне бывало горько, это слишком сильно сказано. Я любила мать и хотела заботиться о ней. Однако случались моменты, когда я спрашивала себя, справедливо ли это. Однажды я стояла в саду и смотрела на реку, — продолжала она со слабой улыбкой. — Я видела, как течет мимо река, и сравнивала ее со своей жизнью, в которой мне выпала роль зрителя. Мне было очень грустно. Потом как-то я укоротила юбку, чтобы хоть немного походить на других девушек в мини. А отец велел мне удлинить ее снова. Он заявил, что ходить в мини неприлично для человека, который ухаживает за инвалидом. Должно быть, в шестидесятые я была единственной девушкой, носившей юбку до колен.

— И часто он вел себя таким образом?

— Да, полагаю, частенько. — Она вздохнула. — Мне кажется, он перестал видеть во мне дочь и вообще живого человека. Для него я была просто кем-то, кто ухаживает за ним и матерью.

Постепенно Стивену удалось завоевать ее доверие, и Сюзанна стала рассказывать ему, как с течением времени отец стал приходить домой все позже и позже, как он никогда не отпускал ее по субботам, хотя и обещал, и какой оторванной от всего остального мира она себя чувствовала. Стивен пришел в ужас, потому что нисколько не сомневался в том, что она говорит правду. У него даже закралось подозрение, что из любви к матери она старается приуменьшить всю тяжесть выпавшего на ее долю испытания. Это было совсем как в одной из викторианских мелодрам — молодая девушка, отлученная от мира на долгих восемнадцать лет.

— Я никогда бы не хотела, чтобы мать попала в дом престарелых, — объяснила Сюзанна. — Но я обвиняла отца в том, что он не пожелал нанять квалифицированную сиделку. Он сказал, что не может себе этого позволить, но ведь я знала, что это неправда, и мне было так больно осознавать, что он вовсе не такой щедрый человек, каким я его всегда считала. Похоже, его совсем не беспокоило и то, что я оказалась оторванной от мира. Единственной нитью, связывавшей меня с остальным миром, оставался телевизор, но он же превратился и в пытку, потому что показывал то, чего я была лишена. Вы помните группу «Пэнз пипл», которая танцевала на выступлении «Первой десятки»?

— Я их обожал, — просиял Стивен.

— Я тоже, они были такие красивые, такие сексуальные и очаровательно-грациозные. Но одновременно я ненавидела их, потому что они олицетворяли собой все то, что было недоступно мне, у их ног лежал целый мир, тогда как я весь день ходила в шлепанцах.

Стивен хорошо понимал, как это невыносимо грустно и горько, потому что при одном упоминании о «Пэнз пипл» он мысленно перенесся в свои студенческие годы. Он вспомнил, как валялся на полу квартиры, которую снимал вдвоем с приятелем, — бутылка пива в одной руке, сигарета с марихуаной — в другой, — споря с товарищами, какая из девчонок была самой потрясающей.

Он попытался представить себе, какой была Сюзанна в молодости. Образ, который сложился в его голове, очень походил на Джудит Дурхем, солистку группы «Нью Сикерз», поющую «Карнавал закончился». Полненькая, с прямыми волосами и шикарной челкой. Не красавица, но очень симпатичная и жизнерадостная. На девушек такого типа, как ему помнилось, всегда западал он со своими приятелями, когда им хотелось отведать домашней стряпни, иметь свежевыглаженную рубашку или просто поплакаться в жилетку.

— Кто из поп-звезд вам нравился? — спросил он.

— «Битлз», естественно, — она негромко рассмеялась и внезапно помолодела лет на десять. — Я обожала и Дэвида Боуи, и Марка Болана. Думаю, они нравились мне еще и потому, что отец называл их гомосексуалистами.

— Одно время я тоже старался походить на Марка Болана, — сказал Стивен и засмеялся, вспомнив об этом. — Тогда у меня были длинные волосы, я выкрасил их в черный цвет. Когда мой отец обнаружил, что иногда я делаю себе макияж, с ним случился сердечный приступ.

Впервые за все время Сюзанна расхохоталась. У нее был очаровательный смех, негромкий, как журчащая по камешкам вода лесного ручья.

— Не могу себе представить, чтобы вы одевались, как он, вы слишком крупный, — сказала она.

— Не уверен, что мне удалось походить на него, — Стивен ухмыльнулся. — Мне также не удалось закадрить ни одной девчонки. Но скажите мне, Сюзанна, кем вы на самом деле восхищались? Я не имею в виду поп-идолов, скорее другую женщину, которой вы подражали?

— Ванесса Редгрейв, — без колебаний ответила она. — Такая милая и такая хорошая актриса, она на всех митингах и собраниях говорила о войне во Вьетнаме. Хотя любому другому на ее месте было бы наплевать на это.

— А как насчет Жермены Гриер? — поинтересовался он. — Припоминаю, что она была кем-то вроде иконы для тогдашних молодых девушек.

— Того, что она говорила, я не воспринимала, — со смешком отозвалась Сюзанна. — Я не разбиралась в мужчинах, да и воспитали меня в убеждении, что женщина должна играть подчиненную роль. Даже если бы все повернулось по-другому и я нашла бы себе работу, не думаю, что я встала бы в ряды сторонниц эмансипации. Всего, чего я когда-либо желала — это быть женой и матерью.

— Если предположить, что у вас была бы возможность найти себе работу, чем бы вы хотели заниматься?

Она снова рассмеялась.

— Возможности были несколько ограничены, учитывая, что у меня не было никакой квалификации. Но, думается мне, я бы хотела стать садовником.

— Вот как? — Это удивило Стивена почти так же, как и ее признание в том, что она восхищалась Ванессой Редгрейв.

— Мне кажется, что если бы не сад, то я могла бы запросто впасть в отчаяние, — задумчиво протянула она. — Есть нечто успокаивающее в том, чтобы ухаживать за растениями, даже когда вы просто наблюдаете за тем, как они растут. Может быть, если бы мне не пришлось снимать ту жалкую комнатку в Клифтон-вуд, если бы я нашла себе жилище с садом, все закончилось бы для меня совсем не так.

Стивен почувствовал, как его охватывает возбуждение. Неужели он приблизился к тому, чтобы открыть мотив, который руководил всеми поступками Сюзанны?

— Почему вы так думаете? — спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно бесстрастнее.

— Тогда я смогла бы сосредоточиться на чем-нибудь другом, — объяснила она. — Комната была просто ужасной, мне необходимо было вырываться из нее хотя бы иногда. Постепенно я привыкла ходить на маленькую площадь возле медицинского центра, день за днем. Вместо того чтобы смотреть, как растут цветы, я наблюдала за этими двумя. Потом это занятие захватило меня.

Стивен уже давно отказался от мысли о том, что она слабоумная. В зеленовато-голубых глазах Сюзанны было вовсе не отсутствующее, тупое выражение, как ему подумалось сначала, просто она предпочитала находиться мыслями далеко отсюда.

— А где вы жили до этого, после того, как покинули Амбра-вейл? — задал он следующий вопрос.

Лицо ее исказилось гримасой.

— Неприятные воспоминания? — мягко спросил он и потянулся через стол, чтобы взять ее за руку. — У меня двое детей, Сюзанна, я могу представить себе, каково потерять одного.

— Все так говорят, — резко откликнулась она. — Но это как раз то, что обязательно должно случиться с вами, чтобы вы могли понять. Это как умереть самому, как будто вам выстрелили в сердце, но вы почему-то дышите и ходите. Вам больше не светит солнце, вся красота мира вокруг, которой вы любовались, ушла навсегда.

Взглянув на часы, Стивен в смятении заметил, что его время почти истекло. Он многое узнал о домашней жизни Сюзанны, и сейчас ему не хотелось уходить, ведь она заговорила о своих чувствах. Но он знал, что должен сделать это, потому что в конторе через полчаса у него назначена очередная встреча.

— Нам еще о многом предстоит поговорить, но сегодня времени для этого не осталось, — сказал он. — Я снова появлюсь в конце недели. Как вы думаете, сможете вы тогда рассказать мне об отце Аннабель и о том, где вы жили до Белль-вю?

— Вы многого хотите, — ответила она, холодно глядя на него. — Не знаю, смогу ли я рассказать вам об этом.

— Моя мать всегда говорила: «Лучше облегчить душу и рассказать все, чем носить в себе». Будучи мальчишкой, я не понимал, что она имеет в виду, — произнес Стивен. — Зато теперь понимаю.

— А моя мать говорила: «Чем меньше говоришь, тем быстрее излечишься», — парировала Сюзанна. — Мне представляется, что в этом намного больше смысла.

— Я думаю, что это выражение относится к тому, что говоришь сгоряча, — с упреком заметил он. — Я имею в виду нечто совершенно другое. Подумайте об этом, Сюзанна, может быть, даже попытайтесь записать свои мысли. В общем, увидимся в пятницу.

— Бет вообще-то разговорчива? — неожиданно спросила она, когда он встал, собираясь уходить.

— Нет, совсем напротив, — признался Стивен. — Мы проработали в одной конторе вот уже почти год, а я по-прежнему о ней ничего не знаю. Когда вы дружили, она охотно рассказывала о себе?

— И да, и нет, — задумчиво произнесла Сюзанна. — Она мало и редко говорила о своей семье, зато обо всем остальном могла болтать без остановки.

— А почему вы спросили меня об этом? — поинтересовался Стивен.

Сюзанна зарделась.

— Сама толком не знаю. Полагаю, это то же самое, как вы хотите узнать обо мне все, чтобы понять, почему я совершила убийство. Я всегда думала, что если когда-нибудь снова встречусь с Бет, она окажется очень живой, активной, полной энергии. Но она совсем не такая, мне она показалась грустной. И мне интересно почему. Она ведь не замужем, правда? И вообще, была ли?

— Не думаю, — ответил он. — Но если узнаю, то скажу вам. Только это должно остаться между нами, — добавил он, постучав себе по носу и подмигнув ей.

Сюзанна снова рассмеялась. Вероятно, ее насмешило выражение его лица, а не то, что он сказал.

— Хорошо, мистер Смит, — сказала она. — Поблагодарите Бет за то, что она прислала вас.

Направляясь обратно в Бристоль на машине, Стивен раздумывал над последним замечанием Сюзанны о Бет. Впрочем, из головы у него не выходило и то, что она рассказала о себе. Было немного смешно всерьез полагаться на ее суждение о характере женщины, с которой она дружила более тридцати лет назад, но он все больше склонялся к мысли о том, что Сюзанна — неглупый и проницательный человек.

Бет заинтриговала его с самого первого дня появления в конторе. Он впервые увидел ее, когда она стояла спиной к нему в своем кабинете, наклонившись над коробкой с книгами и распаковывая ее. На ней был красный костюм с длинной обтягивающей юбкой и разрезом сзади. Он припомнил, как подавил в себе желание присвистнуть, потому что сочетание ее вьющихся черных волос, костюма красного цвета и длинных, стройных ног в черных колготках выглядело очень сексуально.

Вместо этого он представился и предложил помочь распаковать книги. Она выпрямилась, оглядела его с головы до ног и сказала что-то насчет того, что сама должна сделать эту работу, чтобы знать, где какая книга лежит. «Эффектно» — вот, пожалуй, самое подходящее слово для того, чтобы описать, как она тогда выглядела. На каблуках она была одного с ним роста; ее лицо с бледной кожей цвета слоновой кости, крупным ртом и холодными глазами почти волшебным образом обрамляли кудри иссиня-черных волос. По всем стандартам ее нельзя было назвать красивой, но она пленяла и очаровывала, подобно звездам старого немого кино.

Стивен скривился, вспомнив, как сел в лужу, с порога начав расспрашивать Бет о том, откуда она приехала, почему решила осесть в Бристоле и где она живет. Сейчас он, конечно, понимал, что было бы намного лучше только представиться, предложить ей чашечку кофе и исчезнуть. Друзья часто поддразнивали его, сравнивая с веселым щенком-переростком, и в тот день он точно выглядел таким щенком, изо всех сил стараясь понравиться, разве что только не пускал слюни от восторга.

С самого первого дня Бет поставила все точки над «и».

— Я ценю ваш интерес, — ледяным тоном заявила она, — но я очень замкнутый человек. Я с радостью приму ваш совет относительно дел клиентов или других юридических вопросов, но ничего более личного мы касаться не будем.

Впоследствии выяснилось, что именно так она и поступала. Она была высокомерной и холодной, никогда не болтала ни с кем в конторе по пустякам, казалась совершенно лишенной чувства юмора, и он замечал оживление в ее глазах, только если они разговаривали о каком-нибудь деле. Но ее поразительный внешний вид и элегантная, зачастую сексуальная одежда предполагали, что в ней жила и другая натура, которая страстно просилась наружу.

И только на корпоративной вечеринке по случаю Рождества в прошлом году ему удалось разглядеть под непроницаемой броней Бет проблеск этой ее другой натуры. Она купила сувениры для всех девушек, работающих в конторе, — не просто стандартные шоколадки или спиртное, а тщательно подобранные с учетом личных вкусов подарки, аккуратно и очень красиво упаковав их. Кроме того, она принесла целый поднос восхитительных канапе для вечеринки. Оказалось, что Бет приготовила их сама. В первый раз за три месяца в конторе она слегка расслабилась и выпила довольно много. Ему показалось, что он ощутил ее нежелание отправляться домой.

Четыре дня спустя, когда она пришла на работу с рукой в гипсе, которую, упав, сломала, возвращаясь после вечеринки, Стивен внезапно безошибочно угадал, что она провела все праздники в одиночестве, к тому же, вероятно, страдая от боли и не имея никого, к кому можно было бы обратиться за помощью. Его любопытство обрело тогда оттенок симпатии к ней, и он принялся изучать Бет более тщательно. Она представляла собой настоящую загадку: прекрасно справлялась с работой, отдавалась ей полностью, оставаясь при этом свободной от предубеждений и очень честной. И если она не стремилась раскрыться сама, то поощряла в этом других. Стивен стал частенько замечать за собой, что рассказывает ей то, о чем и помыслить не мог поведать кому-нибудь другому.

Несмотря на свое высокомерие, она вовсе не была снобом. Бет не снисходила к людям, стоявшим ниже нее, казалось даже, что ей легче общаться с уборщицей в конторе или с молодыми головорезами из спальных микрорайонов, чем со своим начальством. Кроме того, она была очень терпеливой и внимательной с новыми сотрудниками, никогда не ленилась подробно объяснить им нюансы и подробности дела, чего никогда не делали другие адвокаты.

Стивену вскоре стало ясно, что высокомерие Бет — это всего лишь тщательно выстроенная защитная преграда, назначение которой состояло в том, чтобы держать на расстоянии людей, подобных ему, — стремящихся сунуть свой любопытный нос в ее жизнь. После этого она начала казаться ему еще более загадочной.

Стивен заулыбался, когда до него вдруг дошла абсурдность его затеи — стараться узнать поближе другого адвоката, в то время как все, о чем он должен сейчас думать, это его клиент. Но подобная парадоксальность была свойственна ему и в личной жизни.

Он изображал себя семейным человеком, который счастлив в браке, но в его домашней жизни больше не было счастья. Его жена Анна была алкоголичкой, и его девочки, Полли и Софи, страдали от этого. Из вечера в вечер он возвращался домой и находил Анну в бессознательном состоянии, дом — в беспорядке, а девочек — голодными и в слезах.

Снова и снова он умолял Анну обратиться за помощью к врачу и перестать пить. Она обещала ему, что так и сделает, но на следующий день все повторялось сначала. Он сбился со счета, сколько раз она уходила из дома и не возвращалась ночевать. По вечерам в воскресенье именно он стирал и гладил школьную форму девочек для следующего утра, и именно ему приходилось заниматься приготовлением еды, походами по магазинам и уборкой.

Существовало только одно-единственное возможное решение проблемы, чтобы Анна и дальше не могла превращать в ад жизнь детей. Ему следовало предъявить ей ультиматум — или она бросает пить, или он вышвыривает ее на улицу. Но он не мог решиться на это, потому что знал, что жена почти с радостью согласится оказаться на улице, чтобы продолжать делать то, что ей нравится. Она часто говорила, что пьет потому, что устала от него и своей постылой жизни. Если бы он верил, что она сможет сама о себе позаботиться, то охотно избавился бы от ответственности и бесконечных мерзких сцен. Но он знал, что она не сможет, и ему была невыносима мысль о том, что женщина, которую он когда-то любил, закончит тем, что ее арестуют за пьянство или попрошайничество на улицах.

Стивен ощущал себя жонглером, который пытается удержать все шары в воздухе одновременно, старается быть и отцом, и матерью своим девочкам, ведет хозяйство, скрывает пьянство Анны от друзей и семьи, при этом выполняя трудную, обременительную работу и делая вид, что у него все в порядке. Вот эта необходимость бесконечно притворяться и отсутствие близкого человека, которому он мог бы довериться, иногда приводили его в совершеннейшее отчаяние. Временами он воображал себе, что Анну убивают, что она погибает в автокатастрофе, что ее почки наконец отказывают и что весь этот кошмар заканчивается. Иногда, когда ему становилось по-настоящему плохо, он даже подумывал о том, чтобы убить ее самому.

«Может быть, тогда Бет заметит тебя». Он ухмыльнулся нелепости такой мысли. Но это была правда, преступление было надежным способом привлечь к себе внимание людей. Может быть, именно поэтому и Сюзанна так поступила.

— Ну? — Бет положила руки на стол, глядя на него в упор. — Что она сказала?

Стивен подумал, что сегодня она выглядит сногсшибательно. На ней был светло-серый брючный костюм, красный свитер-поло, на губах помада в тон, а волосы собраны на затылке в узел. Он проказливо улыбнулся ей, изумленный тем, что Сюзанна сумела в достаточной степени взволновать и вывести Бет из себя, так что она примчалась к нему в кабинет, чего раньше никогда не делала. Он все еще не понимал, как такая внешне суровая и даже бессердечная женщина могла испытывать привязанность к кому-то, кто так резко отличался от нее самой, заботиться об этом человеке.

— Много чего, — отозвался он, намереваясь еще немного помучить ее. — Я обнаружил, что она хотела стать Ванессой Редгрейв, занимающейся садоводством, и выйти замуж за Марка Болана, если бы могла начать жизнь сначала.

— Марк Болан умер, — резко оборвала его Бет.

— Ну и что, — парировал Стивен. — А теперь мне пора домой. Я все расскажу вам завтра.

— Давайте сначала я угощу вас рюмочкой, — предложила она, и в ее голосе прозвучала просительная нотка.

Он был так ошарашен этим ее внезапным отказом от обычной чопорности, что почувствовал, как краснеет.

— Предложение очень заманчивое, — заметил он. — Но Анны нет дома, и мне надо присмотреть за детьми.

— Тогда позвольте мне поехать с вами, — не отставала она. — Я могу приготовить нам всем что-нибудь поесть.

Стивен не знал, что ответить. Ему трудно было вообразить себе, что Бет будет готовить еду для кого-то, кроме того, он не представлял себе, что она способна настолько волноваться из-за человека, чтобы стремиться немедленно получить о нем информацию.

Он бы с радостью поймал ее на слове, но дело в том, что Анна никуда не уходила. Через несколько минут после того, как он вернулся из тюрьмы, ему позвонила Полли, его восьмилетняя дочка, и сказала, что мама больна и лежит в постели. Разумеется, это означало, что она снова напилась и что дом опять находится в ужасном состоянии.

— Нет, вы не можете с-с-сделать этого, — заикаясь, пробормотал он, потому что у него не было времени придумать уважительную причину для отказа. — Я хочу сказать, я не готов. И девочки тоже.

Бет бросила на него острый взгляд.

— Дома все в порядке? — спросила она. — Анна не больна или что-нибудь в этом роде?

— Э-э, нет. С ней все нормально, просто отлучилась на денек. И в доме не убрано.

— В таком случае, почему бы вам не отправиться домой, забрать девочек и привезти их ко мне?

Стивен почувствовал, что она протягивает ему руку помощи и что отказаться от нее было бы верхом неприличия.

— Господи, вы умеете добиваться своего, — он слабо улыбнулся. — Вам так не терпится узнать все о Сюзанне?

— Да, хочется. — Она положила руки на бедра и с вызовом уставилась на него. — Но я с радостью познакомлюсь с вашими девочками. Так что поезжайте и привезите их. Я постараюсь приготовить что-нибудь поесть к тому времени, когда вы вернетесь.

— Бет, им шесть и восемь лет, — он вздохнул. — Это не для вас.

Она наградила его вызывающим взглядом.

— Откуда вы знаете? Если у меня нет своих детей, это не значит, что я ненавижу чужих.

Мысль о том, что кто-то приготовит для него обед, пересилила страх, что одна из девочек может нечаянно проболтаться об Анне.

— Хорошо, я сдаюсь. Но не вините меня, если у нас ничего не получится.

— Все будет нормально, — успокоила она его. — Я сама когда-то была маленькой и помню, что это такое. Вы ведь знаете, где находится моя квартира на Парк-роуд, так? Номер двенадцать.

— Пожалуйста, девочки, ведите себя хорошо, — обратился Стивен к своим дочерям, когда они ехали по Уайтлейдиз-роуд по направлению к квартире Бет. Он повернул зеркальце заднего вида, чтобы видеть их обеих на заднем сиденье, и пожалел, что не заставил девочек переодеть школьную форму.

Полли, которой сравнялось восемь, была вылитая его копия, со светлыми волосами, голубыми глазами, достаточно высокая для своего возраста. Ее зубы казались слишком большими, слегка искривленными, и, подобно ему, она все время выглядела неряхой. Софи больше походила на Анну, у нее были темные каштановые волосы и пухлые, налитые щечки.

— Не волнуйся, папочка, мы будем вести себя хорошо, — заверила его Полли. — Но я надеюсь, что она не станет угощать нас какой-нибудь необычной едой.

— Что бы она ни приготовила, ешьте, — сказал он, начиная нервничать, потому что в понятие «необычная еда» Полли вкладывала любое мясо, салаты, приправы и соусы. — И пока мы с Бет будем разговаривать, вы должны оставить нас в покое.

— А мы сможем посмотреть телик? — спросила Софи.

— Думаю, да. — Он пожалел, что не догадался прихватить с собой какую-нибудь видеокассету. — И ничего не говорите о том, что мамочка больна. Если Бет спросит о ней, скажите, что она ушла к подруге.

На девочек произвела большое впечатление передняя дверь в доме, открывшаяся автоматически, как только Бет поговорила с ними по интеркому. Перегнувшись через перила, Бет смотрела сверху, как они поднимаются по лестнице.

— Она похожа на Круэллу де Вий, — прошептала Полли.

Войдя в квартиру, девочки потеряли дар речи, увидев красивую гостиную и открывшуюся из окна панораму Бристоля.

Последовали взаимные представления и приветствия. Бет улыбнулась девочкам.

— Мне нужно было спросить вашего папочку, что вы любите есть. Но я решила не рисковать и приготовила омлет с сыром и салат из помидоров, а еще поджарила картошку. Я надеюсь, это нормально?

Обе девочки испытали явное облегчение. Омлет был одним из немногих блюд, которое они готовы были есть в любое время и в любом месте.

Что бы там Стивен ни думал о Бет раньше, с детьми она обращалась на удивление умело. Она легко поддерживала с ними разговор, показала квартиру и угостила апельсиновым соком, раскладывая кушанье по тарелкам. Они пообедали в веселой кухне, отделанной в красных и белых тонах, за маленьким круглым столиком у окна.

— Это здорово, — с неподдельным энтузиазмом произнесла Полли с набитым ртом. — Я люблю картошку.

— Я сначала отварила ее, а потом обжарила в чесноке, — объяснила Бет, наливая вина себе и Стивену. — Моя сестра так готовит картошку для своих девочек, и, когда они были в вашем возрасте, им она тоже нравилась.

— Мамочка пьет слишком много вот этого, — вмешалась Софи, показывая на вино.

Бет не обратила бы никакого внимания на это детское замечание, если бы не явное смущение Стивена. Он покраснел до корней волос, а его резкий ответ Софи: «Какие глупости ты говоришь», — показал, что ребенок был прав. Но Бет решила не заострять на этом внимания и сказала им, что приготовила шоколадный пудинг «ангельский восторг», потому что, когда она сама была маленькой, просто обожала его.

— Я включу вам видео, пока мы с вашим папочкой будем разговаривать, — сказала она, ставя перед ними стеклянные вазочки с шоколадным пудингом. Сверху она спиралькой выдавила сливки, и девочки запищали от восторга. — Вы уже наверняка видели его, это «Красавица и чудовище».

— Они видели этот фильм всего один раз, в кинотеатре, — уточнил Стивен. — Он им очень понравился, и с тех пор они донимают меня просьбами купить им видеокассету.

Стивена тронуло то, как Бет обращалась с его девочками, хладнокровная и невозмутимая, как всегда, но в то же время проявляющая искренний интерес и заботу. Удивительно, но она подумала даже о том, чтобы приготовить для них видео, а пудинг, поданный в роскошных вазочках, свидетельствовал, что она не забыла, каково это — быть маленькой девочкой.

— А почему у вас нет мужа? — поинтересовалась Софи, цепляя ложкой последний кусочек пудинга.

Стивен собрался было вновь шикнуть на нее, но Бет только рассмеялась.

— Я все еще продолжаю искать принца, — ответила она. — Но пока ни одного не подвернулось.

— Если бы у меня была такая шикарная квартира, как у вас, я бы тоже не спешила выйти замуж, — заявила Полли. — Вместо детей я бы завела животных.

— Неплохая идея, — смеясь, согласилась Бет. — Я бы хотела завести собаку, но мне жаль держать ее в квартире, особенно если учесть, что я весь день на работе.

— Так вы любите собак? — удивился Стивен. — Я почему-то представлял, что это должны быть кошки.

Бет покачала головой и поморщилась.

— Нет, для меня они слишком независимы. Если я заведу себе домашнего любимца, он должен будет платить мне подхалимской любовью.

— Что такое «подхалимской»? — полюбопытствовала Полли, выскребая из вазочки остатки шоколадного пудинга.

— Вот такой! — воскликнула Бет и, перегнувшись через стол, лизнула ее в щеку и тяжело задышала.

Полли взвизгнула от восторга.

— Тише, собачуля, тише, — сказала она.

— Можно, мы теперь посмотрим «Красавицу и чудовище»? — спросила Софи. — Или мы должны помочь вам вымыть посуду?

Бет улыбнулась.

— Какая хорошая девочка, — вымолвила она, гладя Софи по головке. — Нет, вы смотрите видео, а мы с вашим папочкой останемся здесь и поговорим. Крикните, если мы вам понадобимся.

Стивен включил девочкам видео и почувствовал настоящее облегчение, глядя, как они свернулись клубочком на диване. Когда он вернулся на кухню, Бет расставляла на столе сыр и сухое печенье. Она налила ему еще вина.

— Они славные девочки, вы с Анной можете ими гордиться, — сказала она. — А теперь расскажите мне о Сюзанне.

Стивен принялся рассказывать обо всем, что произошло между ними, о том, что он думал о Сюзанне, и в который уже раз подивился прихотливости судьбы. Он потратил большую часть года, пытаясь разузнать хоть что-нибудь об этой женщине, и вот он сидит в ее квартире, его дети расположились в соседней комнате, и при этом никогда еще он не чувствовал себя так спокойно и удобно. Давненько уже за ним никто не ухаживал, не подливал вина в его стакан; на столе перед ним стоял сыр, грязные тарелки, как по волшебству, исчезли в посудомоечной машине, и он с болью осознал, в какой кошмар превратилась его собственная семейная жизнь.

— Я до сих пор не могу поверить, что целых восемнадцать лет Сюзанна ухаживала за своей матерью. — Он вздохнул. — Да ведь это словно быть похороненной заживо! К сожалению, время беседы истекло слишком быстро. Начав говорить, Сюзанна ничего не скрывала, и я думаю, что в следующий раз мне удастся убедить ее рассказать об отце Аннабель.

— Она не возражала против того, чтобы я иногда приходила повидаться с ней? — спросила Бет.

— Нет, она была тронута вашим предложением, — ответил Стивен. — Скажите мне, она случайно не походила на Джудит Дурхем в молодости?

Какое-то мгновение Бет раздумывала, прежде чем ответить.

— Да, наверное, походила, если подумать. Не слишком высокого роста, прямые блестящие волосы, чудесная кожа, ясные глаза. Приятное лицо. Возраст и тяготы жизни обошлись с ней не очень-то ласково.

— А на кого были похожи вы? — вдруг спросил он.

— Костлявая дылда с бледным как мел лицом, — засмеялась она, но в смехе ее звучала грусть.

— А ваша жизнь в университете была такой, какой ее представляла себе Сюзанна: бурные вечеринки каждый день?

— Нет. Я училась днем, а по вечерам подрабатывала официанткой. Я все время собиралась снова написать Сюзанне, но, как и ей, мне не хватало времени, и, наверно, я считала, что мне нечего сказать ей такого, что могло бы заинтересовать ее. А потом прошло время, и я решила, что уже слишком поздно писать ей и пытаться склеить разбитую дружбу.

Стивен почувствовал, что Бет не нравится, что он сменил тему разговора и начал расспрашивать о ее прошлом.

— Прошу прощения, если вы считаете, что я лезу не в свое дело, — извинился он. — Просто я хочу лучше представить вас вместе. Понимаете, по-моему, с тех пор у нее не было другой подруги, поэтому то, как она относилась к вам, кажется мне исключительно важным.

— Мы обе были одинокими, — задумчиво отозвалась Бет. — Разумеется, этого не понимаешь, когда тебе только десять, тебе кажется, что у тебя мало друзей оттого, что ты слишком невзрачна, глупа или что-нибудь в этом роде. И только много позже осознаешь, кто ты на самом деле. Я думаю, что наши семьи тоже оказали на нас большое влияние. Сюзанна не могла приглашать друзей домой из-за своей бабушки, а я — из-за отца.

— А при чем тут ваш отец?

Бет пожала плечами.

— Он был человеком, который привык считать себя Владетелем Поместья, тогда как, в сущности, жил прошлым, а дом в это время разваливался на части, потому что он утратил всякую связь с действительностью.

Стивен вопросительно поднял брови.

— Не спрашивайте меня больше, — устало попросила она. — Я предпочитаю не думать и не вспоминать о своем отце.

— Но он еще жив?

— Да. Мой брат поместил его в дом престарелых несколько лет назад, после того как умерла моя мать. Я не навещаю его, если таков ваш следующий вопрос.

Стивен решил, что ему лучше оставить эту скользкую тему в покое.

— Я думаю, Сюзанна готова изменить свои показания, — произнес он. — Если мы сможем доказать, что в последние четыре года ей пришлось пройти сквозь все круги ада, по-моему, у нас появятся шансы, что она отделается мягким приговором.

— Сегодня вечером в местной газете появилось еще одно интервью мужа регистраторши, — внезапно сказала Бет. — Фотографии его и детей дома. Похоже, он начал крестовый поход с целью добиться для Сюзанны повешения, утопления и четвертования. Его можно понять, конечно, но что-то в его тоне позволяет предположить, что дело нечисто.

— Могу я взглянуть на это интервью?

— Посмотрите на него завтра в конторе, — сказала она. — Полли и Софи захотят узнать, в чем дело. Не думаю, что маленьким девочкам следует знать о таких вещах.

— Вы похожи на айсберг, большая часть которого скрыта от глаз посторонних, — заявил Стивен. — Я никак не ожидал, что вы сумеете найти общий язык с детьми или проявите себя такой хозяйкой. — Он обвел взглядом кухню, отметив про себя, что вокруг все сверкает и блестит чистотой, в кухне есть милые домашние безделушки — чехол для чайника домашней вязки с крытым соломой сельским домиком и раскрашенный в яркие цвета деревянный попугай на подоконнике. — Вы когда-нибудь были замужем?

— Нет, Стивен. — Лицо ее напряглось. — Не была. Я так и не встретила человека, с которым захотела бы остаться. Но время от времени, видя таких милых детей, как ваши, я думаю, что хотела бы стать матерью.

Стивен понял, что больше она ему ничего не скажет. Он взглянул на свои часы и отметил, что уже почти половина десятого.

— Я должен отвезти девочек домой, — сказал он. — Обычно в восемь они уже в постели.

Бет встала, заглянула в гостиную, и увидела, что кассета закончилась, а девочки заснули. Улыбнувшись, она поманила Стивена, чтобы тот подошел и посмотрел сам. Полли спала сидя, головка ее свесилась набок, а младшая сестра устроилась у нее на коленях, сунув большой палец в рот.

Стивен вздохнул.

— Жалко их будить, — сказал он.

— Я отнесу Софи в вашу машину, а вы возьмите Полли, — предложила она. — Может быть, они не проснутся.

Девочки проснулись, когда их коснулся прохладный ночной воздух, но их хватило только на то, чтобы сквозь сон попрощаться с Бет. Отъезжая, Стивен посмотрел в зеркало заднего вида и увидел Бет, стоящую на тротуаре под уличным фонарем. Ему стало интересно узнать, о чем она думает.