Когда он получает

ГЛАВА 28

НЕРО

На следующее утро я успеваю собрать наши вещи до того, как Блейк просыпается. Вчера вечером я позвонил Алессио и попросил несколько дней отгула на работе, которые этот ублюдок дал мне после некоторого ворчания. Если Максим свяжется со мной, нам придется ехать обратно, но у меня такое чувство, что ему понадобится некоторое время, чтобы набраться смелости и поговорить с Паханом.

Около десяти я захожу в комнату Блейк и присаживаюсь на край ее кровати.

Она выглядит умиротворенной. Свободной от забот. Именно так она должна выглядеть, когда не спит. Я убираю ее волосы со лба и заправляю их за ухо.

— Эй, детка. Пора вставать с постели.

Проходит несколько мгновений, прежде чем она просыпается и сонно моргает на меня.

— Просыпайся, Солнышко.

Она хлюпает носом и выглядит так чертовски очаровательно, что мне хочется откусить от нее кусочек. — Почему?

— Мы уезжаем из города. Мы говорили об этом, помнишь?

Она откидывается к изголовью кровати и зевает. — Это было до того, как позвонил Максим.

— Ну, мы же не собираемся просто сидеть и ждать, пока он наберется смелости и поговорит с паханом. Кто знает, сколько времени это займет.

Блейк вытягивает руки над головой, и простыня опускается на ее талию, открывая мне вид на ее шелковистую майку. Я отчетливо помню, как снимал его с нее прошлой ночью. Должно быть, она проснулась и надела ее обратно.

— Куда ты хочешь поехать?

— У меня есть дом на побережье в Вестхэмптоне. Я не был там уже два года, но, надеюсь, он еще стоит. Я хочу показать его тебе.

Там будет холодно, но пребывание у воды всегда поднимает мне настроение. Надеюсь, ей тоже станет легче. Надеюсь, это поможет ей увидеть, что наши дни не обязательно должны быть наполнены политической драмой и тщательно продуманной ложью.

Мы можем просто быть собой.

Я прижимаю поцелуй к кончику ее носа. — Всего на два дня. Там есть пляж. Длинный и песчаный. Мы можем разжечь костер, сварить глинтвейн и почитать. Тебе понравится.

Я должен был догадаться, что «читать» — это волшебное слово. Ее глаза загорелись. — Звучит здорово.

Я закрываю ладонями ее лицо. — Тогда поднимай свою прекрасную задницу с кровати и одевайся.

В кои-то веки на выезде из города легкое движение, так что мы добираемся до поместья на Дюн-роуд чуть меньше чем за два часа.

— Мы с Рафом приезжали сюда летом на несколько выходных каждый год, — говорю я ей, когда мы выходим из машины. — Он любил уезжать, когда у него на уме было что-то, что он не мог понять. Это хорошее место для размышлений.

В воздухе витает отчетливый запах соли и песка, пока мы идем к обветренному деревянному крыльцу.

Перед нашим приездом ко мне заглянула бригада уборщиков, и когда я открыл дверь, то увидел, что они проделали отличную работу. Все выглядит нетронутым.

Внутри прихожая залита естественным солнечным светом, проникающим через большие окна, из которых открывается панорамный вид на мерцающую Атлантику.

Именно из-за этого вида я и купил этот дом. Когда я впервые увидел его, он затронул что-то глубоко внутри меня.

После покупки пять лет назад я не стал его ремонтировать — это никогда не было приоритетом, учитывая, как мало его использовали, — поэтому он сохранил вкус предыдущего владельца, который увлекался белым и пастельными оттенками.

Может быть, Блейк захочет кое-что здесь изменить? От одной мысли о том, что она внесет свой личный штрих в это пространство, у меня в груди разливается тепло.

Черт. Я хочу построить с ней жизнь. Я хочу, чтобы все, что принадлежит мне, принадлежало и ей.

Я веду Блейк дальше внутрь. Успокаивающий шум волн, бьющихся о берег, заполняет открытое жилое пространство. Плюшевый белый диван стоит напротив океана. Мне всегда было легко потерять себя в горизонте.

Я бросаю на нее взгляд. — Что ты думаешь?

— Это прекрасно.

На ее лице появился намек на улыбку, что заставило меня немного расслабиться. Я даже не заметил, что нервничаю, видя ее реакцию.

Мы направляемся к широкой палубе, которая тянется от гостиной, и деревянные доски скрипят под нашими ногами. С палубы открывается вид на чистейший пляж. Я облокотился на перила, любуясь открывающимся видом. На пляже тихо и спокойно, изредка встречаются гуляющие и игривые собаки.

Блейк опирается на перила рядом со мной. — Это целый мир вдали от Нью-Йорка. Здесь так спокойно.

— Да. Идеально для такого интроверта, как ты.

Она вскидывает бровь. — Ты думаешь, я интроверт?

— А разве нет? Еще в Даркуотер-Холлоу твоим любимым хобби было сидеть дома и читать.

— Не нужно меня так обзывать.

— Просто констатирую факты.

Она смеется. — Ты определенно экстраверт. Ты всегда зажигаешься в окружении других людей.

— Я не собираюсь с этим спорить. Я не люблю быть один.

— Ты всегда был таким?

— Думаю, да.

Я не могу вспомнить, чтобы мне было комфортно в одиночестве. Если бы Раф не отправил Сандро со мной в Даркуотер-Холлоу, я бы и недели не протянул.

Черт. Так вот почему он это сделал? Неужели он как-то понял, что мне действительно чертовски нужен кто-то рядом, чтобы иметь шанс выкарабкаться?

В груди появляется боль. Я скучаю по этому дурачку.

Еще больше я скучаю по Сандро.

— Раф тоже интроверт. Наверное, поэтому меня тянет к тебе.

Блейк скрещивает ноги в лодыжках. — Ты сказал, что вы приходили сюда вместе?

Я хихикаю. — Да. Правда, он не очень любит песок. Он отказывается подходить к воде. Мы сидели здесь на палубе и смотрели на волны, покуривая сигары.

— Ты скучаешь по работе с ним?

— Да. Мы провели десятилетие, работая бок о бок, и за это время он стал моим самым близким другом. Мы были хорошей командой.

Я не хочу, чтобы моя внезапная ностальгия испортила настроение, поэтому я обнимаю Блейк и веду ее обратно в дом. — Давай распакуем вещи и перекусим. Я хочу взять тебя на прогулку.

Мы складываем вещи на кухне, а затем отправляемся на прогулку по берегу.

Блейк вскрикивает, когда пенистая волна проносится по песку и достигает кончиков ее кроссовок. Вода болезненно холодная, да и воздух не намного лучше.

Хорошо, что я взял с собой одеяло, потому что даже в толстой толстовке у Блейк начинают стучать зубы.

Я оборачиваю ее одеялом и укладываю под мышку. — Хочешь вернуться?

— Нет, здесь хорошо.

На ее лице задумчивое выражение, как будто она где-то далеко.

— Скажи мне, о чем ты думаешь.

— Моя мама. Она всегда хотела увидеть океан. Она говорила, что хочет сделать так много вещей, но это было трудно сделать с двумя маленькими детьми и небольшими деньгами, а когда мы стали старше, она заболела. — Ветер развевает ее золотистые волосы по лицу. — Иногда по ночам я сидела рядом с ней и думала о той жизни, которую она так и не прожила. Об альтернативной реальности, в которой она никогда не встречала моего отца. У нее никогда не было времени для себя.

— Ты думаешь, она жалела об этом? О том, что сошлась с твоим отцом?

— Боже, нет. Если бы я была на ее месте, я была бы полна сожалений, но она умела… — Блейк вздохнул. — Она не замечала недостатков людей и видела в них хорошее.

— Хм. Тебе это не нравилось.

— Нет, не нравилось.

Я прикусил внутреннюю сторону щеки. Вот почему Блейк такая, какая она есть, не так ли? Почему она быстро навешивает ярлыки на людей — хороших или плохих. Она бунтует против маминого взгляда на жизнь.

Она смотрит на меня, когда мы идем по песку. — Ты был близок со своей мамой?

— Был. Когда я был маленьким, мне всегда казалось, что мы с ней против моего отца. Мы были командой.

— Ты говоришь о своем биологическом отце?

— Да. — Я фыркнул. — Он относился к ней с обидой, и его всегда раздражал я. Я иногда делал что-то, что делают дети, — проливал напиток, устраивал беспорядок, ломал игрушку — и он так злился. Я мог сказать, что не нравлюсь ему, даже если не знал почему. А когда я стал старше, мне просто надоело, что меня наказывают по пустякам, и я решил, что могу заслужить это, понимаешь?

Блейк кивает. — Да, я понимаю.

— Я крал мелочь из его кармана, чтобы купить пиццу в школьном кафетерии. Каждый раз, когда он меня ловил, это было похоже на убийство. Он бил меня по заднице. К тому моменту я понял, чего он боялся все это время. Он боялся, что я стану таким же, как мой дедушка, и испорчу его репутацию.

— Отец твоей мамы? Тот парень, который был в мафии?

— Он самый.

— Это звучит очень тяжело, Неро, — говорит она тихим голосом, когда мы проходим мимо мужчины, выгуливающего своего золотистого ретривера.

Я пожимаю плечами. — Было, но это сделало меня тем, кто я есть. Я не представляю, кем бы я был без того детства.

— Он все еще рядом?

— Нет. Умер два года назад. Я ходил на его похороны и все такое, но к тому моменту он был для меня чужим человеком. Моим настоящим отцом был отчим. Я уже рассказывал тебе о нем.

Блейк грустно улыбается. — Он дал тебе любовь и уважение, которых ты всегда заслуживал.

Думаю, да. Смерть моего биологического отца ничего для меня не значила, но я никогда не забуду тот день, когда мне позвонили и сообщили об убийстве отчима и мамы.

Жаль, что меня не было там в тот день. Может быть, я смог бы их спасти. Несколько месяцев после этого мне снились кошмары, в которых я представлял, что нахожусь вместе с ними в ресторане, спиной к окну, через которое стреляли преступники. Я всегда просыпался в тот момент, когда пули попадали в окно.

Мы начинаем идти к дому, и Блейк плотнее натягивает на себя одеяло.

— В тот день, когда я уволилась с работы, Бретт сказал мне, что моя мама помогала отцу грабить людей на обочине дороги. — Она с трудом сглотнула. — Я сказала ему, что он лжец, но думаю, что он говорил правду.

Я сжимаю челюсть.

Я не забыл об этом пустом месте. Бретт получит по заслугам. Но торопиться не стоит.

Он может жить пока, оглядываясь через плечо каждый раз, когда видит такого высокого парня, как я. Когда он решит, что я забыл о нем, когда он будет считать, что опасность миновала, тогда я и нанесу удар.

Он заплатит за все, что сделал.

— Он хотел тебя расстроить, — говорю я ей.

— Да. Но это не меняет фактов. Моя мама не была идеальной. Я никогда не обманывала себя, думая, что она такая. Мне хотелось, чтобы она была сильнее, чтобы она сказала моему отцу держаться от нас подальше, а не принимала его в нашем доме, когда ему захочется прийти. Но я никогда не думала, что она сделает что-то подобное.

Боль в ее голосе бьет мне прямо в грудь.

— Ты не знаешь, что она переживала в то время. Может, твой отец не оставил ей выбора.

— Может быть. Но почему она никогда не рассказывала мне об этом? Я чувствую себя преданной, наверное. Когда я росла, мне столько людей лгали. Она лгала мне несколько недель после того, как ей поставили диагноз, и когда я узнала правду, я тоже почувствовала себя преданной, но это совсем другое. Почему-то мне кажется, что это хуже.

— Я думаю, в обоих случаях она пыталась защитить вас. А может, ей было стыдно. Она не хотела, чтобы ее дочь еще больше разочаровалась в ней. Как бы ты отреагировала, если бы она тебе рассказала?

Мы спускаемся по ступенькам на палубу, и Блейк поворачивается ко мне. Кончик ее носа розовый от холода, а глаза кажутся грустными. — Не знаю. Наверное, я бы расстроилась. С самого раннего детства я хотела иметь нормальную семью. Быть такой же, как все дети в моем классе.

Я наклоняюсь и целую ее.

— Нормальная — это скучно, Солнышко. В тебе нет ничего скучного.

Ее губы подрагивают, но грусть в ее взгляде не исчезает. Хотел бы я знать, как заставить ее исчезнуть. Я буду пытаться, пока не узнаю.

— Так вот что ты чувствовал, когда впервые попал в Даркуотер-Холлоу? — мягко спрашивает она. — Скуку?

— Я чувствовал много чего. Скука была одной из них. Пока не встретил тебя.

— Ты бы когда-нибудь сделал это снова?

— Ушел из этой жизни?

Она кивает. — Да.

Я кладу руку на перила и смотрю на океан. В этом вопросе так много слоев.

— Никто не уходит от этого, потому что хочет. Ты либо умираешь, либо тебя вытесняют, как это было со мной. — Я выдохнул. — В Даркуотер-Холлоу я усвоил много уроков, и один из них — это то, что я такой, какой есть. От этого никуда не деться. Неважно, где я нахожусь и как меня зовут, эта жизнь всегда найдет способ вернуть меня обратно.

Блейк прикусывает нижнюю губу, выглядя неловко.

Интересно, она все еще надеется, что в конце концов мы оба найдем выход из этой ситуации?

Нет. Это наша жизнь, и бороться с этим бессмысленно.

Я беру ее руку в свою и тяну к дому. — Пойдем в дом.