Кого ты выбрала, Принцесса?

19

Приятно, девочки, когда в твоей жизни появляется любимый и щедрый мужчина, и ты пока что не обременена ведением совместного хозяйства, но твердо на это рассчитываешь, а дома у тебя надежная мама, поэтому о ребенке ты вспоминаешь без тревоги. Это все даже не просто приятно — это как мед пополам с малиновым вареньем: с первой ложечки кажется, что с ума сойдешь от счастья, восьмую в себя вталкиваешь, а на десятой начинаешь искать, к чему бы придраться. И малина тебе мелка, и мед густой слишком, и ложечка не серебряная, а если серебряная, то все равно не та. Ну, не выдерживает человек много счастья подряд. У него портится характер.

Буржуи, которым эта проблема знакома великолепно, давно придумали, как жить в свое удовольствие и не беситься с жиру. Они придумали фильмы ужасов, соревнования по швырянию тортами в морду и всякие другие способы создать себе проблемы, если их нет. Например, игру в кости или рулетку. Всем известно, что всегда и постоянно выигрывает только заведение, а клиенты, значит, в основном проигрывают. Но в этом-то для буржуя самая прелесть, хотя себе он говорит, что хочет выиграть. Чепуха. Он хочет пощекотать нервы, проиграть и, возможно, даже застрелиться. На самом-то деле игроки стреляются гораздо реже, чем попадают под лошадь на сельской улице, но о каждом таком случае потом рассказывают годами: "А вы знаете, что перед Второй мировой войной в нашем заведении русский граф проиграл фамильные бриллианты и пустил себе пулю в лоб?" И всем, всем, кто садится за игорный стол, приятно, что они участвуют в таком рискованном и опасном для жизни деле. Они проиграют по маленькой и будут еще долго радоваться, что вырвались из лап смерти.

Мало того, буржуи, чтобы не беситься с жиру, придумали всякие рискованные спортивные муки, на которые человек идет совершенно добровольно, да еще и платит. Хотя, если по совести, платить надо бы ему. Эти муки рекламируют примерно так: "100 % адреналин! Для сильных, смелых и не боящихся риска!" У нашего-то человека адреналин прекрасно вырабатывается, когда какой-нибудь гад в автобусе стоит у него на ноге и сойти не хочет. Или цепляется за колготки хвостом мороженой рыбы. Но за границей об этом быстро забываешь и клюешь на их рекламу.

Короче, ты клюешь на рекламу, допустим, парасейлинга (сейчас объясню, что это такое). Ты еще ничего не решила и только присматриваешься, но оказывается, что твой щедрый мужчина неправильно тебя понял и уже успел заплатить. Дальше все происходит как бы помимо твоей воли. Не успеешь оглянуться, как тебя оплели ремнями (ты начинаешь смутно беспокоиться), привязали к тебе веревку (беспокойство переходит в страх, но отступать вроде стыдно), заурчал мотор катера, и ты, взвизгнув: "Мамочка!", — воспаряешь на парашюте и летишь над морем вслед за катером. Тут-то он и подступает, адреналин, век бы не знать, что это такое. У некоторых он так подступает, что аж трусики мокрые. А у других идет горлом, и почти все в первый раз молятся.

Потом-то, когда тебя подтянут на веревке обратно в катер, ты начинаешь восхищаться своей силой, смелостью и презрением к риску. Тебе даже кажется, что с такими личными качествами ты могла бы в полете приоткрыть ненадолго один глаз, а не лететь все время зажмурившись. Это было бы гораздо интереснее. Но повторять эксперимент не хочется. Хочется, девочки, жить, и ты целуешь своего щедрого мужчину, ты говоришь ему, что все было просто замечательно, и весь остаток дня тихо и полно наслаждаешься счастьем. Оно уже не кажется тебе приторным. Ты уже не злишься и не капризничаешь по пустякам. Потому что адреналин показал тебе кузькину мать.

Трусики у Натальи остались, слава Богу, сухими. К веревке привязывали слегка побледневшего Пашу. Он стоял на корме катера с таким строгим лицом, как будто уже летел по небу. А Гера сидел с Натальей за спиной катерного водителя и дожидался своей очереди. Геру она допустила в компанию по разным соображениям. Во-первых, он напрашивался, и не было повода отказать. Во-вторых, если бы и не напрашивался, надо было бы пригласить его из вежливости, а там как знает. А в-третьих и в-главных, девочки, ну какая женщина не мечтает, чтобы у ее ног было сразу двое мужчин?!

Если кто-то неправильно понял, повторяю: у ног. Это такое фигуральное выражение. Для Паши оно означало: в постели, и еще — милый, дорогой, любимый, единственный. Для Геры "у ног" означало разрешение находиться рядом и бросать взгляды. Ну, еще руку подать на крутой лестнице или забежать вперед и открыть какую-нибудь дверь, если Паша не успеет первым. Но Паша обычно успевал. В том и прелесть, девочки, что когда у вашего мужчины поблизости соперник, они оба становятся шелковыми.

Катер взревел и рванулся с места, за Пашиной спиной вздулся горб парашюта, набух, наполнился воздухом и оторвал Пашу от катера. Паша катал желваки на скулах, а потом расслабился и даже прокричал сверху что-то мужественное, как будто ему нравилось болтаться на веревке, рискуя при неверном порыве ветра упасть, расшибиться о воду, захлебнуться или попасть под винт катера.

— Сумасшествие какое-то! — крикнула Наталья, наклоняясь к Гериному уху. Катер ревел и звонко прихлопывал днищем мелкие волны.

— Ты о чем?! — Теперь Гера наклонился к ее уху.

Наталья кивнула и для верности еще и показала пальцем на летящего Пашу, чтобы он точно видел, что говорят о нем.

— Да вот это! По-моему, нормальному человеку это не может нравиться. Но все боятся показаться трусами. "Ах, как замечательно, ах, какое развлечение!"

— Охота пуще неволи! — пожал плечами Гера.

Теперь Наталья была уверена, что журналист на парашюте не полетит.

Паша спустился с небес, чувствуя себя по меньшей мере десантником. Таким крутым парнем со стриженым затылком и в сапогах со шнуровкой.

— Ну как, понравилось? — с подтекстом спросил Гера, прекрасно запомнивший, что Наталья сказала: "Нормальному человеку это не может нравиться".

— Еще бы! — попался на удочку Паша.

Гера попытался понимающе переглянуться с Натальей, но это было бы слишком, и она отвела взгляд.

— Не тяни, деньги идут, — сказал Паша, освобождаясь от парашютных лямок.

— Это ты насчет полетать? — Гера сделал многозначительную паузу. Сейчас он покажет, что уж он-то вполне нормальный человек. Не то что некоторые. — Да нет, Паш, без меня.

— Как знаешь, — иронически усмехнулся Паша, не выдержал и засиял улыбкой во все тридцать два зуба. Казалось, что солидный Паша сейчас по-мальчишески закричит: "Ага, слабо?!" Соперник был втоптан в грязь. Только что на глазах у Натальи он признал себя трусом!

Гера снова попытался поймать Натальин взгляд, и на сей раз это ему удалось.

— Понимаешь, Паш, не всем это нравится, — заявил Гера и тоже победно заулыбался.

Паша улыбался.

Гера улыбался.

И Наталья улыбалась, и все были счастливы. Микроскопическая интрижка, девочки, а сколько удовольствия!

Боже мой, как она их выставляла! Наталье иногда становилось даже стыдно, когда эти обезумевшие мужики, треща бумажниками, наперебой кидались платить за нее. Тут главное соблюсти приличия: от любимого можно принимать подарки, от его соперника — только услуги.

Гера забегает вперед и платит за морскую прогулку на кораблике с прозрачным дном. Тогда Паша платит за морскую прогулку на желтой подводной лодке. А Гера — за морскую прогулку с аквалангом. Причем у него оказывается какое-то замызганное удостоверение, на которое инструктор смотрит с большим уважением, задает Гере пару вопросов по-английски и потом с ними под воду не лезет, доверяя побыть за инструктора Гере, а сам только смотрит с лодки.

Вечером уязвленный Паша ведет Наталью в ночной клуб. Натальино черное платье с вырезом до попки он давно оценил по достоинству и знает ее секрет с ниткой, которой Наталья удлиняет золотую цепочку на талии. Но раньше никакой инициативы Паша на этот счет не проявлял. А тут между делом завел Наталью все в тот же «Штерн» и подарил новую цепочку. 24 карата (когда золото меряют на караты, это, девочки, не вес, а проба. По-нашему 999-я), тройное плетение, девяносто пять сантиметров. При том, что Наталья из своего законного сорок шестого размера похудела до сорок четвертого, пришлось опять прибегнуть к помощи ниток, только на этот раз не удлинять цепочку, а укорачивать, подвязав лишние звенья.

Между прочим, в ночном клубе им встретился тот брюнет, который, помните, в «Штерне» то ли собирался купить Наталье кольцо с бриллиантом, то ли просто так заигрывал. Сначала он вообще не узнал Наталью и пригласил ее танцевать. А Наталья ему: "Хау ду ю ду?", как старому знакомому. Английскими словами она уже сыпала без смущения. Брюнет всмотрелся и, кажется, начал ее узнавать, но себе не верил. И тут она подала ему руку с тем самым бриллиантовым кольцом. Брюнет тихо спятил. Танцуя, он вплотную разглядывал Натальино лицо. Он помнил, что ему не понравилось тогда в «Штерне»: Наталья же обгорела на солнце и была наштукатуренная, как старуха. А тут брюнет видел ее чистую девичью кожу, потом косился на кольцо на ее пальце и поверх Натальиной головы бросал взгляды на Пашу. Все было яснее ясного. Поблагодарив ее за танец, брюнет сделал жест, будто собирался укусить себя за локоть. Больше он уже не танцевал, а прочно сел за столик и к ночи напился.

А какие после этого у Натальи с Пашей были ночи! Сумасшедшие. Страстные. Ненасытные. Натальин сорок четвертый размер таял. Она дважды подшивала тесемочки купальника и еще раз укоротила нитками цепочку. На животе проявились ровные плиточки мышц. Спала она от силы по два часа в сутки, а Паша, кажется, не спал вовсе. Утром, когда уже светло, но еще никто не встал, кроме уборщиков, он исчезал и возвращался к завтраку. Машина у него всегда была вымыта и заправлена, а не как, знаете, бывает у некоторых: поехали веселиться и провеселились целый день в автосервисе и на бензоколонке.