Кузнецова Наталья Михайловна, двадцати девяти лет, с мужем в разводе, врач-терапевт, имеет сына Дмитрия восьми полных лет, вышла из гостиницы «Россия» в восемь утра счастливая, как драная кошка. Паша обогнал ее и побежал заводить машину. Если бы он машину не завел и сунул Наталье «полтинник» на такси, она бы, наверное, убила его на месте, а сама пошла бы топиться в Москве-реке. Потому что в двадцать девять лет врачу-терапевту (с мужем, не забудем, в разводе), имеющему сына Дмитрия восьми полных лет, влюбляться очень трудно. Болезненный это процесс и чреватый всякими непредсказуемыми поступками.
Но Паша — Пашшша, стон ночной — с машиной справился, хоть и предупреждал, что аккумулятор дохлый. Наталья раздумала убивать его и топиться, вздохнула и уселась поудобнее. Машина у него была, между прочим, серебристая «ауди». Или БМВ. Хорошая, в общем, машина. Пашина.
Прелесть какой управляемый был Паша. Правда, у Натальи мелькнуло подозрение, что он замаскированный подкаблучник. Но нет, Паша легко принимал решения, и эти решения оказывались самыми для нее подходящими. Танк ничего бы ей не подарил — это было бы терпимо, но обидно, или стал бы совать деньги, — а уж это привело бы к немедленному разрыву. Подкаблучник купил бы цветочков, а потом, проезжая мимо универмага, сказал бы, не снижая скорости: "Может, выберем тебе чего-нибудь?" А Паша, ни минуты не сомневаясь, остановился у «Елисеевского», попросил ее подождать в машине и вернулся с двумя здоровенными пакетами.
— Это твоим старикам, — сказал он просто, взвешивая на руке один пакет, и стало совершенно очевидно, что не помочь Наташиным старикам было бы полным свинством. Они, в конце концов, сегодня заработали. Укладывали Димку, пока его беспутная мать — ну, в общем, замнем.
— А это… — Паша показал второй пакет. — Извини, мы же твои продукты не вынули из багажника, и я их сегодня с утра выбросил. Боялся, что испортились. Так что это вам с сыном на завтрак. Не перепутай: у стариков коньяк, у вас "Чинзано" и кола, а остальное все одинаковое.
Доходчиво было сказано. Проникновенно. Наталья, которая еще несколько минут назад и представить себе не могла, что докатится до того, чтобы брать с любовника продуктами, поняла: вот эти пакеты и есть самый лучший в такой ситуации подарок. Относительно дорогой и ни к чему не обязывающий. Возвращать в случае чего не придется.
— Паша, — спросила Наталья, — а тебе когда-нибудь говорили, что ты мужик на все сто?
— Друзья говорили, — ответил он, как и надо было ответить.
Потом он завел разговор о мальчишках, своем и Натальином, и опять это было вовремя и к месту. Не вчера же, в постели? Потом сказал:
— Есть возможность заработать. Глупость, но и упускать глупо. Производитель этих ножиков, которым ты Алешке… Ты хоть помнишь?
Наталья вместо ответа подергала кожаный чехольчик с ножом у него на поясе. И, кстати, вспомнила, что нож ей тогда протянул все-таки он. Паша, а не тот парень, которого она про себя называла то «афганцем», то "чеченцем".
— Так вот, они для рекламы собирают всякие истории, как их нож в необычных ситуациях помог человеку. Нужно послать письмо на английском — если им понравится, они за это заплатят.
— Посылай ради Бога. Мне-то что?
— А ты главный герой. Ты и должна послать.
— Я английского не знаю, — сказала Наталья. — И не собираюсь я этим заниматься.
Паша замолчал и за Белорусским мостом свернул направо.
— Тут нотариальная контора. Выпиши мне доверенность, и я пошлю от твоего имени.
— Ты серьезно?
— Абсолютно. На дороге валяется сотни две баксов. Может быть, пять. У тебя просто нет привычки подбирать, а я бизнесмен, я ночь спать не буду. И не из-за жадности, а… Ты понимаешь?
— Очень даже понимаю, — сказала Наталья, хотя сначала не поняла. А потом она подумала, что тоже не спала бы ночь, и не одну, если бы не помогла тогда его сыну Алешке. Конечно, она играла по высшей ставке: помочь умирающему — это не долларов подзаработать (а жаль, кстати, одно другому не помешало бы), но было тут и что-то общее. Профессионал мучается, если проходит мимо своего дела. Разыскал же ее пузатый журналист из «Влада», хотя мог бы не разыскивать. Но он мучился и разыскал. Фотограф мучается, если видит хороший кадр, а камеры под рукой нет. А дворник, если видит хорошую лужу…
Наталья развеселилась и так, смешком, написала удивившую старика нотариуса доверенность. Старик не мог взять в толк, что им нужно, и они толком не знали, что им нужно. Паша продиктовал какие-то слова, она записала, старик шлепнул печать — и все. В конторе, кроме них, никого не было. Управились в пять минут, а еще через пять Наталья об этом забыла.
Предстояла самая щекотливая ситуация: участковый врач Кузнецова с утра пораньше выгружается на глазах у всего двора из машины любовника. Причем где ни выгрузись, будет плохо. У подъезда — скажут, совсем стыд потеряла. За квартал — все равно кто-нибудь ее узнает и разболтает. Ага, скажут, скрывается, значит, есть что скрывать… Наталья начала трусливо подумывать, не выйти ли на Октябрьском поле, чтобы потом проехать остановку на метро. Но Паша, с которым она своими мыслями делиться не спешила, сам все понял и нашел блестящий выход из положения.
— Я еще раз поблагодарю тебя за Алешку, — сказал он между прочим, не отрывая взгляда от дороги. — Громко поблагодарю, чтобы старухи у подъезда слышали.
Как этот невероятный Паша догадался о старухах?
— А они везде есть, — пояснил Паша, хотя вслух Наталья ни о чем таком его не спрашивала.
Ей стало сладко и жутковато, будто он читал ее мысли.