ГЛАВА 2

Трудно было назвать последующие дни иначе, чем безумными. Гейл совершено замоталась, бегая на прививки, за покупками, на примерку своей новой формы и устраивая в промежутках прощальные вечеринки на работе.

Старшая медсестра, верная своему обещанию, отпустила ее в конце недели; таким образом у Гейл было в запасе девять дней для того, чтобы побыть с матерью.

Голос матери в телефонной трубке, после того, как Гейл сказала, что уплывает на три месяца в Австралию, задрожал. Чувствовалось, что она расстроена; еще бы – Гейл осталась единственным ее' ребенком после того, как Питер два месяца назад не вернулся из испытательного полета над океаном. Тем не менее, когда Гейл добралась до маленького домика в Катерхэме и встретилась с матерью, то обнаружила, что та огорчена предстоящим расставанием гораздо меньше, чем того можно было ожидать. Она оживленно обсуждала с Гейл заманчивую перспективу, открывающуюся перед девушкой и даже вызвалась помогать ей со сборами.

Гейл подумала, что это вполне естественно теперь, после того как мать взяла на себя заботу о маленьком Пипе – сыне Питера. Примерно год назад жена Питера ушла от него. Она вернулась к работе в кино и на телевидении, которую было бросила, выйдя замуж за брата Гейл. Тогда-то миссис Уэст и забрала пятилетнего внука к себе. Это спасло ее от одиночества – к тому времени тетя Милисент уже жила в Канаде с замужней дочерью. Гейл чувствовала, что ей легче будет оставить мать вместе с Пипом, заботой о котором та была теперь всецело поглощена.

Девять дней пролетели незаметно; настало время прощаться. Будучи чувствительной женщиной, мать все же не удержалась от слез.

– Ты так молода, – говорила она, обнимая Гейл на прощание.

– Мама, милая – запротестовала та, – мне уже двадцать три года и я научилась заботиться не только о себе, но и о других людях.

– Конечно, конечно, милая, ты только пиши мне обо всем.

– Не беспокойся, я завалю тебя письмами. Наверняка мне будет что рассказать.

Пип позволил поцеловать себя на прощание и сам в ответ обнял Гейл.

На улице ее поджидал Пат в своей потрепанной машине. Гейл была благодарна Пату за то, что он вызвался отвезти ее в порт Тилбури, где стояла «Юджиния», иначе ей пришлось бы добираться туда со всем багажом на поезде.

– Хороший денек сегодня выдался – заметил Пат. Они немного поболтали ни о чем, потом Пат замолчал и хранил молчание до самого Крайдонского переезда.

«Что в Пате действительно хорошо – это то, что он все понимает», – подумала Гейл с нежностью и невольно вернулась мыслями к своим домашним. Она вспомнила, как удивилась, узнав, что мать Пипа не поддерживает контакт с ее матерью.

– Что слышно о Бэрри? – спросила она вскоре после встречи с мамой. Лицо миссис Уэст приняло напряженное выражение:

– Ни слова.

– Ты хочешь сказать – с тех пор как Питер...? Но, я полагаю, она знает?

– Я написала ей в Лондон и специально дала обратный адрес, чтобы письмо вернулось, если его никто не получит.

Вряд ли Берил Уэст не знала о смерти мужа. Неужели ей до такой степени все равно? Может быть, она боится, что теперь мать будет требовать денег на содержание Пипа? Даже рыба, хладнокровная рыба, и та, наверное, проявляла бы больше внимания к своему потомству.

До рождения мальчика она постоянно жаловалась, что беременность и роды испортят ее фигуру. Впрочем, когда оказалось, что у нее растет исключительно красивый младенец, она вместе с ним стала принимать участие в детских телепрограммах. Пип занимал первые места во всякого рода младенческих шоу; его даже фотографировали для журналов. Но это продолжалось недолго. Вскоре Бэрри потеряла интерес к ребенку и сама стала выступать на конкурсах красоты. Она была так сосредоточена на идее стать самой красивой моделью Британии, что уделяла сыну все меньше времени, а потом и вовсе его бросила.

Жалко было маленького Пипа, хотя он, похоже, не слишком скучал по матери – бабушка сумела занять ее место в его сердце.

В городе они остановились пообедать в Сохо, хотя Гейл, возбужденная предстоящим отплытием, не ощущала голода. Просто у них было еще время в запасе, и Гейл чувствовала, что должна провести его с Патом. Она догадывалась, что он дорожит каждой минутой, проведенной наедине с ней перед долгой разлукой.

На подъездах к порту даже унылое индустриальное окружение казалось ей каким-то осмысленным, несущим в себе обещание новой жизни и новых приключений. Пат отнес ее багаж на таможню и вскоре, Гейл впервые увидела «Юджинию», борт которой вздымался над причалом.

– Ну вот, это теперь твой новый дом на следующие три месяца. Пат высказал вслух то, о чем она сама только что подумала.

Они пробиралась среди хаоса контейнеров, ящиков и упаковок, уворачиваясь от грузовиков, которые подвозили все новые и новые запасы груза.

– Неужели все это съедят и выпьют? – поразилась Гейл. Они остановились у подножия высокого трапа, по которому с озабоченным видом сновали люди. – Ну вот, наверное, надо прощаться. Интересно было бы знать, как сильно ты изменишься за этот рейс? – Гейл понимала, о чем говорит Пат, но не собиралась его особо обнадеживать. Она не думала, что Пат на самом деле хочет связывать себя какими-то обещаниями. Они оба понимали – их отношения, вряд ли были чем-то большим, чем дружба – пусть даже очень крепкая и нежная.

– Кто знает? – легко ответила она.

– Но я буду тебе писать. И – спасибо, Пат. Спасибо за все. Ты мне так замечательно помог...

– Да уж, свалял я дурака, ничего не скажешь. – Он опустил глаза. Эти выразительные ирландские глаза порой делались совсем жалобными – такие глаза бывают иногда у спаниелей. – Я должен был совершенно спятить, чтобы помочь тебе от меня удрать. Но ты все равно бы это сделала, так что, какая теперь разница? Ты только вспоминай там, среди забав и веселья, об оставленном на берегу одиноком и печальном сердце, ладно?

Вот это было похоже на прежнего Пата.

– Брось прикидываться, Пат, – улыбнулась она. Конечно, я буду тебя вспоминать – только не печального и не одинокого – ведь это будет не Пат Нейли. А насчет забав и веселья... – Гейл остановилась посреди фразы, ее глаза устремились куда-то поверх левого плеча Пата, рот приоткрылся. Пат увидел, как застыло ее лицо, и обернулся. Высокий длинноногий мужчина быстро спускался по трапу.

– Вот это да! – просияв, закричал Пат. Он кинулся к человеку, уже почти спустившемуся к основанию сходней. – Да это же Грэм Бретт, собственной персоной!

Гейл продолжала смотреть на человека, которого Пат назвал Грэм Бретт, судорожно пытаясь вспомнить, где же она могла слышать это имя прежде, ведь это был тот самый человек, с которым она столкнулась в лифте, уходя из офиса компании.

Они с Патом сердечно жали друг другу руки; высокий человек приветливо улыбался.

– Здравствуйте, Нейли, что вас сюда привело? Неужели вы хотите отправиться с нами? – В его мягком, приятного тембра голосе прозвучала надежда.

Не может быть, подумала Гейл. Сердце ее на долю секунды замерло. Это и есть Грэм Бретт – главный врач «Юджинии» о котором говорил Пат. Теперь Гейл понимала, что он имел в виду, говоря об обаянии Бретта – улыбка его на самом деле была замечательно располагающей.

– Мне срочно нужен помощник на этот рейс – тем временем говорил Бретт. – Я вдруг подумал, что они залучили вас на это место.

– Только не меня – Пат протянул руку к Гейл, – но я привел сюда настоящее сокровище – вашу новую медсестру. – Он потащил Гейл за руку и поставил ее перед собой с таким видом, будто вручал Бретту какой-то особенный приз. – Вот – гордость больницы Святого Амброзия и лучшая медсестра изо всех, когда-либо ступавших по больничным коридорам.

Гейл, не моргая, смотрела, как Грэм Бретт поворачивается к ней и в лице его происходит та же перемена, что и при первой их встрече. Долю секунды она смотрела прямо в холодные голубые глаза на загорелом лице главного врача, затем с достоинством произнесла:

– Здравствуйте, доктор Бретт. Мы ведь уже встречались, не так ли? Я – та девушка, которую вы чуть не перерубили пополам дверью лифта в главной конторе.

Грэм Бретт, казалось, ничуть не смутился. Выражение неприязни на его лице смягчилось, но глаза оставались пустыми и неприветливыми.

– Конечно, я вас помню. Я не мог забыть, – он церемонно протянул руку. – По-моему, я уже извинился за свою неловкость там, в лифте. Добро пожаловать на борт, медсестра Уэст.

– Благодарю вас, сэр – холодно отозвалась Гейл. Заметная перемена произошла в Грэме Бретте; приветливая улыбка на его лице уступила место мрачноватой сдержанности. Гейл все еще испытывала легкое потрясение от этой неожиданной встречи. Ей и в больнице приходилось бывать в подчинении у людей со скверным характером, но сейчас все показывало на то, что ее непосредственный начальник невзлюбил ее еще до начала ее службы. Гейл была по натуре чувствительна к отношению окружающих людей. Перспектива работать под началом человека, который по какой-то невероятной причине стал испытывать к ней личную неприязнь с первого же взгляда, наполняла ее отчаянием.

У нее было сильнейшее желание повернуться и уйти вместе с Патом, или расплакаться.

Конечно же она не сделала ни того ни другого, а продолжала стоять, гордо подняв голову с видом полного безразличия, пока Бретт, поговорив немного с Патом, опять не обратился к ней:

– Если вы готовы, я могу провести вас наверх. – Не так просто было прощаться с Патом под ледяным взглядом голубых глаз ее нового начальника. Пат, впрочем, нимало не смутился этим обстоятельством, обнял Гейл за плечи, привлек к себе и крепко поцеловал в губы.

– Хорошенько присматривайте за ней, Грэй, – обратился он к Грэму Бретту. – Она – настоящее сокровище. – Доктору Бретту хватило учтивости деликатно отвернуться к поручням.

– Я рад, что она уходит в рейс именно с вами. – Пат поцеловал ее еще раз и отпустил. – Счастливо, доброго пути и храни тебя Бог, милая.

Доктор Бретт подобрал ее чемоданчик и передал стюарду, объяснив, куда его следует отнести. После этого он пропустил Гейл перед собой и они стали подниматься по трапу.

Молодой дежурный офицер ловко козырнул Бретту на верхней площадке трапа, и Гейл обернулась, чтобы в последний раз помахать на прощание Пату. В ее горле стоял комок. Прощаясь с ним, она прощалась со всем, что было ей привычно и знакомо.

– Сюда, пожалуйста, сестра Уэст. Наше хозяйство находится на этой палубе. Наверное, вы хотите сперва глянуть на наш лазарет? – Он повел ее к центральной части палубы. – Постоянные прощания – это худшая часть жизни моряка. Грустно бывает расставаться с теми из пассажиров, с которыми вы успели сдружиться за время долгого плавания и которых вы больше никогда не увидите. Со временем приходит опыт, и вы просто делаетесь сдержаннее. С близкими друзьями, конечно, все по-другому. Я полагаю, это ваше первое плавание? – Ясно было, что он занимает Гейл разговором, чтобы дать ей возможность прийти в себя. Наверное, думает, что она только что простилась с любимым человеком. Почему-то это недоразумение ее немного смущало, она никак не могла понять почему. Впрочем, какая разница? Пусть знает, что по крайней мере, в некоторых мужчинах она не вызывает отвращения.

Вообще-то, вся эта ситуация с Бреттом казалась ей довольно глупой. Когда она узнает его лучше, она обязательно спросит, в чем дело. Если она вообще когда-нибудь узнает его лучше. Пока что это казалось ей маловероятным.

Маленький, сверкающий белизной госпиталь находился посреди палубы и приятно удивил Гейл. Здесь было все необходимое, даже миниатюрная операционная.

Бретт провел ее в приемный покой, по дороге рассказывая о дневном распорядке, осмотрах и вызовах в каюты. Он по-прежнему был сух и немногословен, но, по крайней мере, не пытался как-то подчеркнуть свое начальственное положение. Довольно мило с его стороны было вернуться и проводить ее на борт, подумала Гейл, он ведь явно собирался куда-то по своим делам.

– Вы встретитесь с остальным персоналом завтра утром, а можете сегодня, за ужином, – сказал Бретт – пока на борту нет пассажиров, у нас здесь довольно свободно.

В нем чувствовалась сильная личность, он выглядел как человек, привыкший к ответственности. Легко можно было представить себе, что он занимал какую-нибудь важную должность в больнице на суше, перед тем, как стать главным судовым врачом. Хотя, судя по его возрасту, Бретт вряд ли успел добиться высокого поста на берегу.

А может быть, он просто выглядел моложе своих лет из-за этих светлых волос на фоне загорелой кожи? В первую встречу, она не запомнила их цвета.

– Жаль, что с нами нет сестры Мак Манус, вашей непосредственной начальницы, она бы вам все тут показала и рассказала. Она поднимется на борт позже.

Он стал перечислять членов медицинской команды. В нее входил один мужчина, который занимался экипажем и дежурил, когда это было необходимо, ночью. Она узнала также, что заместитель Бретта болен, и, очевидно, его не успеют заменить до отхода судна.

– Ну, на первый раз хватит. Я думаю, вы быстро привыкнете. Пока мы не выйдем в Залив, у нас вряд ли будет много работы, – он едва заметно улыбнулся. – Я надеюсь, вы окажетесь хорошим моряком.

– Я тоже, – ответила Гейл.

– Ну что ж, я думаю, вам пора посмотреть вашу собственную каюту, – сказал Бретт и нажал кнопку у себя на столе.

Гейл пошла к выходу, навстречу появившемуся в дверях стюарду. – Сестра Уэст, – доктор Бретт сделал несколько шагов к Гейл и протянул руку. – Добро пожаловать на борт, сестра. Я надеюсь, что жизнь на плаву не разочарует вас.

Гейл удивленно позволила пожать ей руку. Рукопожатие его было крепким и отрывистым. Он даже и не подумал улыбнуться, хотя и враждебности в его взгляде не было.

– Спасибо! – Гейл была слегка обескуражена. Не было ли это попыткой извиниться перед ней? Наверняка доктор должен понимать, что она заметила его неприязненное к ней отношение.

– Первый рейс – это всегда замечательно. Вам понравится. Особенно после того, как вы немного попривыкнете и перестанете сильно тосковать по дому. – Едва заметная пауза показывала, что он думает о Пате. К собственному раздражению, она вдруг почувствовала, что густо краснеет.

– Спасибо, сэр, – повторила она и вышла.

Загрузка...