Корабельная медсестра

ГЛАВА 6

В последующие дни работа медицинской команды вошла в обычное русло и у Гейл появилось больше свободного времени. Теперь ее дежурство кончалось после вечернего приема. Она могла выбирать из большого количества развлечений, предложенных компанией для пассажиров корабля, но не все они были доступны для членов экипажа. Гейл тщательно изучила книжечку правил для команды. В определенные часы она могла пользоваться бассейном, и она часто это делала рано утром вместе с Джуди Моррис, с которой познакомилась в первый же день.

Танцевальный зал и бары на первой палубе были для команды под запретом, так же, как и площадка для игр, хотя туда можно было ходить в качестве зрителя. Можно было ходить в маленький кинозал и брать книги в судовой библиотеке.

Хотя Гейл любила читать и смотреть фильмы, она все-таки большую часть свободного времени проводила в каком-нибудь укромном уголке на верхней палубе, днем загорая, а после наступления темноты – любуясь звездами.

Если она и брала с собой книгу, то чаще всего та оставалась непрочитанной – у Гейл и без книг было о чем подумать.

Гарри Мэтьюсон, которому, наконец, разрешили оставить лазарет, проводил свое время, главным образом, в кресле на палубе. Гейл заметила, что с каждым днем Гарри делается все более раздражителен и подавлен. С ним рядом часто можно было увидеть Бэрри или его мать. Судя по тому, что они почти никогда не появлялись вместе, их отношения пока не наладились. Как-то раз, прогуливаясь по палубе во время своего обеденного перерыва, Гейл увидела, как Бэрри, стремительно вскочив с кресла, стоящего рядом с креслом Гарри, с рассерженным видом убежала по сходням на верхнюю палубу. Между ними явно только что произошла ссора.

Нахмуренное лицо Гарри выглядело совсем некрасивым. Он позвал Гейл, как только она с ним поравнялась.

– Эй! Моя любимая сиделка. Какая удача. Я совсем тут заскучал. Поговорите со мной.

– О, Боже! Что за настроение в такой день? – насмешливо спросила Гейл. – Я не уверена в том, что сидеть рядом с вами – безопасно. У вас вид, как у молодого рассерженного бульдога.

Гарри улыбнулся.

– Хорошо, я не буду кусаться, не бойтесь, садитесь смело.

– Спасибо, – Гейл заняла кресло, оставленное только что Бэрри.

– Мы только что поругались – Бэрри и я.

– Можете не рассказывать, – ответила Гейл. – Я видела, как она летела, подобно стреле, пущенной из лука.

– Она пошла играть в теннис. Не знаю, зачем ей это. Она ни во что толком не умеет играть; у нее просто не было возможности научиться с этой ее работой:

Гарри, надо отдать ему должное, не настаивал на том, чтобы его невеста проводила все свое время около него. И сейчас его расстроило не то, что она ушла играть в теннис. Что-то произошло между ними.

Гейл улыбнулась, глядя в его затуманенное лицо.

– Не переживайте. Кто-то сказал мне, что иногда стоит поссориться, ради того, чтобы потом испытать радость примирения.

– Вам так сказали? – Гарри пожал плечами. – Вы никогда не любили? Вам повезло. Боже! Помоги нам влюбленным! О, какое райское блаженство – любовь, какие адские муки, – страстно процитировал он.

Гейл, молча, смотрела на искрящуюся поверхность моря. Она сама уже догадывалась, что подобные высказывания недалеки от истины.

– Сестра, – он внезапно приподнялся и пристально посмотрел на Гейл. – Вы, наверное, будете шокированы самой мыслью о том, что кто-то может дойти до того, что почти возненавидит собственную мать.

Гейл посмотрела на него и спокойно улыбнулась:

– Не вздумайте, Гарри. Вы сами знаете, что это – не ваш случай.

– Знаю ли я? Если бы вы знали, как моя мать обращается с Бэрри! Меня разнесет на куски, если я сейчас же не поговорю об этом с кем-нибудь.

Гейл на секунду задумалась.

– Ну что ж, если вы считаете, что это вам поможет...

– Так вот. Дела идут все хуже день ото дня. – Гарри постоянно теребил свои волосы, которые торчали во все стороны и придавали ему довольно дикий вид. – Весь корабль может видеть, как она третирует бедную девушку, она смотрит на Бэрри с таким видом, будто от нее воняет. Не удивительно, что Бэрри в свою очередь срывает злость на мне. Она должна быть ангелом, чтобы вынести подобное унижение. Я думаю, что это часть мамашиного замысла – заставить нас ссориться. Но у нее ничего не выйдет, черт побери. Я люблю эту девушку, твердо намерен жениться на ней.

Гейл глянула на молодое, упрямое лицо Гарри и почувствовала жалость. Похоже, что независимо от того, жениться он на Бэрри или нет, он обречен на страдание.

– Ну, так женитесь на ней – если вы твердо решили.

Гарри отрывисто засмеялся.

– Как у вас все просто! А если она не захочет? Я имею в виду – Бэрри? У нее, знаете, есть гордость. Еще как есть. С какой стати она будет позволять делать из себя посмешище для всего корабля – такая замечательная девушка как Бэрри? Я боюсь, что моя мать рассчитывает довести ее до того, чтобы она расторгла помолвку. Я никогда ей этого не прощу, никогда – если это случится.

Гейл была смущена таким взрывом мальчишеской откровенности и не совсем понимала, как она должна к этому отнестись.

– Все это ужасно, – продолжал Гарри. – Мы с мамой всегда так дружили, пока ее не одолела эта материнская ревность. Я ненавижу себя, когда с ней ругаюсь, думаю, она чувствует то же самое. Почему матери не могут с достоинством встретить время, когда детям не нужна больше их опека?

Гейл чувствовала, что тронута переживаниями этого юноши, разрывающегося между матерью и возлюбленной.

– Бедняжка! Вам, должно быть очень трудно сейчас. Но я не думаю, что вы правы, говоря о том, что мать вас просто ревнует к вашей невесте. – Гейл чувствовала, что эта мысль внушена ему Бэрри.

– А почему же она так настроена против нее? – спросил Гарри.

Гейл знала ответ на этот вопрос, но не могла сказать.

– Вполне естественное беспокойство о судьбе своего сына, – сказала она, и Гарри резко сел в своем кресле.

– Послушайте, а вы-то – вы сами, на чьей стороне? – почти грубо спросил он.

Гейл рассмеялась.

– Ну, если вы хотите теперь и со мной поругаться... – Она не прочь была прекратить этот затянувшийся разговор и теперь попыталась встать, но Гарри с покаянным видом удержал ее за руку.

– Ни за что на свете! Я просто распоясавшийся грубиян – после того, как вы с ангельским терпением выслушали мое нытье, – он наклонился к ней. Гейл посмотрела на Гарри с улыбкой, давая понять, что прощает его. Их лица оказались совсем рядом друг с другом.

– О, сестра, – прозвучал вдруг рядом любезный женский голос. Гейл подняла голову и увидела, что к ним подходит миссис Мэтьюсон; за ней следом шел доктор Бретт. – Как мило с вашей стороны, что вы развлекаете моего сына. Бедняжка, он не привык сидеть без движения. – Миссис Мэтьюсон устроилась в кресле рядом с Гейл и доктор Бретт подал ей подушку и стопку журналов, которые нес в руках.

Она грациозно поблагодарила его и Бретт, козырнув, удалился, так и не сказав ни слова. Несмотря на солнце, ярко светящее в небе, Гейл вдруг зазнобило. Глаза доктора, когда он глянул на нее, были холодными, как айсберг, а лицо стало каким-то окаменевшим. Что могло ему так не понравиться'?

Это продолжало ее беспокоить и после того, как она оставила Мэтьюсонов и устроилась в своем любимом тихом уголке на верхней палубе.

Может быть, увидев их так близко склоненными друг к другу (а Гарри еще и держал ее руку в своей), он решил, что Гейл своим поведением нарушает профессиональный кодекс? Она еще не во всех тонкостях усвоила, что можно, а что нельзя делать согласно правилам компании для команды в отношении пассажиров.

В одном она была твердо уверена. Она не позволит никакому новому недоразумению омрачить ее отношения с Грэмом Бреттом. Мысли Гейл обращались к доктору Бретту опять и опять.

Интересно, как он теперь воспринимает женщин, с которыми его сталкивает жизнь? Возможно, ли пробиться сквозь ту преграду, которую воздвигла вокруг его сердца память о трагической любви? В своих плаваниях он, должно быть, встречал стольких очаровательных женщин, принимал их за своим столом, вел с ними беседы, танцевал – ведь для старших офицеров и врачей открыт доступ ко всем развлечениям.

Неужели призрак этой мертвой девушки, которая была так похожа на Гейл, вечно останется для него более реальным, чем любая живая женщина.

Гейл чувствовала себя уязвимой и безоружной в этом новом пугающем мире. Если это и есть любовь, то ей повезло, что она узнала ее только сейчас.

Гейл закрыла глаза, пытаясь усилием воли взять свои чувства под контроль. Подумать только, так переживать из-за того, что доктор Бретт выглядел недовольным! Она была возмущена собственной слабостью.

Гейл вскочила с шезлонга, радуясь, что ей пора бежать на дежурство. «Что мне на самом деле нужно – так это побольше работать и поменьше тратить время на глупые мысли», – говорила она себе, пока быстро шла по палубе. – «Я слишком расслабилась в последние дни ».

После вечернего приема больных, когда Гейл укладывала папки с бумагами в шкаф, доктор Бретт спросил ее из-за своего стола:

– Сестра, не говорил ли вам молодой Мэтьюсон о том, что он хочет спуститься на берег в Порт-Саиде?

– Нет, доктор. А он хочет?

– В любом случае это недопустимо. Пусть радуется, что ему вообще разрешили вставать. Мне жаль, что он не может полноценно участвовать в жизни корабля, по-моему, ему было бы легче. Похоже, Гарри и его девушка переживают сейчас трудное время.

Гейл повернулась к нему, как только он заговорил и увидела, что доктор выглядит не на шутку озабоченным. Что бы это могло значить? Гейл вернулась к прерванному занятию.

– Я думаю, что Гарри слишком молод и жизнерадостен, чтобы легко переносить постельный режим.

– Да, но тут есть и еще кое-что. – Доктор помолчал. – У меня был вызов к Бэрри Харкорт перед вечерним приемом. Буря эмоций. Я думаю, бедная девочка находится на грани нервного срыва. Все, чем я мог ей помочь – дружеский разговор и таблетка успокаивающего, что, конечно ни на йоту не повлияло на причину ее состояния.

– Похоже на солнечный удар, правда? – быстро сказала Гейл, и ее голос прозвучал неестественно жестко. – Я видела ее на площадке для игр после обеда. – Она закончила укладывать папки и, повернувшись, наткнулась на холодный и неодобрительный взгляд его голубых глаз.

– Напротив – я бы сказал, что это прямой результат холодного отношения со стороны миссис Мэтьюсон. Она очень несчастна, ей требуется сочувствие.

Гейл почувствовала упрек, скрытый в словах доктора. Она настороженно опустила глаза.

– Миссис Мэтьюсон слишком серьезно относится ко всему, что касается ее драгоценного сына, – продолжал Бретт. – Они были на борту «Юджинии» несколько месяцев назад, по дороге в Англию. Вы бы видели, как она его оберегала от девушек! На судне над этим даже начали смеяться.

– Всем известно, что Гарри станет очень богатым молодым человеком, – не сдавалась Гейл. – Я думаю, что его мать нельзя винить за то, что она хочет быть твердо убеждена в том, что его будущая жена любит именно его, а не его деньги.

Доктор нетерпеливо пожал плечами. – Не знаю, как эта девочка выдержит до конца плавания. – Гейл слушала доктора, злилась и не могла понять, зачем Бэрри понадобилось его сочувствие? Какая ей разница, на ее стороне Бретт или нет? Интересно, была ли ее истерика настоящей? Вполне возможно – после ссоры с Гарри. Бретт – слишком опытный доктор, чтобы попасться на обман такого рода.

Гейл посмотрела на часы.

– Если я вам больше не нужна, то я пойду проведаю миссис Уиллс с младенцем. – Миссис Уиллс звали их недавнюю роженицу. Гейл тратила много времени на уход за ними.

– Спасибо, сестра, вы свободны. – Он неожиданно улыбнулся. – Миссис Уиллс сама, наверное, не понимает, как ей повезло с нянькой.

– Она очень благодарна всем нам, – сказала Гейл, чувствуя себя счастливой от того, что он ее похвалил. Она была уже у самых дверей, когда Бретт заговорил опять.

– Кстати про Порт-Саид. Вы ведь будете просить освобождение, чтобы посмотреть город?

– Да, конечно. Для меня это будет первая встреча с Востоком. Я сгораю от нетерпения. – Она засмеялась. Запал, с которым это было сказано, заставил рассмеяться и Бретта.

– Отлично. Тогда, если наше отпускное время совпадет и если вы не против – я с удовольствием повожу вас по городу. Вам лучше не делать это одной – местные торговцы слишком настойчивы, кроме того, я ведь обещал молодому Мак Нэйли присмотреть за вами.

Когда Гейл покинула лазарет, ей казалось, что она летит по воздуху.

Порт-Саид! И Грэм Бретт тоже! До чего же прекрасна все-таки жизнь! Бэрри одевалась к ужину. Лекарство, которое дал ей доктор, успокоило растрепанные нервы и около часа она спокойно спала.

Она сама не понимала, что могло быть причиной того неудержимого потока бурных слез, увидев который, стюардесса тут же пошла за доктором. Может быть ссора с Гарри, на этот раз довольно бурная. Может быть, все дело в той скуке, которую она все сильней и сильней испытывала в его компании. Даже его истовое обожание не тешило больше ее тщеславия.

Бэрри давно уже не влекло к восторженным юнцам, в разряд которых она определила и Гарри. Естественно, ей никогда и в голову не приходило, что она может полюбить его. На первых порах то богатство, которое было связано с его именем, бросало на него золотые отблески, да и всепоглощающая страсть, с которой он относился к Бэрри, льстила ее непомерному самолюбию. Она легко сможет управлять Гарри; из него получится хороший и щедрый источник ее существования, а тщеславие свое она сможет удовлетворить, вращаясь в мире шоу-бизнеса. Так что, какая разница – чувствует она к нему что-нибудь или нет?

При всем этом Бэрри никак не ожидала, что это будет так скучно – сидеть возле Гарри и выслушивать его бесконечные любовные излияния. Впрочем, для ее слез была и другая причина.

Тихонько постучав в дверь, вошла стюардесса. Она удивилась, увидев, что Бэрри за время ее отсутствия совершенно оправилась и теперь стоит перед зеркалом, убирая с лица последние следы слез.

– Вы встаете? – спросила она. – А что скажет доктор?

– Он будет рад, что его маленькая пилюля помогла, – ответила Бэрри с улыбкой. Она никогда не упускала случая завоевать расположение тех, кто ее обслуживает. Обычно это окупалось сторицей. – Будь добра, помоги мне выбрать платье.

Стюардесса, которую, наверняка, ожидали во многих каютах в этот час, когда все одеваются к ужину, со всей серьезностью отнеслась к проблеме выбора туалета для Бэрри и помогла ей облачиться в белое хлопчатобумажное платье с узором из зеленых листьев, разбросанных по ткани. Кожа Бэрри приобрела золотистый оттенок под ярким средиземноморским солнцем, и белизна платья подчеркивала эту соблазнительную загорелость щедро открытых плеч и груди.

Стюардесса, покончив с одеванием Бэрри, вышла. Бэрри в глубоком раздумье осталась стоять перед высоким зеркалом.

Как некстати появился на сцене этот суровый доктор! Бэрри была уверена, что никогда больше ей не придется испытать сильного чувства. Любовь – это ловушка. Когда-то она влюбилась в Питера, и посмотрите, чем это кончилось – серой однообразной жизнью и невыносимой скукой – и ребенком!

Она считала себя слишком умной, чтобы после такого урока опять попасться в эту ловушку.

Тем не менее – и она не могла больше себя обманывать на этот счет – она влюблена в Грэма Бретта. При этом она знает, что все равно должна выйти замуж за Гарри и все это вместе делает скуку от общения с ним совершенно невозможной.

Если бы только этот доктор был другим! Но ее знание мужчин говорило Бэрри, что Бретт никогда не станет флиртовать и, тем более, вступать в какие-то серьезные отношения с чужой невестой. При всем своем тщеславии она понимала, что его отношение к ней – не более чем дружеская симпатия. Он находит ее привлекательной и хочет помочь. Бэрри в трудной в ситуации, в которую она попала из-за враждебности миссис Мэтьюсон. Но хотя ей и удалось сыграть на его чувствах и возбудить в Бретте желание защитить ее, Бэрри сомневалась, что доктор пойдет дальше и забудет, что она – невеста Гарри Мэтьюсона.

Она резким жестом сдернула со стола свою сумочку и выскочила из каюты. Если не прекратить эти бесполезные размышления, то она опять забьется в истерике.

В одном она оставалась твердо уверенной – несмотря на то, что она страстно желает другого человека – именно Гарри станет ее мужем. Какая разница, что он наскучил ей раньше, чем она того ожидала? Все равно большинство замужеств этим кончаются.

У дверей обеденного салона она лицом к лицу встретилась с Гейл. Избежать разговора было невозможно.

– Рада видеть, что вам уже лучше, мисс Харкорт, – сказала Гейл с деланным дружелюбием. Затем опытный взгляд Гейл обнаружил на лице Бэрри следы недавних переживаний, и она добавила. – Я надеюсь, что все прошло. Доктор Бретт говорил мне, что вы нездоровы.

– Спасибо, сестра, очень мило с вашей стороны, что вы обеспокоены моим здоровьем, – в усмешке Бэрри был вызов. Она подозревала, что Гейл знает о проблемах, возникших у Бэрри с матерью Мэтьюсона и радуется ее затруднениям. – Я немного перегрелась на солнце сегодня после обеда; на площадке для игр было очень жарко.

– Я так и думала. Они разошлись по своим столикам. К Гейл вскоре присоединилась сестра Мак Манус, слегка ее раздосадовав. Гейл хотела побыть одна. Она пыталась понять, что же на самом деле могло вызвать у Бэрри сегодняшнюю истерику.

Сестра Мак Манус сказала, что собирается провести вечер у себя в каюте – написать письма домой, чтобы отправить их в Порт-Саиде. Гейл почувствовала себя виноватой – она могла бы сама вспомнить о домашних и написать им. Хорошо, что еще есть время – она сразу же после ужина тоже засядет за письма.

Но после ужина Гейл поддалась соблазну подышать свежим ночным воздухом и решила выйти на палубу. «Всего на полчаса», успокоила она свою совесть, «а потом – обратно в каюту и – за письма».

На палубе Гейл подставила лицо ветру нежному и теплому, как шелк. Звезды пронизывали темный бархат неба, успокаивающе шептала что-то вода далеко внизу, с танцевальной площадки доносились звуки оркестра.

Она опять задумалась о Грэме Бретте. Было ли предложение прогуляться вместе по Порт-Саиду проявлением его обычной доброй воли или в нем скрывается что-то еще? Похоже, он решил, что Пат Мак Нэйли всерьез попросил его за ней приглядывать.

Кстати, у нее так и не было случая объяснить доктору, что ее с Патом связывает, только, дружба и ничего более серьезного.

Музыка, долетающая до ушей Гейл, вдруг взволновала ее. С каким-то сладким томлением в сердце она представила себе, как танцует с Грэмом на освещенном квадрате палубы – там, где оркестр сейчас играл вальс.

Гейл пошла в сторону танцевальной площадки и вскоре уже смешалась с небольшой толпой зрителей, которым не хватало стульев, в три ряда окружавших место для танцев. Китайские фонарики бросали на танцующих розоватый отсвет.

Гейл смотрела на проносящиеся мимо нее в танце пары. Площадка была почти переполнена. Увидев белоснежный китель, она вздрогнула – но это был всего лишь второй помощник, Боб Маккензи – симпатичный, жизнерадостный парень. Он танцевал с сурового вида дамой из-за его стола. Гейл улыбнулась, наблюдая эту пару.

Внезапно в поле зрения Гейл появились доктор Бретт и Бэрри. Он вел ее в танце. В свете фонариков ее запрокинутое лицо было похоже на благородную камею, созданную рукой искусного резчика. Ее волосы вздымались и падали в такт раскованным и грациозным движениям.

Взгляд Гейл был прикован к лицу Бэрри. И не только потому, что в этот момент она была потрясающе красива. Лицо девушки было как будто освещено изнутри тем чувством, которое невозможно спутать ни с каким другим. Ее губы шептали что-то Бретту, и Гейл видела, как он с улыбкой наклонил голову и прошептал что-то в ответ. Затем он крепче привлек Бэрри к себе, и танец унес их из поля зрения Гейл.

Гейл стояла, чуть дыша, Ее сердце замерло. Бэрри влюблена в Грэма Бретта! Какой бы искусной притворщицей она ни была – все равно то, что увидела в ней Гейл, не смогла бы изобразить и величайшая актриса в мире. Только настоящее, неподдельное желание может зажечь такой свет в глазах женщины.

Способность двигаться вернулась к Гейл, она повернулась и пошла, пытаясь успокоить себя мыслью о том, что Бэрри – невеста Гарри Мэтьюсона и, скорее всего, она выйдет за него замуж.

По пути вниз Гейл заметила миссис Мэтьюсон, входящую в дверь каюты Гарри. Интересно, была ли она на танцевальной палубе сегодня вечером?

Гарри Мэтьюсон курил, сидя в постели и выглядел совершенно несчастным. Его лицо оживилось на секунду, когда он услышал стук в дверь, но едва он увидел свою мать, приняло прежнее выражение.

– Прости – это всего лишь я, – безо всякой горечи сказала миссис Мэтьюсон. – Она что, не заходила еще к тебе пожелать спокойной ночи?

– Пока нет. Я думаю, она танцует. Она любит танцевать. Как долго еще они собираются там шуметь? – Через открытое окно отчетливо доносились звуки танго. Миссис Мэтьюсон глянула на усыпанные бриллиантами наручные часики.

– Еще совсем рано. Даже десяти нет. А что, тебе не нравится музыка? – Она окинула взглядом каюту – полную пепельницу окурков, книгу, небрежно валяющуюся на полу и стол, заваленный бумагой. Все говорило о том, что ее обитатель так и не смог сосредоточиться на работе – а Гарри собирался сделать наброски для очередного телесценария.

– Надоело сидеть здесь одному, – пожаловался Гарри. – Меня уже томит от собственных мыслей.

– Я думала, тебе составят компанию сегодня вечером, иначе я бы не пошла играть в покер, – сказала его мать. – А что, к тебе вообще никто не заходил?

Обычно Бэрри проводила с ним полчаса после ужина, который, по настоянию доктора, Гарри подавали в постель. Сегодня вечером она не появлялась. Их послеобеденная ссора все еще не была забыта, и это мучило Гарри. Он был склонен обвинять во всем свою мать; она была причиной – той напряженности, которая нарастала в отношениях между ним и Бэрри.

Миссис Мэтьюсон примерно догадывалась о том, что происходит у него в голове. Она понимала, что настроение ее сына вряд ли улучшилось бы, проведи она с ним хоть весь вечер. Мать раздражала Гарри в последние дни больше, чем кто-либо другой.

– Будет тебе ворчать, – ласково сказала миссис Мэтьюсон. – Ты не так уж и плохо провел время – большую часть дня на палубе, с людьми, потом эта очаровательная молоденькая медсестра...

– Ради Бога! Перестань относиться ко мне так, будто я младенец, – взорвался вдруг Гарри.

– В таком случае, не веди себя, как младенец. Нет, в самом деле, Гарри – иногда мне жаль, что ты вышел из того возраста, когда тебя можно было отшлепать.

– Я знаю, – ответил Гарри со жгучей обидой в голосе. – По-твоему, Я никогда не вырасту, так ведь? Но ты не можешь больше меня ограничивать в свободе выбора и должна это, наконец, понять.

Настроение миссис Мэтьюсон испортилось. Улыбка застыла на ее устах, она с достоинством поднялась со стула.

– Ты говоришь обидные вещи, Гарри. Мне жаль, что я прервала партию в бридж только для того, чтобы застать тебя в таком отвратительном настроении. Должна ли я страдать из-за того, что тобою пренебрегла твоя невеста? – Она сделала паузу перед последним словом и произнесла его с плохо скрываемой неприязнью.

Она раздумывала, не стоит ли сказать Гарри, что его невеста, скорее всего, слишком хорошо проводит время за танцами, чтобы думать о посещении больных. Но он, наверняка, примет это за еще одну попытку поссорить их с Бэрри.

– Ты сама начала этот разговор, – нахмурился еще больше Гарри. – Бэрри не может больше выносить это твое отношение. Ты изо всех сил стараешься сделать ее жизнь на корабле невыносимой. Но почему? Почему? – его как будто прорвало. – Чем она тебе не угодила?

– Бесполезно объяснять, если ты сам не понимаешь. – У тебя, просто привычка такая. Ты всякий раз вмешиваешься, стоит мне только проявить к кому-нибудь интерес. Мне надо было сразу обручиться с Бэрри, вместо того, чтобы объявлять о помолвке.

Миссис Мэтьюсон подавила охватившую ее было легкую дрожь и теперь спокойно смотрела на сына.

– Почему ты так настроена против моей женитьбы? – продолжал Гарри. – Ты ведь не боишься стать бабушкой?

– Вовсе нет, сынок. – Миссис Мэтьюсон грустно улыбнулась. – Напротив – я была бы рада оказаться в этой роли.

Гарри, казалось, не слышит ее. – На этот раз я сделаю, как решил, мрачно сообщил он. – Как только мы высаживаемся в Мельбурне – я женюсь на этой девушке. Мать задумчиво смотрела на Гарри. Она была встревожена, когда поняла, что Бэрри удалось так серьезно осложнить их отношения. Да никогда раньше он не позволял себе с ней такого.

Может быть она перестаралась? Миссис Мэтьюсон медленно подошла и села в ногах его койки. Перед тем, как заговорить, она взяла со столика одну из его сигарет и закурила.

Послушай, мой мальчик. Вспомни, сколько раз я оказывалась права. Можешь мне поверить, – продолжала она с горькой усмешкой. – Ничего на свете не желала бы я больше, чем увидеть тебя женатым на достойной девушке.

Лицо Гарри опять вспыхнуло гневом.

– Как ты можешь сравнивать тех, прежних, с Бэрри? Кто может быть достойнее ее? У нее есть все качества – красота, ум и воспитание.

– Первые два – пожалуй; она, несомненно, умна.

– Что ты имеешь в виду? – требовательно спросил Гарри. – Разве она не рассказала нам о своем семействе?

– Ну-ну. Они все мертвы – не так ли? Вместе с их былой славой. – Она тут же пожалела о сказанном, увидев, как покраснело разгневанное лицо Гарри. Он напряженно выпрямился, сидя в постели.

– Мама! Это уже предел – это неслыханно – теперь ты пытаешься выставить ее лгуньей, – неистовствовал он. – Сейчас я точно понял, что ты несправедлива, недоброжелательна и выказываешь беспричинную ревнивую ненависть к девушке, которая...

Она ждала, пока он выговорится, пораженная глубиной его одержимости этой любовью. Не она первой из женщин вдруг обнаружила, что у матери нет оружия, чтобы победить в сердце своего сына чары слепой страсти, и она мало что может сделать, чтобы удержать его на краю пропасти, в которой его ждет жестокое разочарование и страдание.

На этот раз ее тактика не оправдала себя. Она была слишком нетерпелива. Теперь ей придется действовать деликатнее, сдерживать себя, до той поры, пока...

Она поднялась с койки и аккуратно потушила сигарету в пепельнице. Заметно было, как сильно она побледнела.

Ну что ж, – тихо сказала она, когда Гарри, наконец, выдохся и замолчал. – Я думаю, хорошо, что все это, наконец, было сказано. Я не буду тебе препятствовать, Гарри, если это у тебя так серьезно. – Она встретилась с ним глазами. – Мне и в голову не приходило, что ты так сильно влюблен.

– Ты имеешь в виду...? – на лице Гарри появилось удивление.

– Конечно, что же еще? – она двинулась к двери. У нее не было желания поцеловать его на ночь. Гарри, охваченный этой горячкой, казался ей почти чужим человеком.

– Ты имеешь в виду, что будешь приветливее с Бэрри? Ты дашь ей шанс?

– А что мне остается? – опять спросила миссис Мэтьюсон. – Спокойной ночи, Гарри. Я надеюсь, ты будешь хорошо спать сегодня.

Когда она выходила, вслед ей неслись горячие заверения Гарри в том, что сегодня он будет спать просто отлично. Оказавшись снаружи, она секунду постояла, закрыв глаза рукой, затем пошла в свою каюту, думая о том, что ей не стоило так спешить; нужно было подождать до Порт-Саида.