Королева из Прованса

КОРОЛЬ И СИМОН ДЕ МОНФОР

Симон де Монфор вернулся в Англию. Граф устал просить короля о помощи и видеть, как все его просьбы остаются без ответа. Генриху не хватало денег на собственные нужды, и притязания Симона де Монфора казались ему наглостью.

Таков уж был характер короля: поступив несправедливо по отношению к кому-нибудь, он начинал ненавидеть этого человека. Таким образом Генрих избавлялся от угрызений совести, пытаясь свалить вину на того, кого обидел. В глубине души король чувствовал свою неправоту и пытался найти все новые и новые причины, по которым его гнев можно было бы оправдать.

Вот почему Генрих весьма критически относился к действиям своего гасконского губернатора, хотя принц Ричард не раз говорил ему, что без денег управлять мятежной провинцией совершенно невозможно.

В конце концов Монфор не выдержал. Гасконцы все время бунтовали, а у губернатора не было возможности покончить с мятежниками. Чувствуя, что его миссия становится невыполнимой, граф решил вернуться, чтобы лично добиться у короля подкреплений и средств.

Генрих пребывал в меланхолии. Он только что распрощался со своей юной дочерью и знал, как тяжело переживает эту разлуку королева. Элеанора терзалась раскаянием, говорила, что бедняжку отправили на чужбину слишком рано. Пусть бы она сначала подросла, созрела для брака, а уж потом можно было бы выдать ее замуж. В этом королева винила и себя, и Генриха. Как они могли столь жестоко поступить с собственным ребенком! Король очень страдал из-за этих обвинений, ибо для него была невыносима мысль о том, что Элеанора им недовольна.

Вот почему при встрече с Симоном де Монфором Генрих был мрачнее тучи.

– Я не могу поддерживать порядок в Гаскони, милорд, без финансовой поддержки, – начал граф.

– А я слышал, – перебил его король, – что вы сами сеете там смуту.

– Это ложь! – гневно воскликнул Монфор.

– Я отправлю в Гасконь своих комиссаров, чтобы они доложили мне об истинном положении вещей.

– Милорд, – угрюмо произнес Монфор. – Гасконцы непокорны потому, что их поддерживает французский король. Дайте мне оружие, дайте мне денег, и я справлюсь с бунтовщиками.

– У меня не хватает денег на расходы здесь, в собственном королевстве.

Еще бы, подумал Монфор: драгоценности для королевы, роскошные праздники и пиры, рента для друзей и родственников королевы, для ангулемской родни, для бесчисленных чужеземцев.

Генрих же смотрел на Монфора и думал, что боится этого человека. От графа исходила какая-то внутренняя сила. Король инстинктивно чувствовал, что Монфора следует опасаться.

– Ладно, я дам вам три тысячи марок, – вздохнул Генрих.

– Этого недостаточно, милорд.

– Больше не могу. Попробуйте добыть денег сами.

– Я мог бы собрать какую-то сумму со своих поместий. Но мне понадобятся и люди.

– В общем, соберите деньги, наберите людей и уезжайте обратно. Надеюсь вскоре услышать из Гаскони добрые вести.

Монфор удалился. Он был достаточно наслышан о безумствах короля, о зреющем в стране недовольстве. Похоже, Генриха ожидало такое же будущее, как его беспутного отца.

Граф вернулся в Гасконь, где за время его отсутствия мятеж дворян перерос во всеобщее восстание. Бунтовщики засели в замке Кастийон, Монфор осадил их со своим войском и сумел добиться победы. На время в провинции воцарился мир, но он был непрочным. Граф вновь отправился в Англию и сообщил королю о своей победе, после чего попросил позволения остаться при дворе.

Однако побежденные гасконцы направили к Генриху своих жалобщиков, обвинивших Монфора во всех смертных грехах. Генрих был склонен отнестись к жалобам на своего губернатора с доверием.

Это показалось Монфору такой чудовищной несправедливостью, что терпение графа лопнуло. Он потребовал, чтобы обвинения в его адрес были рассмотрены судом пэров. Пусть лорды сами решат, кто виновен, а кто чист.

Генрих согласился с этим предложением, однако ясно дал понять лордам, на чьей он стороне. С Монфором король держался подчеркнуто холодно, а гасконцев осыпал любезностями.

Жена Монфора, родная сестра короля, кипела гневом на своего брата.

– Он так и не простил вам той давней истории, – говорила она мужу. – Знает, что оклеветал вас, и теперь ему стыдно. Вот почему он изо всех сил старается выставить вас в черном свете.

– Я часто думаю, какое будущее ожидает страну под властью вашего брата, – вздохнул граф.

– Я тоже об этом думаю. Главная беда Генриха в том, что он слаб. И потом, этот суд… Неужели им удастся доказать свои обвинения?

– Если суд будет честным, мне страшиться нечего. – Монфор обернулся к жене, которую за годы совместной жизни сумел оценить по достоинству. Ни он, ни она не жалели о своем браке, хотя он принес обоим немало горя. – Дорогая Элеанора, бароны могущественны… Не менее могущественны, чем в ту пору, когда они заставили короля Джона подписать «Великую Хартию». Лорды на моей стороне, в этом можете не сомневаться. Они не хотят, чтобы в стране установилась тирания… И я тоже этого не хочу. Не исключаю, что мне придется возглавить лагерь противников короля. Я сделаю это, если… среди баронов будет единодушие.

– Вы имеете в виду открытый мятеж?

– В стране нужно сохранить свободы. Вскоре бароны созреют для того, чтобы поступить с Генрихом так же, как в свое время они поступили с его отцом. Королевство не может вздохнуть под бременем поборов, расточительность короля вызывает всеобщее возмущение. Не припомню, чтобы англичане когда-либо до такой степени ненавидели свою королеву. А виноваты во всем ее родственники, опустошающие государственную казну. Да и сама Элеанора – женщина надменная и заносчивая. Вам нечего бояться, дорогая, ибо, как я уже сказал, знать на моей стороне. Я буду честно служить вашему брату королю до тех пор, пока это будет возможно. Когда же запас доброй воли будет исчерпан… я созову баронов, и мы сделаем то, что необходимо.

– Не следует ли предупредить Генриха об опасности, которой он себя подвергает?

– Его предупреждают все время. Принц Ричард прекрасно осведомлен о происходящем. Когда-то бароны видели в принце своего вождя, но после женитьбы на сестре королевы Ричард стал с Генрихом заодно. Ведь сестры так дружны между собой, а королева – женщина сильная. Она руководит своей сестрой и через нее воздействует на принца. Нет, Ричард лордов уже не устраивает.

– Знаю, – кивнула графиня. – Теперь все лорды смотрят на вас. Вы – самый сильный человек в королевстве.

– Возможно. Однако можете не сомневаться, что я постараюсь сделать все возможное, дабы примириться с королем. Нет худшей беды для страны, чем междуусобица. И не важно, кто в конечном итоге окажется победителем.

– Гасконцы глупы. Все их обвинения против вас построены на лжи.

– Это так, но король очень хочет, чтобы меня признали виновным.

– Неблагодарный! Когда я вспоминаю ужасные годы, проведенные в Гаскони… А ведь мы могли бы жить дома, в Англии.

– Да, короли не ведают, что такое благодарность. Но обещаю вам, Элеанора, я не потерплю произвола.

– Генрих глупец.

– Не нужно так говорить. Не забывайте, что он король. Помните, как нам пришлось спасаться бегством, чтобы не попасть в Тауэр?

– Никогда этого не забуду. И никогда больше не смогу относиться к брату, как прежде.

– Я знаю, что вы всегда будете на стороне мужа… А это значит, что рано или поздно вам, возможно, придется выступить против короля.

Он крепко стиснул ее руки, посмотрел ей в глаза.

– Вы не пожалеете? Счастлива ли королевская дочь, вышедшая замуж за чужеземного искателя приключений?

– Королевская дочь ни о чем не жалеет и будет с вами, что бы ни случилось.

– Так благослови вас Боже, Элеанора.

Суд лордов оправдал Монфора, ибо выдвинутые против него обвинения были смехотворны. Стало совершенно очевидно, что граф вел себя в Гаскони мудро и распорядительно, а если учесть, что ему не присылали ни солдат, ни оружия, ни денег, достижения Монфора можно было счесть просто чудом.

Вердикт привел короля в неистовство. Генрих очень хотел, чтобы Симона нашли виновным, и во время заседаний с трудом сдерживал свои чувства. Он взирал на своего зятя столь свирепо, что знаменитое веко почти полностью закрывало глаз, а это всегда свидетельствовало о дурном расположении нрава его величества. Вид у короля был поистине устрашающий. После суда, на Совете, король мрачно спросил:

– Итак, вы возвращаетесь в Гасконь?

Монфор ответил:

– Да, если вы выполните все ваши обещания. Вам хорошо известно, милорд, что вами не соблюдены условия договора, согласно которому я стал вашим наместником в Гаскони.

Генрих взорвался:

– Я не заключаю договоров с изменниками!

Тут Монфор, обычно такой невозмутимый, тоже вспылил. Он знал, что члены Совета следят за каждым его словом, за каждым жестом.

– Вы солгали, милорд, когда назвали меня изменником, – холодно процедил граф. – Если б вы не были моим сюзереном, я заставил бы вас дорого заплатить за эти слова.

Генрих побагровел и на миг утратил дар речи. Проклятый выскочка! Как он смеет оскорблять, да еще публично, своего государя!

Наконец, обретя дар речи, Генрих завопил:

– Взять его! Арестовать!

Несколько баронов вскочили на ноги и встали между королем и Монфором.

– Милорд, – наперебой заговорили они. – Граф всего лишь защищал свою честь. За это его нельзя арестовывать.

Генрих стушевался и отвел взгляд. В такие моменты он всегда пытался представить, как повели бы себя на его месте великие короли, его славные предки.

Миг был упущен. Монфор спокойно развернулся и вышел из зала.

Граф готовился к отплытию в Гасконь, но все же решил перед отъездом еще раз повидаться с королем.

Генрих встретил его с ледяной холодностью. Гнев короля прошел, осталась лишь жгучая ненависть к человеку, посмевшему проявить в присутствии короля такое достоинство. Была в Монфоре некая железная решимость, пугавшая и бесившая Генриха.

– Итак, вы возвращаетесь в Гасконь, – сказал король. – Я приказал тамошним сеньорам, чтобы они вели себя мирно, поэтому они вам мешать не будут.

– Позволю себе усомниться в этом, милорд. Гасконцы твердо намерены мутить воду и дальше.

– Гасконцы? По-моему, это вы мутите воду. Хотите обогатиться за их счет? Я слышал, что ваш отец неплохо нажился на войнах с альбигойцами. Захватил немало сокровищ. Что ж, отправляйтесь в Гасконь, любитель наживы, следуйте по стопам своего отца.

Монфор смотрел на короля в упор, с трудом сдерживаясь. Оскорбления в адрес отца разгневали его, но презрение к Генриху оказалось сильнее. Граф хладнокровно сказал:

– Я с радостью покидаю эти берега. Вернусь лишь после того, как раздавлю всех ваших врагов. Я сделаю это, несмотря на вашу неблагодарность.

Генрих метнул на дерзкого яростный взгляд, но не нашелся что ответить.

Прибыв в Гасконь, Монфор обнаружил, что задача его невыполнима: казалось, Генрих нарочно делал все, чтобы помочь врагам своего губернатора.

Гасконцы и не думали соблюдать условия договора, заключенного с Генрихом. Они нападали на города, захватывали замки, а средств для обороны у Монфора не было.

Возмутительнее же всего было то, что из Лондона постоянно прибывали гонцы, обвинявшие Монфора в нарушении перемирия.

– Это выше человеческих сил! – негодовал граф. – Личная вражда ко мне затмевает королю разум.

А вскоре пришел приказ об отрешении Монфора от должности. Граф ответил на это, что король предоставил ему пост наместника на семилетний срок и соглашение это не может быть отменено. Тогда Генрих предложил выкупить эту должность, и Монфор охотно согласился.

Он отправился во Францию, где его с распростертыми объятиями принял Людовик. Французский король с интересом наблюдал за событиями в Гаскони и никак не мог понять, почему Генрих недоволен таким выдающимся наместником.

Людовик предложил Монфору самые высокие должности, если тот согласится перейти на службу к французской короне.

Но Монфор ответил отказом:

– Я – слуга английского короля. Пусть король неблагодарен, но я присяге не изменю.

Тем не менее граф остался жить во Франции.

Жена не смогла последовать за ним в Гасконь, потому что ждала ребенка. Вскоре пришла весть, что графиня родила дочь, которую назвала Элеанорой – в собственную честь.

Монфор стал подумывать о возвращении в Англию. Конечно, король своего отношения к нему не изменит, но, если так пойдет и дальше, в стране могут начаться весьма интересные события.

Бароны не станут дольше терпеть произвол, встанут все как один против Генриха. И тогда им понадобится предводитель.

Если Симон де Монфор не нужен королю, он найдет себе место в лагере его противников.

Король объявил, что, раз Симон де Монфор «дезертировал», губернатором Гаскони станет юный принц Эдуард. Мальчику исполнилось тринадцать, он был хорош собой, полон сил, умен и имел все задатки великого государя. В народе поговаривали, что скорей бы уж принц становился королем.

В Вестминстере вновь назначенный наместник принял присягу представителей гасконского дворянства. Однако торжество короля продолжалось недолго. Из Рима пришли тревожные сообщения. Его святейшество заявил, что законность брака Генриха с Элеанорой вызывает серьезные сомнения.

Внимательно прочтя послание, Генрих содрогнулся от ужаса.

Папа римский утверждал, что Генрих, в свое время обручившийся с Жанной де Понть, не имел права вступать в брак с Элеанорой Прованской, а стало быть, их женитьбу следует признать недействительной.

Королева застала своего супруга совершенно сраженным. Он так и сидел, держа в руках зловещий документ. Элеанора выхватила у мужа из рук грамоту и прочла ее.

– Да как они смеют! Наш брак незаконен? Значит, наши дети – бастарды? И Эдуард – не наследник престола?

– Не волнуйтесь, – стал успокаивать ее Генрих. – Я во всем разберусь. Я заставлю клеветников горько раскаяться… Узнать бы только, кто они.

Но Генрих и сам был потрясен. Сердце сжималось от страшных предчувствий. А вдруг папа и в самом деле заявит, что брак недействителен. В свое время римский престол так же поступил с французским королем Филиппом-Августом, даже отлучил его от церкви за то, что он посмел выбрать себе жену без санкции его святейшества.

Между Лондоном и Парижем завязалась оживленная переписка. Генрих доказывал, что если его брак недействителен, то недействителен и брак короля Кастильского – ведь он взял себе в жены Жанну де Понть, которая якобы являлась нареченной невестой английского короля.

Элеанора не находила себе места. Она все время плакала, думая о детях. Неужели их и в самом деле объявят незаконнорожденными? Что угодно, только не это.

Генрих считал, что папа Иннокентий выдумал все это, чтобы заставить английский двор раскошелиться.

– Так речь идет только о деньгах? – с облегчением воскликнула Элеанора.

– Уверен в этом.

– Значит, проблему можно решить.

Разумеется, проблема благополучно разрешилась. Пришлось обложить народ дополнительной податью, еще сильней прижать евреев.

После немалых затрат, оплаченных простым народом, вопрос о легитимности королевского брака был закрыт.

Эта история нанесла еще один удар по и без того шаткому престолу. Ведь англичане уже знали по собственному опыту, что государь царствует не по собственной воле, а по воле своих подданных.

Из Гаскони поступали плохие известия. Воспользовавшись отсутствием Симона де Монфора, местные сеньоры совсем осмелели. Тринадцатилетний губернатор находился в Англии, да и, прибудь он в Гасконь, вряд ли это что-нибудь изменило бы. Гасконцы вели переговоры с кастильским королем, и Генрих понял, что времени терять нельзя.

Король не мог себе простить, что так безрассудно обошелся с Монфором, прогнал единственного человека, который мог бы удержать Гасконь под эгидой английской короны. Теперь же оставалось лишь отправляться за море с войском самому.

Хуже всего было то, что королева опять вынашивала ребенка и сопровождать супруга на сей раз не могла.

Когда Генрих сообщил ей, что отправляется в поход, Элеанора безмерно огорчилась. Больше всего она страшилась разлуки с мужем.

– Нет, Генрих, я поеду с вами.

– Увы, это невозможно. Представьте только, как тяжело и опасно плавание по морю. Я не могу подвергать вас такой опасности. Оставайтесь дома, с детьми. По крайней мере, я не буду тревожиться о вас.

– Как только родится ребенок, я присоединюсь к вам.

Генрих обнял ее:

– Вот и отлично. Родите ребенка, оправьтесь после родов и отправляйтесь в путь. Мне будет очень тяжело без вас и детей.

Король еще долго тянул время, но в конце концов пришлось отправляться в путь. Королева, ее сестра Санча и Ричард Корнуэлльский, а также весь выводок королевских отпрысков сопровождали Генриха до Портсмута.

Генрих нежно распрощался с домочадцами, но трогательнее всего было его расставание с Эдуардом. Подросток не выдержал и горько разрыдался.

– Эдуард, возлюбленный сын мой, – всхлипнул король. – Не плачьте. Вы меня убиваете.

– Я должен быть с вами, отец, – рыдал Эдуард. – Я хочу сражаться с вами, защищать вас.

– Ах, сын мой, это счастливейший и горестнейший момент в моей жизни. Мой милый мальчик, берегите вашу мать. Я доверяю ее вашему попечению. Вскоре мы соединимся вновь. При первой же возможности я пошлю за вами.

Элеанора и остальные долго стояли на причале, глядя вслед кораблям.

Король тоже все не мог оторвать взгляда от берега. Он говорил себе, что до смертного часа не забудет, как плакал при расставании Эдуард.

Утешением для Элеаноры было то, что теперь она считалась полновластной регентшей королевства. Наконец-то у нее появилась настоящая власть. В глубине души королева считала, что Генрих слишком мягок и снисходителен, настоящий монарх должен быть строже. Правда, англичане и так стонут под бременем налогов, но деньги у них, видно, есть – иначе не платили бы.

Санча придерживалась того же мнения. Она была рада, что может во всем слушаться свою умную и решительную старшую сестру. Совсем как в детстве. Первородный сын Санчи умер в младенчестве, но теперь у нее родился еще один мальчик, Эдмунд. Ричард полюбил своего маленького сына, но Санча знала, что старшего сына, Генриха, он любит еще больше. Что ж, Генрих был славным юношей, лучшим другом наследника престола. Он и Эдуард никогда не разлучались.

Санчу немного тревожила все растущая непопулярность королевы. Стоило королеве выехать из дворца, как толпа начинала роптать. Время от времени раздавались оскорбительные выкрики, стражники бросались в толпу искать обидчиков, но почему-то никогда их не находили. Санча подозревала, что стражники не слишком-то и старались. Должно быть, солдаты тоже не очень-то любили свою государыню.

Муж не раз говорил Санче, что в падении престижа королевской власти виновата именно Элеанора.

– Это плохо кончится, – без конца повторял он.

Но Санча лишь смеялась:

– Элеанору никто не сможет переупрямить. Такой же она была и в детстве. И все всегда получалось, как ей хочется.

Ричард был раздражен тем, что Генрих назначил гасконским губернатором юного Эдуарда. Какая глупость! Ведь мальчику всего тринадцать лет. Куда разумнее было бы доверить этот пост ему, Ричарду. И уж совершенно непростительна ссора с Монфором. Вот человек, за которого Генрих должен был держаться обеими руками.

Ричард считался регентом, как и королева. Главная его задача была снабжать короля оружием и деньгами, необходимыми для ведения боевых действий. Не слишком завидная миссия, ведь деньги можно было выкачать лишь с помощью податей и поборов.

В последнее время с Ричардом приключались припадки странного недуга. Врачи не знали, что это за болезнь. Принц внезапно чувствовал полный упадок сил и не мог подняться с постели. Потом приступ так же неожиданно проходил, и к Ричарду возвращалась его всегдашняя кипучая энергия.

Здравый смысл подсказывал принцу, что сила на стороне баронов и Симона де Монфора, однако Ричард все же продолжал оставаться сторонником королевы. Он все надеялся, что сумеет втолковать королеве, насколько губительно ее поведение. Увы, даже Санча не понимала всю серьезность ситуации. Ей казалось, что Элеанора ни в чем не может ошибаться. Элеаноре достаточно пожелать, и все устроится само собой.

Пахнет грозой, думал Ричард. Скоро страна начнет делиться на два лагеря.

Какую партию выбрать ему? До женитьбы у него не возникло бы и тени сомнения – ведь бароны считали его своим предводителем. Теперь же все их надежды связаны с Симоном де Монфором.

Король присылал из Гаскони письма. Он никак не мог справиться с тамошними мятежниками. Гастон Беарнский оказался изменником, он пытался привлечь на свою сторону короля Альфонсо Кастильского. «Если это произойдет, – писал король, – не миновать беды. Я послал за Симоном де Монфором, велел ему присоединиться ко мне, ибо этот человек хорошо знает здешние места».

Ричард лишь качал головой.

Великого воина из Генриха не получится. Как и великого короля.

Но, если Симон де Монфор забудет свои обиды и придет королю на помощь, еще остается надежда на успех.

Королева и жители города Лондона люто ненавидели друг друга. Элеанора постоянно нуждалась в деньгах. Король требовал средств на войну, королеве же хотелось новых нарядов, да и двор нужно было содержать. Золото водилось лишь у лондонских купцов, ибо они знали, как его добывать.

Для начала Элеанора возродила aurum reginae, «золото королевы» – древний обычай, согласно которому процент от всех уплачиваемых штрафов шел в королевскую казну. Эта подать сама по себе была не столь уж значительна, но в сочетании с прочими поборами переполнила чашу терпения лондонцев.

На сей раз они решили не уступать. Тогда Элеанора велела посадить шерифов, ответственных за сбор подати, в городскую тюрьму.

К принцу Ричарду явилась депутация столичных жителей. Пусть принц объяснит королеве, что Лондон находится на особом положении. В городе свои законы, у него свои привилегии, и королева здесь не может делать все, что ей заблагорассудится. Если шерифов немедленно не выпустят, город освободит их силой. Лондонцы встанут стеной за свои древние привилегии.

И Ричард отправился вести переговоры с королевой.

– Поймите, Лондон – особый город, – сказал он. – Если вы оскорбите жителей Сити, они вопьются вам в горло. Вспомните о королеве Матильде, которая так и не была коронована, потому что враждовала с лондонским Сити.

– Неужели мне придется выпустить этих негодяев?

– Да, причем незамедлительно. Иначе против вас поднимется весь город, и тогда трудно даже представить, какие будут последствия. Король встревожится, а страна окажется на грани междуусобной войны.

– Но не могу же я вот так просто взять и уступить им!

– Бывают случаи, Элеанора, когда уступать необходимо.

Королева поняла, что Ричард прав, и беды удалось избежать.

Но лондонцы не забыли и не простили. Даже рождение очередного ребенка не ослабило их ненависти. Элеанора родила девочку, которую назвали Катариной, ибо она появилась на свет в день святой Катарины.

Пришло письмо от Генриха.

Симон де Монфор явился на зов короля и сумел усмирить Гасконь. Победы удалось достичь благодаря тому, что у Генриха появился новый союзник – Альфонсо Кастильский.

Этот союз был крайне необходим Англии, так как дружбы дона Альфонсо давно искал главный мятежник, Гастон Беарнский. Он обещал кастильскому королю земли и замки, но Генрих сумел сделать более заманчивое предложение.

«Пора нашему сыну жениться, – писал король. – Конечно, Эдуард еще молод, но, если мы хотим сохранить Гасконь, нам необходим этот брак. Я знаю, дорогая моя супруга, что вы со мной согласитесь. Поверьте, у меня не было выхода, и лишь поэтому я согласился женить нашего сына на Элеаноре, сводной сестре дона Альфонсо. Принцесса хороша собой. Отцом ее был король Фердинанд III, а мать ее – та самая Жанна де Понть, на которой я собирался жениться, пока не узнал о существовании единственной и неповторимой дамы моего сердца. Принцесса Элеанора очень молода, кротка нравом, нашему Эдуарду она подойдет. Не забывайте, что, если брак не состоится, с Гасконью придется распрощаться. Альфонсо требует, чтобы Эдуард сам прибыл в Испанию, отпускать свою сестру в Англию до свадьбы он не соглашается. Мне пришлось пойти на эту уступку. Прошу вас, моя драгоценная, сообщить Эдуарду эту новость и привезти его сюда. Я очень по вас скучаю».

Элеанора была в восторге. Маленькая Катарина уже окрепла, ее можно было оставить на попечение нянек. Остальных же детей королева возьмет с собой. Жаль только, Маргарет на чужбине. Элеанора часто думала о своей несчастной дочери, с нетерпением ждала каждой весточки от нее. Шотландия – страна холодная и суровая. Как там живется бедняжке?

Санча тоже должна поехать вместе с сестрой. Вот было бы чудесно, если бы им удалось наведаться в родной Прованс, повидать мать, а заодно погостить и при французском дворе.

Какая захватывающая перспектива! Понадобятся новые наряды, прекрасные платья. Ведь Генрих захочет, чтобы его супруга выглядела великолепно. Пусть чужеземцы не говорят, что английская королева бедна и не может позволить себе роскошных нарядов.

Наконец, она снова будет рядом с Генрихом! Какое счастье для всей семьи! Однако нельзя быть такой эгоистичной, спохватилась Элеанора. Нужно скорее сообщить детям, что скоро все они отправятся к отцу.

А с Эдуардом следует потолковать отдельно.

Теперь он станет взрослым, у него будет жена.