Королева из Прованса

РОЖДЕНИЕ ЭДУАРДА

Королева свято верила, что в ту ночь свершилось чудо. Любовное соитие, произошедшее в Обители Розамунды, и в самом деле оказалось волшебным – королева зачала. А если еще и вспомнить, что в ту самую ночь оба супруга могли погибнуть от ножа безумца, окажись они во дворце, – только и оставалось, что верить в чудо.

Тут-то и началось настоящее счастье. Единственным облачком, омрачавшим ясный небосвод, был вопрос о Винчестерском диоцезе. Король так и не смог сделать дядю Гийома епископом.

Но ожидание материнства вытеснило из головы Элеаноры все неприятности, да и король был на верху блаженства. Он тоже считал, что в ту памятную ночь свершилось чудо. Правда, нельзя было с полной уверенностью утверждать, что ребенок был зачат именно в ту ночь, а не в предыдущую или последующую, но супруги свято верили, что благодать осенила их именно в Обители Розамунды.

Генрих сбивался с ног, не зная, чем угодить своей женушке. Он смотрел на нее с благоговейным восхищением. Только теперь он признался, что все это время втайне страшился, не окажется ли она бесплодной. Но даже это опасение не заставило его сожалеть о браке.

Королева подружилась с Элеанорой де Монфор, которая уже успела родить мальчика и потому могла считаться авторитетом по части беременности и родов.

Принцесса тоже была рада этой дружбе. Бедняжка скучала в одиночестве, ибо ее супруг отправился в Рим, чтобы испросить у папы разрешения от обета, препятствовавшего их браку.

Молодым женщинам нравилось сидеть вместе, вышивая одежки для младенцев. Королева обычно отсылала прислужниц, чтобы они трудились в соседней комнате, и болтала с принцессой о самых сокровенных вещах.

У них было много общего – ведь обе чувствовали себя счастливыми в браке. Королеве иногда казалось странным, что столь высокородная дама может быть удовлетворена замужеством с человеком, находившимся неизмеримо ниже ее по происхождению. Сама она никогда не смогла бы чувствовать себя счастливой, так уронив свое достоинство.

Но, разумеется, у принцессы были и свои резоны для мезальянса. Симон де Монфор – сильный, решительный, честолюбивый рыцарь. Как знать, не женился ли он на принцессе лишь потому, что она приходится сестрой королю.

По человеческим качествам Генрих, несомненно, уступал Монфору – это понимала и сама королева. Но зато он так страстно любил ее!

Склонившись над пяльцами, принцесса говорила только о своем Симоне. Уже скоро он вернется. А уехать он был вынужден по ее вине.

– Зачем только я дала тот дурацкий обет, – сокрушалась принцесса.

Когда она была еще совсем юной, богомольный Эдмунд, архиепископ Кентерберийский, уговаривал ее уйти в монастырь. В монастырь Элеанора не попала, но обет безбрачия и целомудрия принять успела.

– Как же это произошло? – расспрашивала ее королева.

– Я отнеслась к этому слишком несерьезно. В ту пору я жила у несчастной Изабеллы, жены Ричарда, видела, как она страдает, и решила, что от замужества ждать ничего хорошего не приходится. А архиепископ Эдмунд так уговаривал меня, что я в конце концов уступила.

– А потом вы вышли за Симона?

– Да. Я так этого хотела! На всем белом свете для меня существовал и существует только он. И я не ошиблась. У меня родился мой маленький Генрих, мой ангелочек, а скоро в Англию вернется Симон с посланием от его святейшества, и тогда старый Эдмунд уже ничего не сможет сделать.

– Такого ничем не остановишь. Тяжко иметь дело со святошами.

Принцесса всецело разделяла эту точку зрения.

– Ах, сестрица, нам так повезло с мужьями! Не знаю, понимаете ли вы это. Генрих вас просто обожает. В его глазах вы – идеал. С тех пор как в его жизни появились вы, Генрих переменился.

Королева согласно кивала головой.

– Вы сделали его таким счастливым, – продолжила принцесса. – Брак Ричарда был совсем не таким… Вот почему я решила никогда не выходить замуж. Правда, к тому времени я уже успела побывать замужем… Если мой брак с Вильямом Маршалом можно назвать замужней жизнью. Я была совсем ребенком, овдовела в шестнадцать лет. Возможно, проживи мой первый муж дольше, я бы успела привыкнуть к супружеской жизни. Но, конечно же, я так и не узнала бы, что такое настоящее счастье. Его принес мне мой Симон.

За беседой время летело незаметно. Королева рассказывала своей подруге, как Ричард Корнуэлльский приехал в Прованс, как она отправила ему поэму. Принцесса же описывала королеве горькую участь несчастной Изабеллы, родившей своему первому мужу шестерых детей, а Ричарду только одного.

– Ричард души не чает в маленьком Генрихе. Мальчуган и в самом деле славный. Думаю, мой брат по-настоящему любит только своего сына. Разумеется, он большой любитель женского пола, у него множество любовниц. Изабелла знает об этом, знает и очень страдает. Она всегда говорила, что слишком стара для Ричарда.

Разговоры о бедной Изабелле доставляли обеим женщинам большое удовольствие, ибо они еще острее ощущали свое счастье.

Нередко говорили они и о будущем. Принцесса с нетерпением ждала возвращения мужа, надеясь, что папа римский избавит ее от безрассудно данного обета. Королева же думала только о предстоящих родах.

Симон де Монфор и в самом деле вскоре вернулся с папским посланием. Принцесса ликовала. А вскоре сбылась и мечта королевы. В жаркий июньский день она разрешилась от бремени в Вестминстерском дворце.

У Элеаноры родился крепкий, здоровый мальчик, чему шумно радовалась вся страна.

Король почти все свое время проводил в детской. Он не уставал разглядывать младенца, обнимать его, целовать. Генриху все казалось, что за ребенком недостаточно хорошо ухаживают.

Элеанора даже обиделась, пеняя мужу за то, что он совсем ее разлюбил. Генрих воспринял этот упрек весьма серьезно и принялся оправдываться. Тогда королева расхохоталась и сказала, что не винит своего супруга и полностью разделяет его восхищение, ибо их сын воистину чудо как хорош.

Но какое имя избрать для младенца?

Из всех своих великих предшественников король более всего почитал Эдуарда Исповедника, прославившегося не столько государственными свершениями, сколько своей набожностью. Сам Генрих был человеком глубоко религиозным. Многие придворные сравнивали его с Исповедником, перешептываясь при этом, что набожность – похвальное качество, однако монарху потребны и другие достоинства. Из святош хороших королей не получается.

– Так вы хотите назвать нашего сына Эдуардом? – спросила Элеанора.

– Да, таково мое желание.

И маленького принца нарекли Эдуардом. Крестным отцом и лордом-стюардом на крестинах был Симон де Монфор, недавно прибывший из Рима.

Столица ликовала, ибо многие горожане опасались, не бесплодна ли королева. Теперь наконец у страны появился наследник. А раз королева родила одного сына, значит, родит и других.

От полноты чувств многие подданные делали королю подношения и подарки, однако Генрих был привередлив и нередко возвращал подарок обратно, требуя взамен другой, более дорогой. Таким образом, подношения из добровольных становились принудительными.

Люди ворчали:

– Младенца Англии дал Господь, а король требует, чтобы мы за это платили.

И все же королевство благодушествовало, радуясь рождению принца.

Расстроился лишь Ричард Корнуэлльский, но это и неудивительно. Как и другие, он уже уверился, что королева бесплодна. Это означало, что наследником престола является он, Ричард. Теперь всем его мечтам наступил конец. Если же королева родит Генриху других сыновей, надеяться и вовсе будет не на что.

Собственный брак закончился для Ричарда полной катастрофой, и винить в этом он не мог никого, кроме самого себя. Видя, как счастливы его сестра и Симон де Монфор, как блаженствуют королева и Генрих, Ричард терзался еще хуже. Почему из всего семейства страдать должен он один?

Особенно злило принца замужество принцессы Элеаноры. Король не имел права давать разрешения на этот брак! Как он мог допустить такое! Ведь Генрих не глуп, но он вечно проявляет твердость в неправом деле и дает слабину там, где необходима сила. О, неблагодарный! Неужели он забыл, кто свел его с королевой, которую Генрих так обожает?

Не мешало бы преподать Генриху хороший урок, продемонстрировать ему, как плохо Генрих разбирается в людях, насколько мудрее и проницательней его младший брат.

Ричард всегда внимательно следил за тем, что происходит на континенте. Вот почему он никак не мог уразуметь, как удалось Симону де Монфору так быстро добиться в Риме папской санкции.

Принц навел справки и выяснил, как было дело. Окружение его святейшества не чуралось взяток, и Монфор не поскупился на подношения. Однако всем известно, что Симон – человек небогатый. Где же он раздобыл необходимые средства? Вскоре выяснилось и это. Симон де Монфор щедро раздавал в Италии долговые обязательства, причем делал это от имени английского короля.

Август выдался душным и жарким. В десятый день этого месяца королева должна была совершить в Вестминстере очистительный обряд после разрешения от бремени. Накануне в Лондон из своего Кенилвортского поместья прибыли Симон де Монфор и его жена.

А еще днем ранее принц Ричард попросил короля о встрече с глазу на глаз.

– Я вижу, дорогой брат, что Симон де Монфор пользуется вашей милостью, – начал он.

– Ведь теперь он наш родственник, – пожал плечами король.

– По причине позорного мезальянса.

– Не совсем так. Главное, что сестра счастлива. А Симон все-таки носит титул графа Лестера.

– И пользуется полным доверием короля… Доверием, которого не оправдывает.

– Почему вы так говорите?

– Мне удалось разузнать, каким образом Монфор сумел так быстро уговорить папу. Он весьма щедро раздавал взятки.

– Что ж, обычай этот не нов.

– Возможно, но лишь в том случае, если человек может себе это позволить. Симон же торговал вашим именем.

– Что-что? – вскричал король.

– А как же? Ведь теперь он ваш зять, член королевского семейства, его сын может считаться при определенных обстоятельствах наследником престола. Монфор очень этим гордится.

– Наследником? Это каким же образом?

– Ну, если Господь приберет тех наследников, которые находятся ближе к трону…

– Глупости! Однако что означает ваше обвинение? Каким образом торговал он моим именем?

– Я покажу вам копии расписок. И учтите, брат мой, что вам еще придется платить по этим векселям.

Генрих побагровел от ярости. Гнев его был еще сильней оттого, что это известие принес ему Ричард, вновь доказавший, что смыслит в житейских и государственных делах больше, чем его августейший брат.

Увидев в соборе Симона де Монфора, король впал в неистовство.

Элеанора, стоявшая рядом с мужем, положила руку ему на локоть, чтобы успокоить его, но Генрих совершенно обезумел от ярости.

Монфор выставил его дураком перед всей Англией! Такое не прощают!

– Подлый интриган! – закричал Генрих. – Как смеешь ты появляться здесь? Как хватило у тебя наглости войти под эти священные своды? Неужто ты думаешь, что я не знаю о твоих делишках? Оказывается, ты щедр на взятки! Вот цена за мое покровительство! А откуда ты взял деньги? По-твоему, расплачиваться за твою щедрость должен я?

– Но, милорд, – пролепетал Монфор, потрясенный этими обвинениями – ведь совсем недавно, на крестинах маленького принца Эдуарда, король был так любезен со своим зятем. – Я вас не понимаю!

Генрих язвительно расхохотался. В соборе воцарилась гробовая тишина, но король уже закусил удила. Он не думал о том, что устраивать семейную сцену во время богослужения непозволительно.

– Ах, ты не понимаешь! – гулким эхом раскатился под сводами голос короля. – Берегитесь, Симон де Монфор, называющий себя графом Лестером! Вы легко можете лишиться того, чем обладаете.

– Умоляю, милорд, – воскликнул Монфор, слегка опомнившись от первого потрясения, – объясните все толком. Кто-то оклеветал меня перед вами. Вы были так добры ко мне, выдали за меня вашу сестру, сделали меня братом…

– Вам отлично известно, почему я дал согласие на этот мезальянс, – перебил его Генрих. – Принцессу, сестру короля, выдали замуж за нищего авантюриста. Многие из моих баронов хотели бы знать, почему это произошло. Что ж, отвечу. Пусть здесь, под этим святым кровом, прозвучат слова правды. Вы опозорили мою сестру, обесчестили ее. Лишь поэтому согласился я на ваш брак.

– Ложь! – вскричал Монфор.

– Меня не удивляет, что даже в церкви вы оспариваете истину, – прорычал Генрих.

– Вы сами… – начал было Симон, но жена схватила его за руку.

– Идем отсюда, – шепнула она. – Я не могу слышать, как нас осыпают оскорблениями.

– Да, убирайтесь! – крикнул Генрих. – И чтоб я вас больше никогда не видел!

Лицо короля было ужасно: оно налилось кровью, набрякшее веко почти полностью закрыло глаз, губы дергались от тика.

Бароны, присутствовавшие в храме, вспомнили тот день, когда Генрих накинулся с мечом на верного Хьюберта де Бурга и убил бы старого рыцаря, если бы не заступничество графа Честера.

Монфора же спасла королева – она слегка покачнулась, словно бы собираясь упасть в обморок, и Генрих тут же забыл о гневе, подхватив супругу на руки.

Воспользовавшись моментом, принцесса дернула Симона за рукав и прошептала:

– Идем отсюда, пока не поздно.

Они покинули собор в сопровождении своей свиты.

Богослужение продолжилось, но позднее, вернувшись во дворец, Генрих вновь распалился яростью. Он отлично знал, что его обвинения в адрес Монфора несправедливы. Разумеется, Монфор – честолюбец и авантюрист, он давал взятки и принял долговые обязательства, которые не в состоянии исполнить, но Элеанору он не совращал. К этому надуманному предлогу Генрих прибегал уже не впервые. Ему казалось, что таким образом можно снять с себя обвинения в слабости и мягкотелости. Временами король даже гордился тем, сколь ловко вышел из затруднительной ситуации.

Характер короля был таков, что он проникался ненавистью к людям, перед которыми был виноват. От таких людей Генриху хотелось избавиться.

И король решил арестовать Монфора.

Принц Ричард, бывший свидетелем скандала, явился к брату и попытался его успокоить.

– Генрих! Что за сцену устроили вы в соборе?

– Когда имеешь дело с мерзавцами, без мерзких сцен не обойтись, – угрюмо ответил Генрих.

– Но люди говорят, что в святом храме подобное поведение непростительно.

– Кто говорит? Кто смеет осуждать своего короля?

– Что поделаешь, брат мой. Подданные во все времена осуждали своих королей. Вспомните о нашем отце.

– Ради бога, Ричард, не напоминайте мне о нем так часто.