Перед ними лежал Толедо. Ни Изабелла, ни Фердинанд, скачущие во главе кавалькады, не могли сдержать гордости, охватившей их при виде города. Он возвышался на гранитном плато, и с некоторого расстояния выглядел так, словно его отлили в форме подковы, брошенной среди гор над Тахо. Город являлся идеальной крепостью, ибо приблизиться к нему можно было только с севера через сравнительно ровное Старо-Кастильское плоскогорье. С любой другой стороны въезд в город преграждали крутые скалы и река Тахо.
В его архитектуре было мало испанского, поскольку мавры, похоже, оставили свой след на каждой башне, на каждой улице.
Однако сейчас Изабеллу не волновал ее город Толедо, она думала о встрече, которая должна была произойти в очень скором времени.
«Я буду счастлива, – думала она, – когда встречу Изабеллу и своими глазами увижу, что беременность не ослабила ее».
– Ты нервничаешь, – заметил Фердинанд, улыбаясь жене.
– А ты тоже?
Он кивнул. Он с нетерпением ждал рождения ребенка. Если родится сын, внезапная смерть Хуана и его отпрыска уже не будет иметь такого значения. Народ с радостью примет сына Изабеллы и Эммануила в качестве наследника короны.
– Если родится мальчик, – произнес Фердинанд, – он должен остаться с нами, в Испании.
– Возможно, – рискнула заметить Изабелла, – нашей дочери тоже придется остаться с нами.
– Что? Ты собираешься разлучить мужа и жену!
– Я понимаю, ты думаешь о том, что у них будут еще дети, и о том, как же Изабелла с Эммануилом смогут произвести их на свет, если разлучатся, – проговорила королева.
– Совершенно верно, – согласился Фердинанд. Его взгляд блуждал по трем девушкам, ехавшим с ними, – Маргарите, Марии и Катарине. Будь у него не дочери, а сыновья… Но это будет неважно, если Изабелла родит наследника мужского пола – тогда все проблемы будут разрешены.
Они въезжали в Толедо. Изабелла как обычно думала, что никогда не сможет забыть, что в этом городе родилась Хуана. Это памятное событие произошло ноябрьским днем, когда город разительно отличался от того, как он выглядел весной. Когда она в первый раз услышала плач маленькой дочурки, она даже не предполагала, сколько волнений ей придется претерпеть из-за нее в будущем. Наверное, было бы лучше, если б это дитя, появившись на свет в 1479 году, родилось мертвым, как несчастный сын Маргариты. Королеве страшно хотелось подозвать к себе Маргариту и сказать ей об этом, но она с трудом поборола искушение. Как глупо с ее стороны даже думать о таком! В эти дни горе часто заглушало в ней чувства приличия и здравого смысла.
Они въехали в городские ворота, и толедцы выбегали из своих домов, чтобы их приветствовать. Тут были золотых дел мастера, серебряных дел мастера, кузнецы, ткачи, вышивальщицы, оружейники, кожевники, в общем представители всех цехов этого города, считающегося самым процветающим во всей Испании.
Так было всегда, когда Изабелла с Фердинандом приезжали в Толедо, чтобы проверить, как идет работа на строительстве монастыря Сан-Хуан-де-лос-Рейес, который они даровали этому городу. Изабелла отлично помнила тот день, когда они увидели цепи на пленниках, которых освободили при захвате Малаги. Цепи свисали с внешних сторон стен церкви, словно многозначительные «украшения»; они остались там по сей день и останутся навеки – чтобы напоминать людям, что суверены освободили их от гнета мавров.
Они пойдут в эту церковь, или, может быть, в церковь Санта-Мария-ла-Бланка, и возблагодарят Господа за благополучное прибытие короля и королевы Португалии.
Королева Изабелла почувствует себя счастливой среди подковообразных арок, среди изящных, причудливых арабесок; она будет просить Господа очистить ее от всех грехов, связанных с печалями и скорбями последнего года. Она избавится от жалости к себе и будет готова к рождению ребенка. И будет вознаграждена сыном ее Изабеллы, которая родит его ей и всей Испании.
В город должен приехать архиепископ Толедский, чтобы торжественно встретить и приветствовать их, – сухопарый, изможденный Хименес де Сиснерос, и одеяние, подобающее его сану, будет как обычно нелепо висеть на его худой нескладной фигуре.
Когда она приветствовала архиепископа, то чувствовала подъем духа. Она поведает духовнику о своих слабостях, затем выслушает его суровые замечания – ведь он будет презирать ее материнскую любовь как чувство, недостойное королевы, и весьма сожалеть о ее слабости – значит, она сомневается, что на все воля Божья.
Фердинанд приветствовал архиепископа холодно и надменно. Он не мог смотреть на него, чтобы не вспомнить об этом назначении, вся роскошь и великолепие которого могли достаться его сыну.
– Мне сразу делается лучше, когда я встречаюсь со своим архиепископом, – мягко проговорила Изабелла.
Хименес низко склонился перед ней, но в его поклоне чувствовались надменность и самоуверенность. Он ставил церковь намного выше государства.
И Хименес поехал верхом рядом с королевой по улицам Толедо.
С какой огромной радостью королева заключила в объятия Изабеллу!
Наконец это произошло, когда они остались одни после длительной церемонии приветствия, во время которой за ними наблюдали тысячи глаз. Тогда они делали все, что от них требовалось – от матери и дочери, – грациозно склоняли голову, целовали руки так, словно им не хотелось страстно обняться и задать друг другу тысячи и тысячи вопросов.
Королева сдерживалась, чтобы не разглядывать слишком пристально дочь, ведь могло показаться, что она взволнована и обеспокоена.
Теперь же, когда они остались наедине, королева отправила всех слуг, а также слуг дочери, ибо решила, что то короткое время, которое им выпало, они должны провести вместе и только вместе.
– Дорогая, – воскликнула королева, – дай мне на тебя взглянуть! О, да ты немного бледна! Как твое здоровье? А теперь скажи, когда точно ожидается малыш.
– В августе, мама.
– Ну, ждать уже совсем недолго. И ты не сказала мне, как себя чувствуешь.
– Я немного устала и мне ничего не хочется делать.
– Ну, это естественно в твоем положении.
– Не знаю, не знаю…
– Что ты хочешь этим сказать? «Не знаю!» Беременная женщина носит ребенка. И совершенно естественно, что она чувствует себя не так, как другие женщины.
– Мне известно, что некоторые женщины во время беременности чувствуют себя превосходно.
– Ерунда! Каждая женщина отличается от других, и то же самое можно сказать о рождении ребенка. Роды тоже отличаются друг от друга. Не забывай, у меня у самой пятеро детей.
– Тогда, наверное, эта усталость – пустяки.
– А как твой кашель?
– Он не стал хуже, мама.
– Ты, вероятно, считаешь мои вопросы глупыми?
– Мама, это так хорошо – слушать твои вопросы! – Внезапно Изабелла бросилась в объятия матери, и, к своему смятению, королева заметила на щеках дочери слезы.
– Эммануил добр к тебе?
– В мире нет мужа лучше него.
– Я заметила, как нежно он к тебе относится. Это меня радует.
– Он делает все, чтобы обрадовать и подбодрить меня.
– Тогда почему ты плачешь?
– Наверное… наверное, мне страшно.
– Бояться рождения ребенка! Это же естественно для любой женщины! В первый раз, конечно, может быть, тревожно на душе. Но ведь это цель любой женщины, ты же знаешь. И королева тут ничем не отличается от простой крестьянки. Нет, все-таки отличается. Для королевы родить ребенка более важно, чем для крестьянки.
– Мама, иногда я чувствую, что мне хотелось бы быть простой крестьянкой.
– Что за чепуху ты говоришь!
Изабелла понимала, что существуют темы, которые она не могла обсуждать даже с матерью. Она просто не имела права огорчать и тревожить королеву рассказами о своих дурных предзнаменованиях, которые так угнетали ее.
Ей захотелось воскликнуть: «На нашем доме лежит проклятие! Преследуемые евреи прокляли нас. Я все время ощущаю на себе их проклятия!»
Мать была бы потрясена и огорчена подобным ребячеством.
«Но разве это ребячество? – размышляла Изабелла. – Этой ночью я отчетливо чувствовала, как зло завладевает мною, кружится вокруг меня. И Эммануил тоже это чувствует».
Как такое могло произойти? Подобные мысли – глупое суеверие.
Она горячо желала, чтобы рождение ребенка не стало для нее тяжким испытанием.
Как утомительно было стоять перед кортесами,[9] чтобы услышать, как ее провозглашают наследницей Кастилии.
Эти достойные почтенные горожане были рады ей, поскольку ни у кого, кто на нее смотрел, не было ни малейших сомнений в ее беременности. Все надеялись на мальчика. Но даже если ей не удастся произвести на свет мальчика, все равно ребенок, которого она носила под сердцем, в глазах толедцев будет наследником Испании.
Она слышала верноподданнические возгласы и улыбалась благодарственным словам, которые говорили ей люди. Как она была рада, что ей удавалось скрыть свои истинные чувства!
После церемонии в кортесах ее должны были провезти по улицам, чтобы показать народу. Потом ее принимали в соборе, где ее благословлял архиепископ.
Огромное величественное готическое здание подавляло. Изабелла взирала на сокровища, висящие на стенах собора, и думала о богатых горожанах Толедо, у которых имелись причины благодарить ее мать за возвращение порядка по всей Испании, где когда-то царила анархия. В этом городе жили лучшие золотых дел мастера в мире, и повсюду в соборе были видны плоды их искусства.
Она смотрела на суровое лицо Хименеса и, внимательно изучая его богатое одеяние из парчи с узорчатым рисунком, изукрашенное драгоценными камнями, думала о власянице, которую, как она знала, он носил на теле под всем этим великолепием, и от этой мысли по ее телу пробежала дрожь.
Она уже устала молиться Богородице, святой покровительнице Толедо, и обнаружила, что лишь бездумно повторяет одно и то же:
– Помоги мне, Пресвятая Богородица. Помоги.
Когда они возвратились во дворец, Эммануил сказал, что она должна отдохнуть – ведь церемония утомила ее.
– Слишком много церемоний, – заметил он при этом.
– Не думаю, что меня утомила церемония, – возразила она. – По-моему, я не меньше устала бы, пролежав целый день в постели. Возможно, на самом деле я вообще не устала.
– Что же тогда, дорогая моя?
Она посмотрела на него открытым и честным взглядом и промолвила:
– Я боюсь.
– Боишься?! Но, послушай, дорогая, любовь моя, за тобой будет самый лучший уход в Испании!
– Ты думаешь, это мне хоть чем-то поможет?
– Конечно же! Я так страстно жду сентября! Тогда ты будешь радоваться ребенку! И посмеешься над всеми своими страхами… если вообще о них вспомнишь.
– Эммануил, я не думаю, что буду здесь в сентябре.
– О, дорогая, ну что такое ты говоришь?..
– Дорогой Эммануил, я знаю, ты меня любишь. И знаю, что будешь несчастен, если я умру. Но лучше, чтобы ты был к этому готов.
– Готов! Я готовлюсь к рождению, а не к смерти!
– Но если смерть должна прийти…
– Ты слишком переутомилась и перенервничала.
– Да, я, конечно, устала, но думаю, что в такие моменты я отчетливее представляю будущее. И у меня очень стойкое ощущение, что после рождения ребенка я так и не оправлюсь. Это нам возмездие, Эммануил. Для меня – смерть, для тебя – тяжелая утрата. Да что у тебя такой потрясенный вид? Ведь это всего-навсего небольшая плата за несчастье, которое мы доставим тысячам людей.
Эммануил рухнул на кровать.
– Изабелла, ты не должна говорить подобных вещей. Не должна!
Она взлохматила его волосы бледной тонкой рукой.
– Да, конечно, не должна, – согласилась она. – Но я обязана предупредить тебя о своих предчувствиях. Ну вот, я и сказала тебе, а теперь давай забудем. Я буду молиться, чтобы у меня родился мальчик. А это, я думаю, сделает тебя бесконечно счастливым!
– И тебя тоже.
Она одарила мужа нежной улыбкой, а затем поспешно сказала:
– Толедо красивый город, не правда ли? По-моему, мой отец очень любит его. Ведь город такой процветающий. А еще из-за мавров. Все здесь напоминает моим родителям о реконкисте.[10] И они помнят не только о цепях из Малаги на стенах Сан-Хуан-де-лос-Рейес. Однако моя мать, ликуя и радуясь процветанию и красоте Толедо, испытывает некоторую печаль.
– Тут не надо печалиться, – заявил Эммануил.
– Однако, похоже, тут всегда печаль… печаль, смешанная с радостью, гордостью и смехом. Разве только не красиво? Я очень люблю смотреть, как воды Тахо стремительно набрасываются на камни там, далеко внизу. А где еще в Испании ты найдешь такую плодородную долину, как не вокруг Толедо? Плоды здесь сочные и душистые, урожаи пшеницы такие изобильные! Ты заметил, как нам докучали насекомые, когда мы сюда въезжали? Я видела также Скалу. Толедскую скалу, с которой сбрасывают преступников… их кидают… в ущелье. Здесь так много красоты и так много печали. Вот что чувствует моя мать, когда приезжает в Толедо. В этом богатом и красивом городе родилась также моя сестра Хуана.
– За что твоя мать любит Толедо еще больше. Изабелла взяла руку мужа и воскликнула:
– Эммануил, пусть между нами будет полное доверие! Давай никогда не притворяться друг перед другом. Разве ты ничего не замечаешь? Я отчетливо вижу это, будто написано на стене. Роды приближаются, и мне кажется, что я ощущаю какое-то неведомое, доселе незнакомое мне чувство. Мне кажется, что я нахожусь уже не в этом мире, но пока еще не добралась до следующего. И в силу этого я иной раз вижу то, что скрыто от большинства людских взоров.
– Изабелла, дорогая, тебе надо успокоиться и отдохнуть.
– Я совершенно спокойна, Эммануил. Однако я расстраиваю тебя. Я не хочу, чтобы мой уход стал для тебя таким же потрясением, каким для моей матери стала смерть брата. Эммануил, мой дорогой муж, всегда лучше быть готовым. Итак, должна ли я сказать тебе то, что думаю, или притвориться, что я – та женщина, что смотрит в будущее и видит там себя рядом с играющим младенцем? Разве я должна тебе лгать, Эммануил?
Он поцеловал ее руки.
– Между нами должно быть доверие и правда.
– Вот об этом-то я и думаю. Потому я и говорю тебе все, Эммануил. Мой дом принес Испании величие, процветание и великую печаль. Неужели никогда не может быть так, чтобы одному не сопутствовало другое? Во время нашей поездки по Толедо мы проезжали мимо главной площади, и я видела пепелище и чувствовала запах костров, которые еще совсем недавно там горели. А ведь это горела человеческая плоть, Эммануил.
– Те, кто погиб на костре, были приговорены святой инквизицией.
– Знаю. Эти люди были еретиками. Они отрицали истинную веру. Но у них были сердца, в которых таилась ненависть, губы, с которых срывались проклятия. Они прокляли наш дом, Эммануил, и даже те, кого изгнали из Испании, станут проклинать нас. И их проклятия не останутся неощутимыми.
– Разве мы не должны терпеть ради того, чтобы обрадовать Господа и всех святых?
– Я этого не понимаю, Эммануил, и я уже слишком устала, чтобы попытаться понять. Нам сказали, что это – христианская страна. Наше заветное желание состоит в том, чтобы обратить наш народ в христианскую веру. Мы делаем это путем убеждения. Мы делаем это силой. Это – работа Господа. А какая работа у дьявола?
– Тебя одолевают странные мысли, Изабелла.
– Они приходят непроизвольно. Смотри, что случилось с нами. У моих родителей пятеро детей – четыре дочки и один сын. Вдруг их единственный сын и наследник умирает, а его наследник рождается мертвым. Моя сестра Хуана очень странная, она настолько необузданная, что до меня уже дошел слух, будто она полубезумная. Она уже доставила моим родителям массу беспокойств, провозгласив себя принцессой Кастильской. Вот видишь, Эммануил, это как бы пример… того зла, которое рождается под воздействием этих проклятий.
– Ты очень устала и в смятении, дорогая Изабелла.
– Нет, отнюдь. По-моему, я в здравом уме и представляю все достаточно отчетливо… причем более отчетливо, чем все остальные. Сейчас я ношу ребенка, что может быть очень опасно. Ведь я – дочь проклятого королевского дома. Интересно, что будет дальше?
– Все это болезненные фантазии, что нередко бывает в таком положении, как твое.
– Да неужели, Эммануил? О, ну так скажи тогда… скажи мне, что я могу быть счастлива. Хуан подхватил лихорадку, ведь так? Подобное могло случиться с любым. А ребенок родился мертвым из-за горя Маргариты. Хуана ведь не сумасшедшая, не правда ли? Она просто чрезмерно пылкая и целиком попала под очарование этого красавца-негодяя, ее мужа. Разве это не естественно? А я… я никогда не отличалась сильным здоровьем, поэтому у меня иной раз и возникают всевозможные болезненные фантазии… К тому же это просто-напросто из-за моего нынешнего состояния.
– Да, это так, Изабелла. Конечно же, так. А теперь никаких больше болезненных состояний. Теперь ты будешь отдыхать.
– Я засну, если ты сядешь рядом и возьмешь мою руку, Эммануил. Тогда я буду чувствовать себя спокойно.
– Я останусь с тобой, но нам необходимо отдохнуть. Ты, верно, забыла, что завтра начинаются наши поездки.
– Да, теперь мы должны ехать в Сарагосу. Там кортесы провозгласят меня наследницей короны, как это было сделано здесь, в Толедо.
– Верно. А теперь отдыхай.
Она закрыла глаза, и Эммануил откинул волосы с ее горячего лба.
Он был обеспокоен. Ему не нравился разговор об ее предчувствиях. И еще он думал, что церемония в Сарагосе не будет столь приятной, как в Толедо. Кастилия не возражала принять женщину в качестве наследницы престола. Но Сарагоса, столица Арагона, не признавала за женщинами права управлять страной.
Но он не стал говорить об этом. Пусть Изабелла отдохнет. Они справятся со всеми невзгодами лучше, если будут воспринимать их каждую в отдельности.
Принцесса Изабелла Кастильская вместе с мужем, Эммануилом, прибыла в Сарагосу.
Люди смотрели на них холодным оценивающим взглядом. Да, перед ними старшая дочь и наследница их Фердинанда, но она была женщиной, а арагонцы не признавали за женщинами права управлять Арагоном. Пусть там, в Кастилии, издают собственные законы, но арагонцы никогда не примут законы Кастилии как свои. Арагонцы – народ решительный, и они готовы сражаться за то, что считают своими правами.
Поэтому, когда Изабелла въехала в их город, повсюду царила тишина.
«Как эта встреча отличается от радушной встречи в Толедо», – подумала Изабелла. Ей не нравился этот город с колокольнями и угрюмыми людьми. Она ощущала легкое негодование, как только они въехали в Арагон. Она нервничала, когда проезжала верхом вдоль берегов Эбро мимо пещер, которые, казалось, были повсюду в этой стране: и в сьеррах, и вдоль берегов реки. Желтые воды Эбро были беспокойными, а большинство домов походили больше на крепости, чем на жилые дома, напоминая Изабелле о том, что здесь живут люди, которые будут решительно отстаивать и бороться за то, что им полагается.
По прибытии в этот малогостеприимный город она молилась перед статуей Богородицы, изваянной, как говорили, ангелами четырнадцать столетий назад. Мантия Богородицы была украшена драгоценностями, как и венец, и казалось, что и мантия и венец душат ее. Изабелле вдруг пришла в голову мысль, что четырнадцать столетий назад Богородица выглядела совсем иначе, когда, согласно легенде, явилась святому Иакову.
От Богоматери она пошла в собор, расположенный неподалеку, и там помолилась еще раз, чтобы Господь дал ей силы вынести то, что ее ожидало.
Люди наблюдали за ней и перешептывались.
– Корона Арагона была обещана наследникам Фердинанда мужского пола.
– А это ведь женщина.
– Тем не менее она дочь нашего Фердинанда, а сыновья у него незаконные.
– Однако корона должна перейти к будущему наследнику мужского пола.
– Кастилия и Арагон теперь, когда ими управляют Фердинанд и Изабелла, – одно целое.
В Арагоне зрело противодействие провозглашению наследницей престола женщины. Изабелла Кастильская была королевой по праву наследования, однако было прекрасно известно, что в ее руках более сильная власть, нежели у Фердинанда. По мнению арагонцев, Фердинанд должен был править Испанией, а Изабелла – просто быть его супругой.
– Нет, – говорили арагонцы, – у нас женщины на троне не будет. Арагон будет поддерживать наследника мужского пола.
– Но подождите минуточку… ведь принцесса беременна, не так ли? Если у нее родится сын…
– А, тогда совсем другое дело. Такое никого не обидит. Арагонская корона переходит потомкам Фердинанда мужского пола, и его внук станет здесь законным наследником.
– Значит, надо подождать пока родится ребенок. Вот простой ответ на все вопросы.
Да, это был простой ответ, и кортесы его подтвердили. Они не станут давать клятву верности Изабелле Португальской, потому что она – женщина, однако если родится сын, они примут его как наследника арагонской короны и всей Испании.
Все это вызвало крайнее утомление у Изабеллы.
Ее тревожили враждебные взгляды членов кортесов. Ее огорчали и нервировали их надменные манеры, за которыми скрывалось одно: пока она не произведет на свет сына, они не станут обращать на нее никакого внимания.
Изабелла возлежала на постели, и служанки успокаивали ее, а когда вошел Эммануил, служанки стремительно выбежали из покоев и оставили супругов наедине.
– Я чувствую на себе огромную ответственность, – проговорила она. – И, пожалуй, предпочла бы быть женщиной из простонародья, ожидающей рождения малыша.
Королева гневно посмотрела на Фердинанда.
– Да как они смеют! – крикнула она. – В каждом городе Кастилии нашу дочь принимали с величайшими почестями! А в Сарагосе, столице Арагона, ее подвергают оскорблениям!
Фердинанд лишь криво ухмыльнулся. Сколько раз ему приходилось быть на вторых ролях, занимать второстепенное место, когда ему давали понять, что Арагон не столь важен, как Кастилия, и тем самым королева Кастилии выше короля Арагона.
– Они просто используют свои права, – заметил он.
– Их права не признавать нашу дочь – ты это имеешь в виду?! – гневалась королева.
– Нам с тобою отлично известно, что Арагон признает наследников только по мужской линии.
Слабая улыбка скользнула по его губам. Он напоминал ей, что он – король Арагона, и здесь к нему относятся как к правителю, а королеву считают лишь его супругой.
Изабеллу совершенно не волновали его личные чувства. Она думала только об унижении, которому подвергалась ее дочь.
– Я так и вижу, как они насмехаются над ней, словно это какая-нибудь торговка рыбой! – процедила сквозь зубы королева. – Сколько еще продлится беременность? Она должна родить в августе. Итак, подождем до августа, и если она родит мальчика, – признаем ребенка наследником трона. Говорю тебе, наша дочь Изабелла, будучи нашей старшей дочерью, – наша наследница.
– Они не согласятся признать ее, поскольку она женщина.
– Меня ведь признали.
– Как мою жену, – напомнил Фердинанд.
– Да я скорее пошлю на них вооруженных солдат, чем стану терпеть такую наглость со стороны кортесов Сарагосы. Пусть они разберутся с этими наглецами! Я заставлю их признать нашу Изабеллу наследницей Испании!
– Ты не можешь так поступить.
– Однако я сделаю это, – отрезала Изабелла.
Фердинанд оставил жену и вскоре обратился к некоему государственному деятелю, Антонио Фонески, брату епископа, носившего то же имя, честности и справедливости которого, ему было известно, доверяла Изабелла. Фердинанд однажды направлял его в качестве посланника к французскому королю Карлу VIII, и поведение Фонески произвело на обоих суверенов такое впечатление, что они часто в трудные моменты обращались к нему за всевозможными советами.
– Ее Величество в ярости от поведения кортесов Сарагосы, – сообщил ему Фердинанд. – Королева собирается послать солдат, чтобы заставить арагонцев подчиниться и признать нашу дочь наследницей престола.
– Соизволит ли Ваше Величество выслушать мое мнение? – спросил у королевы Фонески.
Изабелла ответила утвердительно.
– В таком случае, Ваше Величество, я бы сказал, что арагонцы ведут себя как хорошие и преданные подданные. Вы должны их извинить – они действуют довольно дальновидно: в данном деле трудно принять решение, чтобы не создавать нежелательного прецедента.
Фердинанд внимательно наблюдал за женой. Он знал, что ее любовь к справедливости всегда побеждает иные чувства.
Королева молчала, обдумывая слова государственного деятеля.
– Вижу, что вы правы, – наконец заговорила она. – Остается только надеяться… и молиться… чтобы у меня родился внук.
Королева Португалии лежала на кровати. У нее начались схватки, и она понимала, что время наступило.
На ее лбу выступил холодный пот, и она уже не узнавала никого из стоящих вокруг. Она лишь молила Бога:
– Сына… Пусть у меня будет сын…
Если она произведет на свет здорового сына, то забудет эту легенду о проклятии, которая постоянно присутствовала в ее мыслях. Сын мог бы внести большие перемены в ее семью и страну.
Этот маленький мальчик унаследует корону не только Испании, но и Португалии. Страны объединятся; враждебно настроенные сарагосцы останутся довольны; они с Эммануилом станут самыми счастливыми и гордыми родителями в мире.
Почему бы этому не произойти? Почему их семья должна получать удар за ударом? Пусть теперь все изменится к лучшему.
– Мальчик… – шептала она. – Здоровый мальчик, который заставит смеяться угрюмый народ Сарагосы и объединит Испанию с Португалией.
Какой же важной персоной был бы этот маленький человечек, чье рождение все ждали с таким нетерпением!
Схватки стали регулярными. Будь она не так слаба, она легче смогла бы их переносить. Изабелла лежала и стонала, а женщины тем временем суетились у ее кровати. Она была то в сознании, то погружалась в забытье, и так повторялось снова и снова.
Схватки по-прежнему продолжались, теперь они стали более мучительными.
Изабелла старалась не думать о боли, пыталась молиться, просила прощения за все свои грехи, но с ее губ неустанно слетали одни и те же слова:
– Сына… Боже, пошли мне мальчика.
В покоях раздались голоса:
– Мальчик! Здоровый мальчик! Какой красавец!
– Правда?!
– Истинная правда! Никакой ошибки быть не может!
– О, какой счастливый день!
Изабелла, лежа на кровати, слышала пронзительные крики младенца. Она лежала, прислушиваясь к голосам, и была слишком измучена и не могла пошевелиться.
Кто-то остановился возле ее кровати. Кто-то стоящий на коленях взял ее за руку и поцеловал. Оказалось, что у изголовья Эммануил, а на коленях – ее мать.
– Эммануил, – шептала она. – Мама…
– Дорогая мама!.. – начал Эммануил.
Но тут мать громко, с торжеством в голосе воскликнула:
– Все позади, дорогая! А теперь самое лучшее для тебя известие! Ты родила красивого здорового мальчика!
– Теперь все счастливы, – улыбнулась Изабелла. Эммануил с взволнованным лицом наклонился над нею.
– Ты тоже счастлива? – со слезами радости спросил он.
– Ну конечно же, да!
Его взгляд был несколько игрив, словно он поддразнивал жену.
– И теперь больше не будет никаких разговоров о проклятии! Вот видишь, все твои суеверия и дурные предзнаменования оказались ошибочными. Роды завершились, и теперь у тебя есть красивый-красивый сынишка.
– Ты слышишь, как звонят колокола? – спросила мать молодую королеву.
– Я… я не знаю.
– Колокола будут звонить по всей Испании! Все будут радоваться и ликовать! Все должны знать, что у их суверенов родился внук. Что наконец родился наследник мужского пола.
– Тогда я счастлива, мама…
– Давайте уйдем и дадим ей отдохнуть, – предложила королева.
Эммануил кивнул.
– Она так измучена… и не удивительно.
– Но сначала… – прошептала Изабелла.
– Понимаю! – засмеялась королева. Она поднялась с колен и позвала служанку, потом взяла из ее рук младенца и передала матери.
– Его следует назвать Михаилом, в честь святого, в день которого он родился, – сказал Фердинанд.
– Да благословит Господь нашего маленького Михаила, – проговорила королева. – Он такой живой, веселый младенец, но мне хотелось бы, чтобы его мать не выглядела такой измученной.
Фердинанд торжествующе склонился над люлькой, потом нехотя оторвался от ребенка, который так много для него значил.
– Как только Изабелла оправится после родов, мы предпримем триумфальную поездку по стране, – продолжал Фердинанд. – Люди захотят посмотреть на наследника. Мы должны это сделать безотлагательно.
Королева согласилась, что было бы очень хорошо, а про себя подумала, что это вовсе нежелательно, пока мать Михаила не оправится после родов.
Вдруг в комнату вбежала одна из женщин, находящихся у постели роженицы.
– Ваше Величество, Ее Высочество королева Португалии…
– Да? – резко спросила Изабелла.
– Похоже, она с трудом дышит. Ее состояние переменилось…
Изабелла не стала дольше слушать. Вместе с Фердинандом они устремились к постели дочери. Эммануил уже находился там.
Увидев измученное лицо дочери, ее глаза, обведенные синими кругами, услышав ее затруднительное дыхание, королева испугалась.
– Мое дорогое дитя! – закричала она, и в ее голосе звучали непереносимая мука и мольба о сострадании.
– Мама…
– Это я, дорогая. Это я! Твоя мама здесь!
– Я чувствую себя так странно…
– Ты просто устала, любовь моя. Ты только что родила самого красивого мальчика на свете! И не удивительно, что ты измучилась.
Изабелла попыталась улыбнуться.
– Я… не могу… дышать, – с трудом произнесла она.
– Где доктора?! – взревел Фердинанд.
Эммануил покачал головой, словно говоря, что те признали свою полную беспомощность. Они ничего не могли поделать.
Фердинанд направился в дальний угол покоев, и доктора последовали за ним.
– Что у нее не так? – требовательно спросил король.
– Это недомогание, такое иной раз бывает после родов.
– И что можно сделать?!
– Ваше Величество, все должно идти своим чередом.
– Но это же…
Доктора молчали. Они не осмеливались сообщить королю свое мнение: королева Португалии находится на смертном одре.
Фердинанд стоял в углу и с жалким видом смотрел на группу людей, окружавших кровать. Он боялся присоединиться к ним. «Это не может случиться!» – говорил он себе. Изабелла, его жена, еще никогда не получала столько жестоких ударов, а ведь ей уже немало пришлось вынести. Но это было уже слишком.
Казалось, взгляд королевы остановился на лице дочери.
– Мы тебя беспокоим, дорогая? – спросила старшая Изабелла.
– Нет, мама. Ты… ты никогда меня не беспокоишь. Мне очень трудно говорить, я так устала… но… но я хочу, чтобы ты была здесь, со мной. И ты тоже, Эммануил!
– Ты останешься со мной на много месяцев… и ты, и Эммануил, и маленький Михаил. Мы собираемся показать младенца людям. Они очень полюбят маленького наследника. Это счастливый день, доченька моя!
– Да… счастливый день…
Эммануил умоляюще посмотрел на свекровь, словно ожидая от нее заверений, что его жена поправится.
– Мама, – прошептала больная, – Эммануил… подойдите ко мне поближе.
Они уселись по обе стороны кровати и взяли Изабеллу за руки.
– А теперь, – сказала она, – теперь… я счастлива! По-моему… я умираю.
– Нет! – вскричал Эммануил.
Но молодая Изабелла уловила в глазах матери страдание и поняла: они обе знали о неизбежном.
Все молчали, но мать с дочерью смотрели друг на друга, и взгляды их выражали огромную любовь.
– Я… я родила тебе мальчика… – прошептала Изабелла.
– И ты обязательно поправишься! – упрямо произнес Эммануил.
Но обе Изабеллы ничего ему не ответили, потому что обе знали – ложь не сможет их утешить.
– Я так устала, – прошептала королева Португалии. – Сейчас… сейчас я умру. Прощайте…
Королева Испании сделала знак священникам, чтобы те подошли к постели дочери. Она понимала, что наступила пора последнего обряда.
Она видела глаза священника и видела попытки дочери повторить необходимые молитвы… и при этом думала: «Это неправда! Это сон. Это не может быть правдой. Это неправда – то, что произошло с Хуаном и Изабеллой. Это было бы слишком жестоко».
Однако она знала, что это – правда.
С каждой секундой Изабелла слабела все больше и больше, и всего через полчаса после того, как родила маленького Михаила, она скончалась.