На другой день Екатерина вернулась в «Королевскую охоту». Она словно застыла. Была спокойна, деловита, доброжелательна, но… это была другая Екатерина. Екатерина, лишенная иллюзий. Екатерина, утратившая веру в человека и человечество, добрые отношения и возможность переделать этот несовершенный мир. Нет надежды! Всюду ложь, обман и воровство, как говорил один из героев Зиновия Гердта. Только необходимо добавить еще и предательство, и убийство, и подлость. Жестокость. Жадность. За две тысячи лет христианства с его заповедями человек не стал лучше. Ни на минуту не прекращаются войны. Каждую минуту где-то в мире гибнут люди. Много чего еще можно добавить! Да что толку? Хватит с нее детективно-дефективных занятий. У нее, слава Богу, есть работа, дающая возможность честно заработать на кусок хлеба. Честно — вот что главное! И независимость. А чтоб не скучать, учеников можно взять. Английский забывается. Есть еще Норико Морикава и ее старый папа. А ведь она им даже не ответила! Забросила работу, охотников… И ради чего? Все! Она не хочет больше слышать о сестрах, актрисах… Ситникове…
Несколько раз звонила Галка, приглашала в гости и напрашивалась сама. Но Екатерина говорила, что очень занята — конец года, документы необходимо привести в порядок. Звонила прекрасная Вероника, сообщившая, что ввиду абсолютно безумной занятости их встречу придется перенести на первую неделю нового года. Звонила жена «королевского охотника» Петруши, Настенька, и приглашала встречать Новый год у них — будут интересные люди, один парень из Штатов, работает там по контракту, приехал буквально на пару недель… женится… если повезет. Там без жены просто невозможно. Намерения Настеньки просматривались невооруженным глазом. Екатерина горько усмехнулась. Мчаться в малознакомую компанию, делать вид, что тебе безумно интересно и весело, смеяться глупым шуткам, кокетничать с этим типом из Америки. Нет, только не это! Уехать бы! Но работы было так много, бумажной и оперативной, что пришлось звонить палочке-выручалочке, пенсионеру Гавриленко, и просить его вернуться. К его восторгу и неудовольствию его жены, с ее обширной программой работ по дому, требующих завершения к Новому году.
А Новый год между тем приближался. Везде были нарядные елки — в каждой витрине, в парках, на площадях города. Пестрые афиши приглашали на новогодние шоу, костюмированные балы, встречи Нового года в парке, на главной площади, в домах культуры, театрах и ресторанах, обещали катания на санях, лыжные походы, викторины, лотереи и всякие радостные, большие и маленькие, неожиданности и сюрпризы. Улицы и магазины были заполнены людьми, увешанными сумками со всякими вкусностями, шампанским, и елками наперевес. Везде крутились Деды Морозы и Снегурочки. Играла музыка. И присутствовали тот особый, ликующий настрой, радостная приподнятость, надежда, ожидание и предчувствие добрых перемен, равно как и густой хвойный аромат, витающий в воздухе, которые отличают именно этот праздник.
И наконец пришел день тридцать первого декабря. В «Королевской охоте», по традиции, состоялся новогодний прием. Пришли «охотники» с женами. Торжественные и красивые. Поздравляли друг друга, желали новых радостей и успехов в новом году, прибавления семейства, творческих успехов, денег, счастья, удачи. Раскрыли большую бутылку Екатерининого любимого шампанского «Asti Spumante», выпили, посмеялись, пошумели и разбежались по своим домам готовиться к семейной встрече Нового года. Приглашали Екатерину. Она сдала бюро под охрану и побрела домой через шумную, ликующую толпу.
Дома ее встретил соскучившийся Купер. Они поужинали, и Екатерина включила телевизор. От нечего делать. Около семи зазвонил телефон. Екатерина с минуту раздумывала, брать или не брать трубку. Взяла.
— Екатерина Васильевна, — услышала она голос Леонида Максимовича, — вы что, под домашним арестом? Звонил несколько раз на работу, говорят, вас то нет еще, то уже ушла, то вышла. Конспираторы!
— Леонид Максимович, что случилось?
— Вот проклятая у меня профессия! Только людей пугать! Порядочных. Преступники, вот те совсем меня не боятся! Ничего не случилось. Совершенно случайно оказался в вашем районе и, проходя мимо, решил зайти и поздравить с наступающим. Если не возражаете.
И зашел. Минут через пятнадцать Екатерина услышала звонок, открыла дверь и увидела на пороге Леонида Максимовича — в снегу, продрогшего, с красным носом. В правой руке он держал большой портфель, а в левой — длинный сверток.
— Вы что, в засаде сидели? — спросила Екатерина неприветливо. — Похожи на снежную бабу.
— А что, по-вашему, снежные бабы сидят в засаде? Сказали бы хотя бы — на Деда Мороза! — вдруг лицо его сморщилось, он стал хватать ртом воздух, издавая отрывистое «ах-ах», и оглушительно чихнул, раз, еще раз, и еще, и еще. — Не подходите ко мне, Екатерина Васильевна, — простонал он между приступами, — не нравится мне, как я чихаю! Может, какой-нибудь новый вирус из космоса занесло, а я и подхватил!
Отчихавшись, он снял пальто, повесил его на вешалку, забросил наверх шарф и шапку. Вытащил носовой платок, вытер лицо. Подошел к зеркалу. Поправил волосы. Некоторое время внимательно рассматривал свое лицо, потом — язык и наконец сказал озабоченно:
— Язва, видимо, разгулялась! Не ко времени!
Екатерина без теплоты наблюдала за его маневрами, безошибочно угадав в них желание помириться.
— Ну-с, а вы, Екатерина Васильевна, готовы к встрече Нового года? — светским тоном продолжал Леонид Максимович, усаживаясь на диван. Усевшись, потянул за ухо спящего Купера, сказав при этом: — Ах ты, зверь!
— Готова! — кратко ответила Екатерина. — Чай? Кофе?
— Чай! Большую чашку и очень крепкий. С коньяком и лимоном!
— Есть, гражданин начальник!
— Почему «гражданин»?
— Я же под домашним арестом.
— Ну, какие пустяки! Какой домашний арест! Я же пошутил тогда, а вы и поверили. Вы — наш самый ценный секретный агент с дамскими логикой и интуицией, который очень помог следствию. В американской полиции, например, привлекают ясновидящих, а до женской логики не додумались.
— Ничего не помогла! А разве следствие уже закончено?
— Ну что вы! Там еще работы непочатый край! — Он посмотрел на Екатерину и спросил прямо: — Обижаетесь?
— Обижаюсь, — также прямо ответила Екатерина.
— Но хоть понимаете, что я был прав?
— Понимаю, но…
— Всегда есть «но», которое портит всем жизнь, как ложка дегтя! Я же о вас пекся! Вы не представляете себе, насколько близко вы подошли к краю. Даже не подозревая о том! Ну как, я прощен? Я, может, жизнь вам спас!
— Посадив под домашний арест!
— Но ведь под домашний же, а мог ведь и куда подальше упечь! Для пользы дела. Так что скажите спасибо!
Они помолчали. Леонид Максимович помешивал ложечкой чай.
— Знаете, Екатерина Васильевна, — начал он, — вы как ребенок, который нашел золотую монету и сменял ее на оловянного солдатика.
— Какого еще солдатика?
— Ну, это я образно выражаясь. Имея в виду, что вы не знали ее ценности.
— Что-то я не вижу никакой монеты!
— Ну вот, вы не только не осознали ее ценности, но и вовсе не заметили!
— Леонид Максимович, а вы собираетесь арестовать Ситникова?
— Александра Павловича? А что, стоит?
— Не знаю. Я вам все рассказала! Он — единственный, кто мог это сделать, у кого был мотив. Да просто некому больше!
— Какой мотив? Мне ничего не известно о его мотивах!
— Я неудачно выразилась! Я хочу сказать, что он был настолько близок к ним всем, что все эти убийства близких людей как-то взаимосвязаны… — Она замолчала, не зная, как закончить фразу.
— Близкие люди, близкие убийства! Виноват, не понял! А вы верите, что он убийца? Или, решив, что с ним не все чисто, «сдали» его нам, как и подобает всякому достойному члену общества?
Екатерина задумалась. К сожалению, убийцы не всегда соответствуют описанию мэтра Ламброзо. Можно сказать, никогда не соответствуют. Они — самые обыкновенные люди. Внутри — другие, но этого сразу не разглядишь.
— Не знаю. Я знаю только то, что я общалась с пятью известными вам людьми. Им всем я послала письма. Я не знаю, убили ли эту несчастную Ларису, приняв ее за Зинаиду, из-за моих писем. Может быть. Ведь до этого ее не трогали.
— А вам не приходит в голову, что ее не трогали по той простой причине, что ее не было в городе? А приехала — и…
— Может, и так, пусть не из-за моих писем. Но все равно, это был тот же, кто убил Алину и Елену. Тот же, кто пытался убить меня. Кто-то из известной вам пятерки! Тот же, кто убил Алину, Елену и Ларису! Ведь ни с кем больше я не встречалась. И не разговаривала.
— Значит, согласно вашей теории убийца — Ситников! А ведь он-то знал Зинаиду в лицо!
— Ну, видел один раз! А в прихожей было темно. Я не знаю, он это или нет, но ему, согласитесь легче это было сделать, чем кому-либо другому! А потом, откуда он мог знать, где в моем доме кухня?
— Да, кухня — это серьезно! А вы верите, что он мог устроить это дикое зрелище?
— Не знаю! Чужая душа — потемки. Но если честно, то не думаю.
— Значит, один из пяти! И главный подозреваемый — Ситников, потому что он сообразил, где у вас кухня! За что вы его так не любите? А хотите, скажу, где вы прячете кухню? Вторая дверь по коридору налево! Ну что, угадал?
— Нет. Совсем не там!
— Ну ладно, это я пошутил. Ваша логика безупречна… для, как бы это сказать, для безвоздушного пространства. Есть вы, есть пятеро предполагаемых убийц, есть три жертвы. Даже четыре, если считать с вами. А вокруг — десятки различных людей: друзья, знакомые, сослуживцы. Знаете, есть такие две замечательные теории, теория распространения информации и теория накопления информации.
— Боюсь, я о них не слышала.
— Это легко. Слушайте. Допустим, вас заинтересовало нечто. Возьмем самый бытовой пример. Чтоб вам было понятнее. («Нахал!» — подумала Екатерина.) Вы решили купить автомобиль. Скажем, «фольксваген» последней модели, знаете, «жучок» такой смешной, одинаковый спереди и сзади. Почему? Ну, не знаю. Фантазия у вас такая. Вдруг увидели в журнале и заторчали, как выражается моя младшенькая. До этого вы его никогда не видели, вам не попадалось ни одного объявления о его продаже, ни одной рекламы, и к вам никто не подходил и не предлагал его купить. И вот вы говорите соседу Стасу: «Слушай, Стас, не знаешь, никто не продает «фольксваген»?» «Не припомню», — отвечает Стас. Ваш вопрос в виде информационной волны ушел в пространство. И через какое-то время к вам начинает поступать информация — то в журнале увидели, то по телевизору, то объявление о продаже где-нибудь на столбе. И в итоге вы становитесь обладателем коллекции материалов по данной теме. Не замечали?
— Не задумывалась. Но звучит интересно. И понятно даже мне! Но… не может ли быть, что вы раньше просто не интересовались этой машиной и информация о ней проходила мимо?
— Браво, Екатерина Васильевна! Конечно, может! Скорее всего так оно и есть!
— То есть теория не выдерживает критики?
— Не выдерживает!
— А кто ее автор?
— Боюсь, что ваш покорный слуга!
— Чувство юмора на мне свое оттачиваете?
— Нет, просто хочу вам напомнить, что мы живем, тесно общаясь друг с другом. И тот факт, что мы годами не видим нашего соседа по лестничной клетке, не значит, что мы ничего о нем не знаем. Согласны? Мы слышим его через стенку. Мы слышим о нем от других соседей. И находимся, более или менее, в курсе его дел. Я вас еще не утомил своими занудными рассуждениями?
— Нет, я вас внимательно слушаю!
— И вот вообразите себе, Екатерина Васильевна, что существует некто, назовем его «мистер икс», который занят противозаконными деяниями. У него есть помощники-соучастники. Алина случайно узнает, чем занимается этот, нет, не «мистер икс», о нем она даже не подозревает, а его помощник. И обещает вывести его на чистую воду. И платит за это жизнью. Затем Елена, зная характер сестры, предполагает, что ту убили. И решает действовать. Трудно сказать, на что она рассчитывала и верила ли в успех, посылая эти письма. Может, просто успокаивала тоску по сестре. Отдавала долг, как она это понимала. И тут возникает вопрос: попала она пальцем в убийцу или нет? Кстати, вы уверены, что она их послала?
— Ну, раз ее убили, то, видимо, да!
— Может быть — да, а может быть — нет! Были соседи, была близкая подруга Зинаида, были и другие, нам не известные, которым она могла сказать что-то вроде: «Я знаю, что Алину убили! Я знаю, как найти убийцу». Могла? Могла! Правда, тот факт, что она не поделилась с мужем, не в его пользу. И писем ему она тоже не отправляла. Зачем? Хотя мне трудно иногда понять женскую логику! Поехали дальше! Ее тоже убивают. Между прочим, это уже установленный факт. Таблетка стрихнина была помещена в коробочку со снотворным — выглядит и то и другое одинаково, — а вовсе не хранилась в листочке из блокнота. Листок был сфабрикованной уликой. И некоторое время спустя убивают также Ларису. Вместо Зинаиды. Причем вы о Зинаиде ничего никому не говорили, а ее, то есть Ларису, убивают. Может быть, Елена кому-нибудь сказала, что есть у нее близкая подруга, у которой она хранит важные документы. И ее бы раньше убили, да она вовремя уехала в Италию. Могло так быть? Могло! Вы можете себе представить, кому Елена могла рассказать о своей подруге или кто знал ее?
— Могу. Галкину и Ситникову. Добродееву тоже могла.
— Умница! То есть в ваш узкий круг из Ситникова, единственного главного подозреваемого по причине знакомства с планировкой вашего дома, добавились еще двое — Добродеев и Галкин! А может, Зинаида Метлицкая сама сказала кому-то: «У меня есть важные документы…» — и тем самым подписала себе смертный приговор? Вы представляете, кому она могла это сказать?
— Понятия не имею. Я же ее совсем не знаю!
— А вместе с тем в ее письме есть весьма интересное местечко… Ну-ка, вспоминайте! Ладно, мы к этому еще вернемся! То есть, я хочу сказать, что, кроме упомянутых трех, вполне может быть еще кто-то, кто знал, что она опасна! Согласны? Гипотетически? Согласны. Вижу по глазам! И вот наконец переходим к вам! Вы простодушно, как рыцарь без страха и упрека, явились на этот карнавал смерти, вошли в круг пляшущих масок — без маски, без оружия, не подозревая, с кем имеете дело, — и заявили во всеуслышание: «Я расследую убийство!» Зинаида оказалась сообразительнее! Взяла и удрала, чем и спасла себе жизнь. Вы отправили письма, вызвав огонь на себя! Как Елена в свое время. Как рыбак, закинули удочку. Вы рыбу, случайно, не ловите? Знаете, у тех, кто работает с компьютером, есть такой прием — нажми кнопку и посмотри, что будет! Кнопку-то вы нажали, но беда в том, что вы с вашей неопытностью даже не поняли, что на вас покушаются! Вы поступили, как врач, прививший себе СПИД (извините за выражение!), и внимательно прислушивались к своим ощущениям. Но так ничего и не поняли. То есть с газом — более или менее ясно. Но если бы вы, не дай Бог, умерли, все бы решили, что это был несчастный случай. Была еще пара моментов, которых вы даже не заметили! И кто убийца, вы не знаете! Расскажу, расскажу, потерпите! Вернемся к газовой атаке. Вы приходите к выводу, что это проделывал кто-то из известного вам круга. Вы же общались только с этими пятью. И все — один из пяти!
— По-моему, вывод логичен!
— Логичен для безвоздушного пространства!
— Я согласна, что мы не знаем, с кем общались Елена и Зинаида, но я-то ведь точно знаю: только эти пять человек знали, чем я занимаюсь!
— А ваша подруга?
— Галка? А она при чем? Неужели вы думаете, что…
— Ну вот, эмоции начались! Я ничего не думаю. Я задаю вопрос, на который нужно ответить — да или нет. Итак?
— Да! Но…
— Достаточно! Кто еще?
— Никто!
— Вы уверены?
— Абсолютно!
— Значит, все-таки один из пятерых?
— Да! Больше некому!
— То есть вы хотите сказать, что больше никого не знаете. Я — за точность формулировок. Ладно, примем в качестве гипотезы! А как же теперь определить, кто убийца?
— Давайте на карамельках!
— Карамельки — это хорошо, но из области догадок. А нам нужны доказательства. Существует ведь некая информация, улика против убийцы. Но нам она неизвестна! И приходится гадать на кофейной гуще. Или на карамельках! Или… что?
— Искать улику!
— Как?
— Алиби?
— Да. Но не всегда срабатывает. Знаете, самое достоверное алиби, как правило, у преступника. Еще?
— Свидетели!
— Браво! И вот тут-то очень помогает статус работника милиции, который дает ему право задавать вопросы. И вот, в результате опроса местного населения, я имею в виду, население вашего дачного поселка, о всех необычных и запомнившихся событиях в ночь газовой атаки, был выявлен пенсионер Злотов (люблю пенсионеров за то, что им до всего есть дело!), который видел машину, иномарку, около часа ночи, в двух кварталах от вашего дома. Номер, правда, ему удалось рассмотреть не полностью, так как в машине на месте водителя кто-то сидел — был виден огонек сигареты, и Злотов не решился подойти поближе. Но мы его все-таки определили — помните, у Чапека: «О, шея лебедя!» и как-то там еще. Погода была прекрасная, звезды, легкий мелкий снег. Джоанна — это его собака — с удовольствием гуляла. «Ждет!» — решил следопыт-общественник. И крутился поблизости, пока не появился мужчина, который сел в машину, после чего машина уехала, а Злотов пошел домой.
— Чья же это машина?
— Вы не поверите!
— Я знаю владельца?
— Да.
— У всех, кроме Галкина, есть машины.
— Да, верно. У многих есть машины. У всей вашей четверки и еще у многих других, о которых вы даже не подозреваете. Вернее, которых не подозреваете.
— Чья же это машина?
— Сказать?
— Сказать!
— Извольте! Эта машина принадлежит… Екатерина Васильевна, а давайте еще поиграем! Даю вам последний шанс вычислить убийцу. Уверяю, у вас на руках все козыри! Согласны? Соглашайтесь!
Екатерина задумалась. Конечно, неприятно расписываться в собственном бессилии. Но… с другой стороны…
— Но я, кажется, исчерпала все свои версии! Даже не знаю…
— Решайтесь! Даю вам десять минут. Начните с самого начала, не упустите ни одной самой маленькой детали… Они иногда говорят больше, чем самые очевидные вещи. Идет?
— Ладно!
— Спросите себя, почему произошло то, что произошло, оглянитесь вокруг в поисках причины! Я чуть-чуть подтолкну вас: первое — ищите поблизости! Второе — вы знаете убийцу! И третье — вспомните всех, с кем общались.
Екатерина закрыла глаза. Мысленно вернулась к началу истории.
«Убита молодая женщина, Алина. Сбита машиной… почему? Я знаю пять человек, у каждого из них была причина желать ей смерти… какая? Любовь… ненависть… Мадам Бодючка! Могла? Да! Запросто! Но… стоп… что-то тут не так! Все эти убийства нельзя рассматривать отдельно! Это, в сущности, одно убийство — убийство Алины, а остальные — уже следствие. Значит, и убийца — один! Это ясно. Бодючка не могла убить Елену. Почему? Это сделал кто-то, у кого был ключ или кого она не побоялась впустить… замок цел, без следов взлома. Это был свой! Ситников, Добродеев, Галкин! Галкина вычеркиваем — он рыдал, когда узнал о смерти Елены… Ситников? Мог! Но он был в Германии, у него алиби, а кроме того… убить Алину? Не верю! Зато он знал, где у меня кухня… А Зинаиду? Не то… все-таки он видел ее раньше… и не так уж там было темно… Добродеев? Елену — мог. Зинаиду-Ларису? И да и нет! Убить, может, и смог бы, но сразу сбежал бы… трус! А в случае с Зинаидой, то есть Ларисой, действовали очень хладнокровно… а если… Алина знала… что? Теперь убита Елена… почему? Узнала, кто убийца сестры, и стала ему угрожать… искать нужно поблизости… сестры… их мужья! Стоп… в этом что-то есть! А что, если Галкин, сброшенный со счетов ввиду его ничтожества… Галкин! Ну, допустим… что же такое он мог сделать? Торговал человеческими органами? Убил пациента? Подпольные аборты? Глупости… кроме того, он ведь не гинеколог! Сейчас… сейчас… что еще? Пьяница… алкоголик… неудачник… А! Наркоман! Что Юрий тогда, в больнице, сказал о нем? «Перешел на более сильные возбудители!» Вот! Кажется, есть! Неужели… наркотики? Горячо! А почему бы и нет? Алина узнала, что он наркоман, стала угрожать… Он сообщил своему дилеру… тот — шефу, главарю, или как его там в газетах пишут — наркобарон! Вот! Наркобарону! (А бывают у нас здесь «наркобароны»? Или это только в Америке?) Отсюда его истерика… чувство вины! Он понял, что Елену убили те же люди… и покончил с собой!»
— Леонид Максимович, — вдруг говорит Екатерина, — а Галкин не оставил письма или записки?
— Оставил! Разве я не говорил?
— Нет, по-моему. А я могу его увидеть?
— Письмо у меня на работе. Но я могу процитировать одну фразу, которую запомнил наизусть: «Я ненавижу этого старого Лицедея («Лицедея» — с большой буквы) и тех, кто стоит за ним!» Правда интересно?
— И кто этот Лицедей?
— Он не назвал ни одного имени!
«Лицедей… Зинаида — лицедейка… Повсюду одни лицедеи! Жизнь театр! Что говорил Леонид Максимович о письме Зинаиды? Что-то там было… ключ… она пишет о Елене и о себе… о ком еще? Ни о ком больше… кажется… В самом начале о том, как она узнала о смерти Елены… вот! Соседи сказали! Кто именно? А может, Лицедей? Они же из одного цеха! Вряд ли совпадение… и если Лицедей и дилер — одно и то же лицо… А что? Кажется, получается! Он ей рассказал о смерти Елены, как и мне в свое время! А она ему — что-то о пакете, оставленном Еленой… могла ведь… а Лицедей сообщил шефу… и тот решил убрать ее… Допустим! А как это выглядит технически? Кто убивает? Можно нанять профессионального киллера… Но говорят, у них свой почерк, а здесь — разные убийства… не получается… Может, Лицедей? Стар он для таких вещей… но отравить… вполне может… пришел к Елене, они ведь дружили… попросил снотворное, спать, говорит, не могу… и положил таблетку стрихнина… среди других… Мог ли он? Как он о ней тогда говорил… и выспрашивал меня… настырно… что-то в нем было такое… скользкое… и как он вдруг… словно шарик, из которого воздух выпустили… Мог! Лицедей! Сбить машиной — нет… а отравить — мог! И Ларису — вряд ли… А может, сам шеф? Кто? Из пяти, известных мне? Пошли по второму кругу… Мадам Бодючка? Нет! Не ее уровень! Игорь Петрович? Да! Но… стоп! Его же не было в городе! Лидия Антоновна… когда я ей звонила… что же она сказала? А, билет на самолет ему заказала… на пятнадцатое декабря… Лариса была убита шестнадцатого… Ситников? Мог! Но… во-первых, он знал Зинаиду в лицо… и так далее… А потом эта извращенная эстетика! Лилии… свет… Ситников, с вечно расстегнутой верхней пуговицей на рубахе, полураспущенном галстуке… нет! Скорее Добродеев! Не думаю… нет! Он трус! Ни за что бы не остался там после убийства! А убийца не торопился… какую сцену устроил… придумал в своем больном воображении… Что-то тут еще… какая-то мысль… ага! Почему ее тащили? Причину я вижу только одну! Убийца не мог се поднять! И еще… Что? Сейчас… сейчас… запах! Ну да, запах… Одуряюще, тошнотворно пахли лилии! Нет! Не лилии! Неужели? Не может быть… Ах! Все!»
— Знаю! — Последнее слово вырывается вслух.
— Знаете? — Леонид Максимович полон любопытства. — Вы уверены? У вас еще две минуты осталось!
— Знаю!
— Откуда?
— «Ессеи Мияки»!
— Что?
— Духи такие! Японского дизайнера, раньше он только по дамской одежде был, а теперь еще и духи. Я все время чувствовала, как что-то ускользает от меня… Какое-то ощущение… В ванной комнате пахло ее духами… она, наверное, там пряталась… Боже мой! Теперь мне все ясно! И эта внезапная дружба, и пепел сигареты в кофе… с ядом?! И если бы Галка не примчалась… я бы этот кофе выпила! — Екатерина замолкает и вопросительно смотрит на Леонида Максимовича.
— Браво, Екатерина Васильевна! Вы уложились в восемь минут! Да, вам повезло с подругой! А как вы сообразили?
— Даже не знаю! Постепенно! А потом вдруг… вспомнила лилии… запах очень сильный, и вдруг как вспышка — духи! Это — наркотики?
— Да! Стоило ей попасть в наше поле зрения, как пошла информация. Знаете, есть такой закон накопления информации?
— Знаю, знаю! Значит, только то, что она неосторожно поставила машину чуть ли не рядом с моим домом…
— Нет! Не только! Но… вы своими вопросами ставите меня в неловкое положение! Я не имею права отвечать! — вскричал Леонид Максимович в отчаянии. — Вы толкаете меня на должностное преступление! Ну ладно, так и быть… но только никому! Ни-ни! Ни словечка! Разве только Галине Николаевне… Так вот, ваш друг Добродеев явился с повинной!
— Добродеев? С повинной? Он что, тоже с ней?
— Увы! С ней!
— Но почему?
— Причина стара, как мир! Шантаж! Страшная это сила, Екатерина Васильевна. Еще один ваш друг, Лицедей Ненахов, снялся когда-то в порнофильме, причем с мальчиками, что гораздо хуже по нашим моральным меркам. А Веронике попалась в руки одна из копий. Ну и вот, соучастник готов! А с Добродеевым тоже складно вышло… Вы же знаете его — болтлив и самовлюблен… из породы тех, кто ради красного словца продаст все и вся! А тут такая замечательная женщина, как Вероника! Слушает, восхищается, ахает! А потом предъявляет кассету с записью его болтовни. Только это уже не болтовня, а коллекция компрометирующих фактов против сильных мира сего в изложении всеобщего друга Добродеева. Пригрозила, что отправит по почте всем героям его рассказов. Представляете? И вот вам и второй верный помощник! Им обоим цены не было! Один действовал в мире богемы, другой — в мире бизнеса. Ну а кроме того, и деньги немалые… А Добродеев, при всех его достоинствах, человек довольно легкомысленный… из тех, кто сначала делает, а потом… старается не думать о содеянном, надеясь, что оно само как-нибудь рассосется… да и трусоват изрядно. Но окончательно понял, куда вляпался, когда получил задание разобраться с вами… он не спал всю ночь… думал и наконец сообразил, что убийство Алины и Елены и ваше взаимосвязаны… И он оказался перед трагическим выбором: вы или Вероника! Я шучу, Екатерина Васильевна. Не думаю, что он мог причинить вам вред… Не та порода. Он Веронику как огня боялся. И совсем уж было решил удрать, как вдруг вы! Ну… и последующая прогулка на лесное озеро.
— Ну и что теперь? Она арестована?
— Нет. Ей предъявлено обвинение в хранении и продаже наркотиков. Но она на свободе.
— А убийства?
— Убийства нужно доказать. Убийство Алины доказать практически невозможно. Важный свидетель Галкин умер. Убийство Елены… тоже сомнительно… так, домыслы, догадки…
— А что говорит Лицедей?
— Ничего. Лицедей в больнице с обширным инфарктом. Будущее его темно и безрадостно. Если оно у него вообще есть…
— А признание Добродеева?
— Цена ему невелика. Вероника заявила, что он ее оговорил, так как она якобы не уступила его домогательствам. Видите ли, Екатерина Васильевна, свидетелей найти трудно, кто ж вам признается, что употребляет наркотики. И получается, его слово против ее. С хорошим адвокатом… а у нее, поверьте, будет лучший, которого можно купить за деньги. У нее взята подписка о невыезде, чем она была очень недовольна. Переживала, что срывается поездка на курорт, куда-то на юг Европы.
— И ничего нельзя сделать? Вас — целая армия, и вы так беспомощны?
— Ну, не так уж и беспомощны. Но закон в руках ловкого судейского — о, это большая сила!
— Ну ладно, Алина — это давно было, с Еленой — не все ясно, но убийство Ларисы? Там же столько следов осталось! Неужели вы позволите ей выйти сухой из воды?
— Успокойтесь, Екатерина Васильевна! Не расстраивайтесь. Будем работать… Я тут несколько сгустил краски, чтоб вы прочувствовали, как нам трудно живется, а вы сразу и поверили! Хотя, конечно, наша служба не мед.
— Леонид Максимович, а у нее с психикой все в порядке?
— Я все ждал, когда же вы спросите о ее психике. Она нормальна. Но лечилась у психиатра. Я видел ее карточку — повышенная возбудимость, немотивированная агрессивность… в общем, целый букет. Кстати, ее муж трагически погиб шесть лет назад…
— Как?
— Задохнулся в гараже. Кто-то захлопнул дверь… решили, что несчастный случай, дети, возможно, играли рядом…
— А она где была?
— Представьте себе, дома! Не пыталась сбежать, не отправилась ночевать к подруге или к изголовью больной мамы. Сказала, якобы даже не знала, что муж вернулся. И что самое интересное — в гараже было установлено передающее устройство на случай грабежа, а в гостиной — приемник, по которому слышно все, что там происходит!
— И вы думаете, что она слышала, как он там…
— Вполне допускаю! Правда, она сказала, что устройство это целую вечность не включалось.
— Она ненормальная! Я уверена, что Ларису убила именно она! Извращенная садистка! Но вы же не можете судить ее, если она психически неполноценна! Значит, ей все сойдет с рук?
— Я не сказал, что она психически неполноценна. Я сказал о ее наклонностях. Это далеко не одно и то же.
— Но вы же сами сказали, хороший адвокат…
— Тоже верно! Но… поживем — увидим! Ох, заболтался я с вами! Восьмой час!
— Постойте! А Добродеев?
— О, Добродеев! Этот мне определенно нравится! После неудачного покушения на вас на лесном озере…
— Он признался, что пытался меня убить?!
— Нет! Кто ж в таком признается! Хотя вряд ли, не думаю… И я, как уже сказал, склонен ему верить.
— А зачем он тогда повез меня на озеро?
— Ну, чтобы, как он говорит, отчитаться перед начальством. Неудачное покушение все-таки лучше, чем никакое. А вообще он ничего не собирался предпринимать и подумывал о бегстве. Но вы так удачно попались ему на глаза, что грех был не воспользоваться случаем… А после поездки на озеро ушел в подполье — на целых четыре дня, говорит, «выдерживал мучительную борьбу со своей совестью». В итоге совесть победила, и он пришел к нам. Я думаю, он прятал золотишко и деньги на всякий случай.
— А если б меня убили за эти четыре дня?
— Екатерина Васильевна, мы с вами мыслим одинаково! Я задал ему тот же вопрос… Ну, он нашел десятка два убедительных доказательств тому, что этого не должно было случиться никогда, потому что не должно было случиться никогда, и прочая, и прочая. В детстве, помнится, я учил стишок про бедного Ваню, который был трусоват… Ваш бедный друг, Алексей Добродеев, страдает той же слабостью. Еще вопросы будут?
— Будут. Вернее, будет.
— Ладно, давайте. Но только один.
— Леонид Максимович, неужели женская логика так уж отличается от мужской?
— Кто вам сказал подобную глупость?
— Да вы же сами!
— Нет, голубушка, Екатерина Васильевна, я даже не упоминал о мужской логике. Я говорил о женской логике и логике вообще!
— То есть мужская логика и логика вообще — это одно и то же? А вы можете привести хоть один пример женской логики?
— Наблюдая свою жену, двух дочек, коллег по работе, сколько угодно! Ваше решение послать письма! Ни один мужчина до этого не додумался бы… Ну да ладно, слушайте задачу, логическую задачку для детей младшего возраста. Дано: три мальчика — Вася, Саша и Коля. Васе пять лет, и он не умеет ни читать, ни писать. Саше тоже пять лет, и он тоже не умеет ни читать, ни писать. Коле — пять лет, и он… Умеет ли он читать и писать?
— Не умеет! — вырвалось у Екатерины.
— Вот видите! — обрадовался Леонид Максимович.
— Подождите, я поторопилась! — взмолилась Екатерина. — Эта задача не имеет решения. Этот ваш Коля может уметь читать, а может и не уметь!
— Вот именно!
— И на основании подобной дурацкой задачки вы делаете вывод о женской логике? — перешла в наступление Екатерина. — Это просто ловушка, и я уверена, что в нее попадаются не только женщины.
— Екатерина Васильевна, умница вы моя! Конечно! Вы абсолютно правы. Это была просто шутка. Но как бы то ни было, после встречи с вами и Галиной Николаевной мои убеждения поколебались. Вы уверены, что не хотите идти к нам работать? Подумайте! После ваших опасных приключений цивильная жизнь покажется вам пресной.
— Не покажется! У меня новый клиент! Из Японии.
— Откуда? Из Японии? Вас и там уже знают? Ну-ка, ну-ка… если не секрет!
— Японская девушка Норико Морикава и ее престарелый папа собираются к нам и нанимают меня… как бы это выразиться…
— Телохранителем?
— Вроде того. Сопроводителем. Хотите, прочитаю вам их письмо?
— Конечно, хочу!
Минут двадцать они обсуждали письмо из Японии. Наконец Леонид Максимович решительно поднялся с дивана и со словами: «Гоните меня в шею, и причем немедленно!» — направился в прихожую.
Уже в прихожей он протянул ей длинный сверток из синей оберточной бумаги и сказал:
— Это вам, с Новым годом! Совсем забыл, чуть с собой не унес!
Екатерина развернула сверток. Внутри были темно-розовые гвоздики в облаке аспарагуса, пахнущие нежно и пряно.
— Спасибо! И вас с Новым годом! Хорошо вам встретить! Вы домой?
— Ну что вы! Назад, в засаду! В девять ноль-ноль будем брать особо опасного преступника!
— Шутите все! Вам в постель надо!
— Точно! Когда разойдутся гости. Люблю встречать Новый год дома. Чтоб не возвращаться домой под утро. А вы? В гости?
— Еще не знаю. Не решила.
— Одной под Новый год никак нельзя! А что ваша подруга?
— Зовет. Наверное, к ней пойду.
Уже одевшись, Леонид Максимович, словно в нерешительности, помедлил, расстегнул портфель, достал пачку писем, перетянутых аптечной резинкой, и протянул Екатерине:
— Вот!
— Что это? Неужели… мои письма? — спросила ошеломленная Екатерина, перебирая конверты. — Но… откуда?
— Как, по-вашему?
— Галка?
— Галина Николаевна. Позвонила мне после той исторической встречи втроем и сказала, что ей необходимо срочно меня увидеть. Пришла и принесла письма. Призналась, что не решилась бросить их в почтовый ящик. Рука не поднялась. Побоялась! А теперь, сказала, даже рада этому факту, так как это, несомненно, облегчит вашу участь — раз письма не были отправлены, то нет и состава преступления. И суд вас оправдает.
— Но почему она мне ничего не сказала?
— А вы бы согласились?
— Нет, наверное. Не знаю. Нет!
— Вот видите!
— Но… это же… предательство! Она не имела права решать!
— Нет, это скорее ложь во спасение! Насчет права не знаю! И я ведь мог промолчать, правда? Но я решил, что в данном случае, честность — лучшая политика[24], как говорят англичане. Правда, у них это получается в рифму. А друзьям всегда лучше говорить правду.
— Но ведь она солгала!
— Рано или поздно она бы вам все равно призналась. Ведь за вас боялась. Ее можно понять. Я лично ее понял.
— Значит, мои письма ни при чем?
— Получается, так. Но мысль сама по себе была очень интересной! Я занесу этот случай в анналы своей следственной практики.
— Как образец женской логики?
— Нет, как потрясающе интересный эксперимент! Я чувствую, что если сию минуту не уйду, то останусь встречать новый год с вами! Всего вам доброго в новом году, оставайтесь с Богом, как говаривал мой дед.
Леонид Максимович раскрыл дверь и вышел в морозную темноту улицы. Екатерина, задумавшись, постояла минуту-другую в прихожей, потом заперла дверь, погасила свет и вернулась в комнату.
Потом позвонила Галка. Звала к себе. Кроме детей, будут еще Аля, та соседка, которая ходит в клуб знакомств, и девочка, подружка Павлуши. Может, заглянет на огонек папа Веник. Если вспомнит. И все. Больше никого. Екатерина слегка позавидовала Галке — и без гостей полон дом! А тут один Купер, да и тот скорее всего уйдет на ночь в свою кошачью компанию… И подумала, что, может, права Галка, когда говорит, что работа никогда не заменит ни семьи, ни детей… И все эти эмансипированные бабы, которые утверждают это, просто врут — а что им еще остается? Последнее время голос у Галки был слегка виноватый, и теперь Екатерина знала почему. Она сказала, что придет. Мысль о встрече нового года в одиночестве была невыносима. Галка обрадовалась и тут же попросила захватить майонез. Забыла купить.
А Екатерина все ждала… Было уже около десяти. И Екатерина сказала вслух, обращаясь к телефону:
— Даю тебе еще десять минут. Если через десять минут ты не оживешь, я ухожу встречать новый год к своей подруге детства Галине.
Через шесть минут телефон зазвонил, по-видимому, испугавшись. Екатерина коротко вздохнула и протянула руку к телефону.
— Да! — сказала она официально. — Я вас слушаю!
— А… — услышала она знакомый голос, — добрый вечер!
— Добрый вечер!
— Вот звоню, хочу поздравить с Новым годом…
— Спасибо. И вас с Новым годом.
— Желаю вам счастья в личной жизни и больших творческих успехов!
— И вам того же!
— А вы что, никуда не идете? Или гостей к себе ожидаете?
— Иду. Вообще-то я уже собиралась уходить…
— А я, когда собираюсь уходить, никогда не беру трубку, мало ли что… — В его голосе ей чудится как бы насмешка, и она уже жалеет, что взяла трубку.
— Хорошее правило!
— Да, неплохое. А… — начинает он и смолкает. Наступает пауза.
— Послушайте, — вдруг решается Екатерина, — а зачем вы меня дернули за волосы?
— Низачем. Я не вас дернул, а себя…
Как ни странно звучит эта фраза, Екатерине кажется, что она понимает, что он хотел сказать.
— Я тоже хотел спросить, — продолжает он, — а почему…
— Нипочему, — перебивает Екатерина, — просто название нравится! Всем нравится. Да, придумала сама.
— Понятно… — тянет он и после небольшой заминки продолжает: — А что, если…
— Да! — выпаливает Екатерина раньше, чем успевает сообразить, что делает.
— Тогда я сейчас приеду?
— Да!
— Буду через пять минут!
— Подождите, меня же подруга ждет! — спохватывается Екатерина.
— Возьмите меня с собой!
— Я подумаю!
— Кладите трубку, — говорит он, — вы — первая! Или давайте вместе — три-четыре!
Екатерина бежит в спальню, раскрывает шкаф, торопясь, перебирает платья. Не то… не то… совсем не то… вот это разве… нет! Вот! То, что нужно — черное, длинное, с глубоким узким вырезом на груди и высокими плечами. Купленное по случаю у Славочки, жены «королевского охотника», той самой, которая познакомила Екатерину с воинствующей феминисткой из Америки, Miz Родой Коэн. Она подходит к зеркалу и прикладывает платье к себе. Очень даже… неплохо! Из зеркала на нее смотрит молодая женщина с сияющими глазами, такая… хрупкая, взволнованная и… и… беззащитная! Не неплохо! Просто потрясающе! Склонив голову набок, Екатерина не без удовольствия рассматривает незнакомку в зеркале. «Очень сексуальное», — вспоминает она Галкино определение. Никогда не надеванное именно по этой причине. Наверное, пора его наконец надеть.