Король решает не всё

Глава 1

Они сидели молча уже минут десять, министр Шен перебирал бумаги, Вероника с кривой улыбкой смотрела в пространство, по третьему кругу загибая пальцы. Министр изредка бросал на неё нервные взгляды, но молчал. Перебрав свой десяток листов и в который раз прожигая взглядом чертёж, он наконец не выдержал и с суховатой иронией спросил:

— Много насчитали?

— Много, — бесстрастно кивнула Вера, складывая руки на груди, посмотрела на мрачного министра и сжалилась, уже нормальным тоном сказала: — На самом деле, список можно сократить где-то до десяти человек, если посидеть над ним и подумать.

— Думайте, — повелительно кивнул он, собрал бумаги и выровнял их о стол, спрятал в папку, завязал шнурки, положил перед собой и уставился на неё таким ненавидящим взглядом, как будто хочет разорвать на конфетти каждый листок. Поднял глаза на Веру, опять начавшую сосредоточенно загибать пальцы: — Вам уступить стол?

— Не надо, — качнула головой девушка, посмотрела на папку с бумагами и попыталась слабо улыбнуться: — Лучше подкиньте мне материала для анализа.

Он с раздражением отодвинул папку и прошипел:

— Вам это не поможет, здесь ни слова о новом Призванном нет, его прячут так надёжно, что нашему королю не мешало бы поучиться. Мы вообще перехватили этого агента по совершенно другой причине, это случайность, что у него оказался этот чертёж. — Он нервно сжал челюсти, Вера поежилась от жестких волн злости, которые он излучал, а министр на секунду прикрыл глаза, как будто собираясь с силами или пытаясь взять себя в руки, медленно поднял взгляд на Веронику и очень сдержанно сказал:

— Расскажите мне об этой боевой машине. Пожалуйста.

Вера криво улыбнулась, оценивая тот безбрежный океан самообладания, который ему понадобилось вылить на свою раскалённо шипящую ярость, чтобы это сказать. Уважительно приподняла брови и изобразила гротескно-вежливый сидячий поклон:

— Я вам его даже покажу, пожалуйте в кресло, будьте так любезны.

Он бросил на неё короткий подозрительный взгляд, в котором читалось, что если это глупая шутка, то лучше ей убить себя самостоятельно, но Вероника только поджала губы, сдерживая улыбку, встала и пересела в кресло, открывая телефон и копаясь в галерее. Министр сел рядом и заглянул в экран, на котором Вера как раз открывала нужную папку. Мысленно досадуя на себя саму за глупые рожицы и сексуальные позы на фото, она протянула телефон министру:

— Прошу, листайте вправо.

Он нахмурился ещё сильнее, пристально всматриваясь в гордую боевую машину, Вероника чувствовала, как его напряжение переходит в обречённую бессильную злость. Когда министр поднял руку, чтобы перелистнуть фотографию, у него дрожали пальцы, Вера подумала, что ему было бы неприятно знать, что она это заметила, и скорее отвела взгляд. Он пролистал всю папку, осторожно положил телефон на колено и спросил:

— Вы уверены, что это та самая?

— Конечно нет, это другая, — подняла брови Вера, он нахмурился и она не сдержала улыбку, вдруг понимая, как это выглядело с его точки зрения. — Это фотографии с выставки военной техники, — терпеливо стала объяснять Вероника, стараясь не улыбаться, — а на рисунке у вас в папке — модель этого танка, которую я клеила у себя дома, она маленькая, вот такая. — Она показала ладонями размер, министр вздохнул и медленно сказал:

— Тогда как вы можете быть уверены, что эта модель ваша?

— Элементарно, — невесело хмыкнула Вера, наклонилась за телефоном и, немного поискав, открыла фотографию той самой модели, стоящей у неё на столе, опять протянула министру. Он долго рассматривал фото, приближал, листал и смотрел с других ракурсов. На очередном фото была сама Вера, радостно прижимающая маленький танк к груди, ещё не покрашенный и без мелких деталей. Министр со сдающимся видом отложил телефон и спросил:

— Клеить модели — ваше хобби? Вы не похожи на человека, склонного к подобным увлечениям.

— Нет, упаси бог! — нервно фыркнула Вероника. — Я сделала это один раз, потому что выбора не было, и в жизни больше никогда за это не возьмусь — скрупулёзная, неблагодарная работа, которую очень трудно сделать хорошо, а даже если и сделаешь, всё равно мало кто способен оценить её по достоинству.

— Что значит «не было выбора»? — заинтересовался министр, Вера напряженно усмехнулась, нервно покачивая на ноге босоножек.

— В ваших институтах преподаватели взятки берут?

— Это уголовное преступление, — немного удивлённо ответил он, дернул щекой и неохотно добавил: — Берут, я думаю. Правительство с этим борется, но насколько успешно, я не в курсе — это за пределами интересов моего отдела.

— В моей стране, — невесело усмехнулась Вероника, — больше тех, кто берёт взятки, чем тех, кто не берёт. Поэтому получить высшее образование можно легко и просто, приходя только на экзамены и на защиту диплома. Можно без проблем иметь высокие оценки, не зная при этом не то что профилирующих предметов, а даже расшифровки аббревиатур их названий. — Она поняла, что ехидство начинает переть у неё буквально из пор, и выдохнула, на секунду закрывая глаза.

«Больная тема. Одна из причин того, что у меня нет высшего — имеющие вышку отличаются от не имеющих зачастую только бумажкой. Зато бурление негодования по поводу этой бумажки приобретает галактические масштабы внутри моей семьи краснодипломников, которые никак не хотят понять, что времена изменились.»

Вера выдохнула, улыбнулась спокойнее и продолжила:

— Но в любом учебном заведении есть идейные преподаватели, ломающие систему — они взятки не берут принципиально, сдать им зачёт можно только при условии неукоснительного соблюдения всех их личных правил, в которые могут входить посещение всех лекций и ведение конспекта толщиной с учебник. Ну и, — она наиграно пожала плечами, — мне попался один такой, историк.

«Только не мне, а Виталику. Как хорошо, что здесь нет "часов истины".»

— Этот преподаватель соглашался поставить оценку прогульщику только в случае, если ему удастся магически переместиться во времени в начало семестра и отходить на все пары. Когда я намекнула ему на что-нибудь менее магическое, он предложил помочь с его проектом для учебной аудитории, он горел желанием сделать диораму одной исторической битвы, для этого нужны были домики, железная дорога, солдатики в окопах, ну и естественно техника. Для самого полотна у него уже был художник, всякую мелочёвку делали другие студенты, а мне были предложены на выбор несколько танков. И я взяла этот, — она кивнула на телефон, криво улыбнулась и запрокинула голову к потолку, с самоиронией шепча: — Я была уверена, что мне понравится.

Министр заинтригованно молчал, Вера бросила на него полусумасшедший взгляд и прошептала:

— Никогда не делайте модельки для кого-то. Никогда. — Потёрла лицо, чувствуя, как от одних воспоминаний её начинает трясти. — Я потратила на него месяц, каждый вечер…

Она чуть не ляпнула «после работы», но вовремя прикусила язык.

— …каждый выходной я сидела с напильниками над горой пластика и клеила грёбаный танчик, периодически ныряя в интернет за подробностями матчасти. Ходила к преподавателю, который, как оказалось, знал матчасть весьма поверхностно, но обладал страшно завышенным чувством собственного величия и уверенностью, что уж он-то точно знает, как надо. В результате я трижды его переделывала и дважды красила. А ещё там была история с тросиками, это вообще капец…

— Что за тросики? — не понял министр, Вера взяла телефон и стала искать нужный снимок, показала:

— Вот, стальные тросы для буксировки, цеплялись вот сюда, на выставочных экспонатах их нет, потырили вместе с внешними баками. А этому преподу было позарез надо, чтобы они были, историческая справедливость, все дела. Их можно купить, но это дорого и не факт что будут хорошие. — Вера смущенно поковыряла ногтем ладонь и пожала плечами: — Но я совершенно случайно увидела в супермаркете отличные тросики. Этими тросиками к особенно дорогим товарам крепили специальные бирки, которые звенят на выходе, чтобы эти дорогие товары не украли. Купить эти бирки нельзя, их снимают на кассе. Договориться с охранниками и сторговать парочку тоже не получилось — они за эти бирки отчитываются.

Вера замолчала, господин министр устроился поудобнее, складывая руки на груди и явно жалея, что не захватил поп-корн. Вероника помялась, пожала плечами, осторожно посмотрела на министра, по которому было видно, что он давно догадался и жаждет только услышать, как она это скажет. Она смущённо фыркнула и закатив глаза, призналась:

— Да, да, я ходила в супермаркет с отвёрткой и плоскогубцами, расковыривала бирки и тырила тросики. Мне пришлось ходить трижды, под конец охрана стала на меня странно коситься, потому что я подходила к полкам с элитной посудой, брала сковородку, уносила с собой, делала круг по плохо освещенным рядам и возвращала сковородку на место. Три дня подряд. Как нерешительный жмот, который приходит в магазин пообнимать сковородку своей мечты, а потом не покупает её.

Министр наконец улыбнулся и медленно вздохнул, качнул головой:

— Да… не ожидал от вас.

— Так это не всё, — округлила глаза Вера, окрылённая победой над хмуростью господина министра и жаждущая продолжения банкета. — Он неделю топал ногами и вопил, как ему нужны тросики, а когда я принесла танк с ними и показала, он их даже не заметил. Я ему ткнула их под нос и спросила: «Как вам ваши вожделенные тросики?». Знаете, что он сказал? — села ровно, сделала самое дебильное лицо, какое только могла изобразить, и процитировала: — «Какие тросики?». — Министр прыснул и зажмурился, Вера развела руками и истерически всхлипнула: — Какие, нахрен, тросики? Да кому они нужны вообще? Я так, для общего развития ходила в супермаркет с отвёрткой, мне просто нравилось эпатировать охрану.

Министр всё-таки рассмеялся, Вера улыбалась, мысленно рисуя на плече звёздочку, ей хотелось чудить ещё.

— Но я ему отомстила, — с довольной улыбкой вздохнула Вера, гордо складывая руки на груди, министр фыркнул:

— Ни секунды в этом не сомневался. И что же вы придумали?

— Тончайший, как паутинка, троллинг, — с удовольствием прошептала Вероника и опять взяла телефон, открыла фотку танка и приблизила башню: — Видите вот этот шипик, как у розы? Это рым, за него цепляют башню и поднимают при сборке и ремонте. — Она с довольным видом прикрыла глаза и медленно сказала: — Этот преподаватель был так зациклен на исторической точности, так задалбывал меня тонкостями заклёпок и сварных швов, грёбаных тросиков, идейно правильной грязи и всякого такого… но при этом в технической стороне матчасти был полный… гуманитарий. — Вера опять стала листать фотографии, открывая модель, протянула телефон министру и он, с трудом сдерживая улыбку, быстро глянул на экран и тут же поднял глаза на Веру, констатируя:

— Вы приклеили их вверх ногами.

— Бинго! — развела руками Вера. — Препод не заметил, танк в этом самом виде стоит в центре его грёбаной диорамы, которой он неистово хвастается всему факультету. За полгода ни один истинный технарь или просто моделист к нему не зашёл, все смотрят на тросики и восхищаются. Но меня греет мысль, что однажды, — она подняла мечтательный взгляд к потолку, — в один прекрасный день, кто-то подзовёт этого препода и тихонько, на ушко ему объяснит, что этот танк не мог воевать в этой битве, не мог воевать вообще нигде, он даже с завода не выехал, потому что поставить на него башню можно только вверх ногами.

Министр смотрел на неё с наигранной укоризной, в глазах был смех, Вера мысленно дорисовала ещё звёздочку на плечо и с довольным видом излучала вредность.

— А почему вы прогуливали историю? — всё ещё улыбаясь, поинтересовался министр, — вы же её любите?

«Лично я её никогда не прогуливала.»

— Были другие приоритеты, — пожала плечами Вера.

«Дзынь.»

Она резко перестала улыбаться. Министр отвёл глаза, с досадой поджал губы и издал тихий нервный смешок, почти шепотом выдыхая:

— В общении с вами от этой штуки никакого толку.

Вероника продолжала смотреть на него, пытаясь заглянуть в его бессовестные глаза, но он рассматривал пол. Тёплые смешинки, минуту назад щекотавшие её грудь изнутри, превратились в отвратительные комки злости, от них тошнило. Ей хотелось размазать свои звезды на плече, хотелось бросить их ему под ноги и гордо уйти.

«Угу, дальше спальни не уйду, я уже пыталась.»

Он молча взял телефон и опять стал листать фотографии, Вера криво усмехнулась и перехваченным от злости голосом сказала:

— Учитесь верить на слово, да?

— Учусь, — он отложил телефон, но на Веру не посмотрел. — Пока ещё плохо получается. — В голосе опять был холод модели «работа такая», Вероника отвернулась, сутулясь от его холода и пытаясь запомнить это ощущение и больше не гоняться за иллюзорными звездами.

«Да какая мне, к чёрту, разница, насколько он расстроен? Кто меня заставляет его смешить? Кто просил?

Я так сама захотела, это я тут корчила стендап комика, а ведь он вчера очень чётко дал понять, где проходит граница между работой и удовольствием. Горизонтальная граница, работа всегда сверху.»

Минуты тишины ползли мимо, Вера старалась себя не накручивать, помня, что они вообще-то ждут ещё бумаги и будут работать. Он больше не трогал телефон, смотрел куда-то в пол, Вера делала вид, что задумалась, и опять стала загибать пальцы без всяких мыслей, просто для вида.

Когда из стены вышел знакомый парень, они оба были ему несказанно рады. Парень отдал министру ещё пачку листов, поклонился и тихо сказал:

— Эйнис готова сделать доклад.

— Зови сюда, — бесстрастно ответил министр, уже читая бумаги, парень бросил удивлённый взгляд на Веру, но ничего не сказал, опять поклонился и ушёл.

Через минуту вошла Эйнис. Встрёпанная, мокрая, с отрезанным рукавом и забинтованным плечом, с мелкими царапинами на щеках, как будто сквозь кукурузное поле бегала. Но чувством собственной офигенности она лучилась так, что Вера невольно улыбнулась, одними губами произнося: «Привет». Блондинка кивнула ей и села напротив министра Шена, с победным видом вытащила из-под рубашки небольшую потрёпанную книгу, гордо хлопнула ею о стол и ухмыльнулась:

— Вот он ваш Ритуал, в подробностях.

— Ты обокрала храм Древних Богов? — не отрываясь от чтения, спросил министр тоном папаши, интересующегося, спрашивали ли его дитятко сегодня в школе.

— Я взяла почитать и забыла вернуть, — обворожительно улыбнулась нахалка и подмигнула Вере, министр перевернул страницу:

— Докладывай, раз пришла.

— Всё в ажуре, — Эйнис откинулась на спинку кресла и закинула ногу на ногу, погладила подлокотники. — Ты был прав, это не Призыв. Это называется Зов Сердца, требует куда больше шаманских сил, зато не требует "якоря", "якорем" служит уже имеющийся Призванный. — Она повернулась к Веронике и ехидно приподняла брови: — Так что у тебя скоро будет достойная пара, это кто-то из твоих близких. Очень близких, Зов Сердца как-никак.

— Это мы уже знаем, — с лёгким раздражением встряхнул лист министр, — подробности?

— Откуда вы знаете? — насупилась Эйнис, министр поморщился и наконец оторвался от увлекательного чтения, бросая на Эйнис негодующий взгляд:

— Давай ты соберёшь сплетни где-нибудь в раздевалке, а? Ты пришла докладывать, так вперёд. Что это за Зов Сердца, подробности?

— Все подробности там, — тоном обиженного подростка буркнула Эйнис, указывая глазами на лежащую на столе книгу, — возьми и почитай. Письменный отчёт я оставлю у тебя на столе, на случай, если тебе вдруг станет интересно, где я была всё это время и откуда у меня рана.

Вера закрыла глаза, отворачиваясь от раздражённой Эйнис, она терпеть не могла присутствовать при чужих ссорах и чувствовала себе ужасно лишней, как будто её заперли в клетке с дикими животными, которые никак не могут решить, кто чей ужин.

Министр опять оторвался от чтения, смерил блондинку взглядом и сухо произнёс:

— Если тебе нужна медицинская помощь, ты прекрасно знаешь, где можешь её получить. Но так как я не вижу ничего достаточно серьёзного, чтобы оправдать отсрочку доклада, то будь добра…

— Пошёл ты, — прошипела Эйнис, вскакивая с кресла и размашистым шагом бросаясь вон, Вера не смотрела на неё, но готова была поклясться, что блондинка на грани и вот-вот разрыдается. Ей тоже хотелось уйти, куда-нибудь, просто в какое-нибудь место, где будет темно и тихо и не будет министра Шена.

«Мечты, мечты…»

Он положил на стол папку с бумагами, взял книгу и Вера подняла заинтересованный взгляд. Министр устроился поудобнее и стал читать, судя по скорости, с которой он шелестел страницами, быстро и по диагонали. Вероника пару минут следила за его лицом, потом отвернулась — без толку, его каменная физиономия как застыла после сигнала «часов истины», так до сих пор и не отмерзла.

«Где же он их спрятал?»

Она попыталась вспомнить, откуда доносился звук, решила, что со стола, стала рассматривать письменные принадлежности и остальную ерунду, которая там валялась — ничего нового. Кроме коробки зарядного устройства.

«Прекрасно. Троянский конь нашей эпохи.»

Вера задумалась, почему часы не отреагировали на её слова про преподавателя, но потом решила, что если они субъективны, то ничего удивительного — она уже года полтора как считала преподов Виталика своими, потому что она научилась у них гораздо большему, чем он, многие из них знали её в лицо и помнили имя.

«Высшее, мать его, образование. У него будет, а у меня — нет.»

Кривая улыбка тронула её губы и тут же застыла от нехорошей мысли.

«А что, если это он?»

В её голове эхом звучали слова Эйнис: «Очень близких, Зов Сердца, как-никак».

«Чёрт, нет. Я не для того от него бежала, чтобы он тут меня догнал.»

Сердце сжалось от нехорошего предчувствия, она невольно подумала, что кто, как не Виталик, может нарисовать её танк? Он ведь месяц на столе валялся, тут хочешь не хочешь, а запомнишь.

Она почувствовала, что дрожит, министр заметил и закрыл книгу, положил её на колени и медленно, с тщательно сдерживаемым раздражением, произнёс:

— Госпожа Вероника, не накручивайте себя раньше времени. Эйнис, как обычно, сделала поспешные выводы, исходя только из названия Ритуала и посоветовавшись только с тараканами из своей головы. «Зов Сердца» — это художественное преувеличение, имеющее мало общего с реальностью. Этот Ритуал впервые проводили четыреста лет назад, когда один Призванный потребовал, чтобы ему предоставили его жену, а получил вместо неё, почему-то, слугу-камердинера. — Вера округлила глаза, министр изобразил прохладную ухмылку, кивнул на книгу: — Я, конечно, изучу её подробнее, но по первому впечатлению — ритуал ужасно непредсказуемый, никаким «сердцем» там и не пахнет. Один призывал брата — получил мать, другой призывал лаборантку с работы — получил практически незнакомую женщину, причины никто не знает. Жрица, которая писала эту книгу, рекомендует другим шаманкам не проводить этот Ритуал вообще, потому как он, в отличие от Призыва, мировое равновесие нарушает и способен вытащить из другого мира человека, который менять свою жизнь совсем не хочет и от которого, вполне возможно, что-то в его мире зависит. И я почему-то ни в одном случае не увидел продолжения истории, такое ощущение, что они умирают одновременно с Призванным-якорем. — Вера испуганно вытаращилась на него, министр приподнял плечи и опять взял книгу, неуверенно буркнул: — Я почитаю ещё. А вы пока можете составить список людей, которые могли видеть ваш танк, будем прорабатывать всех.

Она кивнула и встала, пересела за стол, бросив ироничный взгляд на зарядную коробку, взяла чистый лист и поставила в углу единицу и скобочку. Похлопала себя по карманам, телефона не нашла и встала, беря его со столика, открыла список контактов, пролистала.

«Прекрасно. Сколько из них посмотрели на мой танк и нажали "рассказать друзьям"?»

Угрюмо потерев лоб, Вероника стала переписывать на листок имена всех друзей и знакомых, ставя рядом с подозрительными восклицательный знак. В подозрительные попадали все, кто умел чертить и рисовать — башня на рисунке была раскрашена ленивыми тенями и бликами, там был узнаваемый номер и надпись, для этого нужны прямые руки.

Виталика она в список не внесла. Чертить он умел, и даже очень неплохо — его проблемой была безграничная лень, а не криворукость. Ей просто не хотелось объяснять господину министру, кто он такой.

Вера изучала список, когда министр внезапно хмыкнул и поднялся, взял со стола насколько чистых листов и карандаш, положил на журнальный столик и стал размашисто писать. Исписал три страницы, шлёпнул на каждую печать, встал и вышел в портал, но через секунду вернулся обратно, а поймав вопросительный взгляд Веры, сказал:

— Нашёл относительно недавний случай, запросил дополнительные материалы.

Она молча кивнула и вернулась к списку. По сотому разу перечитывала фамилии и старалась не думать, что один из них сейчас может сидеть в подвале у какого-нибудь очередного тонга, который в первый же день сумел выбить из человека чертежи танка. Как они так быстро столковались? Знает ли этот человек, зачем он был призван? Знает ли, что он не один здесь, что она тоже где-то есть, что он, может быть, нужен ей?

Почувствовав, как мокреют глаза, Вероника выпрямилась и запрокинула голову, но тут же поймала изучающий взгляд министра Шена и поспешила спрятать глаза.

— Госпожа Вероника, — ей всё-таки пришлось на него посмотреть, он пересел в кресло напротив неё и опёрся о стол, внимательно глядя ей в глаза, — почему вы решили изменить свою жизнь?

Она бросила красноречивый взгляд на зарядный короб, криво улыбнулась ему и опять посмотрела на министра. Надпись в его глазах «работа такая» стала ещё чётче и приобрела оттенок вызова — «да, это моя работа и я буду делать её хорошо».

— У вас бывают такие дни, — иронично вздохнула Вера, — когда хочется просто взять и бросить всё? — Он неоднозначно двинул бровями, как будто говоря: «у кого не бывает. И что дальше?». Вера улыбнулась шире и развела руками: — Я бросила.

— Всё? — недоверчиво прищурился он, Вера кивнула:

— Кроме того, что было с собой, — она усмехнулась, посмотрела в тот угол, где недавно стояли её вещи, сейчас там было пусто, но он и так понял.

— То есть, вы вышли из дома за чаем, — медленно сказал он, не скрывая иронии, — прогулялись с подругой по рынку, а потом — раз! — и решили бросить всё и изменить свою жизнь.

— Именно так, — улыбнулась Вера.

— Вы совершили какое-то преступление и скрывались от правосудия? — предположил он, Вероника шутливо округлила глаза:

— Ого какие идеи, откуда?

— У вас образ мышления располагающий, — иронично отмахнулся он. — Так что, нет?

— Нет, я вообще-то очень законопослушная.

«Дзынь.»

Вера сардонически рассмеялась и указала пальцем на короб, с ненатуральным весельем спрашивая:

— А можно их достать как-то, они не приклеены? — Министр устало закрыл глаза, а когда открыл, Вера прочитала в них, что сейчас абсолютно неподходящее время для шуток, улыбнулась и сделала умильное личико: — Ну пожалуйста! Я хочу посмотреть, какого цвета шарик, мне интересно.

Он раздражённо сжал зубы и встал, бурча под нос: «Детский сад», дотянулся до короба и нажал на крышку, она откинулась. Вера заинтригованно вытянула шею, рассмотрела катушки с медными обмотками и переплетение изолированных разноцветной бумагой проводков, уходящих в стеклянный контейнер с синим порошком. Посреди всего этого великолепия стояли маленькие «часы истины» с чёрным шариком наверху. Министр достал часы и поставил на стол, закрыл коробку.

— Вы довольны?

— Да, — ещё шире улыбнулась Вера.

— Тогда продолжим. Вы рассказывали, почему решили изменить свою жизнь.

«Не рассказывала и не расскажу, хренушки, к вашей войне это не имеет ни малейшего отношения.»

— Потому что мне надоела та жизнь, которая была, — выбрала средний вариант Вера. — Мне предложили работу в другом городе, очень хорошую работу, в очень классном городе, но я не поехала, потому что боялась перемен. Если бы моя жизнь была катастрофично ужасна, я бы не колеблясь сменяла её на новые перспективы, но было не так уж плохо, поэтому я долго не решалась расставаться с тем, что есть.

— И что же случилось, что вы решились? — Вера отвела глаза и приподняла плечи, министр криво улыбнулся: — Ну? Что-то должно было быть, вы пошли за чаем и решили не возвращаться, это не делают ни с того, ни с сего.

Вероника задумалась, воскрешая в памяти тот день. Вроде бы совсем недавно, а столько всего произошло за это время, что кажется — недосягаемо далеко, в другой жизни. Внезапно поняла, что сама с трудом верит, что хотела всерьёз уйти из дома, с работы, от Виталика.

«Как я на это решилась? Из-за Миланки — так она мне уже давным-давно все уши прожужжала на эту тему, меня это не цепляло. Из-за звонка Виталика — так он всегда так себя ведёт, ничего нового, я злюсь и прощаю. Так почему?»

— Знаете, я сама не понимаю, — она подняла глаза от стола и чуть улыбнулась министру, пожала плечами, — это был порыв. Оно так всё одно на другое наложилось… Дома проблемы были, пошла развеяться с подружкой — мы поссорились на пустом месте…

«Дзынь.»

Вера бросила взгляд на белый шарик и махнула рукой:

— Ну не совсем на пустом, тему моего переезда тоже затрагивали. Она сказала, что я зря боюсь и что если бы я хотела, то жила бы уже гораздо лучше, я с ней не согласилась, она психанула и ушла из кафе. Потом ещё Маурицио…

Она зажмурилась и взялась пальцами за виски, министр мягко подтолкнул её откровенность:

— Кто такой Маурицио?

— Ой… — Вера потёрла лицо и глубоко вдохнула, пытаясь разобраться, как это объяснить. — Это не настоящее имя, я не знаю, как его зовут. Маурицио его Миланка назвала. — Брови господина министра ползли всё выше, Вера обречённо опустила голову: — Не спрашивайте, я понятия не имею, с какой планеты был сигнал, побудивший её так его назвать — тайна лабиринта её мозга учеными пока не разгадана и вряд ли когда-нибудь будет.

— Общечеловеческая проблема, — серьёзно кивнул министр.

— Очень смешно, — скривилась Вера.

— Смеюсь просто до колик, — ещё серьёзнее приподнял брови министр и тут же не сдержал смешок, заставив Веру невольно прыснуть в ответ. Опустил голову и потёр лицо, опять выпрямился, на лице всё ещё была кривоватая улыбка: — Итак, Маурицио. Как он заслужил своё имя?

— Он подошёл познакомиться, — вздохнула Вероника, — а Милка его прогнала, потому что у нас был серьёзный разговор. Он вернулся за свой столик, но когда она ушла, опять подошёл, мы поговорили буквально минуту…

Она задумалась, вспоминая лицо парня, министр нахмурился:

— У вас это нормально? — Она непонимающе подняла брови, он пояснил: — Вот так просто подойти в кафе к незнакомой девушке и заговорить с ней?

— Ну да, — пожала плечами Вера, — так знакомятся. Редко, конечно — это требует определённой смелости, но… хм, в мире полно смелых парней. — Она со шкодной улыбкой посмотрела на недоумевающего министра, который озадаченно тёр подбородок и смотрел в стол. — Что? В вашем мире так не делают?

— Конечно, нет, — как непреложную истину, заявил он. — Это неприлично. Заговорить с незнакомым человеком на улице, если он не торговец и не полицейский, можно только для того, чтобы спросить дорогу. Если мужчина подходит к незнакомой женщине — это вообще верх невоспитанности.

— И как же у вас знакомятся? — немного шокировано спросила Вера. Господин министр замолчал с таким видом, как будто никогда не задавался такими вопросами. Она хихикнула и подначивающим тоном спросила: — Ну так как? Парень увидел девушку в кафе, она ему понравилась, подойти к ней — неприлично. Что делать?

— Хм… — он переплёл пальцы, задумчиво почесал бровь и с разгорающимся энтузиазмом стал рассуждать: — Для начала, подозвать трактирщика, они всегда всё обо всех знают. Даже если она там не завсегдатай, можно разузнать о тех, кто пришёл с ней. Если информации мало, можно дать денег, чтобы выяснил. Можно послать слугу на конюшню, чтобы он потерся среди слуг, собрал сплетни, там можно много чего узнать, как минимум — откуда она приехала. Если она наймёт экипаж, когда будет уезжать, то можно заплатить вознице, чтобы он потом послал записку с адресом, куда она уехала. Если она уйдёт пешком, можно проследить так или тоже послать слугу. Когда адрес известен, собрать информацию о круге знакомых её семьи, узнать, куда она обычно ходит, всегда есть какие-то места, праздники, запланированные мероприятия. Узнать список приглашенных. Выбрать кого-то знакомого, не вызывающего подозрений, лучше мужчину, с мужчинами проще. Если знакомых нет, подстроить знакомство с одним из гостей через своих знакомых, организовать приглашение на мероприятие, попросить этого уже знакомого мужчину вас друг другу представить. Всё.

Вера закрыла глаза и попыталась опустить брови на место. Подперла щеку кулаком и спросила:

— Это подход сотрудника разведуправления или тут все так делают?

Он несерьёзно фыркнул:

— Это рассуждения на вольную тему. Но от профдеформации, конечно, никуда не денешься. Может быть, не всем подходит такая схема, но главное — никто не знакомится сам, обязательно должен быть человек, который вас представит.

— Капец, — тихо выдохнула Вера, качая головой, — вот это мир…

Министр криво улыбнулся и уже хотел что-то ответить, но вошёл парень с документами и с поклоном отдал ему несколько толстых папок и сшитую вручную книжку. Отпустив его небрежным жестом, министр перебрал папки, но открывать не стал, положил всё на стол и опять посмотрел на Веру:

— Так о чём же вы говорили с Маурицио?

— Да ни о чём, — отмахнулась Вера, — мы буквально парой фраз перекинулись и всё. Он просто… я посмотрела на него и подумала… он такой классный, — она смущенно улыбнулась, пожала плечами, — симпатичный, обаятельный, милый. Когда подходил, он услышал конец разговора про мой переезд и когда Милка ушла, сел напротив меня и в шутку сказал: «Хочешь, я с тобой поеду?»

Она тепло улыбнулась своим воспоминаниям, голос Маурицио зазвучал в памяти так чётко, как будто это было только что.

— И что вы ответили? — А вот голос министра заполярья был сухим и ядовитым, Вера подняла глаза, увидев на его лице ожидаемое презрение к красавицам, всю жизнь выезжающим за чужой счёт. Криво усмехнулась, с пониманием и равнодушием, вяло махнула рукой:

— Не важно. Главное, что его появление подействовало на меня как знак, как сигнал свыше — смотри, этих Маурицио вокруг немерено, этих работ сколько хочешь, этих городов-миллионников полно, на мой век точно хватит. И я подумала, что, собственно, я теряю? Убогую серость. А получить могу гораздо больше.

Она замолчала, задумалась, пытаясь опять ощутить тот дикий порыв, вырвавший её из родного болота. Не получалось, ей до сих пор казалось, что она поступила глупо и необдуманно, опять стали закрадываться подозрения, что ей всё это снится.

— И что вы сделали?

Голос министра вернул её к реальности, Вероника пожала плечами:

— Извинилась за подружку, попрощалась и уехала. У меня было с собой достаточно денег, чтобы снять жильё и купить вещи на первое время, остальные вопросы можно решить по телефону. Поймала машину и поехала на вокзал, а когда выходила, меня… переместили, — она невесело усмехнулась, чувствуя, как по позвоночнику топчутся нервные мурашки от этого воспоминания.

Министр как-то странно посмотрел на неё, отвёл глаза и через секунду опять поднял, тихо и очень виновато сказал:

— Простите.

— Вы здесь ни при чём, — с недоумением усмехнулась Вера, он медленно качнул головой:

— В вашем Призыве большая доля моей вины. Я мог это остановить, но не стал. На самом деле, я должен был, но… — Он неуютно помялся, переплёл пальцы, с лёгким раздражением стал перечислять, как будто отчитывая сам себя за плохо выполненную работу: — Я давно за ними наблюдал, и за шаманкой, и за Тонгом, и за его доверенными людьми, которые помогали организовать жертвоприношения. Я всё просчитал ещё задолго до Ритуала, знал время, знал место. Чтобы остановить их, мне было достаточно сорвать хотя бы одно жертвоприношение.

Вероника раскрывала глаза всё шире, внезапная откровенность господина министра заставляла её дышать тише, чтобы не спугнуть хрупкий момент. Он замолчал, стал нервно хрустеть пальцами, она шепотом спросила:

— И почему вы не стали?

Он фыркнул с интонацией «как будто вы не понимаете», на секунду поднял взгляд на Веру и опять стал рассматривать руки. Вера поразилась тому, как этот шкодный взгляд изменил его лицо — секундное перевоплощение сделало его моложе вдвое, на миг превратив в непоседливого пацана, который попался на месте преступления и понимает, что выкрутиться не получится, но тем не менее, ни о чём не жалеет и каяться не собирается.

— Я хотел себе Призванного, — он усмехнулся и приподнял плечи, — а это была роскошная возможность, второй такой шанс мог и не представиться, я не собирался его ждать. Расклад выигрышный со всех сторон — Тонг делает всю грязную работу, а я забираю себе результат, при этом не нарушая закон, а наоборот, пользуясь поддержкой короны.

Его взгляд не имел ничего общего со словом «закон», Вера почувствовала, что проникается его настроением, как будто он был заводилой, подбивающим её на очень опасное и весёлое приключение.

«Чёрт, господин министр… с каким удовольствием я бы полазила с вами по гаражам и поворовала бы яблоки из чужих садов!»

Она почувствовала, что улыбается так, как будто на шкоду он её уже подбил, он посмотрел на неё и улыбнулся свободнее:

— У поколения моего отца был Бешеный Тэдди. И благодаря ему это была эпоха таких перемен — рывок прогресса по всем направлениям, новые идеи, войны… А войны — это весело, это возможность всё изменить, разрушить старое и построить новое иначе, лучше и крепче. Я не хотел упускать такую возможность.

Он опять поднял глаза, веселье в них понемногу гасло, на смену ему приходило чувство вины и разочарование. Вера с сожалением наблюдала пугающий процесс обратного омоложения, а когда драчливый пацан окончательно превратился в хмурого и взрослого господина министра, криво улыбнулась и фыркнула:

— Вы с Тонгом случайно не родственники?

— Троюродные братья, — с вызовом приподнял брови министр, — а что?

— Похожи, — усмехнулась Вера, — оба хотели великого воина, а получили мало того, что художника, так ещё и женщину. Он от разочарования чуть ли не выл когда меня увидел.

— Тонг надул сам себя, причём дважды, — с сарказмом смерил её взглядом министр. — В первый раз, когда во время Призыва думал об удовольствиях больше, чем о войне. А во второй, когда поддавшись удовольствиям, позволил себе забыть, что призывал воина. Если бы он был чуть меньше зациклен на простых радостях жизни, вы бы ещё сработались. И вполне возможно, сейчас как раз создавали бы мне проблемы совместными усилиями.

Вероника от его слов вернулась в «сейчас» так резко, как будто вышла из распаренной ванной в холодный коридор.

— Сейчас, — она опустила глаза, как впервые глядя на свой список, серьёзно посмотрела на министра и тихо сказала, — где-то там сидит в каком-нибудь подвале мой друг. И совместными усилиями с каким-нибудь новым тонгом создаёт танки. А это такие проблемы, которые вашему миру с наскока не прожевать. Найдите его быстрее, потому что среди моих друзей дураков нет, там может сидеть дипломированный технарь с гораздо более обширным багажом знаний, чем у меня. Попомните мои слова — танками дело не ограничится, чем больше у них времени, тем больше вы получите потом проблем. — Он смотрел на неё очень серьёзно, но без страха, а даже с предвкушением. — И если что, — она сглотнула, чувствуя как начинает драть горло колючий комок, — я не считаю, что война — это весело.

Он отвёл глаза и дернул щекой, как бы говоря: «считайте как хотите, дело ваше», взял стопку папок и указал на них глазами:

— Мне нужно их изучить. Уступите стол?

Она кивнула и встала, забрала свой список и телефон:

— Я буду на кухне, приходите.

Давно стемнело, Вера сидела за столом и тупо смотрела в лист, не видя букв. Она настолько зачитала этот список, что он потерял смысл, как сто раз повторённое слово. Когда уходила на кухню, она закрыла за собой дверь, но тем не менее, уже несколько часов имела удовольствие слушать, как к господину министру приходят с докладами и уходят с распоряжениями. Иногда до неё сквозь шипение масла на сковороде доносились обрывки его фраз, заставляющие невольно вжимать голову в плечи — у него был такой особенный голос, который отчётливо слышно, даже если он говорит тихо. А когда он хоть немного повышал голос от злости, тембр менялся, вызывая безотчётное, древнее желание бежать и прятаться.

«Если меня так трясёт, когда он орёт на кого-то за дверью, то страшно подумать, что будет, если он повысит голос на меня. Я точно в обморок грохнусь, сто пудов.»

Её очень приблизительные часы показывали половину десятого, когда поток визитёров иссяк и министр постучал в дверь кухни.

— Открыто, — Вера слабо улыбнулась ему и шутливо приподняла брови: — Зачем стучать на кухню?

— Входить без стука в комнату, где находится женщина, неприлично, — с лёгким сарказмом ответил он, усаживаясь на своё любимое место.

«А в спальню вы вломились без стука, очень прилично было, очень.»

Она промолчала, но он что-то увидел в её глазах и не сдержал улыбку:

— Тогда был особый случай. — Вера опустила глаза, пряча улыбку, министр посмотрел на исчёрканный пометками список: — Есть прогресс?

— А у вас? — она подняла глаза: — Что там за относительно недавний случай?

— О, это, кстати, интересно. — Он подобрался и как большой сюрприз, выдал: — Зов Сердца — довольно занятная штука. Незадолго до запрета Ритуала Призыва одна шаманка изучала этот Зов, проделала грандиозную работу. — Он на секунду задумался и чуть ехидно сказал: — Знаете, чем Барт когда-то привлёк моё внимание? — Вера заинтригованно приподняла брови, министр с лёгкой иронией протянул: — Когда учился в храмовой школе, он на занятии по истории религии сказал, что боги — выдумка людей, жрецы — шарлатаны, а шаманство — это просто такой особый вид магии, доступный немногим предрасположенным людям. Ему влепили «неуд» и потащили к жрецу-настоятелю, где он вместо извинений и раскаяния поклялся, что рано или поздно своё мнение докажет.

— Вот бестия, — восхищенно прошептала Вероника, — и как?

— Пока не доказал, — усмехнулся министр, — но я думаю, у него всё впереди. Пять лет прошло, а он от своих слов до сих пор не отказался. И не откажется, он считает магию шаманок личным вызовом, его задевает, что это единственный вид магии, к которому он не способен.

Вера улыбнулась, согретая воспоминанием о юном маге, вечно голодном и встрёпанном, как дерзкий воробей.

— Так к чему я это, — продолжил министр, — шаманки проводят исследования точно так же, как маги. И эта женщина в своей работе собрала обширную статистику уже проведённых Зовов, свела результаты в таблицу и особо подчеркнула, насколько неудачно выбранное для Ритуала название. Потому что Призванный, работающий "якорем", в этом Ритуале практически ни на что не влияет. Как это работает, — он выпрямился с лекторским видом, Вероника подавила желание сесть ровненько и сложить ручки перед собой, но улыбку не сдержала. Министр на миг криво улыбнулся: «я всё видел», но продолжил рассказывать: — Ритуал Призыва состоит из поиска и телепортации, для поиска используется сложная система с жертвоприношениями и "якорем"-человеком, а для телепортации — особая космическая энергия, которая черпается из положения планет и, соединённая с силой шаманки, позволяет переместить человека из другого мира. Это перемещение требует много энергии и оставляет особый след, который не рассеивается ещё долгое время, около года. И вот этот след используют для Ритуала Зов Сердца. Положение планет уже изменилось, поэтому след, связывающий миры, ослаб и не способен пропустить через себя поиск, но способен вытащить человека телепортацией. Проблема Ритуала Зова в том, что человек выбирается практически вслепую — в канал, связывающий миры, затягивает того, кто в данный момент думает о человеке на другой стороне канала, то есть — о вас.

Вера озадаченно опустила глаза на свой список и с обречённым вздохом мысленно перечеркнула все свои пометки.

— Вы только что увеличили мой список втрое, — с горьким сарказмом выдохнула она, министр развёл руками:

— Зато мы получили ещё один параметр для сравнения. Время в обоих мирах течёт одинаково, так что мы можем, зная время Зова и используя календарь и часы вашего мира, просчитать, кто в этот конкретный момент мог думать о вас. Исключить, например, живущих в других часовых поясах, если там была ночь и они спали, нужно подумать над этим.

Вера обречённо подпёрла пальцами висок, гипнотизируя список:

— Если в том мире я лежу в больнице, то все эти расчеты идут лесом — там вся семья будет на ушах круглосуточно. — Министр после этих слов неуютно отвёл глаза и Вероника насторожилась: — Что?

— Не хочется вас расстраивать, — неохотно сказал он, — но судя по показаниям тех, кто был получен Зовом, первый Призванный в момент Призыва просто исчезает из своего мира. Тел никто ни разу не находил.

— Ну и слава богу, — с облегчением фыркнула Вера, — просто вышла из дома и не вернулась. Все, конечно, разобидятся до смерти, что я не выхожу на связь, но пусть лучше у них будет слабая надежда, что я сбежала, чтобы начать новую жизнь, и у меня всё хорошо, чем поломанный труп на руках. Так гораздо лучше. — Она даже улыбнулась себе, опустив глаза.

«У Виталика будет психологическая травма на всю жизнь. Сказала не звонить больше и бесследно исчезла навсегда. Вот это номер, я бы сознательно лучше не сделала.»

— Я вижу, вы не особенно расстроены, — с иронией фыркнул министр. — Вы всё-таки что-то натворили в своём мире? И исчезнув, оставили преследователей с носом, чему сейчас очень рады, так?

— Не угадали, — улыбнулась Вера. — Всё гораздо проще. На самом деле, было много людей, которые были против моего переезда, и перед самым моим Призывом один из них мне позвонил и я в шутку пригласила его с собой в этот город. Он, естественно, распричитался и я сказала, что пошутила. — Она шкодно прищурилась, прикусывая губу, приподняла брови и пожала плечами, — больше он меня не увидит. И не услышит. И даже письма грёбаного не получит, никогда. Уйти настолько по-английски — это лютый вин. — Она постепенно перестала улыбаться и вздохнула: — Но остальных, конечно, жалко, в мире полно людей, которые меня любят. В том мире.

Она окончательно расстроилась, на миг подняла глаза и заметила, что он опять собрался извиняться, подняла ладони, опережая его реплику:

— Вы ни в чем не виноваты, я бы всё равно никуда не уехала. Несущаяся во весь опор машина — штука, не оставляющая большого выбора. Если бы не Призыв, я бы сейчас лежала минимум в больнице, максимум — в гробу, а я сижу на кухне с чайком и ещё жалуюсь. — Она отвесила несерьёзный поклон: — Я вообще должна быть вам благодарна за вторую жизнь, какой бы она не была.

Министру формулировка явно понравилась, он улыбнулся на одну сторону:

— Ну что ж, у вас ещё есть время меня не разочаровать.

Она вяло махнула рукой:

— Ваша долгожданная война и так почти началась, это не моя заслуга. И иномирские танки, как это ни печально, по другую сторону. Ну ничего, — она гордо выпрямилась и по-братански подмигнула министру, — я построю вам противотанковую самоходную артиллерию и будем в расчете.

Он поднял брови:

— Заинтриговали.

— Сейчас покажу, — она потянулась за телефоном, но он жестом остановил её:

— Не сегодня, — быстро глянул на часы и с сожалением вздохнул: — У меня тренировка через пятнадцать минут, мне пора.

— Вы не останетесь на ужин? — округлила глаза Вера, расстраиваясь напоказ чуть сильнее, чем на самом деле. Министр озадаченно замер и с досадой посмотрел на плиту, Вера сжала губы, задавливая улыбку.

«Мясо пахнет шашлыком на всю квартиру, давайте, скажите, что вам не хочется. Поупражняйтесь во вранье, господин «ещё», давайте.»

Он колебался, откровенно разрываясь между культурностью и честностью, посмотрел на Веру, тут же изобразившую глазками: «ну?», усмехнулся и с напускной грозностью покачал головой:

— Как же прав был старый Тонг… вы демон, госпожа Вероника. — Она шкодно хихикнула, он погрозил ей пальцем: — Я растолстею и это будет целиком ваша вина. — Она хихикнула ещё, он зарычал и с досадой закрыл лицо ладонью, в этот момент в гостиной раздались шаги и в дверях возник высокий цыньянец в боевом комбинезоне без маски, поклонился:

— Господин. Вы решили пропустить тренировку?

— Размечтался, — фыркнул министр, поднимаясь, указал глазами на парня и сказал Вере: — Это Двейн. — Повернулся к заму и жестом представил её: — Госпожа Вероника, Призванная. — Вера вскочила и улыбнулась:

— Очень приятно. Зовите меня Вера.

— Госпожа, — парень поклонился ей, она не знала, что делать, потому что готовилась подавать руку и теперь, получается, зря вставала. Министр заметил её замешательство и с усмешкой сказал:

— Цыньянцы не пожимают руки, они кланяются. Но вам это делать не обязательно.

«Какой-то он недостаточно смуглый для цыньянца…»

Она оставила свои наблюдения при себе и со смущенной улыбкой чуть склонила голову, проводила их до портала, Двейн ещё раз поклонился и вышел первым, министр задержался, посмотрел на шкодную улыбочку Веры, она шёпотом пропела:

— Ну так что, вас ждать?

В его взгляде опять появилась шутливая укоризна:

— Уже поздно.

Вера фыркнула:

— Это вас когда-то останавливало?

— Тренировка может занять несколько часов, — в его глазах плясали черти, размахивая транспарантом: «уговори меня», Вера кусала губы и улыбалась как экзаменатор, который точно знает, кто списывает.

— Господин министр, — наконец мурлыкнула она, — смотрите сами, мясо никуда не денется… ну, если Барт не придёт, или Эйнис. Там, конечно, много, но если вы хотите действительно большую порцию…

— Чёрт, — шепотом ругнулся он, грозно указал на Веру пальцем: — Никакого Барта! Явится — прогоните, скажете, я запретил.

Вера хихикнула и кивнула:

— Я жду.

Он быстро поклонился и развернулся уходить, шипя под нос: «Демон!» и улыбаясь со смесью досады и веселья.

Вероника вернулась на кухню и спрятала еду в холодильник, чтобы сохранить горячей, опять взяла свой список и пошла за стол.

Он пришёл через два с половиной часа, она засекла. Ещё более уставший, чем до этого, но кроме мокрых волос, ничего нового в нём Вера не заметила. Отложила листок и встала ему навстречу, сделала приглашающий жест в сторону кухни, он чуть улыбнулся и пошёл за ней, молча сел на своё любимое место, оперся о стену, с видимым удовольствием устраиваясь поудобнее.

Вера стала доставать всё из холодильника и полуобернулась к министру:

— Вы мясо с чем будете?

— С мясом. И можно прямо со сковородки.

Вероника обернулась полностью, с недоверчивой улыбкой смерила взглядом господина министра, который наблюдал за ней как кот, приоткрыв один глаз, а вторым продолжая спать.

— Вас Барт покусал? — спросила Вера, понижая голос, ей как-то неосознанно не хотелось шуметь в присутствии настолько уставшего человека.

— Причем тут Барт? — он приоткрыл и второй глаз, Вера пожала плечами:

— Он любит есть из кастрюль.

— А, в этом смысле, — чуть улыбнулся он, опять закрывая глаза, — нет, мне всё равно, из чего есть. Я люблю просто есть, хотя бы иногда, но сегодня у меня со столовой как-то не сложилось ни в обед, ни вечером. А потом принесли ваш танк и всё закрутилось ещё быстрее, а я сидел тут и три часа нюхал ваше мясо… — Вера хихикнула, он приоткрыл один глаз и устало вздохнул: — Вообще не смешно, этот запах — оружие массового поражения, я должен думать о судьбе королевства, а в голове одна еда, чувствую себя животным.

— Лучший способ борьбы с соблазном — поддаться ему и успокоиться, — заявила Вероника, доставая тарелки и вилки, министр фыркнул:

— В данной ситуации я даже спорить не буду, действуйте.

Она опять тихо рассмеялась, начала выставлять на стол тарелки с салатами, закуски, приборы и наконец поставила перед министром огромную сковороду с мясом, предварительно отложив чуть-чуть себе:

— Прошу.

Он приоткрыл глаза и тут же округлил их, с шокированным выдохом осматривая стол. Поднял глаза на Веру и с ироничной улыбкой сказал:

— Я пошутил, вообще-то.

— Я тоже, — фыркнула Вера, — вот такое у меня странное чувство юмора.

Министр смотрел на исходящую паром сковородку как человек, который ищет подвох и не может найти, потом с видом «эх, была не была» оттолкнулся от стенки и взял вилку, бурча под нос:

— Чтоб я ещё отказывался от таких предложений.

Вероника хихикала под нос и грызла зубчики вилки, чтобы не улыбаться слишком уж широко. Господин министр с далеко не министерским зверски голодным видом закидывался мясом, пока физиономия не стала расслабленная и довольная, как у кота, лежащего в джакузи со сметаной. Его движения постепенно замедлились, он нашел в себе силы уделить внимание салатам, медленно вздохнул и тихо сказал, накалывая по горошинке на каждый зубчик вилки:

— Я стану очень, очень, — поднял взгляд на Веру и с чувством повторил, — очень толстым.

Она рассмеялась и качнула головой:

— Пропуская обед с ужином и тренируясь два раза в день? Вряд ли.

— Такие дни бывают редко, — поморщился он, лениво выбирая очередной кусочек мяса. — Если ночью группа работает, то утренняя тренировка для этой группы отменяется. Если работа днём, то вечерняя отменяется. А так как мы с Двейном крайне редко работаем в одной группе, то возможность потренироваться вместе выпадает не всегда, надо ловить момент.

— Так это он — тот спарринг-партнёр, к которому вы обращаетесь в Тяжелые Дни? — поинтересовалась Вера, он кивнул:

— Да, мы с детства вместе тренируемся.

— А почему не работаете в одной группе?

— Для страховки. — Вера непонимающе нахмурилась и он объяснил: — Один уходит, другой остаётся на базе, чтобы в случае, если с группой что-то случится, было кому принять командование.

Вера поёжилась, как будто за шиворот снега сыпанули, он заметил и криво улыбнулся:

— Надо учитывать все варианты.

Ей стало ещё неуютней, блуждающий по столу взгляд зацепился за шрамы на его руках, она положила вилку и встала налить себе воды. Долго выбирала чашку, пытаясь что-то сделать с лицом, чтобы было как раньше, набрала воду, вернулась за стол. Господин министр с довольным видом забрал чашку из её рук и кивнул:

— Спасибо. — Вера спрятала улыбку и пошла за второй. Когда вернулась, он тоже отложил вилку и усталым взглядом блуждал по столу, как будто решая, влезет ещё что-то или лучше не надо.

— Убирать? — сочувственно улыбнулась Вера, он решительно взял вилку:

— Нет.

Она качнула головой и села, с довольной улыбкой наблюдая за ним и по чуть-чуть отпивая из чашки. Надолго министра не хватило, но он продолжал лениво выбирать по кусочку из каждой тарелки, хоть по нему и было видно, что с большим удовольствием он бы сейчас расстегнул пояс и прилёг.

— А как вы нашли Двейна? — спросила Вера, он фыркнул и с ироничной ностальгией сказал:

— Шёл себе, шёл, смотрю — Двейн. — Вера подняла брови, пытаясь понять, насколько это шутка, министр тихо рассмеялся: — Честно, всё так и было! Только у него тогда ещё не было имени. — Он перестал улыбаться и немного грустно сказал: — Это я его назвал.

Вероника заинтригованно молчала, министр отпил ещё воды и наконец положил вилку, смиряясь с ограниченным объемом собственного желудка. Вздохнул и откинулся на стену, опять прикрыл глаза и стал рассказывать:

— Он раб, им владела одна цыньянская семья, в которой я когда-то жил. — Вера попыталась не слишком демонстрировать свое удивление, но он заметил, криво улыбнулся, — я жил в разных семьях, но в этой задержался надолго. В основном, из-за Двейна.

Она округляла глаза всё сильнее, он улыбнулся, развеселённый её интересом.

— Когда мы познакомились, мне было девять лет и я уже три года изучал боевые искусства под руководством мудрых наставников. Всё было отлично и весело, кроме одного — мои спарринг-партнёры меня раздражали. Они либо были гораздо старше и дрались вполсилы, либо были ровесниками, но недотягивали по уровню, либо были во всем хороши, но боялись бить меня в полную силу.

— А надо в полную? — полуутвердительно уточнила Вера, он кивнул:

— Надо. И вот однажды иду я, весь такой девятилетний воин, смотрю — один из детей-рабов во дворе машет палкой, повторяя те приемы, которые я сегодня проходил. Я остановился, чтобы он меня не увидел, понаблюдал немного за ним, — он уважительно опустил уголки губ, кивнул, — а неплохо машет, по крайней мере, сильно. Но с ошибками. Меня обуяла жажда поумничать, я к нему подошёл и показал, как правильно.

Вера кусала губы, наблюдая за опять чуть помолодевшим лицом господина министра. Она так живо представляла его маленьким, что не требовалось никаких усилий для визуализации его рассказа.

— Пацан испугался поначалу, но я пообещал, что никому не скажу, он мне поверил. — Вера непонимающе нахмурилась и он объяснил, опять став суровым взрослым: — В Империи запрещено обучать рабов боевым искусствам, для раба это в первый раз плети, во второй — смерть, для учителя — тоже плети или штраф, в зависимости от положения. Для детей сделали бы, конечно, скидку, но досталось бы всё равно обоим, розги как минимум.

Она поёжилась от этой системы, он заметил и косо усмехнулся, продолжил:

— Нас никто не поймал. На следующий день я его опять нашёл, мы хорошо спрятались и я показал ему то, что учил сегодня, а он мне — то, что я ему показал вчера. Получилось очень весело, нам понравилось и мы стали так делать каждый день. И спустя буквально пару месяцев я понял, что пацан меня догоняет, причём семимильными шагами, у него оказался просто талант, — в голосе министра появилось восхищение, потом лёгкая досада, — мне пришлось напрячься, чтобы сохранить статус учителя. Но больше всего я ценил его за то, что он не боялся ставить мне синяки, это редкая удача — найти такого спарринг-партнёра, который подходит и по уровню, и по возрасту, и даже бьёт от всей души.

Я задержался в этом доме на несколько лет, потом пришлось уехать, а когда вернулся, опять пошёл к нему тренироваться. Но, к огромному моему сожалению, за время моего отсутствия он повзрослел и приобрёл мировоззрение раба — начал кланяться, уважительно обращаться, осторожно бить… — Господин министр с досадой махнул рукой, помолчал, потом улыбнулся: — Но я нашёл выход. Я предложил ему договор — мы тренируемся в тайне, как обычно; бьём в полную силу; за каждый синяк или царапину, которую он мне поставит, я плачу ему золотой, а если поцарапаю его я — он платит мне серебряный. — Вера впечатлённо улыбнулась, министр довольно прищурился и шепотом протянул: — Как он меня бил, это стоило чего угодно! Для раба серебрушка — состояние, я понятия не имею, на что он их тратил, но дрался он за них как дикий зверь. Всё приходилось держать в строжайшей тайне, нам было уже около пятнадцати, в Империи это уже взрослые, если бы кто-то узнал, нам бы не поздоровилось. Так прошло ещё несколько лет, я опять уехал, а потом через время посетил этот дом уже просто как гость, — он замолчал, в глазах сгустился туман воспоминаний и Вере вдруг стало неуютно, как будто эта память была для него тяжким бременем.

Она ничего не сказала, он сам заметил, что молчит слишком долго, и улыбнулся, продолжая, как будто этой паузы не было:

— Я пошёл прогуляться по двору и случайно подсмотрел занятную картину. Моего ученика окружили трое рабов и пытались мешать ему работать, чем-то он им не угодил. Насмешки, оскорбления, толчки — полный комплект провокации. — Напрягшиеся желваки на его лице ясно давали понять, что он бы такое терпеть не стал, Вера затаила дыхание в ожидании развязки, министр выдержал паузу и криво усмехнулся: — А мой ученик невозмутимо накрывает на стол, молча и покорно. Это продолжается минута за минутой, меня это уже бесит, Двейн не реагирует, вообще. С его талантами он мог бы убить всех троих лопаткой для риса, секунд за пятнадцать. Перед ним на столе лежало много чего, смертельно опасного в его руках — он ничего не взял. Я подождал, пока они уйдут, подошёл к нему и спросил, почему он ничего не сделал. Знаете, что он сказал?

Вера догадывалась, но не хотела ломать монолог господина министра предположениями, поэтому просто заинтересованно приподняла брови с поощрительной улыбкой. Он глубоко вдохнул и с насмешкой выдал:

— «Мы же договаривались», — со смесью восхищения и сарказма развёл руками, вздохнул: — Да, мы договаривались. Десять лет назад. И он всё это время ни единой живой душе не дал ни малейшего повода заподозрить, что я с ним занимался. Я посмотрел в его невозмутимо-честные глаза и подумал, что если и хочу видеть кого-то с оружием за своей спиной, то только его. Пошёл к хозяину дома и купил его. — Его лицо дрогнуло раздражением и он зло добавил: — За пять золотых. Если бы хозяин знал, что за последние десять лет я потратил на него столько золота, что в двух ладонях не удержишь, он бы сильно удивился.

— И вы дали ему свободу? — улыбнулась Вера, министр качнул головой:

— Я привёз его в Карн, здесь нет рабства. Переходящие границу рабы получают документы контрактного работника, в которых указывается их зарплата, имя хозяина и сумма задатка. То есть, он свободен, но обязан работать на меня, пока не выплатит свою стоимость, но при этом, если я опять поеду с ним в Империю, он опять считается там рабом.

Вера нахмурилась от такой мудрёной юриспруденции, почесала лоб:

— То есть, он сейчас кто?

— Смотря где, — усмехнулся министр, — в Карне — свободный человек и мой приёмный сын, абсолютно официально, он внесён в завещание как мой старший наследник. В Империи — спорный вопрос… считать его рабом уже нельзя, сыном, к сожалению, тоже. Там есть такое понятие, как «подопечный», оно юридически значит «не кровный родственник, член семьи без права наследования». В Империи часто случается так, что дети воспитываются у родственников или вообще в чужой семье, у них может быть имущество, которым до их совершеннолетия распоряжается опекун, но после он уже не имеет на это имущество права, как и подопечные не имеют права на наследство опекуна.

— А почему так получается? — тихо спросила Вера, он отвёл глаза:

— Дети часто остаются без родителей или даже рождаются без родителей. Войны, преступность, болезни. Женщины умирают в родах, мужчины уходят на заработки и исчезают, — он пожал плечами, как будто отмахиваясь от чего-то несущественного. — В Империи нет детских приютов, бесхозных детей вешают на тех родственников, которым не удалось отвертеться.

«И относятся они к ребёнку соответственно.»

Вероника опустила глаза, чтобы он не увидел в них сочувствия, ей показалось, что они как-то незаметно свернули не туда и он вот-вот это поймёт и разозлится. Он молчал, она рассматривала тарелки, потом увидела, как он героическим усилием берёт вилку и опять тянется за салатом, улыбнулась и подняла глаза. Министр нависал над столом, опираясь на локти, и медленно жевал с видом довольным, уставшим и не желающим сдаваться.

— Дайте угадаю, — тихо сказала Вероника, — вам сегодня не удалось поспать после утренней тренировки?

Он бросил на неё короткий недовольный взгляд, как бы говорящий: «не лезьте не в своё дело, будьте так любезны, пожалуйста», она фыркнула и отвернулась, краем глаза заметила, как он с трудом пытается сдержать зевок и криво улыбнулась, смеривая его взглядом:

— Идемте спать, а?

Министр прыснул и смущенно качнул головой:

— Только не выражайтесь так в обществе, на цыньянском это звучит как предложение остаться на ночь у вас.

— Здесь нет дивана, — невинно захлопала глазами она, он фыркнул и покачал головой. — А вы слышите меня на цыньянском?

— Я слышу вас на четырёх языках и двух островных диалектах, — с сарказмом ответил он, — у вас довольно специфическая речь.

Вера заинтриговано улыбнулась и спросила по-английски:

— Вы меня понимаете?

Он иронично закатил глаза и выпрямился, изображая несколько быстрых жестов, которые Вера несомненно и мгновенно поняла как «а вы меня?» и округлила глаза:

— Круто! — Пощупала кулон, подняла глаза на министра: — Вы знаете язык глухонемых?

— Одну из модификаций, — повёл пальцами в воздухе министр, — при нашей специфике работы — нелишнее.

Она понимающе подняла брови и больше спрашивать не стала. Он опять засмотрелся в пространство и с трудом сдержал зевок, Вера спрятала улыбку:

— Уже поздно. Может, перенесём мой рынок за послезавтра и выспимся?

— Ничего не надо переносить, — нахмурился министр, смерил её слегка недовольным ироничным взглядом и буркнул: — Если устали, так и скажите.

Вера медленно изучила его сонное лицо и позу, села точно так же, подперев щеку ладонью, изобразила на лице то же выражение и вздохнула с наигранной заторможенностью:

— Чё-то я устала, капец… может, спать? — Он рассмеялся, она перестала кривляться и выпрямилась: — Что? — Он поднял ладони и качнул головой, она с раздражением сложила руки на груди: — Ну что? Это тоже неприлично звучит?

— Нет, это просто смешно выглядит, — он допил воду и встал, иронично поклонился: — Не буду вас утомлять, не смею больше задерживать, приятных снов. — Вера почти показала язык и тоже встала, он чуть серьёзнее добавил: — И не забудьте про рынок, Барт вас завтра разбудит.

— Хорошо.

Они остановились у рамки портала, она опять в который раз почувствовала то горячее напряжение, от которого одновременно страшно и интересно, интригующая пауза затягивалась, господин министр смотрел на неё с такой ироничной улыбкой, что его хотелось треснуть. Наконец он опустил глаза и улыбнулся шире:

— Вы не только свет желудка, но ещё и мрак разума. Что я теперь буду делать? После такой обжираловки нельзя ложиться спать. Чем я думал?.. — Поднял на Веру шутливо обвиняющий взгляд и пробурчал: — Почему вы меня не остановили?

Вера сделала большие честные глаза и шепотом ответила:

— Знаете, у меня нет на это осознанных причин, но я интуитивно чувствую, что влезать между вами и вашей едой — не самое мудрое решение.

Он рассмеялся и тут же схватился за живот с мученическим видом:

— Зачем же столько есть, великие боги… что я буду делать теперь?

— Ну хотите, — смущённо предложила Вера, — я вам журнальчик дам?

Он поражённо выдохнул, с сарказмом поднял ладони:

— Отличный план. Гениально. Ночь, кабинет, куча нарисованных голых женщин и я, обожравшийся до полной неподвижности. Отлично. Спокойной ночи, госпожа Вероника, приятных снов.

Он поклонился с издевательским восхищением, развернулся и вышел, всё ещё смеясь. Вера постояла у стены, пытаясь справиться с расползающейся улыбкой, потом махнула рукой и решила ходить так.