Король решает не всё

Глава 5

Будильник зазвонил в одиннадцать, но она ещё долго не вставала. Лежала, пустым взглядом глядя в потолок и перебирая в пальцах скользкий шелк его пояса. Рассматривала узор ткани, кленовые листья, вытканные матовым черным на блестящем черном, представляла, как такая же ткань обнимает плечи господина её обожаемого министра…

«Что со мной творится? Что с ним творится? Что с этим гребаным миром, что с моим гребаным телефоном, сколько можно звонить?!»

Вероника нервно схватила телефон и дрожащими руками выключила будильник. Одиннадцать ноль восемь.

«Итак, новый день. Здравствуй, день. Что мы сегодня будем с тобой делать, какие планы?»

За окном пели птицы и скрипели колеса экипажей, стучали каблуки.

В голове была гудящая от напряжения тишина и громогласный шорох скользящих по его шее ногтей. Этот звук занял всё её сознание, электрической волной хлестнул по коже, подняв в атаку полчища шипастых мурашек.

«Господи, а я так надеялась, что за ночь это пройдёт…»

Она понимала, что нужно встать и занять себя чем-нибудь, но не чувствовала в себе сил оторвать голову от подушки, тело ощущалось тонкой безвольной оболочкой, до краёв наполненной вялой обреченностью, каждое движение давалось с трудом.

«Вставай. Возьми себя в руки, лентяйка, просто возьми и встань.»

Было такое ощущение, что мозг отдает команды, а до мышц они не доходят, как будто из механизма выпала шестеренка и двигатель вертится вхолостую.

«Тряпка. Размазня. Встала, поела и пошла чертить. Быстро.»

За окном шумел город, в голове крутился, как заевшая пластинка, усиленный до нереальности шорох ногтей по щетине.

«Госпожа, мать вашу, Вероника, оторвите задницу от кровати и переместите в кресло, страдать можно и за работой.»

Она почти видела, как встает и идет, но в реальности все так же лежала и смотрела в потолок, ненавидя себя за это.

«Надо просто делать всё по очереди. Сначала встать. Потом одеться.

Начнем. Вставай. Вставай.»

Ей хотелось себя ударить. Влепить самой себе с разворота, как Тошка тому бедняге на видео, смачно, так, чтоб все мысли вылетели куда-то в судейский стол.

«Вставай. Твою мать, вставай!»

Потолок медленно кружился перед глазами.

В гостиной раздались шаги, заставив её дернуться и сесть на кровати, лихорадочно пытаясь размотать десятки раз обернутый вокруг ладони пояс. Скользкий шелк внезапно стал шершавым и вцепился в руку, как живой, Вера почти видела, как кто-нибудь, Эйнис, например, вламывается в спальню и ехидно вопрошает: «А что это ты тут делаешь? А чей это пояс? Откуда он у тебя?»

В коридоре заскрипели половицы, Вера наконец содрала с руки пояс и сунула под одеяло, вскочила с кровати и молниеносно застелила её, набросила покрывало, схватила со стула штаны и впрыгнула в них, обулась, пригладила волосы, посмотрелась в маленькое зеркало возле двери.

«Морда как морда, прямо не верится. Даже как будто выспалась и отдохнула, ха.»

Она решительно толкнула дверь и вышла из спальни, заглянула в кухню, откуда доносились шорохи и скрипы, увидела Эйнис и вздохнула с облегчением. Блондинка обернулась и криво улыбнулась:

— Утречко, соня.

— Обед уже, — усмехнулась Вероника, прикрывая рукой зевок, кивнула на пакеты на столе: — Это что?

— Это я купила тебе продукты, — скорчила рожицу Эйнис, — с тех пор, как Барт слился, это моя обязанность. А это тебе ночнушка, — она достала из пакета большой сверток и бросила Вере, ехидно пропев: — Ты же у нас сама себе не можешь купить, ходишь, бедняжка, как бомж, полуголая.

— Спасибо, это так мило, — с сарказмом пропела Вера, наиграно хлопая ресничками и прижимая ладонь к груди, как будто это её тронуло до глубины души, — ты меня просто спасла.

— Ну что ты, — ещё более ядовито изобразила кривой поклон блондинка, — мне было приятно, носи с удовольствием.

Вера фыркнула и положила сверток на стол, не став даже заглядывать внутрь, зато с интересом окинула взглядом пакеты с едой на столах. Увидела какой-то подозрительно большой сверток неправильной формы и расковыряла бумагу, заглянула и поморщилась:

— Это что за чудище?

— Это деликатес, между прочим, — фыркнула Эйнис, — называется степной дракон, его мясо очень ценится гурманами.

— Да? — Вера недоверчиво разглядывала треугольную морду здоровенной ящерицы с кожаным капюшоном и длинными зубами, потыкала пальчиком твердую сухую чешую и с интересом посмотрела на Эйнис: — Дай угадаю, он ядовитый?

— Да, — радостно кивнула Эйнис, продолжая выкладывать на стол свертки, — ядовитые железы в голове, голову отрежешь, остальное все можно есть.

— Ну спасибо, хоть предупредила, — вздохнула Вероника, махнула рукой и опять завернула ящерицу, стала складывать пакеты в холодильник. Эйнис вытряхнула опустевшие сумки и аккуратно сложила, сунула в карман.

— Тебе ещё что-нибудь нужно?

— Нет, спасибо, — изобразила ненатуральную благодарность Вера, — я завтра сама пойду на рынок, так что…

— Не факт, — криво усмехнулась блондинка, доставая мешок с мусором, — Шен не готовил группу к твоему выходу наружу, так что это ещё под большим вопросом.

— Посмотрим, — недовольно нахмурилась Вера, не глядя на Эйнис.

— Ладно, если тебе ничего не нужно, я тогда пойду, — она потопталась на месте и не ушла, Вера обернулась, подозрительно приподнимая брови:

— Что? — Эйнис отвела глаза, Вероника криво улыбнулась: — Я не понимаю, что ты от меня хочешь. У тебя большие планы, пожелать тебе удачи?

Эйнис фыркнула, задирая нос и кривя презрительную физиономию:

— Я не верю в эту фигню.

— Я тоже, — махнула рукой Вера, — но как-то… мне несложно, людям приятно, так почему бы и нет?

Блондинка рассмеялась и покачала головой:

— Пойду я, пока, — Вера пожала плечами и помахала рукой её спине. Эйнис ушла, иронично посмеиваясь до самого портала.

Вероника продолжила раскладывать продукты по полкам, чувствуя, как искусственная бодрость опять её покидает, руки слабеют, движения замедляются. Она закончила, равнодушно взяла ближайший из бутербродов, оставшихся от вчерашнего чаепития, и пошла чертить.

День был таким бесконечно-долгим, что ей казалось, он никогда не кончится. Вероника закончила чертежи швейной машины, переписала ещё десяток листов мировой истории, приготовила целую башню бутербродов, в надежде на то, что завтра все-таки выберется на рынок и увидится там с Бартом.

«Если увижу маленькую заразу, наплюю на приличия и все-таки спрошу у него прямо, что творится с его обожаемым папиком. Даже если он не знает, пусть пофантазирует, может, вместе мы до чего-нибудь додумаемся.»

Закончив с бутербродами, она увидела на столе сверток с ночнушкой и решила посмотреть, что Эйнис ей принесла. Из бумажного пакета выпало что-то белое и такое огромное, что Вера решила отнести это в спальню и разложить на кровати, чтобы рассмотреть. В расправленном виде ночнушка заняла почти всю двуспальную кровать, широкие кружевные рукава и такая же вставка на груди, на Верин взгляд, очень откровенная, придавали ей слегка бордельный вид. Но больше всего её удивил разрез спереди по центру, почти до пояса. Вероника так и этак порассматривала странное приобретение, примерила, походила. Ткань оказалась очень мягкой, не шелк, конечно, но спать можно, её смущал только разрез и прозрачное кружево на груди.

«Ну и ладно, подумаешь, проблема. Я все исправлю.»

Она откопала свой сундук с нитками, включила умиротворяющую музыку и устроилась в кресле, аккуратно распарывая рубашку посередине. Из портала вышла высокая темная фигура, Вера замерла. Замеченный боковым зрением силуэт заставил сердце зайтись грохотом, но повернувшись к гостю, она улыбнулась с облегчением:

— Привет, Двейн.

— Госпожа, — он поклонился и подошёл ближе, окинул любопытным взглядом ворох белых кружев, укрывший всё кресло, и вежливо улыбнулся: — Чем вы занимаетесь?

— Делаю себе халатик, — пожала плечами Вера, — садись, рассказывай.

Он слегка виновато помялся, потом все-таки присел на краешек кресла напротив и неуютно отвел глаза, как будто не знал, как начать, Вероника перестала щелкать ножницами и заинтересованно подняла глаза:

— Что-то случилось? — Двейн замялся ещё сильнее, на секунду поднял глаза и тихо сказал:

— Господин говорил, вы планировали завтра пойти на рынок…

— И? — приподняла брови Вера, парень поджал губы:

— Завтра точно не получится. И послезавтра, скорее всего, тоже.

— Почему? — Вера чуть улыбнулась, опять принимаясь резать нитки.

«Да, мне прямо интересно, как господин министр это обоснует.»

— По особому распоряжению господина Шена вы не можете выходить из дома без группы охраны, которой командую либо я, либо он. И один из нас обязательно должен дежурить на базе. Сегодня и завтра дежурю я, а господин… тоже не может.

Вера почувствовала напряжение в его голосе и подняла глаза, пытаясь поймать его взгляд, но парень смотрел в пол и изображал изваяние, не понимающее намеков.

— Двейн? — полушепотом прорычала Вера, он опустил голову ниже, у неё опять больно заколотилось сердце, — что с ним?

— С господином всё… — он бросил недовольный взгляд на стол, где стояли «часы истины», раздраженно сжал губы и беззвучно чертыхнулся.

— Говори, — тихо потребовала Вера, — если будет возникать, скажешь ему, что сам виноват, что притащил сюда гору «часов». Ну?

— Он ранен, — обреченно выдохнул Двейн, сутулясь ещё сильнее, на секунду поднял взгляд на Веру и добавил: — Несерьёзно.

«Дзынь.»

Вера посмотрела на серый шарик в часах и приложила большое усилие, чтобы разжать пальцы и отложить ножницы. Двейн вздохнул:

— Ну, не смертельно… там… — он пожал плечами, бурча еще тише: — Ожоги небольшие…

«Дзынь.»

— …легкое сотрясение…

«Дзынь.»

— …синяки-царапины, ерунда.

«Дзынь.»

Парень злобно сжал челюсти и резко выдохнул, потер лицо, беззвучно ругаясь в ладони, выпрямился и обреченно посмотрел на Веру:

— Он сильно разозлится, если я честно расскажу вам все подробности.

— А то я без подробностей не пойму, что там все не радужно, — саркастично прошептала Вероника, опять берясь за ножницы и кромсая шов. — Когда он успел?

— Ночью, — пожал плечами Двейн, Вера вопросительно глянула на него и он добавил: — После того, как пришел от вас.

— Да? — Вера подняла брови ещё выше, — он сказал тебе, что был здесь?

— Я видел, как он выходил.

— А, — Вероника медленно кивнула, парень помолчал и продолжил, неохотно, как будто просто чтобы заполнить паузу:

— Он сказал, вы обсуждали варианты по второму Призванному. И сказал, что что-то тут забыл, сказал спросить вас, вы знаете. — Двейн вопросительно посмотрел на неё, Вера криво усмехнулась, опуская глаза и злобно щелкая ножницами:

— Если он что-то забыл, пусть приходит и ищет, отсюда ничего никуда не денется.

— Я передам, — слегка удивленно кивнул Двейн, поерзал на краешке кресла, то ли усаживаясь удобнее, то ли не зная, как попрощаться. Вера подняла на него вопросительный взгляд, он осторожно понизил голос и очень неуверенно спросил:

— Вам что-нибудь нужно?

— Нет, спасибо, у меня всё есть, — грустно вздохнула Вера, опять опуская голову.

— Ну, может, вы хотите… что-то спросить, не знаю… узнать? — Он начал краснеть, Вера наконец поняла, в чем дело, и грустно усмехнулась:

— Двейн, дружище… что мне у тебя спросить такого, на что ты честно ответишь? Как он себя чувствует — ясное дело, очень хреново. Когда он придет — опять же, ясное дело, не раньше, чем сможет сменить тебя на дежурстве, то есть не сегодня и не завтра. Хочет ли он меня видеть — ясное дело, не хочет, когда плохо, никого не хочешь видеть. Что ещё? Если тебе есть, что рассказать, давай рассказывай, будем считать, что я тебя об этом спросила.

Двейн откровенно напрягся, по нему было видно, что к деликатным разговорам он не привык, ему это дается очень сложно.

— Ну… вы совсем недавно накормили весь лазарет из-за каприза Барта…

— Ясно, — улыбнулась Вера, — что ему приготовить?

«Двейн ничего не знает, черт, это может вылиться в очень неловкую ситуацию…»

— Господин ничего не просил, — тут же вскинулся парень, — он вообще против того, чтобы кто-либо пользовался вашей добротой и использовал вас как кухарку.

— Кто-либо, кроме него, — иронично прошептала Вера. Двейн прыснул, но тут же виновато прикусил губу и изобразил серьёзность, со значением понизил голос:

— Он будет недоволен, если узнает, что я вас просил.

Вера усмехнулась и понимающе кивнула:

— Хорошо, меня никто не просил, я силой заставила тебя передать посылку, от которой ты отбивался, но я победила. — Он благодарно улыбнулся, она вздохнула: — Так что именно я тебе силой впихнула? Борщ, салатик, мясо по-французски?

— О, боюсь, что нет, — печально поморщился парень, — у него половина лица не действует и челюсть зафиксирована, он даже говорить не может, так что максимум пюре, а лучше вообще бульон.

У неё резко закружилась голова от одной мысли о том, какие травмы надо получить для такого результата, как это было больно… Двейн вскочил и наклонился к ней, взял за плечо, встревожено заглядывая в лицо:

— Госпожа? Вы в порядке?

Она хотела кивнуть, но получился какой-то слабый нервный тик, перед глазами всё плыло, голова раскалывалась. Она попыталась сморгнуть пелену и услышала, как ресницы с хлюпаньем разбросали по белым кружевам капельки, быстро вытерла глаза, но Двейн заметил и зло хлопнул себя по лбу:

— Зачем я это сказал… Все совсем не так плохо, как выглядит, поверьте, с ним бывало и похуже.

«Как выглядит? Как бывало хуже? Господи, ну почему…»

Она прерывисто вдохнула и крепко зажмурилась, слёзы посыпались градом, Двейн схватился за голову:

— Черт! Всё нормально…

«Дзынь.»

— …опасность уже миновала, док контролирует его состояние, всё необходимое уже сделано, осталось только восстановление. Оно пошло бы быстрее, если бы господин позволил доку ввести себя в сон, но он не позволил. И лежит теперь в полном сознании, но без возможности встать с постели, потому что шея тоже травмирована. Успел задолбать весь лазарет, потому что спать не хочет, а работать ему док запрещает из-за сотрясения. Так он решил заняться всякими несерьёзными делами, которые раньше откладывал из-за несрочности, например, навести порядок в архиве, — Двейн с саркастичным всетерпением развел руками, — дистанционно, понятное дело. Вызвал работников архива и объясняется с ними жестами, жутко злится, что они не понимают, и требует переводчика. — Вера начала истерически смеяться сквозь слезы, Двейн обреченно кивнул, — это только начало. У него в планах ещё воспитательная беседа с поваром по поводу качества еды, разъяснительные беседы с Артуром по поводу вчерашней драки и с бухгалтером, которая принимала на эту драку ставки. — Вера согнулась, утыкаясь лицом в мятые кружева и вздрагивая от смеха и слез сразу. Двейн вздохнул и добавил: — А когда он узнает, что я тут вам наболтал, то возьмется и за меня.

— Так не говори ему, — шмыгнула носом Вера, вытирая лицо ночнушкой, выпрямилась и попыталась привести себя в порядок.

— Я не могу, — парень поморщился, — я обязан говорить ему правду и ничего не скрывать, это входит в вассальную клятву.

— Ух, как все серьёзно, — впечатлённо хмыкнула Вера, — ну скажи тогда, что рассказал мне о его причудах и я смеялась до слёз.

— Я разберусь, — вяло отмахнулся парень, — но мне в любом случае попадет за то, что я вам рассказал о его ранах, он специально напомнил, чтобы я молчал об этом.

— Вали все на меня, — криво усмехнулась Вера, — потому что я волшебным образом вызываю повышенную болтливость. Это, между прочим, цитата из господина министра, так что у него не будет аргументов.

— Я попробую, — чуть улыбнулся Двейн, — когда зайти за бульоном?

— Через пару часиков, — Вера задумалась и посмотрела на телефон, всё это время тихо играющий классику на столе. — Слушай, а можешь передать ему кое-что?

— Конечно, — кивнул Двейн, — что?

— Сейчас, минутку. — Она осторожно выползла из-под горы кружев, села за стол и взяла чистый лист, стала быстро набрасывать схематичные рисунки. Бросила короткий взгляд на заинтригованного Двейна и спросила: — Он один в палате?

— Нет, конечно, — фыркнул парень, — лазарет переполнен, с ним ещё три человека, — понизил голос и иронично пробурчал: — Лежат, бедняги, пытаются делать вид, что спят.

— Зачем? — чуть улыбнулась Вера, Двейн вздохнул:

— Чтобы не переводить посетителям его корявые жесты, у него ещё и с руками… проблемы.

Вера нахмурилась, закончила рисунок и пошла в спальню, откопала в сумке наушники и вернулась в гостиную. Взяла телефон, выключила музыку, быстро просмотрела галерею и махнула рукой — он уже видел всё, что можно и нельзя, так что какая разница. Опять села за стол и дорисовала к своей схематичной инструкции к телефону ещё картинку с наушниками и функциями кнопок. Сложила лист пополам, положила его на зарядный короб, сверху положила телефон и свернутые наушники. Последним сняла с шеи мыслеслов и улыбнулась всё больше округляющему глаза Двейну:

— Всё.

— Вы хотите отдать господину мыслеслов? — Она беззаботно кивнула, он поднял брови: — Зачем?

— Чтобы его понимали, — усмехнулась Вера, подбросила кулон на ладони и пожала плечами: — Эта штука даже свист переводит, с корявыми жестами уж точно должна справиться.

— А вы?

— А я обойдусь, — отмахнулась Вероника, — за пару дней ничего не случится, Барт ко мне не ходит, Эйнис мне все равно ничего хорошего не скажет, а с тобой мы и жестами объяснимся. Как станет ненужен, принесешь обратно, — она в последний раз сжала в руке кулон и положила рядом с наушниками, сделала приглашающий жест.

Двейн поднялся, впечатленно качнул головой и поклонился. Аккуратно взял со стола коробку двумя руками, даже не прикасаясь к остальным вещам, ещё раз склонил голову и ушел через портал. Вера грустно улыбнулась ему вслед и пошла готовить лучший в мире бульон.

Спустя полтора часа бульон был готов, Вера спрятала кастрюлю в холодильник и опять вернулась к своей ночнушке. Распорола центральный шов, отрезала развратные кружева, потом подумала и убрала треть объема необъятно широкого подола, а из отрезанных кусков выкроила пояс и воротник. Когда пришёл Двейн, она тихо напевала под нос, обрабатывая края и мечтая о блаженных временах, когда ей построят швейную машину и этот полутораметровый шов можно будет прострочить за две минуты.

— Госпожа, — Двейн поклонился и с радостной улыбкой протянул ей мыслеслов, Вера нахмурилась и тихо вздохнула:

— Отказался?

— Наоборот, — ещё шире улыбнулся парень, — сказал, что это гениально, и ругался, что сам до этого не додумался.

Вера улыбнулась:

— А чего тогда обратно принёс?

— Это не единственный мыслеслов в мире, — улыбнулся Двейн, сел в кресло напротив и качнул амулет на цепочке, — оказывается, у господина Шена тоже есть где-то свой, он распорядился, чтобы ему принесли, а этот сказал вернуть вам и передать его бесконечную благодарность. — Вера улыбнулась шире и опять уткнулась в шитье, парень иронично вздохнул: — А ещё вам просили передать благодарность парни из его палаты, его секретарь и доктор. — Вера пораженно подняла брови, Двейн развел руками: — Вы спасли от бурной деятельности господина Шена, на самом деле, весь лазарет, если не весь отдел. Что вы ему такое дали? Ну, та черная штука? — Двейн понизил голос и со смесью любопытства и недоумения сказал: — Вы бы видели его глаза, когда я ему это всё принёс. Он сразу вцепился в эту штуку, сунул в уши провода и с тех пор все время смеётся, — Вера округлила глаза и Двейн развел руками, с трудом пытаясь задавить смешок, — а учитывая, что у него рот не открывается, это выглядит довольно… э, жутковато, если честно.

Вера попыталась это представить и прикусила губу, мысленно убеждая себя, что господину министру там вовсе даже и не весело, потом поймала взгляд Двейна и они оба сдавленно рассмеялись.

— Ну так что это? — опять спросил парень, Вера вздохнула:

— Многофункциональное средство связи, — Двейн нахмурился, она махнула рукой, — это показывать надо, а не рассказывать, можешь взять, поиграться, скажешь ему, что я разрешила.

— Шутите? — фыркнул Двейн, — я не рискну отбирать у него эту штуку, он опасен даже в том состоянии, в котором находится сейчас. К тому же, получив её, он стал удивительно приятным пациентом — лежит себе спокойно и тихо смеётся временами, никаких больше требований подать ему половину разведуправления немедленно, никаких попыток высказать всему отделу, что он думает об их профессиональных и личных качествах, по-моему, он даже про драку забыл, Артур прихромал к нему, помялся возле кровати и ушёл, господин не обратил на него внимания.

Вера довольно улыбалась и неспеша шила свой халат, Двейн пожал плечами:

— Ладно, я понял. Покажете мне тогда попозже, когда господин выпишется?

— Хорошо, — кивнула Вера, Двейн помялся, стрельнул глазами на рамку портала и наклонился ближе к Вере, понижая голос:

— А можно личный вопрос?

«Чёрт, это всегда плохо кончается…»

— Давай, — насторожено кивнула она.

— Правда, что в своем мире вы были жрицей?

— Что? Нет, конечно! — Она фыркнула, вздыхая с облегчением, Двейн смутился:

— По отделу ходят слухи… разные, — он пожал плечами, — там же никто не знает, что вы Призванная. Но кто-то подслушал, как господин Шен говорил доку, что сходит к вам перед работой, чтобы вы пожелали ему удачи. — Вера подняла брови, Двейн неуверенно дернул щекой: — Может, и переврали что-то, но что он говорил об удаче, бойцы слышали не раз. В первый раз, сразу после вашего переезда на эту квартиру, был бой в городе, брали притон один, — он несерьёзно отмахнулся, — ничего особенного, рутина. Но после боя стали собирать оружие и кто-то заметил, что все метательные звезды господина Шена попали в цель, абсолютно все. Конечно, это можно объяснить мастерством, — в его голосе появилось уважение, Вера улыбнулась, — но после этих слухов кто-то как бы в шутку спросил, где он взял столько удачи, а господин довольно резко ответил, что это не их дело. Слухи от этого только разгорелись.

Он приглашающе замолчал, как будто давая ей возможность высказаться, Вера смущенно опустила глаза и пожала плечами:

— И что, все стали считать меня жрицей?

— Тогда ещё нет. — Он вернулся в свое кресло и переплел пальцы, внимательно глядя на Веронику, — все стали замечать, что он часто у вас бывает. И параллельно стали замечать, что его постоянно сопровождает необъяснимое везение. — Вера насмешливо качнула головой, Двейн пожал плечами: — В магической науке есть закон, утверждающий, что удачу наколдовать нельзя. Зато жрецы в каждом храме продают всякие амулеты, для студентов, для солдат, — он махнул рукой, — но маги и ученые плюются на них, постоянно проводят тесты и измерения, доказывая, что они неэффективны. — Он помолчал, глубоко вдохнул и посмотрел на Веру, шепотом добавил: — А вы — эффективны.

Вера тихо рассмеялась, качая головой:

— Двейн, это ерунда. Это просто психология людей, которым легче живется, если они могут объяснить себе чей-то успех мистическим везением. Если они думают, что кто-то хорошо стреляет, потому что много тренировался, то приходится признать, что они тоже могли бы так стрелять, если бы были чуток трудолюбивее. А если есть возможность сказать: «Ну конечно он попал, он ведь заговоренный! Нам так не жить, нам за мистикой не угнаться», то это как бы снимает ответственность, лентяям так проще, самооценка не страдает.

— Ладно, — кривовато улыбнулся Двейн, — пускай. Я тоже считаю, что он и до вас делал подобные вещи, он чемпион мира по троеборью, в конце концов. Но как вы объясните всё следующее. — Он улыбнулся с легким ехидством, потер ладони. — Вы с легкостью вытаскиваете из транса очень сильных магов. К вам приезжает одна из главных шаманок империи. Потом… перед тем, как вы пригласили на обед господина, Эйнис и Барта, была одна операция по переброске важного заложника. Господин Шен в этом не участвовал, но пришел проверить группу сразу после того, как ушел от вас. И как только он появился на дороге, заложника попытались убить. Как раз в тот момент, когда господин проезжал рядом с каретой, буквально под ноги его коню свалился мертвый убийца. Мастер-тень, элитный боевой маг с отравленной иглой, он ждал в укрытии на дереве. Знаете, от чего он умер? Чихнул и укололся своей иглой, умер мгновенно. То есть господин вышел от вас, телепортировался на точку, взял коня, догнал конвой, сказал всем: «Как дела?» и ему под ноги упал убийца. Господин посмотрел на него, сказал: «Мельчают», развернул коня и вернулся на точку, телепортировался на базу и пошел спать. Это заняло меньше пяти минут.

Вера тихо рассмеялась и пожала плечами:

— Совпадение, случается.

— Ладно, — медленно кивнул парень, — продолжим. На следующий день проводился ритуал «Зов Сердца», который почувствовали все шаманки, все жрецы и вы. Есть свидетели.

— Может, это из-за того, что я в этом ритуале работала «якорем»?

— Ладно, — усмехнулся Двейн, — допустим. Идем дальше. Когда господин приказал, чтобы Артур принёс ему экипировку сюда, был один интересный момент. Мы защищали дом, где якобы прячут вас, нападающие решили на этот раз не попытаться проникнуть и забрать вас, а просто убить, была применена особая магическая бомба, противопехотная, дает взрывную волну и несколько тысяч осколков. — Вера посерьезнела, Двейн криво усмехнулся. — Артур растянул щит на всю группу, но ему нехватило силы, чтобы остановить осколки, только замедлить. В результате истыканы в решето пятеро, ещё семеро частично целые и только господин Шен не поймал ни один осколок, хотя стоял к эпицентру ближе всех. Его прикрыла сорвавшаяся с креплений колона, которая на него упала, при этом треснув пополам. То есть, теоретически, он мог пострадать от взрыва, от осколков, от самой колоны — она была здоровенная. Но из всех возможных повреждений ему достался синяк от удара половиной колоны. И всё.

— Повезло, — напряженно улыбнулась Вера, Двейн кивнул и понизил голос:

— Повезло. И последнее. Сегодня ночью, когда его телепортировали в лазарет, доктор его спросил, — он криво улыбнулся, — док любит шутить, когда шьёт. Он спросил: «В чем дело, амулет удачи зарядить забыл? Вроде же только из храма», а господин ответил: «Удача — вещь непостоянная, сегодня есть, завтра нет». — Вера с болью сжала губы и опустила глаза, сделала корявый стежок и тут же принялась его распускать. Двейн тихо спросил: — Что у вас случилось ночью?

— Я не думаю, — осторожно проговорила Вера, — что господин министр будет рад узнать, что я тебе ответила на этот вопрос.

— Ему не обязательно об этом знать, — слегка раздраженно понизил голос парень, — здесь нет прослушки.

— Я не была бы в этом так уверена, — еще осторожнее шепнула Вера, Двейн поднял брови, выпрямился, окидывая комнату взглядом, Вероника косо усмехнулась: — Двейн, я не понимаю, почему тебя это вдруг заинтересовало? Ну ладно Эйнис, у неё ревность в заднице играет, а тебе зачем знать, о чем мы тут ночами говорим?

— Я не пытаюсь узнать подробности ваших личных отношений, — тут же сделал почтительную каменную мину Двейн, — я просто… хочу попросить вас быть внимательнее и осторожнее со своей силой, чем бы она ни являлась.

— В смысле? — ещё больше озадачилась Вера.

— Когда господин выходил от вас, он выглядел несколько… — Двейн замялся, — мне показалось, что вы с ним поссорились. И он внезапно поменял планы на эту ночь, приказал мне оставаться на базе, а сам повел группу работать. И через час его принесли с разорванным горлом.

Вера напряженно сглотнула и тихо спросила:

— Я здесь причем?

— Когда он выходил от вас, у него были царапины на шее, — Двейн смущенно ссутулился и глядя в пол, ещё тише добавил: — И ранили его в то же самое место.

— Царапины? — подняла брови Вероника, напряженно сжала в руках ткань, потом нахмурилась, медленно холодея: — Где, ты говорил, у него раны?

— Левое плечо, шея слева и левая сторона лица. И пальцы на правой руке.

Она с болью закрыла глаза, прижала ладонь ко рту, чувствуя, как внутри колотится и печет невероятная догадка.

«Господи, да что же это… Не может быть.»

— Госпожа Вероника, что случилось?

— Это не я, — дрожащим голосом прошептала она, подняла глаза на встревоженного Двейна и качнула головой, — я бы ни за что ни стала, что бы тут ни случилось… Черт, да нет у меня никакой силы! Я не шаманка, в моем мире вообще нет ничего такого, я не знаю, как это могло… Черт…

Она почувствовала, как по щекам потекли горячие дорожки, закрыла лицо руками, услышала как рядом смущенно прочистил горло Двейн:

— Простите, я не хотел вас расстраивать. Но даже если в вашем мире у вас не было силы, она могла появиться в этом. У вас есть архит? — Она качнула головой. — Это минерал, накапливающий магическую энергию. Он залегает в горах западнее Оденса, эту часть хребта называют Синегорьем, из-за цвета породы, здесь очень богатые залежи. И в природном виде архит в таких количествах влияет на людей, усиливая способности магов и пробуждая силу шаманок. Поэтому здесь очень много храмов и святых мест.

Вера вытерла слезы и подняла глаза:

— И что, ты думаешь, у меня появилась какая-то сила?

— Я допускаю такую возможность, — осторожно сказал парень, — я не маг, мне сложно судить, но на это многое указывает.

— Меня смотрели маги, — тихо сказала Вероника, — и Барт, и доктор сказали, что у меня нет никакой силы.

— Вам нужно показаться жрецам, а не магам. Когда шаманка приезжала к вам во второй раз, она сказала господину… черт! — Двейн хлопнул себя по уху и зажмурился, сжимая зубы, как от боли. Вера округлила глаза:

— Что случилось? И какой второй раз?

— Да так, — прошипел парень, прижимая ладонь к уху, натянуто улыбнулся и прошептал: — Вы были правы, здесь есть прослушка. Черт. — Встал и осторожно поклонился, стискивая зубы и жмурясь от боли: — Госпожа.

Медленно выпрямился и пошёл к порталу, у самой стены обернулся и иронично шепнул:

— Вы действительно вызываете повышенную болтливость. И раз уж это правда, тогда, может, пожелаете мне удачно пережить поход в лазарет? Ай! — Он опять зажмурился от боли, рыкнул в потолок: — Ухожу, ухожу, всё! Черт…

Ещё раз поклонился и вышел. Вера со смешанными чувствами посмотрела на потолок и прошептала:

— Удачи, Двейн. Добрый вечер, господин министр.

Тихо рассмеялась и продолжила шить.

Она проснулась сама, посмотрела на время — половина девятого, будильник должен был зазвонить в десять. Отложив телефон, Вероника потянулась и нащупала гладкую ткань пояса господина министра, вытащила из-под одеяла, стала пропускать между пальцами скользкий шелк, любуясь переливами света и ни о чем не думая. Ей так казалось. На самом деле, мысли на поверхности были пустые и прозрачные, зато в мрачной глубине то и дело выныривали из памяти и мелькали бликами смутные переживания и страхи. Особенно страхи.

Вчера вечером она закончила шить около полуночи и заставила себя пойти спать, хотя спать не хотелось, пришлось долго ворочаться и пытаться не брать дурного в голову, в то время как это самое дурное ломилось сквозь все преграды и волновало. Ей хотелось увидеть министра Шена. Ей хотелось задать ему море неприятных вопросов, о втором визите шаманки, например, о котором он не посчитал нужным сообщить, или о том, что силу шаманки, оказывается, можно получить внезапно, потому что рядом с Оденсом находится Синегорье. Ей хотелось много чего ему сказать.

Но при этом, её пробирал озноб от мысли, что он придет, что ей придется смотреть ему в глаза и говорить с ним, что он обратится к ней на «вы» и будет делать вид, что ничего не было.

Вера выдернула из ладони его пояс и посмотрела на свою руку, сжала пальцы в кулак, разжала.

«Если я его поцарапала и через час он получил на этом самом месте рану… то что? Я же не хотела ничего плохого. Я же не хотела.»

Ей опять захотелось разреветься, как вчера.

«И господин министр это всё слышал, черт…»

Она вспомнила его голос тогда ночью, обреченный шепот, полный боли — «ничего больше не будет, это от нас не зависит».

«Почему? Он что-то знает?

Черт, конечно, он знает! Он море всего знает, но не спешит делиться своими знаниями со мной.»

В гостиной раздались шаги, Вера выключила будильник и встала. Неспеша выбрала свежую рубашку, оделась, расчесалась, слушая как визитер ходит по кухне и гостиной, судя по шагам, это опять была Эйнис. Когда вышла, Вероника убедилась, что угадала — блондинка стояла в своей любимой позе, одной рукой держась за дверцу открытого холодильника, а вторую уперев в бок, и пристально изучала полки с едой. Когда Вера вошла, Эйнис обернулась и выдала длинную ехидную фразу на каком-то странном языке с обилием шипящих и свистящих.

Вера тихо прыснула и вспомнила, что Двейн вчера принес ей мыслеслов, поговорил о господине министре, качая амулет на цепочке, потом сболтнул лишнего и смылся, унося цацку с собой. Она улыбнулась Эйнис и пропела:

— Доброе утро, — увидела, как округлились черные глаза блондинки и тихо рассмеялась, показала на свою шею и сделала пальчиками шаги, уходящие в сторону портала. Эйнис ахнула и спросила:

— Шен?

— Двейн, — качнула головой Вера. Блондинке, вроде бы, полегчало, она повздыхала, потом указала ладонью на холодильник и недовольно пробурчала что-то, Вера заинтересованно заглянула внутрь, пожала плечами и изобразила непонимающую улыбку. Эйнис зло скривилась и закатила глаза, показала руками что-то непонятное, Вера старательно хмурила брови, изображая тугую, её веселил этот процесс. Блондинка воздела руки к потолку, рыча что-то негодующее, Вера старалась не улыбаться, но Эйнис все равно увидела, что ей смешно, высказалась в пространство, нервно потопала ногами и убежала в портал. Вероника тихо рассмеялась и вздохнула:

— В этом определенно есть свои плюсы.

Открыла холодильник, взяла себе очередной кривоватый бутерброд и пошла за стол. Подумала, слышит ли её министр Шен… подумала, будет ли глупо пожелать ему доброго утра… решила, что разговаривать со стенами — это уже клиника, села за стол и открыла свои иероглифы.

Пролистала книгу по истории, удивилась, как мало страниц осталось, доела бутерброд, облизала пальцы, вытерла о штаны и опять взялась переписывать, решив сегодня обязательно добить до конца. Солнце поднималось, на улице становилось всё более шумно, Вероника бойко строчила иероглифы, тихо напевая под нос, а потом перевернула последнюю страницу и отложила кисть, с довольным видом складывая руки на груди.

«Кто бы мне теперь это все перевел, вот ещё вопрос.»

Перевернула страницу и стала рассматривать карту на форзаце, только теперь она изучала не только рельеф и границы, но и надписи — за время, проведенное за переписыванием, иероглифы стали восприниматься по-другому, она многие из них запомнила, потому что они часто встречались, у других запомнила какие-то повторяющиеся детали, отметила, какие обычно пишутся подряд, с каких начинаются столбики.

На карте часто встречались одинаковые иероглифы в названиях рек, все названия портов начинались с одного и того же символа, названия провинций тоже в начале имели один и тот же иероглиф, а второй всегда менялся. Рассматривая карту, она зацепилась взглядом за один из иероглифов, попыталась понять, почему он привлек её внимание, через время отбросила вариант, что уже видела этот символ в книге — она много символов видела в книге, причина не в этом.

«Что с ним не так? Где ещё я могла его видеть?»

Она взяла чистый лист и медленно перерисовала этот подозрительный иероглиф, откинулась на спинку кресла, рассматривая листок и пытаясь растолкать ленивую память.

«Я его точно уже видела. Где?»

Вариант с рынком она тоже отбросила. Хорошо покопавшись в памяти, Вера точно подсчитала, сколько вывесок на цыньянском видела на рынке — ровно одну, Барт сказал, что это начало восточных рядов и им там делать нечего, Вероника мазнула взглядом по уходящим вдаль пестрым палаткам и отвернулась.

Решив довести дело до конца, она взяла ещё один лист и попыталась вспомнить эту вывеску, убила с особой жестокостью полчаса, распсиховалась и вспотела, но вроде бы нарисовала все без ошибок — это ничего не дало, искомого символа там не было, даже близко похожего не было. Она опять стала копаться в памяти, надеясь отрыть из глубин все виденные в этом мире иероглифы, вспомнила надпись на цветочном горшке в доме Тонга, её тоже записала настолько подробно, насколько смогла вспомнить… и увидела его, тот самый иероглиф.

«Гребаный цветочный горшок, блин!!! Столько времени коту под хвост, лучше бы я чай попила под хорошую книжку…»

Из портала вышла темная фигура и склонилась в поклоне, Вера щелкнула пальцами:

— О, Двейн, ты мне нужен! Иди сюда.

— Доброе утро, — слегка озадаченно приподнял брови Двейн, подошел к столу, рассматривая гору бумаг. Вера неопределенно кивнула, отмахиваясь от церемоний, поманила его пальцем и повернула ему листок со злополучным иероглифом:

— Что тут написано?

— Юг, — ещё более озадаченно ответил Двейн.

— Угу, — она быстро написала перевод внизу и развернула Двейну следующий лист, — а здесь?

— Зелья и амулеты мастера Чен Ю Ми, — ещё более охреневшим тоном проговорил Двейн, — где вы это взяли?

— Да так, — отмахнулась Вероника, беря карандаш, — подробнее, каждый символ. Вот это что?

— Первый «смешивать», второй «здоровье», так как они написаны слитно, — видите, здесь перемычка? — то переводятся одним словом, «зелья». Дальше «магия» и «камень», вместе будет «амулет». — Вера кивала, следила за его пальцем и записывала. — Это частица уважительного обращения, она сама по себе не употребляется, только в сочетании. Следующая часть — само обращение, в данном случае «мастер», но в сочетании с другими частицами может значить и другое. Дальше один знак фамилии и два знака имени. Где вы это взяли?

— На рынке, — отмахнулась Вероника. — А это?

— А это вы где взяли? — вздохнул парень, пробежав взглядом длинный столбик и округляя глаза, Вера насмешливо скривила рожицу:

— Вот этот «юг» мне показался знакомым, я решила вспомнить, где его видела, пришлось откопать из памяти все когда-либо виденные иероглифы вашего мира.

— Ну так и где же вы это видели? — мягко, как опасного психа, спросил её Двейн, Вера криво улыбнулась:

— Это было написано на цветочном горшке с лысым бонсаем, который стоял на столике в кабинете Тонга, где он меня допрашивал. Из-под этого горшка господин министр скатерть выдернул, в которую меня завернул.

— Вы уверены? — севшим голосом переспросил Двейн, она фыркнула:

— Дружище, это было черте когда, я была перепуганная и злая, как я могу быть уверена?

— Но вы это написали, — тихо сказал он, беря со стола листок и внимательно изучая, поднял на Веру взгляд, очень удивленный, слегка недоверчивый и с долей уважения: — Кто учил вас писать?

— Господин Всезнайка, кто ж ещё? — фыркнула Вера. — Так что там написано?

— Это пожелание здоровья и долголетия, — тихо ответил Двейн. — У вас красивый почерк.

— Спасибо, — фыркнула Вера, — но юг там причем?

— Можно я это возьму? — спросил Двейн, складывая листок пополам с таким видом, как будто ответ «нет» невозможен.

— Двейн, — недовольно рыкнула Вера, — давай переводи нормально!

— Госпожа, — поклонился парень, она вскочила:

— Стоять!

Двейн выпрямился и юркнул в портал прежде, чем она выбралась из кресла. Вера раздраженно хлопнула ладонью по столу, усаживаясь обратно и злобно придвигая к себе листок с «югом», впилась взглядом в иероглиф и сжала виски, пытаясь отрешиться от своей злости и опять погрузиться в сосредоточенное состояние, ей казалось, что это ещё не всё, здесь ещё есть, над чем подумать. Иероглиф поплыл перед глазами, Вера опять взяла кисточку и стала рисовать его ещё раз, только теперь стилизованно, чуть более квадратно и с углами вместо изгибов.

Отодвинулась, посмотрела, кивнула сама себе и опять сложила руки на груди. Так ей нравилось больше, этот вариант был ближе.

«К чему ближе? Где я его видела?»

Опять закрыв глаза, она попыталась вспомнить, картинки в памяти мелькали невероятно быстро, неразличимо, иногда появлялись совершенно левые кадры, надерганные подсознанием неизвестно откуда, как будто наобум — Эйнис спотыкается, когда Вера посылает ей воздушный поцелуй; министр финансов жмет руку министру Шену; министр Шен что-то размашисто пишет карандашом прямо здесь, за вот этим столиком…

Вера крепко зажмурилась, чувствуя, что почти ухватила, ещё чуть-чуть…

«Что у них общего? Причем тут гребаный юг?»

Картинка в голове опять проступила с невероятной четкостью — Эйнис размашистым шагом выходит из кабинета, недовольная, злая, смущенная… спотыкается и делает резкий взмах рукой, чтобы удержать равновесие, листок в её руке издает бумажный хлопок и мелькает…

Вера резко распахнула глаза.

Взяла чистый лист, карандаш и стала быстро рисовать, пока картинка стояла перед глазами — синий прямоугольник, с заключенными внутри стилизованными иероглифами, один сверху, два внизу.

Печать министра Шена.

Дрожащими от возбуждения руками Вероника открыла книгу по истории и жадно уставилась на тот самый «юг», сравнила с рисунком и удовлетворенно улыбнулась — оно, да, именно. Большой иероглиф из печати господина министра — тот самый «юг», составляющий половину названия провинции Цыньянской империи.

«А вдруг это совпадение? Подумаешь, юг. Провинция действительно самая южная, граничащая с Маялу и морем…»

Слабые попытки логики обломать кайф провалились — Вера спинным мозгом чувствовала, что это не совпадение и что это очень важно.

«У меня появился к вам ещё один неудобный вопрос, господин мой обожаемый министр. Выздоравливайте скорее.»

Из портала вышла темная фигура и Вера быстро перевернула лист, выпрямилась и с кривой улыбочкой смерила взглядом Двейна. Парень согнулся в низком поклоне и не спешил выпрямляться, он был похож на собаку, устроившую погром и пришедшую на место преступления сдаваться.

— Ну? — наконец не выдержала Вера, — я тебя внимательно слушаю.

— Госпожа, — ещё ниже склонился Двейн, — это была очень важная информация, я должен был передать её срочно. Я прошу прощения за свое недостойное поведение, готов загладить вину любым способом.

— Обязательно, — иронично усмехнулась Вера, — садись, рассказывай, что там за шифровка государственной важности у Тонга на столе стояла?

— Я пока не могу ответить, с этой информацией работают, — парень выпрямился и подошел к столу, помялся, Вера кивнула ему на стул и он неохотно присел на край, потупил глаза и осмотрев бумаги на столе, тихо вздохнул: — У вас потрясающая память.

— Я в курсе, — фыркнула Вера, погладила пальцами листок, с этой стороны чистый, а с другой стороны — с печатью министра Шена.

«Сделаем вид, что это всё, что я вспомнила. Об остальном я спрошу господина министра, а не тебя, Двейн, а то ты у нас слишком шустро бегаешь.»

— Я вообще-то пришел сказать, что завтра могу отправить вас на рынок, — смущенно сказал Двейн, Вера недоверчиво улыбнулась:

— Господин министр очухался?

— Частично, — повел бровями Двейн, — доктор обещал завтра утром снять часть повязок и фиксаторов, он сможет говорить и ненадолго вставать, этого достаточно, чтобы я не был привязан к базе. Я смогу набрать группу из тех, кто более-менее в порядке, и повести вас на рынок на пару часов.

— Отлично, — улыбнулась Вера, откапывая из залежей чертежей сложенный листик с информацией по своим заказам. — А кто меня поведет, Барт?

— Нет, Барт отстранен, — качнул головой парень, — и даже просто увидеться с вами он вряд ли придет, он даже на обед в столовую не ходит, у него времени нет.

— Печаль-грусть, — вздохнула Вероника, разводя руками. — А кто?

— Артур, — недовольно ответил Двейн, — он, может быть, не лучший компаньон, но зато отличный специалист, с ним вы будете в безопасности.

— Пусть будет Артур, — махнула рукой Вера.

— Какие места вы хотите посетить? — он посмотрел на листок в её руках, Вера развернула и стала перечислять:

— Те же лавки механиков, что и в прошлый раз — мне надо забрать заказы. Потом лавку пряностей, там мне хозяин кое-что обещал. И ещё я хочу прогуляться по цыньянским рядам, просто так, из любопытства.

— Я бы вам не советовал, — осторожно сказал Двейн, Вера приподняла брови, ожидая продолжения, но он мялся и медлил, по его лицу было видно, что он мечтает, чтобы господин министр скорее выздоровел и вел такие беседы самостоятельно.

— Почему? — наконец не выдержала Вера.

— Потому что вы… — он зажмурился, опуская голову с неимоверной досадой, глубоко вдохнул и тихо сказал, — похожи на полукровку, там таких не любят.

— В смысле? — не поняла Вероника.

— Простите, — ещё сильнее смутился парень, — давайте вы спросите об этом господина, когда он поправится? Я не знаю… и могу сказать что-то не то.

— Так, подожди, — взялась за висок Вера, — если тебе не нравится слово «полукровка», то можешь расслабиться — во мне минимум четыре национальности, и там, откуда я родом, почти все такие, это норма. — Двейн поднял на неё удивленный взгляд, Вера улыбнулась, — и господин министр рассказывал мне про сложную ситуацию со смешанными браками на восточных границах, так что тут ты меня тоже не удивишь. Меня больше интересует вопрос, каким боком я к этому отношусь?

— Вы просто похожи, — неохотно ответил Двейн, — у вас очень черные волосы, в Карне таких не бывает. И черты лица, которые часто встречаются у цыньянских аристократов — форма подбородка, губ, носа, скул… но при этом — карнские глаза и белая кожа.

— И? — всё ещё непонимающе развела руками Вероника, — ну допустим, я полукровка. Так их же полно и без меня, они что, на рынок не ходят?

— Дело не в этом, — опять замялся парень. — Понимаете… в Империи благородные семьи блюдут чистоту крови тысячелетиями, там было много войн и революций, в результате которых менялись императоры, но правящие фамилии оставались те же. Аристократия — почти отдельная раса, там генеалогические цепочки записаны и просчитаны на десятки поколений во все стороны, из-за этого благородные даже внешне выглядят непохожими на простолюдинов, у них особая форма черепа, более узкое лицо, там… много отличий. Аристократ в толпе простолюдинов не затеряется. А вы похожи именно на аристократку. А полукровки-аристократы не одобряются куда сильнее, чем простолюдины, потому что они не просто полукровки, но и скорее всего, бастарды, а это вдвойне презирается. И в результате получается такая картина, — он нервно переплел пальцы, смущенно опустил глаза, — вы, выглядя так, как вы выглядите, и имея рядом охранника-мага, пойдете тратить большие суммы денег и говорить на чистейшем, очень богатом цыньянском языке. Все подумают, что вы — дочь цыньянского аристократа от белой женщины, которую он, вопреки традициям и морали, взял в дом, дал образование, да ещё и содержит, выдавая деньги на расходы. — Двейн медленно вдохнул полные легкие и поднял глаза на Веру, шепотом выдыхая: — Поверьте мне, на вас будут литься такие реки презрения, отвращения и скрытой зависти, что никакие чудеса восточных рядов этого не стоят.

Вера впечатленно приподняла брови, помолчала, потом спросила:

— А ты там был?

— Да, — немного удивленно кивнул парень, — а что?

Вера косо усмехнулась и склонила голову на бок:

— Зеркало дать?

Он быстро глянул на неё и сразу же опустил глаза, ощутимо напрягся, даже напружинился, как будто вот-вот сорвется с места. Вероника мягко улыбнулась и чуть насмешливо попросила:

— Только не надо, пожалуйста, кланяться и убегать, ладно? А то, я смотрю, это министерский ответ на любой неудобный вопрос, я тоже, наверное, начну так делать. А что? Удобно. В любой непонятной ситуации — кланяйся и уходи. Вот, например, представим картину, — она выпрямилась и потерла руки, делая хитренькие глазки, Двейн чуть расслабился и даже улыбнулся, Вера вдохновенно повела в воздухе пальцами: — Ночь, стеллажи с книгами, на полу кругом стоят свечи, в центре круга сидит господин министр с огромными махаоновыми крылышками. Представил? — Двейн кивнул, заинтригованно давя лыбу. Вера сделала важную физиономию: — И тут заходит кто-то. И говорит: «Господин министр, что вы делаете в библиотеке в три часа ночи в костюме бабочки?». — Двейн прижал кулак к губам, пытаясь задавить смех, Вера выпрямилась, изображая сурового министра. — Что делать? А всё просто, изобретать ничего не надо. Встал, выпрямился, посмотрел на спрашивающего как на идиота, молча поклонился и вышел. Всё. — Она развела руками: — И что? Стоишь как дебил, смотришь на удаляющиеся крылышки и думаешь, — она медленно приподняла плечи и развела руками: — Ну ладно.

Двейн тихо рассмеялся, закрывая лицо руками, Вера с довольным видом качалась на кресле, потом откинулась на спинку и стала вертеть в пальцах карандаш.

— Ладно, в моем мире не принято расспрашивать о семье, так что не хочешь — не говори. Мне просто кажется, что ты преувеличиваешь.

— Я не преувеличиваю, — качнул головой Двейн, опять исполняясь серьёзности, — я — другое дело… — он глубоко вдохнул, как будто собираясь разразиться аргументами, но замялся и выдохнул, опуская плечи. Поднял на Веру испытывающий взгляд и как-то совсем неофициально усмехнулся: — Как вы догадались?

— Ты же сам сказал, — пожала плечами Вероника. — Я видела много цыньянцев на рынке и в лагере Тонга, видела самого Тонга. Этого достаточно, чтобы заметить, что вы с господином министром высоковаты для цыньянцев, они все маленькие, даже солдаты, — она задумчиво посмотрела на карандаш в своей руке, опять подняла глаза и чуть улыбнулась Двейну, — и кожа у вас светлее. Но когда ты сказал про форму лица, я вспомнила Тонга и ещё парочку виденных на рынке богачей, сложила два и два… ну, ты понял. У тебя же есть зеркало.

Двейн ссутулился, глядя на Веру со смесью обреченности и веселья, покачал головой и вздохнул:

— То есть, я сам всё выболтал. Отлично. — Вероника весело пожала плечами, он понурился ещё сильнее, потом поднял голову и с сарказмом вопросил пространство: — Как господин Шен умудряется с вами работать?

— Сложно, — шутливо насупила брови Вера, — говорит, со мной вообще капец тяжело, я неудобный призванный и работать со мной — это кара небесная.

«Дзынь.»

— Позвякай мне ещё тут! — прикрикнула на часы Вера, указала на них пальцем и улыбнулась Двейну: — Это неточный прибор. Чтоб он понимал, железяка.

Парень прыснул и обреченно взялся за виски, медленно качая головой и глядя на Веру, как на странное животное, глупое, но милое.

— Что вам нужно в восточных рядах? — наконец устало выдохнул он, Вера развела руками, приподнимая плечи с глуповатой улыбкой:

— Да ничего. Я же сказала, просто походить, на вывески поглазеть, — хитро прищурилась и указала на лист с «югом», — может, найду ещё где-нибудь знакомые иероглифы. Ты, может, тоже его где-нибудь видел?

— Это слово «юг», оно часто используется, — приподнял плечи Двейн, Вера чуть улыбнулась, глядя в его абсолютно честные глаза, кивнула:

— Понятно. — Открыла книгу по истории и ткнула пальцем в карту: — Вот это как переводится?

— Это название провинции, — Двейн ощутимо напрягся, опять подобрался и покосился на портал, как будто мечтал оказаться к нему поближе, Вера сделала приглашающий жест:

— Дальше.

— Всё, — невинно ответил он. — Первый иероглиф значит «провинция», второй — «юг», потому что она самая южная.

— Ясно, — она опустила глаза, задумчиво погладила перевернутый чистой стороной вверх листок с министерской печатью. — Продолжим.

— Простите, мне пора, — стал подниматься Двейн. Вера напоказ округлила глаза:

— А заглаживать вину кто будет?

Двейн с досадой сжал губы и сел обратно. Посмотрел на Веру с таким обреченным видом, как будто она его без ножа режет:

— Что вам угодно получить в качестве извинения?

— Твоё бесценное время и знания, — она весомо подняла палец и опустила, указывая на книгу, — это надо перевести.

Двейн медленно закрыл глаза, Вера тихо рассмеялась и откинулась на спинку кресла, подняла глаза к потолку:

— Знаешь, что я вспомнила? Свой первый день в вашем мире. Эйнис тогда купила мне кучу уродливой одежды и заставила надеть проклятые тапочки. В процессе мы немного пообщались и когда Барт телепортировал меня на допрос к господину министру, первым, что я услышала, был голос Эйнис за дверью, она очень невежливо просила господина министра отпустить её хоть к черту на рога, лишь бы не работать с «этой припадочной сукой». — Двейн стал рассматривать свои пальцы, Вера кожей чувствовала, насколько он хочет просто встать и уйти. — Кстати про Эйнис, ты забыл отдать мне мыслеслов.

— Да, — радостно схватился за тему Двейн, — вот, я забыл. — Стащил с шеи амулет и протянул Вере, опустил глаза: — Мне правда нужно идти.

— Ну хоть одну страницу переведи, — вздохнула Вера, — остальное потом.

— Ладно, — обреченно кивнул Двейн, беря книгу, открыл на первой странице и потер лоб, тихо бурча: — Я конечно знал, что у господина сложная работа, но… пусть пошлют ему боги здоровья и сил.

Вероника тихо рассмеялась и взяла карандаш, готовясь записывать перевод.

Когда он ушёл, Вера ещё долго сидела над бумагами и подписывала знакомые иероглифы карандашиком везде, где находила. Двейн перевел ей не одну, а целых три страницы, что она считала своей большой победой. Но слово «юг» там хоть и встречалось, но переводилось только как юг, к огромному сожалению Вероники и тщательно скрываемой радости Двейна.

«Ну ничего, ничего, я докопаюсь.»

Когда стемнело, из портала вышла Эйнис со стопкой глаженого белья в руках, с вынужденной вежливостью кивнула Вере и изобразила мимикой что-то вроде «я тут по делу и скоро уйду, можешь не вставать». Вероника кивнула в ответ, Эйнис молча вышла в коридор, Вера позволила себе улыбнуться.

«Она думает, что у меня до сих пор нет мыслеслова, так забавно…

Стоп, а куда она пошла?»

Хлопнула дверь спальни и Веру прошиб холодный пот от мысли, что блондинка пошла менять ей постельное и прямо сейчас отвернет одеяло и увидит…

«Черт, черт, черт!!!»

— Эйнис! — Вера вскочила и бросилась за ней, зацепилась бедром за угол стола и зашипела, потирая будущий синяк, выскочила в коридор и увидела, как Эйнис выглядывает из приоткрытой двери спальни:

— Что?

— Что ты собралась делать? — Вера попыталась сказать это равнодушным тоном, но вышло явно плохо, Эйнис смерила её насмешливым взглядом и иронично приподняла брови:

— Я принесла тебе свежее бельё. Что-то не так?

— Спасибо, — улыбнулась Вера, входя в спальню, для этого пришлось чуть ли не протереться боком по косяку, потому что Эйнис с места не сдвинулась. Вероника окинула кровать быстрым взглядом и вздохнула с облегчением — покрывало было нетронуто. — Давай, я сама поменяю, — она протянула руки за постельным, которое Эйнис все ещё держала в руках.

— А я тогда старое сниму, — ехидно кивнула блондинка, отдавая стопку белья Вере.

— Не надо, я сама, — Вера натянуто улыбнулась, оттирая блондинку бедром от кровати, — спасибо, я справлюсь, иди, заберешь в следующий раз, ничего с ним не случится.

Эйнис сложила руки на груди и медленно смерила Веру таким прожженным, видавшим виды взглядом, что её хотелось ударить, тихо рассмеялась и издевательски-успокаивающе вздохнула:

— Не кипишуй, Верочка, я когда-то в борделе прачкой работала, ничего нового я не увижу. И я знаю, что Шен у тебя ночует, об этом весь отдел знает, вы что, реально думали это скрыть? Ха.

Вера перестала улыбаться и тихо сказала:

— Во-первых, меньше верь сплетням, во-вторых, я все равно поменяю себе постельное сама. Можешь идти, спасибо.

Эйнис издевательски фыркнула, поизучала стены, поджимая губы с таким видом, как будто с трудом удерживается от комментариев.

— Причем тут сплетни? — наконец сказала она, опять смерила Веронику снисходительным взглядом и будто бы по секрету, шепнула: — Он у тебя пояс забыл, просил забрать.

Вероника с трудом удержала лицо спокойным, внутри полыхнул шок.

«Он что, вот так просто сказал ей всё? И по-будничному попросил забрать поясок, раз уж оказия подвернулась? Я в это не верю.»

— Я поищу, — прохладно ответила Вера.

— Угу, поищи, — фыркнула Эйнис, с кривой ухмылкой смеривая взглядом кровать, опять посмотрела на Веру и в её лице сквозь насмешку мелькнула злость: — Не думай, что это что-то значит, у него таких как ты знаешь сколько было?

— Таких, как я — это каких? — оскалилась Вера.

— Временных, — презрительно выплюнула Эйнис, — легкодоступных и легко забывающихся.

— Он сказал, это распространенное заблуждение, — насмешливо похлопала глазками Вера.

Лицо Эйнис дрогнуло болью и яростью, но она быстро взяла себя в руки и перехваченным голосом прошептала:

— Ты его не заслуживаешь.

— Возможно, — издевательски ухмыльнулась Вера. — А ты заслуживаешь? И вообще, по-твоему, его хоть кто-нибудь в этом мире заслуживает?

— И я не заслуживаю, — с горьким смирением кивнула Эйнис, — но я знаю свое место и не лезу. А ты слишком много о себе возомнила. Но ты его не получишь, я об этом позабочусь, раз уж он не спешит.

— Как позаботишься? — фыркнула Вера, — в своем неповторимом ясельном стиле? Типа как банки с кремом мне неправильно подписать, да? — Эйнис удивленно дернула бровями, Вера рассмеялась, — ты думала, я не узнаю? Или думала, я пятнами покроюсь, если намажу лицо кремом для ног? Обломись, детка, я даже с пятнами буду очень ничего. И вообще, подколы такого уровня недостойны дочери твоего папика, очень слабо, очень, даже у Барта выходит лучше.

Эйнис вспыхнула, зло сжимая губы, у неё задрожал подбородок.

— А Барт сейчас полудохлый ходит, — наконец нашлась она, — тоже по твоей вине.

— Это пойдёт ему на пользу, он справится, — подчеркнуто доброжелательно кивнула Вера, — маги могут не спать неделями.

— Какая же ты сука, — с презрительным восхищением качнула головой Эйнис, — и ты ещё на что-то надеешься… Шен остынет к тебе, как только узнает получше. И я приложу все усилия, чтобы открыть ему глаза.

— Эйнис, детка, — с фальшивой мягкостью улыбнулась Вера, — он взрослый мальчик и в состоянии решать такие вещи самостоятельно. Не лезь не в свое дело, это некрасиво.

— Да ты просто подстилка! — сорвалась Эйнис, её лицо перекосило злостью и обидой, казалось, она сейчас заплачет, — он просто спит с тобой, просто! И ты так спокойно это воспринимаешь, у тебя что, гордости нет?!

— Ты опять делаешь поспешные выводы, — криво усмехнулась Вера. — Но я не собираюсь перед тобой оправдываться и не буду ничего тебе доказывать, просто подумай своей головой. Возможно, меня не цепляют твои оскорбления потому, что это неправда? — Эйнис вся дрожала от злости, шумно дышала, как будто готова на Веру броситься. Но после этих слов в её глазах мелькнула предательская надежда, которую Вера заметила и улыбнулась чуть менее ядовито: — Сплетни врут, Эйнис, как и всегда. Если верить вашим сплетням, то я — жрица.

— Двейн вчера, когда от тебя пришел, внезапно захотел сыграть в кости с дежурными, — насмешливо фыркнула Эйнис, — хотя он никогда не играет. И раздел до трусов четверых, потом кто-то донёс Шену, он запретил и заставил вернуть выигрыш.

— Новичкам везёт, — иронично приподняла плечи Вероника, — ты же не веришь во всю эту фигню.

— Не верю, — с вызовом задрала подбородок девушка, помялась, все сильнее нервничая, бросила короткий взгляд на кровать и на секунду зажмурилась, кусая губы. Она выглядела такой несчастной, как будто сейчас расплачется, Вере стало её жалко несмотря ни на что. Эйнис решительно сжала кулаки, посмотрела Вере в глаза и тихо спросила: — Что у вас с Шеном? Только честно, пожалуйста.

— Деловые отношения, — печально улыбнулась Вера, блондинка издевательски фыркнула, Вероника развела руками: — Я тебе могу это под «часами истины» повторить.

— Я же просила честно, — тихо вздохнула Эйнис, Вера опять развела руками:

— Я тебе все сказала.

— Ну я же вижу, — раздраженным шепотом всхлипнула Эйнис, шмыгнула носом, — я знаю его много лет и я вижу.

— Что ты видишь? — криво улыбнулась Вероника, — просвети меня, я его знаю две недели и ничего не вижу.

— Я вижу, что он… по-особенному к тебе относится, — тихо выдохнула Эйнис, — но я не представляю, что он собирается с этим делать. С ним творится что-то такое, чего я раньше в нем не видела, он очень странно себя ведет, но… я ничего не понимаю, короче.

«М-да, а я думала, я одна такая.

— Вера… а ты? — Вероника вопросительно посмотрела на мнущуюся блондинку, та добавила: — Ну… ты что думаешь? По поводу будущего и вообще… что дальше?

Вероника невесело усмехнулась:

— Эйнис, какого будущего? Я Призванная, а Призванные, насколько я успела узнать, в подавляющем большинстве очень мало живут. — Эйнис пораженно распахнула глаза, как будто вот только что об этом подумала впервые, Вера криво улыбнулась и развела руками, — недели, иногда месяцы. Меня каждый день пытаются убить, а когда видишь торчащую в щите стрелу, как-то особенно тонко чувствуешь хрупкость и неповторимость каждого момента. Один раз мне уже невероятно повезло, я вспоминаю, насколько просто это у них получилось и понимаю, что… — она медленно развела руками, сардонически хохотнула и изобразила натянутое веселье, — в любой момент какая-нибудь попытка может оказаться удачной. В любой. Сегодня, завтра, через неделю. И знаешь, при таком раскладе как-то не до гордости. — Эйнис не выдержала её взгляда и опустила глаза, Вера прикусила губу, признаваясь себе, что говорит это всё не для Эйнис, Эйнис просто случайный свидетель такого себе специфического телефонного разговора. — Гордость для тех, кто рассчитывает на долгие отношения и заранее набивает себе цену. А я ни на что не рассчитываю, я просто с благодарностью принимаю даже самые ничтожные подарки жизни, каждую маленькую радость. И мне без разницы, что она мне предложит, я возьму всё. Деловые отношения — значит деловые, пускай.

Эйнис посмотрела на неё со странной нервной жалостью, и одновременно — с ревностью, гораздо более сильной, чем раньше.

— Ты его любишь? — шепотом выдохнула она.

— Ты думаешь, можно полюбить за две недели? — иронично нахмурилась Вера, Эйнис абсолютно серьёзно кивнула:

— Можно. Можно полюбить за один день и навсегда.

— Ты любила? — скептически подняла брови Вера.

— Да.

— Кого? — Блондинка с сарказмом закатила глаза и посмотрела на Веру, как на полную идиотку: «догадайся». — Маленькая ты ещё, Эйнис, — с доброй насмешкой фыркнула Вера, — знаешь, сколько за всю жизнь бывает таких «навсегда»? Это «навсегда» у большинства пар кончается в первый год совместной жизни.

— У тебя так было? — стараясь не выглядеть заинтересованной, спросила Эйнис.

— У меня много друзей, я умею слушать и умею хранить секреты, — пожала плечами Вера, — так что у меня много материала для анализа. А про себя я ничего не расскажу, прости. — Она поджала губы, глуповато помахала рукой и прошептала: — Я поищу пояс, отдам в следующий раз. Пока, Эйнис.

Блондинка фыркнула, приоткрыла рот, как будто собираясь выдать очередную колкость, потом сжала губы, махнула рукой и вышла из комнаты, сутулая и грустная, как старая бездомная собака. Вера смотрела ей вслед и чувствовала себя точно так же.

«Мило пообщались. Да, господин министр?»

Она тихо нервно рассмеялась, посмотрела на потолок и подошла к изголовью кровати, откинула одеяло. Вытащила блестящую ленту пояса и стала медленно наматывать на ладонь, туго, как будто сама себе хотела сделать больно. Полюбовалась пережатыми пальцами, размотала и аккуратно сложила пояс на тумбочке.