Открыв глаза, Кэсси не сразу поняла, где находится и как она туда попала. Черепичный потолок над головой показался ей смутно знакомым, и она в конце концов сообразила, что точно такой же был в доме тети Алекс.
То есть в ее доме.
Странно. Последнее, что она помнила... это, как встала утром с постели. Сварила кофе – она слышала его аромат – и пошла погулять с Максом. А потом...
Ничего.
– Итак, вы очнулись.
Кэсси повернула голову на голос, и действительность сразу же вернулась к ней. Она лежала – вернее, полусидела – на диване, откинувшись на подушки, и ощущала такой нечеловеческий холод, что все ее тело сотрясалось от озноба, несмотря на шерстяное одеяло, которым она была укутана.
Шериф стоял у камина, в котором весело полыхал огонь. Опираясь плечом на каминную полку и засунув руки в карманы, он косился одним глазом на крупного пса, а тот сидел в двух шагах и не скрывал своей враждебности.
– Бен не успел нас познакомить, – сухо сообщил ей Мэтт, увидев, что она в недоумении переводит взгляд с него на собаку. – Слава богу, этот зверь хоть его признал, а то он не подпустил бы к вам ни одного из нас.
– Не подпустил ко мне? А где я была? – Кэсси показалось, что голос у нее дрожит, но удивляться было нечему – ее сотрясал озноб.
Шериф воспринял ее растерянность как нечто само собой разумеющееся.
– В поле к северу отсюда, примерно в сотне ярдов от дома. Вы лежали без сознания на снегу, а пес кружил вокруг вас и лаял как безумный.
– Без сознания? – Кэсси попыталась вспомнить, что же произошло, и беспомощно покачала головой. – А где Бен?
– На кухне. Вас ждет либо горячий шоколад, либо горячий бульон, смотря что ему быстрее удастся приготовить. Когда вы не ответили на телефонный звонок, – продолжал Мэтт, – Бен решил, что что-то стряслось, вот мы и приехали сюда. Услыхали лай, как только вышли из машины, и нашли вас уже через две минуты. Когда мы подошли поближе и сумели пробраться мимо пса, сразу стало ясно, что вам плохо. Вы были белее снега и почти не дышали, пульс едва прощупывался. Мне еле удалось убедить Бена, что вам нужно всего лишь согреться, а не то быть бы вам сейчас уже на пути в больницу.
– А как вы узнали, что мне нужно лишь согреться? – рассеянно спросила она.
Мэтт слегка нахмурился:
– Ну... это трудно объяснить. Я только посмотрел на вас и... с места не сойти, я услыхал, как голос у меня в голове повторяет: «Холодно... холодно». Это был ваш голос.
Этому Кэсси не слишком удивилась. Хотя ей по-прежнему не удавалось вспомнить, что случилось, в одном можно было не сомневаться: если она мысленно звала на помощь, то, конечно, обратилась к шерифу с его открытым сознанием. Именно он мог ее услышать.
– Спасибо, шериф, – прошептала она.
– Не за что. Между прочим, меня зовут Мэтт.
Кэсси решила не выяснять, чем вызвана такая перемена настроения. Вместо этого она тихо позвала рычащего пса:
– Макс, это друг. Успокойся. Будь хорошим мальчиком.
Пес мгновенно повернул к ней свою умную морду. Он послушно лег и застучал хвостом по полу.
– Спасибо, – сказал Мэтт. – Он меня нервировал.
Не успела Кэсси ответить, как Бен вошел в комнату с дымящейся кружкой в руках. Он сменил костюм на джинсы и свитер; в этом наряде он выглядел на несколько лет моложе, казался спортивным и чертовски привлекательным.
Он явно расслышал их голоса из кухни и поэтому не удивился, застав ее в сознании, но его лицо было озабоченным, а взгляд, устремленный на нее, заставил Кэсси опустить глаза.
– Выпейте это, Кэсси. Это поможет вам согреться.
Оказалось, что в кружке горячий шоколад. Кэсси с жадностью сделала несколько глотков, потом выпростала руки из-под одеяла и осторожно забрала у него кружку. Их пальцы при этом не соприкоснулись, и это произошло совсем не случайно.
– Спасибо, я сама справлюсь.
Бен не стал возражать. Он вообще ничего не сказал. Он просто сидел, положив одну руку на спинку дивана, а другую – на колено, и смотрел на нее, не говоря ни слова. Даже не глядя, она чувствовала, как пристально он на нее смотрит.
– Пока что она вообще не помнит, что с ней случилось, – пояснил Мэтт.
– Расскажите, что произошло? – попросил Бен.
Кэсси нахмурилась, глядя в кружку, словно именно в ней можно было найти ответ. Горячая жидкость согревала ее ледяные руки, согревала изнутри ее дрожащее тело, но она знала, что пройдет много времени, прежде чем ей удастся по-настоящему согреться.
– Я помню, что вывела Макса погулять. Помню, как отошла от дома, посмотрела на горы...
– Кэсси?
У нее перехватило дух, глаза закрылись сами собой, когда подавленные волей образы и ощущения вышли из глубины подсознания.
– О боже... Я вспомнила, – прошептала она.
– Расскажите нам, – раздался спокойный голос Бена.
Кэсси не сразу удалось совладать со своим голосом, но, начав наконец говорить, она рассказала о случившемся совершенно бесстрастно. Только к концу повествования голос у нее чуть дрогнул.
– Они шли прямо ко мне, а я... я не могла бежать. Я даже кричать не могла. Мне становилось все страшнее... и все холоднее, пока они подходили. А потом... когда они были уже совсем близко... я провалилась в темноту. Больше я ничего не помню.
Ей не нужно было даже смотреть на Мэтта, чтобы понять, что его раздирают сомнения. Она скосила глаза на Бена и увидела, что тот внимательно следит за ней.
Его лицо по-прежнему казалось замкнутым, а взгляд – непроницаемым. У нее не было ни малейшего представления о том, что он думает и чувствует. Мэтт спросил:
– Значит, эти люди... это были призраки?
– Да, я полагаю.
– Вы полагаете!
Кэсси перевела взгляд на шерифа: ей легче было смотреть в его полное недоверия лицо, чем встречаться глазами с непроницаемым взглядом Бена.
– Да, я полагаю. Я точно не знаю, потому что раньше со мной такого не бывало. – Она глубоко вздохнула. – Послушайте, мои способности никогда не позволяли мне заглянуть... за грань смерти. Я не занимаюсь спиритизмом и не общаюсь с душами умерших. Я улавливаю мысли живых людей, образы совершающихся или недавно совершившихся событий. Я ничего не знаю о призраках.
– А как насчет того, что вы видели в доме Айви Джеймсон? Вы же сами говорили, что, возможно, видели то же самое, что она... что ее дух видел, отделяясь от тела в момент смерти.
Кэсси помедлила:
– Я сказала, что это возможно, но сама я в это не верю. Хотя все это было очень странно, я до сих пор уверена, что увиденное мною в тот день – это воспоминание живого человека, стоявшего на том пороге и смотревшего на сцену убийства. Но...
– Но?
– Но то, что я пережила сегодня, не было похоже на то, что я почувствовала в тот день... и это не было воспоминанием. – Она покачала головой. – Я просто ничего не понимаю.
– Если вы видели призраков, – заговорил Бен, – то чьи они?
– Я никого из них не узнала. Но я уверена, что все они были убиты.
Мэтт тихо выругался.
– Вы же говорили, что наш убийца – новичок в своем деле. Если он убил дюжину мужчин и женщин... Кэсси решительно покачала головой.
– Нет. Это были не его жертвы. Я хочу сказать... когда я стояла в кухне миссис Джеймсон, ощущение было такое, будто я подключилась к сознанию человека, изучавшего открывшуюся перед ним картину. Я будто видела все его глазами, с его точки зрения. Кровь капала – такая яркая, алая, тело было обращено лицом ко мне, в глазах застыл упрек... Все выглядело так драматично, словно кто-то специально подготовил театральную мизансцену, чтобы произвести сильное эмоциональное впечатление. И примерно такое же впечатление было у меня сегодня. Ну... почти такое же. Словно я увидела порождение чьей-то дьявольской фантазии. Не призраки прошлых жертв, а скорее... – она беспомощно умолкла.
– Призраки будущих жертв? – уточнил Бен.
– Может быть. – Кэсси не взглянула на него. – Но это скорее напоминало эротический сон какого-то подростка-психопата.
Молчание слишком затянулось, и прервала его Кэсси:
– Теперь, когда я вспоминаю, как они надвигались на меня, ковыляя и истекая кровью, мне даже кажется, что я видела все это в кино много лет назад, в каком-то дурацком фильме ужасов про воскресших мертвецов. Похоже, нашему убийце нравятся такие сны.
– Значит, теперь вы побывали в его снах? – спросил Мэтт.
– Не исключено. Я встала рано; возможно, он еще спал. И видел сны.
– А вы к ним подключились. – Голос Бена был по-прежнему тих и бесстрастен.
Мэтт издал звук, напоминавший нечто среднее между смешком и стоном отчаяния.
– Кэсси, вы как будто нарочно усложняете мне задачу! Как прикажете всему этому верить?
– Я знаю, это нелегко. Мне очень жаль. – Она повернула голову и сочувственно улыбнулась ему. – Поверьте, простых решений в жизни не бывает.
Он кивнул:
– Истинная правда. Слушайте, мы приехали сюда, потому что я собирался просить вас еще раз подключиться к этому парню, но, судя по всему...
– Я могу попробовать.
– Вам надо прийти в себя, – вмешался Бен. Кэсси упорно отворачивалась от него.
– Все уже прошло. Мне немного холодно, но в остальном все в порядке.
Мэтт нерешительно перевел взгляд с нее на Бена и обратно.
– Мы можем подождать до завтра. Обморок никому не идет на пользу – чем бы он ни был вызван.
– Я бы хотела попробовать прямо сейчас, – настойчиво сказала Кэсси. – Хочу быть в курсе событий, насколько это вообще возможно. Мне необходимо, чтобы контакты происходили по моей воле.
Мэтт выждал минуту, но, увидев, что Бен молчит, кивнул в знак согласия.
– Я захватил с собой одну из монет, но...
– Но?
– Бен говорит, что, по его мнению, вы рано или поздно научитесь подключаться к этому типу по желанию, даже не прикасаясь к предмету, который он трогал. Я просто хотел бы знать, не удастся ли вам это сейчас.
Кэсси взглянула на Бена и протянула ему почти опустевшую кружку, старательно избегая прикосновения и на этот раз.
– Давайте попробуем.
– Вы когда-нибудь делали это раньше? – спросил явно встревоженный Бен.
– Нет, я раньше никогда не пробовала. Но поскольку его подсознание что-то уж слишком легко вступает со мной в контакт, мне любопытно узнать, смогу ли я самостоятельно проделать тот же путь.
Мэтт наконец отошел от камина и подтянул кресло с подголовником поближе к дивану, чтобы можно было без помех наблюдать за Кэсси. Он вытащил из кармана блокнот и ручку, пробормотав в виде пояснения: «На всякий случай», и устроился в выжидательной позе.
Бен поставил кружку на кофейный столик, но не покинул своего поста рядом с ней на диване.
Кэсси спрятала руки под одеяло и закрыла глаза, стараясь успокоиться и в то же время сосредоточиться.
Образное мышление всегда помогало Кэсси сконцентрироваться на поставленной перед собой задаче, хотя прикосновение к предмету обычно ускоряло процесс, способствуя замене ее собственных зрительных образов теми, которые можно было увидеть только глазами убийцы.
На этот раз у нее перед глазами зазмеилась тропинка, бегущая через лес, и Кэсси направилась по ней вперед. Обстановка казалась мирной, никто ее не останавливал, ничей страшный голос не нашептывал угрозы на ухо. Она шла вперед и вперед, оглядываясь по сторонам с любопытством, но без всякой тревоги. Каждый раз, как ей встречалась тропинка, ведущая в другом направлении, она предоставляла инстинктам решать за себя: иногда сворачивала, а иногда пропускала поворот. Но вот голоса птиц стали стихать, а в лесу потемнело.
– Кэсси?
Голос Бена казался странно далеким и гулким в лесной чаще.
– Я еще не дошла, – сказала она ему, смутно удивляясь, что он сопровождает ее в этом путешествии.
– Где вы?
– Иду по тропинке. – Она почувствовала, как Бен напрягся. – Тропинка какая-то странная.
– В чем ее странность?
– Не знаю... Просто странная, и все.
– Расскажите мне.
Она прислушалась к своим ощущениям.
– Земля прогибается. Пахнет странно, как-то затхло. И свет вроде бы проникает с двух разных сторон. Я отбрасываю две тени. Разве это не странно?
– Вы ничего не слышите?
– Раньше я слышала голоса птиц. А теперь осталась только музыка.
– Какая музыка?
– Мне кажется, это музыкальная шкатулка. Но я никак не могу вспомнить мелодию. Надо бы вспомнить, но я не могу.
– Ничего страшного. Если вспомните, скажите мне.
– Скажу. – Она продолжала идти, замечая, что деревья вокруг нее все больше искривляются, но ее это почему-то не встревожило.
– Кэсси?
– Что?
– Где вы?
Она уже хотела ответить, что все еще находится в лесу, но в этот самый миг перед ней возникла очередная развилка. Инстинкты на этот раз ничего не могли ей подсказать, поэтому Кэсси пожала плечами и свернула направо.
– Кэсси, поговорите со мной.
– Тропинка раздвоилась. Две дорожки в лесу побежали в разные стороны. Я свернула направо... Я выбрала неисхоженную тропу[8].
– Кэсси, я думаю, вам пора возвращаться. Она почувствовала, как он волнуется, и постаралась его успокоить:
– Со мной все в порядке. К тому же я уже почти пришла.
– Что вы видите?
– Дверь.
– Посреди леса?
Пока он не задал вопрос, Кэсси вовсе не считала это странным. Но теперь она нахмурилась, глядя на массивную дверь, вырезанную, казалось, из цельного дуба.
– Гм... Я могла бы обогнуть ее, но мне кажется, я должна войти в нее.
– Будьте осторожны.
Ей потребовалось время, чтобы найти дверную ручку, тем более что ручка оказалась не ручкой, а хитроумным устройством, скрытым в древесине. Она нажала на него с ощущением торжества, а затем толкнула дверь.
Перед ней простирался голый и безликий коридор с дверями, открывающимися и слева и справа. Затхлый запах, напоминавший о давно запертом и забытом стенном шкафе, еще больше усилился. Она осторожно двинулась вперед.
– Кэсси?
– Передо мной длинный коридор, и в нем много дверей. Я иду прямо по коридору. О черт... Дело пошло бы гораздо быстрее, если бы у меня был ориентир.
– Ориентир?
– Что-то, принадлежавшее ему. Ладно, забудьте об этом. Я уже проделала весь этот путь и теперь... – Она открыла дверь в самом конце длинного коридора, и на этом ее путешествие закончилось. – О!
– Кэсси? В чем дело?
Никакого коридора. Никакого леса. Ни единого образа, на который можно было опереться. Одно лишь его удушающее присутствие витало в воздухе вокруг нее. Как тяжко чувствовать чужое сознание, от которого невозможно скрыться! Приходилось смотреть его глазами, потому что иного выбора не было.
– Он здесь. – Голос ее стал тусклым и безжизненным.
– Где он?
– Это комната. Шторы опущены. Горят лампы. Тут есть кровать. Он сидит на кровати.
– Что он делает, Кэсси? – Голос Бена звучал ободряюще.
Она наткнулась на него так внезапно, что ей стало страшно выдать свое присутствие, поэтому Кэсси замерла, стараясь держаться как можно тише.
– Он... что-то мастерит.
– Что он мастерит?
На миг, равный нескольким биениям сердца, она умолкла, и вдруг спазм перехватил ее горло.
– Это кусок проволоки с деревянными ручками на обоих концах. Он мастерит удавку. Гарроту.
– Вы уверены?
– Совершенно уверена. Я уже однажды... видела гарроту.
– Ладно. Вы можете осмотреться, Кэсси? Можете сказать нам что-то еще?
– Я могу видеть только то, что он видит, а он смотрит на свои руки. Он наблюдает, как они... поглаживают гарроту. Она ему нравится.
– Смотрите на его руки. Смотрите внимательно. Что вы можете о них сказать?
– Молодые. Сильные. Гладкие... если не считать шрамов на запястьях. На обеих руках. Он грызет ногти, но они чистые. Больше ничего.
– Вы знаете, о чем он думает?
– Я боюсь прислушаться.
– Вы должны! – раздался новый голос.
– Не вмешивайся, Мэтт! Кэсси, не слушайте его! – до нее донесся снова голос Бена. – Не забывайте о своей безопасности.
– Думаю, я смогу от него спрятаться. Но...
– Но что?
Ее голос зазвучал жалобно:
– Ничего. Я послушаю.
– Будьте осторожны.
Кэсси съежилась в комочек и замерла, напряженно прислушиваясь. Поначалу беспорядочный шум его мыслей напоминал треск разрядов из радиоприемника, болезненным эхом отдававшихся у нее в мозгу, но постепенно щелчки и хлопки начали стихать: ей удалось пробиться сквозь шумовой фон.
– Он... думает о том, что будет делать... с ней.
– С кем? О ком он думает, Кэсси?
– Он... – Кэсси снова напряженно прислушалась к его мыслям. – Конкретного образа нет. Для него это просто она. Только так он о ней и думает. Она еще пожалеет. Ее ждет большой сюрприз. Она... будет умирать долго.
– Чтоб ему сдохнуть! – рявкнул рассерженный голос.
– Заткнись, Мэтт! – осадил друга Бен и мягко обратился к ней: – Кэсси, он думает о чем-то таком, что могло бы нам помочь? Какое-нибудь конкретное время или место?
– Нет, он просто думает, что это будет... скоро. Он... ему не терпится сделать это. И на этот раз он хочет держать ее своими руками, когда она будет умирать. Вот поэтому он и выбрал гарроту. Он хочет чувствовать... Господи! Нет!
Кэсси рывком выбралась из его сознания, и, как только высвободилась, коридор и лесная тропинка промелькнули мимо нее размытым пятном. Она вернулась в свое собственное тело. Это тело дрожало от холода и нечеловеческого напряжения. Она едва могла шевельнуться от усталости, но рада была снова оказаться в собственном доме.
– Кэсси?
Она медленно открыла глаза и посмотрела на Бена. Он был необычайно бледен. Неужели пережитый ею ужас оказался таким заразительным?
– Простите. – Ее голос звучал очень слабо, едва слышно. – Мне пришлось... я не могла там больше оставаться.
На этот раз вопрос задал Мэтт:
– О чем он думал? Что это было? Чего вы не могли вынести?
Повернувшись к Мэтту, она сделала над собой усилие и попыталась сдержать дрожь в голосе.
– Эту женщину он собирается изнасиловать. Он... хочет быть внутри ее, когда она умрет.
Бен тихонько выругался, но Кэсси упорно смотрела только на шерифа.
Мэтт воинственно выдвинул челюсть вперед.
– Есть у вас хоть малейшее представление о том, кого он собирается преследовать?
– Нет, но мне кажется, он уже наметил жертву. Чувство предвкушения было необычайно сильным; такое же чувство было у меня в первый раз, когда он следил за Бекки. Простите, Мэтт. Если бы я могла остаться с ним, кто знает, может быть, мне удалось бы выведать какие-нибудь подробности. Я могла бы попытаться еще раз...
– Нет, – властно вмешался Бен. – Только не сейчас, вы на пределе возможностей. Вам нужен покой.
Кэсси по-прежнему не смотрела на него.
– Я не дала вам ни одной толковой зацепки, – виновато сказала она. – Я должна попробовать еще раз, и очень скоро, иначе он убьет эту бедную девочку... и бог знает скольких еще.
– Вы нам ничем не поможете, если угробите себя, – возразил Бен.
– Я знаю свои возможности. И я крепче, чем кажусь на первый взгляд.
– Так ли это?
– Именно так.
Пока они разговаривали, шериф переводил взгляд с него на нее и обратно, словно следил за увлекательным теннисным матчем, но, когда Бен не ответил на ее последние слова, Мэтт вынес свое суждение:
– Если нам повезет, несколько часов разницы погоды не сделают. Почему бы вам сейчас не отдохнуть? А после обеда мы попробуем еще раз. Чем больше вы окрепнете и наберетесь сил, тем выше наши шансы узнать что-то по существу. Так?
Кэсси не стала упрямиться. Она кивнула.
– Все верно. Вы правы.
– Только обещайте, что не будете пытаться связываться с ним в одиночку. Без проводника, – попросил Бен.
Кэсси хотела напомнить, что большая часть ее контактов с убийцами происходила безо всякого проводника, но что-то в голосе Бена подсказало ей, что он вряд ли обрадуется такому напоминанию.
– Хорошо.
– Дайте слово.
– Я же его только что дала.
Бен шумно перевел дух.
– Мэтт, будь так добр, ты не оставишь нас на минутку?
– Конечно. Я подожду в машине.
Кэсси выждала, пока шериф не вышел из комнаты. Вот за ним без стука закрылась входная дверь... Когда молчание в комнате стало нестерпимым, она наконец взглянула на Бена.
– Что происходит? – спросил он тихо. Кэсси не отвернулась, но ее голос прозвучал уклончиво даже в ее собственных ушах:
– В каком смысле?
– Неужели надо уточнять? – рассердился Бен. – Прекрасно. Вчера мы с вами были на дружеской ноге, а сегодня вы не знаете, куда глаза девать. Боитесь ко мне прикоснуться. Даже взглянуть на меня не хотите. Вы отдалились на миллион световых лет. Кэсси, мне не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что что-то изменилось. В чем дело?
На один-единственный миг Кэсси охватило искушение сказать ему правду. «Я сохла по тебе, как глупая школьница, а теперь перестала, вот и все». Но, хотя по натуре она была правдива, сказать ему правду было выше ее сил.
Вместо этого она спокойно произнесла:
– Ничего не изменилось, Бен.
– А вчера вечером?
Кэсси не вполне понимала, о чем именно он спрашивает, но все-таки ответила:
– Кажется, это называется затишьем перед бурей. – Она пожала плечами, и ей вдруг показалось, что покрывающее ее одеяло стало необыкновенно тяжелым и давит на нее, мешает ей двигаться. – На какое-то время я расслабилась... позабыла, что поблизости бродит опасный психопат. Забыла о своей ответственности, забыла, что мне надо держаться настороже, о необходимости быть одной.
– Кто сказал, что быть одной – это необходимость?
– Я это говорю. Для меня это необходимость. Так всегда было. – Ей хотелось произнести эти слова небрежно и легко, но ее голос прозвучал прямо-таки жалобно, когда она добавила: – Уходи, Бен. Ну пожалуйста.
Он наклонился к ней, коснулся рукой ее лица.
– Не проси меня об этом, Кэсси.
Она оцепенела, глядя на него. Его лицо как будто изменилось: оно осунулось и побледнело, в нем проступили черты, которых она никогда раньше не видела. Кэсси сама не понимала, что именно она увидела, но твердо знала одно: увиденное задело какую-то часть ее души, дремавшую доселе.
– Что в тебе такое есть? – пробормотал Бен, обращаясь скорее к себе, а не к ней. – Вечно настороже, такая замкнутая, отчужденная... Настоящая недотрога... Но я хочу притронуться к тебе и ничего не могу с этим поделать. Мне это необходимо. Может, ты и не можешь читать мои мысли, но зато я не могу изгнать тебя из них, Кэсси.
Его пальцы нежно обвели контур ее лица от бровей до подбородка, большой палец скользнул по скуле. Ее тело тут же откликнулось на это прикосновение. У Кэсси промелькнула смутная мысль, что один из них играет с огнем.
– Тебе... лучше уйти, – с трудом проговорила она.
– Знаю. – Теперь ладонь Бена легла на ее щеку, большим пальцем он медленно проводил взад-вперед по ее губам, внимательно наблюдая за ее реакцией. – Поверь мне, я знаю. Знаю, что время выбрано неудачно, что тебе понадобятся все твои душевные силы, чтобы сделать то, о чем мы просим. Я знаю, что сейчас ты чувствуешь себя смертельно усталой. Я даже знаю, что, наверное, буду никудышным любовником: мой послужной список в этом плане весьма скромен. Как видишь, мне известны все логические и практические доводы, почему мне следует уйти и оставить тебя в покое.
– Но?
Она поразилась тому, что это короткое слово далось ей с таким усилием. Его волнующий голос казался таким же ласковым, как прикосновение его пальцев. Только что она дрожала от холода, а теперь ее охватила лихорадка.
– Но мне не удается себя убедить, что я должен поступать разумно. – Он легко коснулся губами ее рта и сразу отодвинулся. – Я хочу тебя, Кэсси. Это получилось не нарочно, и один бог знает, чем это закончится, но я хочу тебя. И у меня такое чувство, что если я тебя отпущу, то потеряю навсегда.
– Но я... никуда не уезжаю.
– Ты пыталась отгородиться от меня, держаться на расстоянии. Думаешь, я этого не чувствую?
Кэсси поборола желание прижаться щекой к его ласкающей руке и изо всех сил постаралась придать голосу твердость:
– Дело не в тебе, а скорее во мне. Поверь мне, Бен, это я буду тебе никудышной любовницей. Я тебе не подхожу. Я никому не подхожу.
– А может, я хочу рискнуть?
– А может, я не хочу?
Его глаза потемнели под полуопущенными отяжелевшими веками, властный, пронизывающий взгляд притягивал ее подобно магниту.
– Мне почему-то кажется, что на самом деле ни у тебя, ни у меня нет выбора.
Он проговорил это чуть ли не через силу, и Кэсси откликнулась:
– На самом деле ты меня совсем не знаешь.
– Я знаю все, что мне нужно знать.
– Нет, не знаешь. Ты ничего не знаешь, Бен. Я тащу на себе слишком большой груз. Слишком много призраков следует за мной по пятам. – Она судорожно сглотнула. – Я не могу...
Он прервал ее спотыкающийся монолог поцелуем. Прикосновение его губ, теплых, решительных и твердых, показалось ей неожиданно знакомым. И она невольно откликнулась на него.
Одной рукой она уперлась ему в грудь, словно пытаясь его оттолкнуть, но другая ее рука скользнула с плеча ему на затылок. Ее прикосновения были неумелыми, но не робкими, и, когда он отстранился, у нее бессознательно вырвался вздох разочарования.
– Ты говорила, что чего-то не можешь? – прошептал Бен.
– Ты играешь не по правилам, – попробовала сопротивляться Кэсси.
– Я вообще не играю. Кэсси, послушай меня. Хоть на минуту позабудь о том, что время выбрано неудачно. Не думай об этом психе. Забудь обо всем, кроме нас двоих.
Сделать это было совсем нетрудно. «Напротив, – подумала Кэсси, – это оказалось до ужаса легко».
– Ну ладно, – сказала она вслух.
– Скажи, что ты меня не хочешь.
Кэсси сделала глубокий вдох и медленный выдох.
– Ты прекрасно знаешь, что этого я сделать не могу.
Бен усмехнулся:
– Вот и хорошо. С этого и начнем.
«И к чему мы придем?» Но она так и не задала этот вопрос, подозревая, что ответа на него не существует. Вместо этого она спросила:
– Ты хоть представляешь, какое это безумие?
– Ты мне, конечно, не поверишь, но я представляю. – Он поцеловал ее – кратко, но крепко – и откинулся назад. – Мне пора уйти и дать тебе отдохнуть, тем более что мы с Мэттом собираемся вернуться после обеда.
Кэсси совсем забыла об этом, забыла, что шериф терпеливо ждет за дверью. Она хотела что-то возразить, но протест замер у нее на губах.
– Да. Все верно.
Бена, казалось, позабавили ее колебания, но страсть еще тлела в его глазах, а лицо хранило все то же беззащитное выражение, которое так тронуло Кэсси.
– Я позвоню перед отъездом, но думаю, мы приедем не раньше четырех или пяти.
– Хорошо. Я буду ждать.
Он отступил на шаг, но тут же снова повернулся к ней:
– Помни свое обещание. Не пытайся связаться с этим типом без проводника.
– Ладно, не буду.
Кэсси проводила его взглядом, пока он не скрылся за дверью, услыхала, как хлопнула входная дверь, и только потом прилегла на диване, чувствуя себя согревшейся и полной сил, хотя на душе у нее было тревожно. У нее было такое чувство, будто она внезапно совершила резкий поворот.
И она понятия не имела, что ждет ее за этим поворотом.
Мэтт сложил газету, когда Бен забрался в патрульную машину, и, не теряя времени, развернул автомобиль, направив его к городу. Они молчали до тех пор, пока заснеженная подъездная аллея к дому Кэсси не осталась позади.
– Если тебе нужен мой совет... – начал Мэтт.
– Он мне не нужен.
Шериф бросил взгляд на друга и пробормотал:
– Как знаешь. Мое дело – крутить баранку.