ФИНН
Я просыпаюсь с негнущейся спиной и пульсацией в голове. После проведённой игры такое в порядке вещей. Хоть от этого и не легче. Боль сильна настолько, что я вяло плетусь в душ. Пять таблеток обезболивающего, тридцать минут под обжигающее горячей водой, и я почти чувствую себя человеком. Болезненность все еще осталась и мой череп словно хрупкое стекло, но я справлюсь.
Что никуда не делось, так это чертова тяжесть в груди от воспоминания о прошлой ночи. Я перешел все границы, набросившись на Чесс. Отыгрался на ней, будучи выбитым из колеи визитом Бритт. И жгучий укол ревности, вызванный сообщениями Нейта, только подлил масла в огонь.
Нейт? Серьезно? Она выходит из дома на пару часов, и сразу появляется какой-то Нейт?
Ну конечно, появляется. Чесс великолепна. Парень должен быть глухим, слепым и тупым, чтобы не обратить на неё внимание. И полным идиотом, если упустит шанс, когда она решила поболтать с ним. Тем более, если решила чем-то поделиться.
Я потираю грудь, ковыляя к комоду. Твою мать, бесит, что она попросила какого-то обаяшку бармена помочь с поиском жилья, а не пришла ко мне со своей проблемой. Чертыхаясь, натягиваю одежду и захлопываю ящики.
Проблема в том, что главный тупица, это я. Я хочу её. Хотел с первой встречи. Но попался в собственную ловушку старых привычек и позволил считать себя неподходящим парнем, парнем, который хорош только на одну ночь. И Чесс ясно дала понять, что не заинтересована рисковать со мной. Черт побери, я сам всё устроил так, чтобы она не дала мне шанса.
Зачем я это сделал?
Не знаю. Я должен пойти к ней и прямо сказать что? Эй, Чесс, знаешь ли, у меня никогда не было серьезных отношений, но мысль о том, что ты уйдешь, пугает до ужаса. Потому что я больше не хочу быть просто другом. Я хочу быть твоим.
Да, все получится. Скорее всего, она психанет и сбежит.
Очевидно, именно поэтому я и не завожу отношений, слишком хорошо знаю, как это бывает.
Наверное, стоит начать с извинений за свой вчерашний срыв.
Обычно Чесс спит до десяти, и я решаю принести ей завтрак в знак примирения. Судя по всему, она обожает пончики. Значит, сбегаю за ними в кафе «дю Монд».
Повернув за угол, я вхожу в гостиную и резко останавливаюсь. Чесс поднимает взгляд, стоя у плиты.
— Привет! — говорит она с наигранным весельем, — Я делаю французские тосты. С сосисками. Тебе нравятся французские тосты?
Привет, Чесс, я не просто хочу тебя. Ты нужна мне. До боли. Уверен, если ты уйдешь, меня это прикончит.
Я прочищаю горло.
— Да, нравятся.
— Хорошо. — Она машет лопаточкой в сторону кофеварки. — Кофе только что сварился, если хочешь.
Не сводя с неё глаз, достаю две кружки и наливаю кофе. Кажется, я влип. Тем временем Чесс суетится вокруг, переворачивая тосты и обмакивая новые кусочки в неглубокую миску с яичным тестом.
Добавляю сливки в кофе Чесс и два кусочка сахара в свой, а затем протягиваю ей кружку.
— Это что-то новенькое, — говорю я, кивнув в сторону завтрака.
Чесс смотрит из-под длинных ресниц. В ясных зеленых глазах мелькает намек на сожаление, и сердце начинает бешено колотиться. Она что, съезжает? В этом дело? Обхватываю кружку, сжимая тёплую керамику.
— Ты так много для меня сделал, — говорит она, просовывая лопатку под золотисто-коричневый тост и складывая его к уже готовым. — Просто хотела сделать что-нибудь для тебя.
— Ты не обязана.
Чесс смотрит на меня снизу вверх, такая чертовски красивая, что я едва не наклоняюсь, чтобы попробовать ее на вкус. Хриплый, сексуальный голос звучит тихо и виновато, когда Чесс произносит:
— Но я хочу.
Нежно-розовый оттенок её изящно очерченных губ напоминает конфеты. Хочется прижаться к ним ртом. А потом еще раз. И еще.
Господи, разглагольствую как какой-то влюбленный болван, она смотрит, словно я умом тронулся. Внезапно до меня доходит, что молчание затянулось.
— Так ты остаешься? — хриплю я.
Чесс опускает взгляд на плиту, пальцами сжимая ручку лопатки.
— Мне здесь нравится.
Я прислоняюсь к стойке, чтобы не выставить себя еще большим дураком, рухнув на колени. Мне нравится, когда ты рядом. Прочищаю горло.
— Если продолжишь готовить мне завтраки, можешь оставаться насовсем.
Она хихикает.
— На твоем месте я бы воздержалась от подобных заявлений, пока не попробуешь. Я не славлюсь своей стряпней.
Тогда я сам буду готовить тебе завтрак, всегда.
Положив голову ей на плечо, заглядываю в миску с яичной смесью.
— Это что, скорлупа? — поддразниваю я, делая вид, что совершенно не взволнован ароматом ее волос и теплом стройного тела.
— Заткнись. — Чесс пихает меня локтем в живот, и я больше не держу себя в руках.
Мой самоконтроль почти исчез, не в силах устоять, обхватываю рукой ее предплечье, удерживая на месте. Она молча замирает. Мягко прижимаю ладонь к гладкой теплой коже. Чесс так близко, что каждый раз, делая вдох, почти касается лопатками моей груди. Иллюзия прикосновения. И все же ощущается так реально. Дрожь пробегает по коже, мне нужно больше.
Боже, кто этот парень, которым я стал? Я не знаю его, он неуправляемый, прекрасно всё осознающий, и при этом такой мягкий, что сбивает с толку.
Чесс склоняет голову, не сводя глаз со сковородки. Масло шипит, медленно подрумянивая влажный кусочек желтоватого хлеба. Мы оба замерли, моя рука сжимает ее руку, мы дышим в унисон. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох.
Словно занимаемся сексом.
Эта мысль пронзает насквозь, вызывая головокружение, заставляя пошатнуться. Мой член, отяжелевший и разгоряченный от желания, касается изгиба ее попки.
Все вокруг исчезает как в тумане.
Я хочу. Так сильно хочу.
Пальцы дергаются на ее руке, сжимая мягкую плоть.
Она издает звук, не боли, а поражения.
Я тяжело вздыхаю, легкие горят.
— Чесс...
Рев Богемской рапсодии наполняет комнату.
Мама.
Это намного эффективнее, чем холодный душ. Я тут же отступаю, в голове проясняется, член поник. С проклятием хватаю телефон и отключаю. Взгляд Чесс прожигает спину, вызывая напряжение в шее.
— Кого ты сбрасываешь? — спрашивает она в повисшей тишине.
Со вздохом провожу рукой по лицу.
— Маму.
Сделав это признание, понимаю, что придется рассказать всё. Я мог бы продолжать скрывать, но хочу, чтобы Чесс стала частью моей жизни, а значит должен полностью впустить её, как бы ни было больно.
ЧЕСС
СПАСЕННАЯ МАТЕРЬЮ ФИННА.
Никогда бы не подумала, что буду благодарна за это. И тем не менее. Потому что секунду назад? Господи, я была ошеломлена внезапной и непрошеной вспышкой чистой похоти.
Не считая хватки на моей руке, Финн даже не прикоснулся ко мне. Но это не имело значения. Я чувствовала каждый дюйм его тела позади себя, стену вибрирующего жара и желания.
Никогда раньше не испытывала ничего подобного. Как будто каждое мое нервное окончание связано с его. Он дышал, и я дышала вместе с ним. Это все, что я могла сделать, чтобы не начать умолять его прикоснуться ко мне, скользнуть рукой в мои трусики, найти чувствительную, набухающую плоть, влажную и пульсирующую.
Она все еще такая. И я признательна за повод отвлечься.
— Ты игнорируешь свою мать?
Финн не похож на парня, который может избегать родственников. Но его лицо принимает угрюмый и виноватый вид.
— С тех пор как переехала, я слышала эту мелодию не меньше полудюжины раз, — добавляю я. — И ты ни разу не ответил.
— Ты права, — наконец выдавливает он. — Я полный придурок.
Парень выглядит несчастным, но в то же время таким сердитым, что я не нахожу в себе сил даже подразнить его.
— Когда мы впервые встретились, я могла бы с этим согласиться, — осторожно говорю я. — Но сейчас знаю тебя лучше. Ты хороший парень, Финн.
— Не похоже на комплимент, — бормочет он, отводя взгляд и потирая затылок.
— Но это так. Что с тобой происходит?
Секунду кажется, что он промолчит, но затем испускает глубокий вздох поражения.
— К черту все. Хочу поделиться этим с тобой. — Голубые глаза, полные боли, встречаются с моими. — Я расскажу. Просто не думаю, что смогу вести эту дискуссию здесь, иначе передумаю. Мне нужно выйти на воздух.
Десять минут назад я хотела облизать его как медовый леденец. Все, что я могу сделать сейчас, это не удерживать его как раненное животное. Если он хоть в чём-то похож на меня, то будет противиться этому. Я сохраняю нейтральный тон:
— Ну, тогда давай прогуляемся.
Мы выходим на речную набережную, где ярко и радостно светит солнце, а ветер с Миссисипи достаточно силен, чтобы в мгновение ока унести прочь любое мучительное признание. Некоторое время идем молча, минуя человека, играющего The Sunny Side на трубе. Чуть дальше по улице группа неряшливых музыкантов примерно моего возраста, сидя на земле, репетирует блюграсс.
Пальцы Финна касаются моей руки, и я по привычке дергаюсь в сторону. Он издает раздраженный звук.
— Возьми мою гребаную руку, Чесс. Я не собираюсь тут рыдать, черт возьми, или делать что-то подобное. — Длинные пальцы ищут и находят мои, крепко сжимая.
— Я такого не говорила, мистер Ворчун. — Переплетаю свои пальцы с его. — Доволен? Мы держимся за руки.
— Неужели, — бормочет он.
Я не обращаю внимания и просто иду рядом, ожидая, когда Финн заговорит. Наконец, он решается, и голос звучит устало и напряженно:
— Около одиннадцати месяцев назад я пошел на вечеринку и подцепил Бритт.
Ладно, это не то, чего я ожидала. И совсем не то, что хотела бы услышать. Но не говорю ни слова.
— Мы даже не провели вместе ночь, — продолжает он. — Просто трахнулись в ванной и продолжили наслаждаться вечеринкой.
Что ж, классно.
— Да, знаю, — говорит он, словно я произнесла вслух. — Я был в эйфории от победы в важной игре, и супермодель умоляла мне отсосать... — он откашливается. — Четыре месяца спустя, Бритт появилась у меня под дверью.
— Пожалуйста, скажи, что ты её узнал, — резко выпаливаю я. Черт.
Финн бросает осуждающий взгляд, полностью заслуженный.
— Узнал. Но, честно говоря, не очень-то обрадовался, увидев ее. Секс с Бритт был довольно... пресным.
Только Финн мог сказать, что секс в ванной с супермоделью был пресным.
Он тяжело сглатывает и смотрит на реку.
— Она была беременна, Чесс.
Я спотыкаюсь о трещину в асфальте, и он крепче сжимает руку, поддерживая меня.
— Что?— хриплю я.
Финн сжимает челюсть.
— Начиная со средней школы нам твердили, что нужно быть осторожными и предохраняться. Никогда не верить девушке на слово, что она на таблетках. Всегда пользоваться презервативами. Ошибка сегодня — причина неудач завтра.
— Прелестно.
— Но это правда, — говорит он, пожимая плечами. — Я использовал презерватив. И не был настолько наивен, чтобы не попросить тест на отцовство. Бритт согласилась. Ей не нужны мои деньги, у нее своих более чем достаточно. Она просто хотела, чтобы я знал, потому что так правильно.
Внезапно я чувствую себя ужасно мелочной и жалкой из-за того, что ревную к этой женщине.
Финн отпускает мою руку и засовывает кулаки в карманы, пока мы медленно идем вперед.
— Тесты пришли. Я был отцом ребенка.
— Но как... об этом не было ни слова в прессе. Джеймс фанатично следит за спортивными новостями.
— Мы держали все в тайне, нам повезло, информация не просочилась. Джейк — единственный друг, который знает. Ну, он и моя семья. Они тоже в курсе.
Финн делает глубокий вдох.
— Так или иначе, я набрался мужества и сделал ей предложение...
Мой желудок резко скручивает. Если он женат…
— Но Бритт ответила «нет».
Я должна бы почувствовать облегчение, но это не так. Он мог быть женат. И я бы никогда не узнала его как сейчас.
— Мы продумали, как быть с опекой, и прочими подобными вещами... — он замолкает и смотрит вниз на свою обувь, пока мы идем.
— Значит, у тебя есть ребенок. — Я умею считать. Мысль о том, что где-то там есть маленький Финн, ошеломляет. Боже. Он отец.
— Пять месяцев спустя, — хрипит он. — У Бритт случился выкидыш.
— О, Финн.
Он стоит, сгорбившись от ветра, с пустым выражением лица. Прикоснувшись к его руке, чувствую, что она подрагивает от напряжения.
— Мне очень жаль.
Парень неопределенно кивает, слегка вздернув подбородок.
— Мы только что узнали, что это была девочка, понимаешь?
Обхватываю пальцами его руку.
— Финн…
Он делает глубокий вдох, словно втягивает всю боль в себя, и распрямляет плечи. Когда поднимает взгляд, челюсть тверда и сжата.
— Все время, пока Бритт была беременна, я твердил себе, что именно так поступают настоящие мужчины. Они заботятся о своих ошибках. — Он прерывисто фыркает. — Именно так я думал о своем ребенке, Чесс. Как об ошибке. О моей малышке.
Его глаза полны слез, и я больше не могу устоять на месте. Шагаю к нему и крепко обнимаю. И он тут же обнимает в ответ, сжимая с такой силой, что наверняка появятся синяки, и зарывается лицом в мои волосы. В течение долгих мгновений он содрогается, пытаясь взять себя в руки, пока я вожу ладонью по его спине, шепча успокаивающую бессмыслицу.
Его грубый голос звучит рядом с моим ухом:
— Даже не подозревал, как сильно хочу эту малышку, пока не увидел на ультразвуке. — Он снова вздрагивает. — Она действительно была там, десять пальцев на руках и десять на ногах, вертелась на месте, словно бежала куда-то, и я хотел ее. Хотел. А потом её не стало.
— О, Финн. — Мое сердце разрывается за него. За Бритт. Я никогда не была в их положении, но знаю, каково это, когда отнимают то, чего ты никогда даже не смел желать. И как эта потеря меняет всю жизнь и отражается в будущем.
Я думаю о злой насмешке судьбы, и меня охватывает глубокая печаль.
Не знаю, чем еще помочь, кроме как продолжать обнимать. Но он недолго это позволяет, вскоре отстранившись и выпрямляясь во весь рост. Глаза покраснели, но он спрятал свою боль подальше. Я проделывала то же самое так много раз, что часть меня восхищена, как хорошо у него получается. Другая же часть знает, что это не поможет и хочет продолжить утешать его.
— Бритт уехала домой, в Швецию. Не хотела меня видеть. И, если честно, я был этому рад, она напоминала мне... о случившемся.
— Вчера ты увидел её впервые с тех пор?
Парень кивает.
— Я был в шоке.
Такое чувство, что я отдаляюсь, как будто дышу сквозь слои ваты. Словно, теряю что-то, о чем раньше и не подозревала. Все это время я считала Финна довольно поверхностным парнем, ни в коем случае не глупым, но и не тем, у кого есть огромная часть жизни за пределами футбола и вечеринок. И чувствую себя чертовски мелкой из-за такого предположения.
— Чего она хотела? — Я догадываюсь. Она смотрела на Финна, словно он её спасение. Проглатываю комок в горле. У них есть история, которую мне никогда не понять.
Финн вздыхает, и мы возвращаемся к прогулке.
— Мама пригласила ее провести праздники с нами.
Нет нужды объяснять, что он думает по этому поводу. Если бы взглядом можно было убивать, его мама сейчас оказалась бы в смертельной опасности.
— И что ты сказал Бритт? — Мысль о том, что они проведут каникулы вместе, не очень-то радует. Но у меня нет никаких прав на него. С моей стороны было бы лицемерно и мелочно что-то требовать.
— Сказал, что против. — Он морщится. — Знаю, звучит плохо, но мы никогда не были друзьями. Просто... не знаю, товарищами по команде, объединёнными общей целью. Но моя мать... я вернулся домой после случившегося, она была рядом в самый тяжелый момент.
— И теперь ты её избегаешь?
— Причина в том, что она никак не может оставить фантазию, что меня надо спасать. — Он пытается провести рукой по волосам, но нащупывает кепку и опускает руку. — Сколько бы раз я ни говорил, что в порядке, она все равно пытается свести меня с чьей-то дочерью или какой-то подругой, как будто от попыток найти подходящую девушку все станет лучше.
Я прикусываю губу, чтобы сдержать улыбку.
— Мамы иногда очень сильно желают нам добра.
Он фыркает.
— В прошлый раз, когда я был дома, дочери адмирала Фостера приходили на ужин практически каждый вечер. Они обе так мило улыбались, словно выбирай любую и забирай. Было чертовски неловко. Но это... — он раздраженно поднимает руку. — Это уже слишком. Мама не только разозлила меня, но и смутила Бритт.
— Так скажи ей об этом.
— У меня до смешного плохо получается отчитывать маму, — ворчит он.
— Ну, избегать ее тоже не получится.
— Знаю. Дерьмо. — Он так мрачно хмурится, что проходящая мимо нас женщина, дважды бросив взгляд, ускоряет шаг. Финн, похоже, даже не замечает. — Я должен поехать домой на Блажество.
— Блажество?
— Что-то вроде зимних каникул, все в одном, — объясняет он, пожимая плечами. — Когда у меня в расписании игры слишком близко к Дню Благодарения и Рождеству, мама устраивает празднование Блажества на одной из моих свободных недель.
— Это восхитительно.
— Да, мама такая. — Очевидно, несмотря на свое недовольство, он скучает по маме и очень ее любит. Финн смотрит на меня сверху вниз. — Чесс…
— Что? — спрашиваю я, отходя в сторону. — Мне не нравится этот взгляд.
Парень невинно моргает.
— Какой взгляд?
— Тот самый, такой же был у тебя на прошлой неделе, когда ты положил мои лифчики в стиральную машину, и они испортились к чертовой матери.
— Я просто хотел быть полезным.
— Как я уже сказала, держи свою полезность подальше от моего нижнего белья.
Ослепительная улыбка озаряет его лицо. Я счастлива её видеть. Это тот Финн, которого я знаю, тот, кто не оставит меня сбитой с толку и переживающей за него.
— Это стоило твоих воплей, — говорит он.
Закатываю глаза.
— Ты собирался о чем-то спросить?
Он становится серьёзным, в глазах светится надежда.
— Поехали со мной в Калифорнию.
— Что? Провести праздники с твоей семьей? — пищу я, как испуганная мышь.
— Ага. — Он легонько толкает меня плечом. — Да ладно, будет весело. Моя семья тебя полюбит. И мама отлично готовит.
Я смотрю на него с подозрением.
— Ну, что скажешь?
Мочки его ушей слегка розовеют.
— Хорошо. Пока будем там, я подумал, мы могли бы сказать маме, что вместе.
Я торможу так резко, что Финн уходит вперед, прежде чем замечает, мое отсутствие.
— Ох, черт возьми, ни за что, — говорю я, качая головой.
Он приподнимает брови, словно понятия не имеет, в чем проблема. Лжец.
— Да ладно тебе, все не так уж и плохо.
— Это плохо. Ты собираешься солгать, — сжимаю пальцы в кулак, — собственной семье.
— Да, собираюсь. Потому что она не успокоится, Чесс. До тех пор, пока думает, что я бедный, несчастный дурачок с разбитым сердцем, которому нужна женщина, чтобы его починить. И не важно, что я говорю, она просто помешалась на этом.
— Ну...
Он подходит на шаг ближе.
— Фотографии нас двоих уже гуляют в прессе. Они знают, что ты живёшь у меня.
— Что? — по коже бегут мурашки от ужаса.
— Сюрприз, — слабо шутит он. — Мне сказала Бритт. И я очень сожалею, Чесс. Не думал, что они вторгнутся в твою жизнь.
— Это не твоя вина. — Я отмахиваюсь, словно это может оттолкнуть подальше все это дерьмо с фотографиями меня и Финна, размноженных во всех бульварных газетёнках.
— В любом случае, мама постоянно следит за информацией обо мне в прессе. И вроде как даже гордится этим.
Его мама определенно очаровательна.
— Она наверняка уже видела фотографии, поэтому и звонила сегодня утром. Если скажу, что мы просто друзья, она все равно не поверит. — Финн опускает голову и издает разочарованный звук, прежде чем снова посмотреть на меня. — Если мы скажем, что встречаемся, она, наконец, согласится, что я двигаюсь дальше. И я смогу наслаждаться её обществом, не желая завопить и сбежать.
Вынужденная улыбка появляется на моих губах. Кто я такая, чтобы осуждать его отношение к родственникам? Я люблю своих родителей, но они так раздражают, что я даже не рассказала им о пожаре. Не то чтобы этим стоило гордиться, но и менять что-то я тоже не собираюсь.
— Значит, хочешь, чтобы я стала твоим прикрытием?
Он делает глубокий вдох.
— Я приглашаю поехать, потому что хочу провести с тобой мой любимый праздник. Все становится веселей, когда ты рядом, Чесс.
Мне грозит серьезная опасность превратиться в сентиментальную лужицу. К счастью, он продолжает говорить.
— Но если ты настроена так, то да, я был бы очень признателен, если бы ты на время сыграла роль моей подставной подружки.
— Знаешь, когда люди ради родителей притворяются, что у них отношения, это обычно хорошо не заканчивается, — говорю я. — Это закон любой романтической комедии. Не успеешь оглянуться, как окажешься на какой-нибудь сцене, изливая ложь во благо в микрофон, пока на тебя пялятся десятки незнакомых людей.
Ветер треплет пряди волос, выбивающиеся из-под козырька кепки, и Финн подходит чуть ближе, телом закрывая меня от холода, пока его глаза изучают мои.
— Знаешь, это не обязательно должно быть притворством.
Дыхание замирает, а затем стремительно покидает меня.
— Что? — вопрос вырывается скорее от шока, чем замешательства. Но он все равно отвечает:
— Ты и я. Все могло бы быть по-настоящему. — Кончиком большого пальца Финн убирает назад непослушную прядь моих волос, а затем задерживается на щеке. — Мы могли бы перестать ходить вокруг да около, и просто наслаждаться друг другом.
Паника впивается когтями в грудь.
— Финн... — пытаюсь сделать глубокий вдох. — Я живу у тебя…
Он улыбается, продолжая поглаживать большим пальцем.
— Что делает все очень удобным.
— Нет. — Накрываю рукой его ладонь, она все еще касается моей щеки. — Это делает все очень глупым.
Финн прячет эмоции на лице.
— Почти каждую ночь я плачу, прежде чем заснуть, — выпаливаю я.
Он резко вдыхает и хмурит брови.
— Чесс...
Удерживаю его на расстоянии, когда он пытается обнять.
— Я говорю это, не потому что ищу сочувствия. Мне трудно признаться даже самой себе. Но я потеряла все, и это здорово меня подкосило, Финн.
— Милая. Чёрт. — Другой рукой нежно сжимает мою шею сзади. — Ты должна была мне сказать.
— Я говорю сейчас. Потому что единственное светлое пятно, единственный якорь, который у меня остался — это ты.
Он издает огорченный, почти сердитый звук, и прижимается лбом к моему.
— Милая, я не ... — крепко зажмуривается, видимо не находя слов.
Сжимаю пальцы вокруг его запястий, удерживая.
— Не хочу этим рисковать. Только не сейчас, когда чувствую себя такой... — Потерянной. Не могу закончить.
Мне и не надо. Финн притягивает к себе, несмотря на протесты, и прячет в укрытие своей груди.
— Все хорошо, Честер. Я никогда не буду давить на тебя. У нас все в порядке, да? Все будет хорошо.
— Не нянчись со мной, — бормочу я, хотя не могу найти силы отодвинуться. — Это лишнее.
Финн тихонько хмыкает.
— Знаю. Ты же крутая девчонка. И все неправильно поняла. Это ты меня нянчишь. У меня тоже есть потребности, женщина.
У меня вырывается отрывистый смех.
— Я уже жалею о своем признании.
— Чесс?
— Что? — приглушенно бормочу ему в свитер.
— Заткнись и давай обниматься.
Со вздохом я умолкаю и крепче прижимаюсь к нему, потому что обнимаясь с Финном мне нужно чувствовать его всем телом. И, несмотря на мои слабые протесты, это помогает успокоить противную дрожь, возникшую внутри.
Не знаю, как долго мы там стоим. Достаточно, чтобы я согрелась и расслабилась в его руках. Затем прочищаю горло.
— Я буду твоим прикрытием.
Финн немного отстраняется, чтобы посмотреть в глаза. Ненавижу это напряженное и обеспокоенное выражение на его лице.
— Нет, — говорит он. — Это глупая идея.
— Ну, не самая лучшая, — соглашаюсь я, слегка улыбаясь. — Но смысл есть. Если это успокоит маму, и поможет тебе расслабиться, то оно того стоит.
Финн хмурится, но по лицу видно, хочет согласиться.
— Давай же, — толкаю его в плечо. — У нас получится. Пару раз обнимемся, я расскажу всем, как сильно тебя обожаю...
— Звучит здорово. — Смеясь, обхватывает меня за плечи, и разворачивает нас обратно к дому.
Когда впервые его встретила, никогда бы не подумала, что с ним так легко. Знаю, его поведение было вызвано стрессом и паникой. Но даже при этом со мной он совсем другой. С Финном нет никакого дерьма, только искренность.
Он доверился и поделился своей болью. Я не отношусь к такому легкомысленно.
Обнимаю его за талию, и мы идем дальше.
— Я сожалею о ребенке, Финн.
Его шаг немного сбивается, но парень не отпускает меня.
— Да, — тихо говорит он. — Я тоже.
Мы проходим немного, прежде чем Финн нарушает молчание.
— Для меня это не изменится.
Моя рука соскальзывает с его тела, когда поднимаю глаза.
— Ты о чём?
Выражение лица Финна серьезное, но поймав мой взгляд, он приподнимает уголки губ.
— Не перестану хотеть тебя.
Я не осознаю, что остановилась, просто замерев на месте, не в силах произнести ни слова.
В его глазах почти самоуничижение. Но за мягким тоном скрыто упрямство.
— Я сказал, что не буду давить, и это правда. Но однажды, Чесс, ты почувствуешь себя достаточно в безопасности, чтобы оставить меня. Я буду рядом, я буду ждать.