16
— Не буду томить вас, — начал Рон, когда мы все уселись за стол. Он кивнул мне, когда я подала ему стакан лимонада, приготовленного Рене. — Ни один из тестов не дал никакой информации, по которой мы могли бы определить, кто покалечил и убил… — Он откашлялся, бросив на меня взгляд.
Покалечил. Вот что сделали с моими родителями. Я видела их тела под полиэтиленом, видела, что с ними сделали. И хотя, несмотря на многочисленные попытки, причем каждая последующая расстраивала меня все сильнее, я не помнила случившегося, я не забыла, что было потом. Как я кричала. И снова услышать об этом, сидя в залитой солнцем кухне Рене, со стаканом лимонада в руках…
Я подумала о том, как добралась той ночью до дома родителей, о том, что там все было так же, как и всегда, и, тем не менее, уже появились признаки упадка. То же самое можно было сказать и о моей жизни.
— Эйвери, — мягко сказала Рене, положив руку мне на запястье. Пальцы у нее были теплые. Я разжала руку, в которой держала стакан, аккуратно поставив его на стол. А Рене бросила взгляд на Рона.
— Зря я это сказал. Простите, — извинился он. — Я любил Джона и Дебби, и я… — Он смолк, поставил стакан и прижал ладони к столу. — Я даже представить не мог, что нечто подобное произойдет в Вудлейке, тем более с такими хорошими людьми. Тут невольно задумываешься о силах, правящих этим миром. О том, что в нем есть зло.
— Ты за всеми нами присматриваешь. Этого более чем достаточно, — сказала ему Рене. — Но почему же так ничего и не выяснилось? — Бабушка была бледна, и я поняла, что новости насчет результатов тестов понравились ей не больше, чем мне.
— Не знаю, — мрачно ответил Рон. — Понимаете, мне хочется, чтобы Вудлейк рос, хоть и не теми темпами, о которых мечтает Стив, но после того, что случилось, а также с учетом того, что у нас нет никаких улик, мне, вообще-то, страшновато. Вспоминаются рассказы, которые ходили, когда мы с Джоном были детьми. О том, как был основан наш город и…
— Нет, — перебила Рене и отодвинула свой стул. — Эту чушь я слушать не намерена. Рон, ты ничего не смог обнаружить и начал за сказки хвататься? Неужели ты на это способен? Ты действительно веришь, что моего сына и его жену убили какие-то мифические существа?
— Рене, ты здесь всю свою жизнь прожила, — напомнил Рон. — Ты слышала волчий вой и не хуже меня знаешь, что иногда он совсем не похож на звериный. Я знаю, что Джон во все это не верил, но ты-то должна согласиться, что иногда этот вой…
— Прекратите, — сказала я, и Рене с Роном посмотрели на меня.
— Эйвери? — Рон подошел ко мне и сел рядом на корточки. — Я сказал что-то… Ты что-то вспоминаешь? Ты так побледнела… Рене, посмотри, как расширились у нее зрачки. — Он стал говорить тише. — Что такое? Что ты увидела, вспомнила? Что бы это ни было, это может сильно помочь. По сути, кроме тебя, нам рассчитывать не на что. Расскажи, что тебе известно. Что ты видела.
Бен, думала я, вспоминая, как мы были вместе, и забыв обо всем остальном; его спина, крошечный треугольник на ней — я поняла, что он не простой человек. Он — часть леса, которой мне никогда не стать.
— Я ходила к себе, — прошептала я, и Рене тихонько вскрикнула и прислонилась к столу, словно иначе не устояла бы на ногах. — Мне захотелось домой.
— Когда? — спросил Рон.
— Я… некоторое время назад, — ответила я.
— Зачем? — вдохнув, сказал Рон. Он снял шляпу и провел рукой по волосам. — Это все же место преступления. Там может быть опасно.
Я уставилась в пол, не желая больше ничего говорить. Я поняла, что Рон огорчился, а ведь именно он принес из дома мои вещи и часами сидел со мной в больнице, видя, насколько я напугана. При этом мне приходилось беседовать с кучей народу, и, когда на меня слишком давили, потому что я не могла ничего вспомнить, он говорил: «Хватит, дайте ей отдохнуть».
— Несколько дней назад она действительно выходила ночью, — мягко проговорила Рене. — Эйвери, что же ты мне не сказала, куда ходила?
Я вспомнила, как Бен советовал мне быть осторожной в лесу, а потом — как сегодня Луис сообщил мне, будто у меня есть какая-то сила и что зло за этой силой охотится.
Я пожала плечами, но по спине у меня пробежал холодок.
— Не могу в это поверить, — сказал Рон очень опечаленно. — Ты ходила туда совсем одна? Попросила бы бабушку отвезти тебя. Да и я бы отвез, если бы ты мне позвонила. Тебе нельзя рисковать. Мы же так и не можем понять, кто убил твоих родителей. Больше ты туда не ходила?
Я покачала головой, потому что так оно и было. И потому, что мне об этом не хотелось говорить, не хотелось думать о том, что я видела.
Кого я видела.
— Рене, — обратился он к моей бабушке, вставая и поворачиваясь к ней. — В свете того, что случилось и как Эйвери… — Он подошел к ней и что-то тихонько шепнул, я не услышала.
Но я ничего не потеряла, потому что Рене сказала:
— Дом? Администрация хочет его снести? Как? Земля находится в собственности Джона, а не города. В этом как-то замешан Стив?
— Я понимаю, как это звучит, честно, — ответил Рон. — Но Джона, который вел там хозяйство, больше нет, к тому же дом и так не в лучшем состоянии… Ты же знаешь, как он жил. Рене, есть вероятность, что дом рухнет и кто-нибудь при этом пострадает. К тому же убийство совершилось совсем недавно, и люди боятся. И да, Стив эту идею поддерживает.
— Нет, — возразила я, вставая. Я вся тряслась. — Нельзя сносить дом! Он мой, и больше у меня ничего нет! Рене, не позволяй им…
— Речь не идет о том, чтобы отобрать у тебя дом, — сказал Рон, переведя взгляд на меня. — Однако городская администрация вправе вынести вердикт, что здание представляет собой опасность, а так оно и есть. Но я буду знать, кому поручат эту работу, и, обещаю, они принесут тебе оттуда все, что тебе необходимо. — Он снова посмотрел на Рене: — Я не это хотел вам сказать. Ты понимаешь. Столько уже всего случилось, я совсем не хочу, чтобы вы страдали. Но без дома вы будете платить только налог на землю… — Он вздохнул. — Мне больно думать о том, что произошло, и я понимаю, что вам еще больнее. Я знаю, что Стив к вам заезжал, и знаю, что он может быть… ну, это же Стив. Но я действительно считаю, что и он желает вам добра. Если вы продадите землю, Эйвери сможет не волноваться об оплате колледжа, так что, возможно, следует обдумать этот вариант.
— Нет, — сказала Рене, отталкиваясь от стола. — Можешь сказать администрации, чтобы дом сносили, а Стиву — что я ему ничего не продам. Мой сын любил лес, а Стив вырубит его и повесит там табличку со своим именем. Джон бы мне этого не простил. Да и я сама бы себя за такое не простила.
— Джон наверняка предпочел бы, чтобы Эйвери ни в чем не нуждалась.
— Об Эйвери я позабочусь, — ответила она. — Я буду уважать своего сына и его желания. Это все, что я могу сделать, Рон.
— Ты уверена? Я бы не хотел, чтобы ты делала что-то исключительно из чувства вины, — сказал он, но Рене покачала головой.
— Это не вина, — сказала она. — Это любовь. Жаль, что ты не принес новостей получше.
Рон кивнул и взял шляпу.
— Мне тоже, — тихонько добавил он.
— Знаю, — сказала Рене, похлопывая его по плечу.
Когда он ушел, бабушка посмотрела на меня:
— Эйвери, надеюсь, ты понимаешь. Даже если дом снесут, земля…
— Папа был бы рад знать, что она в безопасности, — ответила я. — Да и мама тоже. Спасибо.
Она кивнула, глаза у нее были ясные.
— Но не ходи туда больше. По крайней мере, одна. Ладно? Твой папа был хорошим строителем, но…
— Знаю, — сказала я, подумав о трещине в стене моей спальни. И о недостроенной террасе.
Обо всем том, что у меня было, но чего я лишилась.