Крик (СИ)

12

Возвращаться обратно в центр мне было не нужно, комитет по транспорту позаботился, чтобы обратный билет у меня был на сборочный пункт. Переживал ли я? Боялся? Об этом я размышлял, пока за окном мелькали сады ферм, леса и редкие промышленные города, по итогу мог уверенно сказать, что нет, не боялся. Где-то внутри это воспринималось чем-то обычным, повседневным. Меня больше тревожило лекарство, как его раздобывать, когда я свалю из армии? Придётся опять менять документы, а боюсь таких «добреньких», как староста может и не встретится. Не успеем мы на них быстро набрать компромат, чтобы поприжать и заполучить вожделенную карточку с данными. Уйти в лес тоже не вариант. Нужна или лаборатория, или производство этого лекарства. Где его могут производить? Подобная информация была разве, что в комитетах крупных городов. Бежать туда? Нужен был чёткий план. И ещё меня не оставляла надежда найти разгромленный Лагерь, где можно было бы поживится. Мысли о том, что там будет всё украдено до нас, меня почему-то не посещала.

Отметившись о прибытии и получив форму, отправился в отряд, к которому был приписан. Частично тут были старые знакомые, ребята из охраны, встретившие меня похлопыванием по спине и словами, что давно пора бросать мензурки мыть. Они частенько этим подкалывали пока я работал в центре, на что я не вёлся. Что толку, если я сам туда стремился? Сейчас же, я с трудом сдерживался, чтобы не ответить резко, что-что, а вот находиться здесь мне было, мягко говоря, не интересно и проку от этого я не видел. Остальная половина ребят, мужчинами назвать их у меня язык не поворачивался, настолько они были молоды, мне были незнакомы, охранник из центра сказал, что они кадровые военные, прямо из учебок.

Нашим командиром оказался всё тот же мужчина, из центра, что толкал речь, стоя на столе и тот, что застукал меня в комнате наблюдения:

— Я же говорил, что найду тебе толковое применение, — похлопал он меня по спине, после вечерней поверки, — завтра посмотрим на что ты годен, — я с трудом удержал позитивное выражение лица, когда его рука коснулось моей спины, хотелось схватить его за грудки, приложить его спиной к ближайшему деревцу и доходчиво объяснить, где я видал эту его «помощь» и насколько сильно она мне была нужна.

База располагалась в лесу, здесь стояли большие палатки, в которых располагались и спальни бойцов, и полевая кухня и, даже небольшая, походная, больница. Чуть поодаль большая поляна с прикрепленными к деревьям мишенями. Это я выяснил, прогулявшись после ужина. Обычный полевой лагерь, я вроде такой ещё не встречал, но чувство, что всё по уму и так и должно быть, меня не оставляло и я решил не вникать.

На следующий день были тренировки. Вот они заставили меня немного отвлечься от проблем с лекарствами, сначала было стрельбища, а потом спарринги, давно я с таким удовольствием не разминался, весь кайф сломал тот самый командир:

— Подойди-ка сюда, — позвал он меня, когда я ринул оземь своего очередного противника, — чем ты говоришь занимался пока не попал в центр?

— Разным, — буркнул я, засунув руки в карманы.

— А если без кокетства? Ты военный, это точно, не будь я Ибрагим Гонсалес!

— Я не помню, — этот поворот беседы мне совсем не нравился. Во-первых, я сам такого в себе не подозревал, а во-вторых если это правда что-то мне не кажется, что меня за это по головке погладят.

— В смысле?

— Я не помню большой период своей жизни — потеря памяти. — решил я рассказать урезанный и переделанный фрагмент своей биографии, — долго скитался, пока на деревеньку, в которой я тогда жил не напали повстанцы, от контузии я вспомнил где вырос и родителей, в общем кусочек из детства. С большим трудом нашел тот дом. Оказалось, что отец давно погиб. Мать помогла восстановить документы и посоветовала устроится лаборантом. Я не помню результатов своих тестов по профессии и кем был после этого. У меня из жизни нет серьёзного куска воспоминаний. Так что меня это не сильно заботило. Просто хотелось спокойно жить и приносить пользу Обществу.

Ибрагим кивнул, хитро на меня посматривая:

— Ну что ж, примем за правду, но раз такой сноровисты то получишь в ведение отряд. Как показывает сегодняшняя практика, уменье не пропьёшь.

Я потом не раз себя корил, что так расслабился и показал на что способен. Хотя откровенно говоря я не ожидал от самого себя такой прыти, сказалось, то, что с того момента как я себя помнил мне по серьёзному не приходилось держать в руках оружия или с кем-то вступать в схватку. Но сделанного не воротишь, не прошло и недели как оседлая жизнь закончилась, и наша база двинулась «на встречу к приключениям» как я это назвал, болтая с сослуживцами, а ещё через неделю мой отряд направили на первую вылазку, хотя отрядом это было назвать трудно, желторотые мальчишки, которые и оружие с трудом то держали. Мне каждого из них хотелось пристукнуть, потому что по лесу они шли или раззявив рты и ловя мух, или трендели так, что и слышно их было за версту, мои окрики, точнее злобное шипение, спасало ситуацию на считанные минуты, а потом начиналось всё снова-здорово. Не удивительно, что повстанцы нас нашли, не успев мы и часу отойти от базы.

Бой был жестокий и кровопролитный. После, я старательно загнал воспоминания поглубже, иначе от них хотелось выть и кидаться на ближайшие деревья. Из пятнадцати человек «разведчиков» живы остались трое. Я и ещё два мальчишки, которых я, прикрывая, вывел обратно. Самому досталось не сильно, синяки да ссадины, жить буду, только хромать начал на правую ногу. Вроде в драке попали по ней не сильно, но слушаться она стала плохо. Но вот смерть каждого вверенного пацана, я был уверен, лежала на моей совести. Не уберёг, не предупредил. И плевать, что тренировал и готовил их не я. Я командир и несу ответственность за каждого.

— Вернулся? Это хорошо, — во все тридцать два зуба улыбнулся Ибрагим, — мальчишек жалко, но без этого никак, — бросил он и ушел из лазарета.

Я сжал зубу так, что они заскрипели. Что это было? Проверка? Меня? Ценой дюжины жизней? Он что думал, я сбегу к повстанцам не успев покинуть периметр базы? Детский сад какой-то. Я вышел из палатки и сел, устало привалившись спиной к брезентовой стене.

— Ну что там? — осведомился незнакомый солдат, сидящий поодаль и чистящий своё оружие.

— Лес, — сквозь зубы пробормотал я.

— Знамо лес, — ухмыльнулся собеседник, — здесь везде лес. Тренированные собаки, да?

— Да нет, обычные. Это мы как на прогулке в яслях были, — железная хватка сжимавшая горло стала отпускать, разговор помогал, не сильно, но помогал, — твою ж мать, — я шарахнул кулаком по земле. — ещё пару дней назад их обнимали матери, любимые, а теперь их нет. Просто нет. Лежат там, — я неопределённо махнул рукой назад, — лежат на прелой траве, глядя пустыми глазами в небо…

— Ну, далеко не всех перед армией обнимают родные, да любимые, — я непонимающе вскинул глаза, — это только рожденных отпускают домой, «набраться патриотизма», им необходимо знать за что ты воюешь, кого защищаешь. У выращенных такой потребности нет, у них цель, профессия. Им командир — мама родная. Психологический ход, — лениво протянул мужчина.

— Ещё лучше, — пробормотал я.

— Не принимай близко к сердцу. Их, таких вот, глупых трупов, ещё много будет, на всех ни спины, ни сердца не хватит. Спиной ведь, тех кого привел, прикрывал? А они б тебя бросили. А если б раненого нашли, в Лагерь сдали, — он сорвал травинку и засунул в рот, — запомни совет, здесь ты, пушечное мясо, никому не нужное и никто своей жизнью ради тебя жертвовать не будет. Человек человеку — волк.

— Если ты никого прикрывать не будешь, кто же прикроет тебя? — немного ошарашено пробормотал я.

— Почему не буду? Буду. Тебя вот буду, потому что ты, что бы я тебе не говорил, всё равно ринешься меня прикрывать. Я на своём веку, таких дураков как ты, много перевидал. Правда, большинства из них, нету уж, но это лирика.

Я лишь моргал, пытаясь переварить услышанное.

— Пойдём, — поднялся мужчина. Я послушно встал и пошел за ним.

Ходили мы не долго, зайдя за палатки, мой провожатый устроился прямо на траве, прислонившись спиной к огромному стволу, я сел рядом. Мужчина достал сначала один пузырёк и открыл его, в нос ударил едкий аромат.

— Это что, спирт? — удивился я. Накрутившись в лабораториях, этот запах я отлично знал.

— Нет, витаминная добавка, — едко ухмыльнулся новый знакомый и достал из кармана вторую склянку и походный стаканчик.

Плеснув пополам спирта и другой жидкости, подозреваю что воды, выдохнул и залпом осушил посудину, затем повторил манипуляции и протянул тару уже мне. Я немного покрутил стакан в руке, понюхал, но всё же выпил. Горло обожгло так, что я закашлялся, но сдержался от порыва вернуть выпитое обратно.

— Послушай дядюшку Вано, — тем временем, собеседник намешал себе ещё коктейля, — я конечно ненамного старше тебя, но точно помудрее буду. Если хочешь выжить, бросай свои альтруистичные замашки, пара доверенных, а лучше проверенных товарищей, и привет, иначе не проживёшь и месяца. Ты думаешь кому-то тут нужен? — он выпил и налил себе ещё, — фиг два! Я на этой войне уже пятнадцать лет и выжил только благодаря тому, что в первую голову заботился только о своей шкуре. Потому мы и не можем победить повстанцев, каждого солдата растят как самостоятельную единицу, а это не правильно. Берут сюда в основном выращенных, мы конечно отличные убийцы и исполнители, но мы не умеем дружить, нам никто не нужен, и в команде мы не работаем. Да-да, что ты смотришь и я тоже, я в особенности. Я пробный экземплярчик, — он выпятил грудь и постучал по ней, — на сколько я тебя старше? Лет на пять? Вот тогда первые выращенные и появились, экспериментальный вариант, так сказать. Мама, папа одни, выносила другая, воспитывали третьи. Сколько деток они угробили, чтобы построить нужный инкубатор, даже думать не хочу, — я сидел, вытаращив глаза, а собеседник сунул мне стакан с разбавленным спиртом в руку, — именно поэтому я не такой как они, потому что несколько месяцев всё же слушал биение сердце, пусть и не материнского. Мои родители работали в центре генетики, но как ни странно любили меня и растили как родного, хотя я им был никто. Конечно, Ибрагим тебя проверял, — перескочил с темы на тему собеседник, и налил себе ещё, его глаза стали осоловелые, а язык ворочался с трудом. Да у меня самого немного шумело в голове, но слушал я внимательно, — он ж не знает откуда ты такой красивый нарисовался, всё умею, всё могу и не военный. Вдруг бы ты к повстанцам переметнулся, или бы привёл весь отряд целым и здоровым, а это значит что ты засланный казачок. Тебе ж специально дали пушечное мясо, они всегда в расход идут в первом же бою. Но нет, ты вернулся пощипанным, без людей, значит повстанцы тебя не пощадили.

— Странная логика, — буркнул я.

— Не страннее других, а как ещё-то проверить, тут хоть что-то, — речь Вано становилась путанной, — в общем это не плохо. Тебе конечно верить не начнут, но и хуже других не будешь. Учись солдат.

После того вечера Вано еще несколько раз уводил меня ближе к лесу, и мы распивали неизвестно откуда бравшийся спирт. Именно он поведал мне о том, что мы будем нападать на тех повстанцев, что залезли в центр где я работал. Что мне дадут еще отряд. Рассказывал, как надо вести себя в бою, об устройстве армии, о движении повстанцев. Меня после разговоров с ним немного мутило, не столько от выпитого, сколько от того в какой клоаке мы жили. Я как-то спросил почему он не ушел к повстанцам, приятель лишь пожал плечами и сообщил что выращенные там без надобности. Этого я уж точно понять не мог.

В другой раз я поинтересовался зачем он мне всё это рассказывает, коль скоро альтруизм он на дух не переносит, мужчина тяжело вздохнул и сказал:

— Не поверишь, даже мне иногда хочется поговорить. Всегда есть такой вот, Ноун Бизи, но вы все не умеете приспосабливаться и слишком быстро уходите. То ли я такой везучий, то ли такой мастерущий, но меня ничего не берёт. Лишь однажды серьёзно ранило. Тогда мне повезло, бои были тяжелые и я умудрился неделю отлежаться у одного сердобольного мужика, егеря, а как только смог подняться на ноги пошел искать военный комитет, ещё недели две бегал от медицинской комиссии, — он ухмыльнулся, — а потом и рана почти затянулась, так что до Лагеря не добрался. Туда конечно не всех подранков отправляют, только тех, кого надо долго и упорно лечить, но побывать там не хотелось бы. Вот и ты, небось, сгинешь в бою… — сквозь зубы вздохнул собеседник и осушил ещё один стакан разбавленного спирта, — а жаль, хороший ты мужик, с принципами, люблю таких. Но такие долго не живут, — в очередной раз повторил он свою догму. Я лишь устало посмотрел на него, с таким отношением к жизни мне пора самому себе могилу копать. Но во всём остальном Вано был для меня кладезем информации.