Понедельник пролетает незаметно. Во время совещания Алекса объявляет, что она выбрала финалисток конкурса. Теперь никакой спешки: Джада начнет съемки только через неделю. Шейн утверждает место фотосессии. Лорен делает критическое замечание: поскольку это заброшенная ферма, возможно, следует заменить заголовок «Новая ферма» другим. Лиллиан предлагает название: «Малышки в роще: победительницы нашего конкурса "Тэсти-герл"». Все «за».
После собрания Рэйчел, Нина, Аннабел и я собираемся в кабинете Алексы. Нам дается задание — обзвонить всех финалисток и подробно проинструктировать их о том, где и когда состоятся съемки.
— Но, Алекса, что, если они работают и не смогут взять отпуск? Или у них уже есть планы? — спрашиваю я, ведь девушкам маловато всего шесть дней на то, чтобы собраться и прилететь в Нью-Йорк.
Я знала дату съемок, но не была уверена, что все пройдет гладко.
— Они пойдут на все, чтобы попасть на страницы нашего журнала, — отмахивается Алекса.
Аннабел поднимает руку:
— Собирается ли корпорация «Олдем» оплачивать им билеты на самолет?
— И где будут эти девушки жить? — добавляю я. Ну не на ферме же им спать.
Алекса пристально смотрит на нас, ее лицо окаменело от возмущения.
— Разве вы не продумали все это заранее?
— Я спрашивала тебя в прошлом месяце. Ты сказала, чтобы я не беспокоилась об этом, — робко отвечает Аннабел.
— А ты не думала, что необходимо контролировать процесс? Вы что, ненормальные? Или хотите подставить меня? — Она хватает папку с ежедневными распечатками светской хроники из Интернета и бросает ее в нас.
Рэйчел и Нина сидят тихо как мышки.
— Прости, — оправдывается Аннабел. — Мы все уладим.
— На вас никакой надежды, — психует Алекса. — Все бумаги по организации этого мероприятия должны лежать у меня на столе до конца рабочего дня. Авиабилеты. Гостиничная бронь. Что еще нам нужно?
— Может быть, чартерный автобус для перевозки девушек из города к месту съемок? — предлагаю я.
— Закажите служебную машину для нас с Джадой. И автобус — для девушек.
— А как насчет нас? — спрашивает Аннабел. — Мы тоже должны быть там, вдруг понадобится наша помощь.
Лучше бы она не задавала этого вопроса. Алекса уничтожающе смотрит на нее.
— Думаю, с меня уже достаточно вашей помощи, — рявкает она.
— Утвержден ли бюджет, которого мы должны придерживаться?
— Не донимайте меня мелкими деталями. Сами разбирайтесь!
Мы отступаем в рабочий закуток Аннабел, отгороженный не доходящими до потолка стенами. Я убираю со стула для гостей две сумки «Коач», фен и коробку шоколадок из «Болд гай» и сажусь, чувствуя, как от напряжения ломит затылок. Джада должна снимать в понедельник, второго июля, и во вторник, третьего. Мы условливаемся, что девушки прилетят в Нью-Йорк в воскресенье, переночуют в городе, а рано утром в понедельник на заказном автобусе отправятся к месту съемки. А пристанище на следующую ночь — я об этом договорюсь — им предоставят в мотеле Джефферсонвилля.
— Всем придется провести ночь с понедельника на вторник в мотеле. Ничего другого там нет, — поставила я Аннабел перед фактом.
Она уже связалась с бюро путешествий «Олдем» по поводу авиабилетов.
— Ты не можешь найти более приличный пансион для Алексы и Джады?
— Пытаюсь, но пока не получается.
— Постарайся, — говорит Аннабел. — Ведь мы имеем дело с Алексой.
В хлопотах по организации конкурса и телефонных переговорах, касающихся «Чистой одежды», проходит весь понедельник, и только во вторник у меня появляется возможность проведать Беверли Грант. По дороге к ее офису (отделы исследований, рекламы и производства расположены на противоположной стороне этажа, ближе к владениям Шейна Линкольна) останавливаюсь у кабинета Лорен, чтобы поблагодарить ее за протекцию, в результате которой Лиллиан и Алекса позволили мне пробу пера.
Ответственный редактор не поднимает глаз, когда я вхожу.
— Чем могу помочь? — напряженно произносит Лорен.
Ее глаза покраснели и воспалены. Обычно она самая милая из всех на тридцать седьмом этаже. Я бы добавила ее к своему списку людей, которых, должно быть, имел в виду «Н.», когда говорил (или говорила?), что «кое-кто потешается».
— Ты выглядишь неважно, — замечаю я.
— Просто я только что испытала шок, но со мной все в порядке.
Какое-то мгновение я жду. Если она не захочет ничего добавить, мне надо будет уйти.
Лорен опускает гранки, которые читала.
— Я смотрю и не вижу. — На ее глаза снова наворачиваются слезы. — Одна из наших сотрудниц умерла в эти выходные.
Внутри у меня все упало.
— Кто? — шепчу я.
Необъяснимое беспокойство, которое я испытывала в течение всего уик-энда, усилилось вдвойне.
— Беверли Грант. Ты вряд ли была знакома с ней.
Я опускаюсь в кресло для гостей, слезы наполняют мои глаза.
— Я разговаривала с ней на вечеринке в ресторане «Карнивор». Как это случилось?
— Ее нашли в примерочной магазина «Нолита» в воскресенье утром. Ее сестра только что звонила и сказала, что зайдет сегодня забрать ее вещи.
«Нолита» — это модный шопинг-центр по соседству, в центре Манхэттена. Он не кажется мне типичным для Беверли.
— Как она умерла? Ее убили? — спрашиваю я, и мне кажется, что мой голос звучит, словно в каком-то дрянном телешоу.
— Не знаю. А почему ты так подумала?
— Знаешь, этот «модный убийца»… Лорен устало вздыхает:
— Ты еще совсем новичок в этом бизнесе и не знаешь его многих по-настоящему темных сторон. Наркотики. Вероятно, Беверли умерла от передозировки.
— Наркотики в примерочной в воскресенье утром?
— Ты удивишься, но у «Нолиты» дурная слава. Некоторые магазины придерживаются политики «один человек в примерочной» именно по этой причине.
Беверли знала. Она знала, что скоро умрет.
Один из моих преподавателей любил повторять, что величайшая ошибка медицины — не уделять должного внимания тому, что говорит сам пациент. Профессор утверждал, что пациент зачастую знает, что именно с ним не так, и его интуицию нельзя игнорировать.
Очевидно, если следовать такой логике… Беверли Грант была убита вампиром.
Я выражаю свои соболезнования и, спотыкаясь, бреду назад к своему столу, даже не поблагодарив Лорен за помощь. А что, если мои сослуживцы и в самом деле вампиры? Их движения нечеловечески быстры и бесшумны — Алекса, например, всегда появляется словно ниоткуда. Они дьявольски сильны — Аннабел пригвоздила к стене Бэмби и держала ее за горло. Это объяснило бы и клыки, и холодные руки, и вечно задернутые шторы, и отказ от еды, и даже, с содроганием вспоминаю я, этот свекольный сок. Что, если этот напиток на самом деле кровь? И чья же это кровь? И почему именно секретарь Шейна разносит ее?
Я отчетливо понимаю, что вокруг творятся неправедные дела…
Сгорбившись, опускаюсь на стул, обхватив голову руками.
— Ты в порядке? — спрашивает Рэйчел.
Может быть, у нее действительно особый нюх на новости?
— Скорее, ПМС, — говорю я.
Успокойся, приказываю я себе. Эти люди выходят днем на улицу, а вампиры — никогда. Однако Лиллиан пользуется зонтиком от солнца… А когда Аннабел ездила ко мне домой, она все время куталась в шаль. Возможно они могут переносить солнечный свет, если это жизненно необходимо? А работа в центре города с его высокими зданиями, тенистыми улицами и многочисленными защитными тентами вообще для них идеальна. Мои сослуживцы приспосабливаются к современной жизни и другими способами. Они непринужденно развлекаются все ночи напролет. Любят спать днем. А как насчет этой «Кровавой Мэри» с «настоящей кровью» в «Карнивор»? Я ведь выпила несколько бокалов! Я, правда, сомневаюсь, что они могут превращаться в волков или летучих мышей и способны контролировать чужие мысли. Потом меня вдруг осеняет: «Возможно, мода — это и есть контроль над мыслями».
Входит Нина, и Рэйчел спрашивает ее:
— Нет ли у тебя таблеточки для Кейт? У нее ПМС.
— Спасибо, не надо, — отказываюсь я, — Это вредно для печени.
— Проблемы с моей печенью куда серьезнее, — растягивая слова, произносит Нина.
Я глубоко дышу. Не все в этом офисе вампиры. Во всяком случае, хотя бы Нина и Рэйчел. Они рано приходят. Как правило. И Лорен, вероятно, тоже не из таких. Вампиры же не могут рожать, верно? И Беверли не была. И люди, далекие от мира моды, тоже, например Джеймс…
Джеймс… На вечеринке он сказал, что есть вещи, которые я не смогу понять. И он явно намекал на то, что он намного старше. Что, если он действительно намного старше?
Меня больше не волнует, что кто-то увидит меня разговаривающей с ним. Плевать на слухи! Я решительно направляюсь по коридору к отделу фото.
Джеймс сидит за столом в наушниках и не слышит, как я появляюсь. Касаюсь его плеча. Он поднимает глаза, не улыбается, снимает наушники.
— Привет, — тихо говорю я. — Мне нужно с тобой поговорить. У меня есть вопросы по поводу того, что ты сказал в среду вечером.
Он явно нервничает. Без сомнения, ему не хочется, чтобы нас кто-то слышал.
— За углом на Пятьдесят девятой улице есть гастроном, — говорит он. — На северо-западном углу. Там можно присесть. Встретимся через пятнадцать минут. Просто купи что-нибудь и подожди меня.
А-а, «Плаза гурмэ»… Его я хорошо знаю. Туда ходят люди, которым есть что скрывать.
Я сижу в глубине зала, погруженного в зеленоватый свет. В фигурных зеркалах отражается мое круглое лицо. Джеймс приходит пять минут спустя. Он не садится.
— Ты слышал про Беверли Грант?
— Ужасно, что делают с собой люди, — говорит он.
Если бы он был вампиром, то именно так и должен был сказать.
— Ты думаешь, она сама это сделала?
— Так я слышал.
— Но знаешь ли, за последнее время произошло много загадочных событий. То, что случилось с Беверли, не так просто, как кажется на первый взгляд.
Он выглядит раздраженным.
— Я пришел сюда, потому что ты сказала, что хочешь оговорить со мной о вечере среды. Если же предмет нашей встречи Беверли, я лучше вернусь на работу.
Только бы он не ушел!
— Ты… сказал, что есть вещи, которых я не знаю. — Мой голос звучит предательски неуверенно. — А что, если знаю?
— Что? О чем ты говоришь?
— Ты сказал, что намного старше. Теперь понятно. Мне все понятно!
Я чувствую себя идиоткой.
Джеймс смотрит на меня странным взглядом.
— Послушай, Кейт, — холодно говорит он, — давай забудем о том вечере. Я много выпил и… — Он умолкает и затем заканчивает: — Извини, если я сбил тебя с толку.
Неужели он так ни в чем и не признается? В моем воображении этот разговор рисовался мне именно так. Однако он продолжает стоять с каменным лицом, молча. Наверняка Джеймс умеет «выключать» свое обаяние, когда захочет. Я делаю последнюю попытку:
— Значит, тебе больше нечего сказать мне? Например, возможно, ты знаешь немного больше, чем я, о том, что творится в нашем офисе? О «модном убийце» и загадочных смертельных случаях?
— По-моему, ты обвиняешь меня в чем-то, но я действительно не понимаю — в чем.
— Нет! Я тебя не обвиняю. Просто я… Забудь это. Извини.
Он чуть-чуть смягчается:
— Ты слишком серьезно относишься к тому, что сказал Рико, и к тому, что прочитала в Интернете. «Наблюдатель» — это просто шутка. «Модный убийца» придуман для того, чтобы держать людей в напряжении. Это все ерунда. Вымысел.
Однако кое-кто, кого мы знаем, умер, хочется крикнуть мне ему. Но не стоит окончательно портить нашу встречу. Я и так уже слишком далеко зашла.
— Ладно, — вздыхаю я. — Извини, что отвлекла от дел.
Он явно обескуражен и пожимает плечами. Долго смотрит на меня, как будто собирается сказать что-то еще. Я тоже смотрю прямо ему в глаза, его лицо мрачнеет.
— Пока, Кейт, — невнятно бормочет он и быстро уходит.
Я падаю на стол, уронив голову на локти.
Джеймс Труакс, возможно, и не вампир, но он совершенно определенно актер и скотина. Я покидаю «Плаза гурмэ» и немедленно звоню Сильвии.
— Помнишь, я рассказывала тебе о девушке, которая заподозрила что-то? Она умерла.
— Ты не шутишь? Пойми, я воспринимаю это серьезно. Если это шутка, то совсем не смешно.
— Разве это похоже на меня?
— Ой, нет! Неужели это правда?
— Беверли Грант была найдена мертвой в торговом центре «Нолита» в воскресенье утром. Говорят, похоже на передозировку, что может означать, что у нее был сердечный приступ, который, например, может произойти, если вдруг высосали всю кровь из вен, а бедное сердце продолжает качать и качать, а качать-то и нечего.
— Ты меня пугаешь. Прекрати. Дыши глубже.
— Извини. Я и сама боюсь.
Пока мы разговариваем, я бегу от «Олдем» в сторону реки Гудзон. Останавливаюсь лишь на улице, которая выглядит более жилой — тут несколько четырех- и пятиэтажных многоквартирных домов. Жаркое летнее солнце печет мне макушку. С меня льет пот.
— И я совершенно уверена, что вампиры, убившие ее работают в «Тэсти», — продолжаю я. — Ее убили, потому что поняли — она раскрыла их!
— Настоящие вампиры? — шепчет Сильвия. — Кто же из твоих сослуживцев вампир?
— Не знаю.
— Неужели все?
— Определенно Алекса. Я видела директора отдела моды Кристен Дрейн спящей в своем кабинете, а Нину и Рэйчел — наших редакторов отдела рынка, которых мы называем близняшками, в их кабинетах в таком же состоянии. От арт-директора Шейна Линкольна исходят какие-то жуткие волны, которые лично я ощущаю даже на расстоянии, и секретарь в приемной — Феликс. Кроме того, у меня плохое предчувствие по поводу Матильды из отдела искусства.
И хотя я не хочу говорить об этом, потому что она была добра ко мне, но, конечно же, Лиллиан тоже из них. Ее тело было мертвенно-холодным, когда я обняла ее. И еще ее зонтик…
— Ладно, — говорит Сильвия, — не все вампиры плохие. Ангел[26] был хорошим. И Жан-Клод в романах про Аниту Блейк довольно симпатичный.
— Я никак не ожидала, что выражение «модное опоздание» может иметь двойной смысл! — У меня начинается истерика.
— Успокойся! — приказывает Сильвия. Я представляю ее смотрящей по телевизору «Баффи». — Тебе необходимо проверить свои подозрения, прежде чем бороться с вампирами.
— Бороться? Еще чего! Я уже на полпути к дому Виктории.
— Хочешь сбежать? — спрашивает Сильвия. — Ты же хочешь быть журналисткой.
Я замедляю шаг.
— Я не готова умереть за возможность увидеть свою подпись под статьей.
— Сейчас у тебя только подозрения. Ты не уверена на все сто процентов. Прежде чем ты бросишь работу из-за того, что тебе показалось, необходимо раздобыть доказательства.
— И как же я должна это сделать?
— Проверь одну из них. Замани на солнечный свет. Или подложи чеснок. Или украдкой встань позади нее, когда она смотрится в зеркало, и проверь, есть ли отражение…
— Они постоянно смотрятся в зеркала и отражаются в них.
— Ладно, как насчет чеснока?
У меня такое чувство, что моя подруга перегибает палку.
По дороге в офис я останавливаюсь у ларька, покупаю головку чеснока, разламываю ее на зубчики и рассовываю по карманам. Чувствуя себя идиоткой, разламываю пополам один зубчик и слегка натираю им запястья, где точки пульса. Посмотрим, заметит ли кто-нибудь.
В лифте две словно вырубленные изо льда блондинки отодвинулись от меня подальше, но они не работают в «Тэсти». Феликс сильно втягивает носом воздух, когда я вхожу.
— Ты ела итальянскую пищу? — спрашивает он меня. — Я чувствую запах чеснока.
Я знала это! Он вампир.
— Холистическая СПА-процедура, — отмахиваюсь я.
Его брови поднимаются.
— У меня степень по ароматерапии. Но я никогда не слышал о подобной процедуре, — говорит он, снова принюхиваясь. — И каким должен быть эффект? — Ладно, возможно, он и не вампир. — Разблокирует энергию? — Возможно, у него просто острое обоняние. — Чеснок? — недоумевает он и меняет тему: — Я слышал, что ты была знакома с Беверли. Позор, правда?
— Она была добрая. — Я заставляю себя подойти к его столу и, улыбнувшись, склоняюсь над ним.
Он не шарахается от резкого запаха.
— Знаешь, — его тон становится конфиденциальным, — проблема Беверли была в том, что она считала, будто все обо всех знает. Это большая ошибка для младшего сотрудника. Я здесь работал еще до того, как появилась Лиллиан, — пережил три смены режима. Мой тебе совет: делай вид, что ничего не знаешь. Просто спрячь голову в песок и делай свою работу. Не умничай. — Он лукаво подмигивает мне. — И смени духи.
Какая-то темноволосая женщина с покрасневшими глазами с конторской коробкой в руках проходит сквозь стеклянные двери, ведущие из главного помещения редакции в приемную. Ее наряд, стоптанные туфли и конский хвост, перехваченный резинкой, говорят о том, что она не местная. И по ее бледному несчастному лицу я догадываюсь, кто она.
— Простите, вы сестра Беверли Грант?
Лорен говорила, что она должна прийти.
Ее опухшие глаза раскрываются от испуга.
— Да. А вы кто?
— Я здесь работаю. Познакомилась с Беверли совсем недавно. Мне очень, очень жаль.
Открывается лифт, следующий вниз.
— Спасибо, — механически отвечает она, входя в него.
Я следую за ней.
— Ты меня не поняла, Кейт, — слышу я вдогонку голос Феликса.
Когда закрываются двери, я шепчу:
— На прошлой неделе Беверли сообщила мне о некоторых вещах, о которых, может быть, вам следует знать.
Хотя я в этом сильно сомневаюсь — вряд ли она пойдет в полицию заявлять, что ее сестра заранее знала, что будет убита вампирами.
Женщина хватает меня за руку. Слезы льются у нее из глаз.
— Проводите меня до машины, — просит она дрожащим голосом. — Мне трудно говорить здесь.
Я снова выныриваю на задыхающуюся от жары улицу, беспокоясь, как бы кто-нибудь не увидел меня вместе с сестрой Беверли. К счастью, она припарковалась в гараже недалеко от «Олдем». Я следую за ней по пандусу.
— Так вы дружили с Беверли? — говорит она. — У меня сложилось впечатление, что у нее не было друзей на работе.
— Да уж, — с сочувствием вздыхаю я. — Коллективчик еще тот. Нас с Беверли как раз и объединила эта тема на вечеринке на прошлой неделе. Кстати, меня зовут Кейт. Она подает мне руку, мягкую и теплую:
— Линда. Вы не относитесь к высшему обществу, как все остальные здесь? — спрашивает она.
— Нет. Мой отец производит и продает футболки, чтобы заработать на кусок хлеба.
— Они и в самом деле такие порочные, как считала Беверли? — спрашивает она.
— Я здесь недавно, — увиливаю я. — Ау Беверли были некоторые… теории насчет ее коллег. Она не говорила вам об этом?
— Говорила.
Я не хочу первой произносить слово на букву «в». Кажется, Линда понимает причины моей нерешительности.
— Она считала, что некоторые из сотрудников и прежде всего главный редактор — вампиры. Настоящие вампиры, а не какие-то там редакционные кровопийцы. — Линда горько улыбается. — Она обладала самым богатым воображением в нашей семье. Была немного «с приветом», но очень добрая. — Ее глаза снова наполняются слезами.
Наверное, она действительно была доброй и милой, когда не напивалась, не злилась и не опасалась за свою жизнь.
— Мне она говорила то же самое. Вы верите в это?
— Конечно, нет, — отвечает Линда. — Хотя теперь…
— Вот и я тоже. Извините, если это будет слишком для вас, но как раз в тот вечер, когда мы познакомились, Беверли боялась, что может произойти нечто подобное.
Линда пару раз глубоко вздыхает. Интересно, как держатся ее родители и остальные члены семьи Беверли…
— Я ей не поверила, — шепчу я.
— Никто не верил, — замечает Линда. — Беверли месяцами несла эту чушь. Ей казалось, что «они» следят за ней, преследуют ее. А мы думали, что она шутит. Я бы и сейчас продолжала так считать, если бы не обнаружила вот это. — Линда шарит в своей сумке и вынимает сотовый телефон.
Меня охватывает ужас — я догадываюсь, что она сейчас скажет. — Она получала странные сообщения.
Мои руки трясутся, когда я беру телефон и открываю первое сообщение: «Лучше приведи себя в порядок. Внизу тебя ждет компания. — Н.».
Дрожа от страха, читаю следующее: «Поздравляю, ты в списке! Чтобы поприсутствовать на такой вечеринке, не жалко и жизнь отдать. — Н.».
И последнее: «Доброй ночи. Чур, не спать. Не давай себя кусать. — Н.».
— Хочу разобрать ее рабочий стол, — говорит Линда, может, еще что-нибудь найду.
— А что уже нашли?
— Справочник для писателей и редакторов, словарь и коробку красных карандашей. Но это не похоже на Беверли — в ее комнате никогда не бывало такого порядка. Дома ее ящики были забиты чесноком, а память компьютера — оккультными веб-страницами. Мы евреи, но она повесила на дверь своей спальни распятие.
Взять на заметку: купить распятие!
— Вы знаете веб-сайт «Наблюдатель»? — спрашивает Линда. — Беверли увлекалась им. Не говорите никому, но она была одним из их информаторов.
Я подумала: «Наблюдатель» — «Н.». Это, должно быть, они.
Бедняжка вычислила их быстрее, чем я.
— В воскресенье она была одна?
— Да Вечером у нее должно было быть свидание. И она хотела купить себе новый топ. Возможно, думала, что при свете дня ей ничего не грозит.
Мы стоим рядом с ее «хондой» с пенсильванскими номерами и парковочным талоном Филадельфии на заднем стекле. Линда ушла в свои мысли.
— Знаете, — говорю я Линде, — она сказала мне, что если с ней что-то случится, мы должны искать следы укусов — на шее, запястьях или других местах, где проходят крупные кровеносные сосуды. Они могут выглядеть как подсохшие белые болячки.
Линда сильно бледнеет.
— Боже мой, — шепчу я. — На ней они есть?
— На шее и на запястье.
— Что сказал врач… или судебно-медицинский эксперт?
— Ее привезли в больницу, несмотря на то, что она уже была мертва. — Очень тихо говорит она. — Врач сказал, что у нее сердечный приступ.
— Вы указывали врачу на эти следы?
— Если бы эти отметины были существенны, разве врач не заметил бы их сам?
— Иногда врачи кое-что пропускают, если это, с их точки зрения, не вписывается в картину произошедшего. Вам надо потребовать провести вскрытие. Вы должны обратиться в полицию.
— И что я должна сказать им? — говорит Линда.
— Я могу написать вам, на что должны обратить внимание врачи. Вам придется устроить скандал, но вы должны сделать это.
Линда качает головой:
— Не уверена, что это хорошая идея. В Филадельфии у меня двое детей и муж. Я не хочу влезать в то, во что впуталась Беверли.
— Но вы должны сделать это. Именно вы!
Она нажимает кнопку на брелоке, и ее автомобиль с писком оживает, включая фары и отпирая дверные замки.
— Было приятно познакомиться с вами, Кейт, — говорит она. — Я рада, что вы были добры к Беверли. Но давайте поставим на этом деле точку. Я не могу подвергать опасности свою семью.
— Но послушайте, а если они опять нападут?
— Вам известно мое отношение к этому, — говорит она, захлопывая дверцу автомашины у меня перед носом.
Я вжимаюсь в стену рядом с автомобилем, когда он, ревя мотором, срывается с места. В моем кармане пищит телефон. Я вынимаю его и читаю:
«Что сказала сестренка? — Н.».
Господи Иисусе! Неужели эти блоггеры следят за каждым моим движением? Кто видел, что я вышла вместе с сестрой Беверли, кроме Феликса? Феликс? Возможно, он не вампир, а блоггер. Кто бы ни был этот Н., он опасен. В гневе я пишу ответ:
«Ты знал. Почему же ты не помог?»
Ответ приходит немедленно: «Не в моей компетенции. К.К.».
Я: «Человек погиб!!! Ты мог бы предотвратить это».
Н.: «Ох, К., я не делаю новости, я их сообщаю».
Я: «Ты не настоящий журналист, ты продажный писака».
Н.: «Ты хочешь обидеть меня, да?».
Я: «Я хочу, чтобы ты поступал по совести».
Отослав эту наивную фразу, я ожидаю очередного снарка[27] от Н. Однако, как ни странно, он/она/оно молчит.
— Ты отсутствовала целую вечность, — замечает Рэйчел, когда я, совершенно выбитая из колеи, возвращаюсь к своему рабочему столу. — Как твой ПМС? И почему от тебя пахнет чесноком?
— Народное средство от головной боли, — отвечаю я — Попробуй. Положи зубчик в ящик своего стола.
— Нет, спасибо, дорогая, — отказывается Нина.
— Это теперь модно? — спрашивает Рэйчел, брезгливо беря один зубчик.
Мне хочется, чтобы мы доверяли друг другу. После совместного похода в кафетерий стало ясно, что они тоже что-то подозревают. Но я не буду подвергать их опасности. Прикусив язык, открываю файл «Чистая одежда» и, сосредоточившись на статье, пытаюсь привести в порядок свои истрепанные нервы.
Мой первый телефонный звонок в одну из компаний, производящих полотняные изделия, по поводу «моего романса без химикатов» оказывается успешным. Трубку берет ее владелец (должно быть, это небольшая компания). И вот уже телефонная трубка зажата между моим плечом и ухом, и я печатаю так быстро, как только могу. Этот парень — кладезь информации. Он готов и в дальнейшем отвечать на мои звонки. Стараясь отвлечься от тревожных мыслей, я с головой погружаюсь в работу.
В девятнадцать тридцать Рэйчел включает и выключает свет.
— Закругляйся, Кейт, — говорит она. — Мы, конечно, не приглашены на вручение «обувных» наград в «Луи Вуиттон», но есть еще пара интересных мероприятий, правда, пониже рангом, сегодня вечером. Ты не хочешь пойти? — спрашивает она раздраженно.
Мне боязно оставаться одной в офисе. Но и развлекаться на вечеринке в толпе вампиров у меня тоже нет настроения.
— Спасибо, но я не пойду, — отказываюсь я. — Мне надо закончить статью и оставить ее на столе у Лиллиан уже сегодня.
— И каким же образом твоя статья попадет туда? — спрашивает Рэйчел с плохо скрываемой завистью.
Я потеряла бдительность, напрочь забыв о нашем соперничестве.
— Я могу попросить Лиллиан, чтобы мы все вместе работали над этой рубрикой, — предлагаю я. — «Голос молодого поколения» или что-то в этом роде. Мы могли бы назвать ее «Девичий разговор».
Глаза Рэйчел расширяются:
— Кейт, в самом деле?
Я простофиля, но скорее всего сделаю это.
Девочки уходят счастливыми. Я даже уговорила их обеих взять с собой по зубчику чеснока — чтобы предотвратить похмелье.
Как только за ними закрывается дверь, я хватаю свои вещи, выключаю компьютер и несусь по коридору к принтеру. После размолвки с Джеймсом я стала пользоваться принтером, который стоит рядом с отделом «Культура», игнорируя тот, что возле «Фото». Коридор безлюден, но как раз в тот момент, когда оказываюсь у кабинета Лиллиан, я наталкиваюсь на Кристен Дрейн, которая великолепно выглядит в длинном, по пола, платье из тонкого атласа.[28] Наверное, она собирается идти на мероприятие в «Луи Вуиттон».
Она разражается приступом кашля. Что это — чеснок или ей мой наряд не понравился?
Для вампиров, судя по всему, необходим тест получше.
Я оставляю распечатку моей статьи на столе секретарши Лиллиан (ее зовут Шарлотта, на прошлой неделе она сменила Кэрол), и мой взгляд падает на лоток для почты и посылок. Вот он, оптимальный способ доставки препарата «антивамп» вампиру: косметика! Они обожают косметику. Я быстро оглядываюсь, чтобы удостовериться, что горизонт чист, прежде чем начать рыться в лотке в поисках чего-то такого, что легко можно смешать с чем-то типа… святой воды. Сразу же натыкаюсь на лосьон линии «Крем де ла Мер». Лиллиан всегда им пользуется. Какой бы ни была реакция, меня она вряд ли заподозрит — на производстве всякое бывает. Я снова оглядываюсь, затем засовываю крохотную бутылочку в свою сумку и спешу прочь, ощущая себя преступницей, похитившей чужое добро.
Квартира моей тети отнюдь не неприступная крепость, как мне всегда казалось. Вернувшись в эти стены цвета древесного угля, в окружение из доисторических зубов и царство возвышенного искусства, я сильно пожалела, что не пошла вместе с Рэйчел и Ниной. Здесь довольно противно. Я прохожу мимо кабинета с семейными фотографиями и вступаю в пределы хозяйской спальни. Пятиминутная борьба с блоком переключателей заканчивается тем, что включается только подсветка картины Фюсели.
Похожий на обезьяну демон-инкуб скрючился на груди спящей женщины. Произведение называется «Кошмар» и было создано в 1781 году. Стерлинг приобрел его еще до того, как познакомился с Викторией. Собственно говоря, это его квартира. После того как она переехала к нему, здесь ничего не изменилось, за исключением появившихся на террасе растений. Я понимаю, что сейчас напугана и, вероятно, поэтому мне мерещатся чудовища там, где их и в помине нет, но мне захотелось поговорить с тетей о вкусах Стерлинга. Надо присмотреться к нему повнимательнее, когда он вернется из Японии. Бросаю на картину последний взгляд. Да уж, не хотелось бы, проснувшись, увидеть над собой Стерлинга с горящими глазами.
Я убегаю в свою комнату, запираю дверь и подпираю ее стулом. Страшно чувствовать, что вся эта темная квартира против меня — она словно притаилась, чтобы напасть, когда я меньше всего буду этого ожидать. Находиться в замкнутом пространстве немного спокойнее, чем на открытом месте.
Проведя пару часов за компьютером, я уже почти профессор по вампирам. Наиболее противоречивые сведения по поводу того, как защищаться от вампиров и как их уничтожить. Одних отпугивает чеснок, а других нет.
Некоторые чернеют, если их облить святой водой, но не все. Отсечение головы человека, укушенного вампиром, может предотвратить его воскрешение. Выстрел серебряной пулей однозначно убьет живого вампира, так же как пронзение его сердца осиновым колом.
Конечно, серебряная пуля или кол в сердце могут убить кого угодно.
Довольно странным мне показалось то, что у некоторых из них наблюдается аллергия на арахис.
А самая большая загадка для меня — как удалось семейству вампиров выжить в эру скрытых камер и судебных доказательств. Погибли при невыясненных обстоятельствах несколько человек, с тех пор как Лиллиан и ее команда появились в городе, однако смертей могло бы быть гораздо больше, если бы этим нелюдям ежедневно требовалась свежая кровь. Должно быть, они способны питаться как-то иначе, не убивая людей, — в противном случае полгорода было бы завалено трупами. Но как?
Поздно вечером, когда я наконец перестала шарахаться от каждой тени, я выливаю из флакона ароматную жидкость «Крем де ла Мер» стоимостью пятьсот долларов (после того как побрызгала на себя несколько раз — я очень люблю дорогую косметику) и «прокручиваю» парочку ситуаций, как подложу флакон обратно. Вероятнее всего, лоток для посылок и почты будет все еще за пределами кабинета Лиллиан, когда я пойду сменить Шарлотту во время перерыва на ленч. И я смогу незаметно вернуть разбавленный лосьон. А для того чтобы Лиллиан обратила внимание на содержимое лотка, нужно застелить его кроваво-красным бархатом.
За углом на Семьдесят первой улице есть римско-католическая церковь.
Надеюсь, что чаша со святой водой там не только для того, чтобы фигурировать в кинофильмах.