Круги судьбы

Глава 4

Кэти сидела рядом. Им удалось купить отличные места в тени, рядом с президентской ложей.

Обычно Кэти целиком была захвачена зрелищем процессии, о которой возвещали трубы, но на этот раз даже блистательные матадоры не привлекли ее внимания. Конечно, она все знала наизусть. Сначала появлялись служители арены — верхом, разодетые в роскошный бархат. За ними шагали в красивых плащах матадоры — убийцы быков, за ними выходили бандерильеро, а потом — пикадоры, тоже верхом.

Толпа встала, крича и хлопая в диком возбуждении, когда бросили ключ от загона, где помещались быки.

Теперь она позабыла о мужчине рядом с нею — в середину вышел самый лучший матадор со своими помощниками.

Наступил момент ожидания, когда все, словно в страхе, затаили дыхание, потом вбежал бык; замелькали его ноги и хвост, он притормозил, подняв пыль, и гневно засопел. Бык был величественный. Пугающий. Удивительный. Прекрасный.

Помощники сделали первый проход, размахивая плащами, чтобы привлечь внимание быка и заставить его напасть, а матадор следил за движениями животного, в соответствии с ним выстраивая свои действия. Всякая случайность в этом процессе должна была быть устранена.

Матадор шагнул вперед, и толпа дико закричала. Он начал с движения правой рукой, за которым быстро последовали другие — вероника, марипоза. Он хорошо проделал подготовительные движения, каждый шаг его был безупречен. Человек и зверь были равны по ловкости и храбрости.

Кэти выдохнула:

— Оох!

Смертельно опасные рога задели бедро матадора, но его лицо выразило презрение, потому что бык промахнулся, а толпа разразилась приветственными криками. Матадор, актер, победитель — все в одном лице!

Взвыли трубы, крики толпы перешли в визг, когда матадор уходил с ринга, а вместо него выехали пикадоры с длинными пиками.

— Мне эта часть корриды никогда не нравилась, — сказала Кэти, беря Эдварда за руку. — Однажды я видела, как упала лошадь, а помощникам не удалось отвлечь быка, и лошадь была вся страшно изранена. Пикадор побежал к барьеру, но ему очень мешали тяжелые наколенники, и он не успел. Это было ужасно.

Толпа опять громко закричала, и Кэти обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как пика пикадора воткнулась в плечо быка, как раз в толстую мышцу у основания шеи. Разъяренный бык бросился на лошадь, но его рога не смогли пробить ее защитные доспехи. Второй пикадор тоже вступил в дело, чтобы ослабить могучие шейные мышцы животного. Можно было сказать, что сейчас испытывалась отвага быка и теперь должна была начаться вторая половина боя.

Вышел первый бандерильеро, чтобы воткнуть в плечи быка бандерильи, украшенные цветной бумагой; он делал аккуратные шажки в стороны, уклоняясь от рогов. Бандерильеро стремился ослабить шейные мускулы быка еще больше, заставляя его наклонять голову ниже и ниже, в то же время раздразнивая его и готовя цель для шпаги матадора.

Наконец все было готово к последней части боя. Матадор посвятил быка президенту ринга. Его возлюбленная, если таковая вообще имелась, на сей раз не присутствовала, иначе он бы посвятил быка ей. Матадор поменял плащ на меньший, и этот был стянут тонким шнуром, называемым мулетой.

Все замерли в нетерпении. Кэти казалось, что в ее груди — раскаленная печь и дыхание обжигает ей горло.

— Вот увидите, он сделает семь пассов! — в возбуждении прошептала она Эдварду.

Семь раз бык кидался вперед и семь раз утыкался в красный плащ. Он был столь же разъярен, сколь восторжена была толпа. Разъярен, озадачен, ослаблен и встревожен. Настало время смертельного удара.

— Убить быка! — ревела толпа в крайнем возбуждении. — Muerte![4]

Это был самый напряженный момент. Чтобы убить быка, матадор должен был, подавшись вперед, встать между рогов. Он оказывался совершенно беззащитным, потому что не был уверен, что бык вдруг не поднимет или не повернет голову. В этот момент одна отвага служила ему защитой.

Шпага погрузилась в могучее тело, найдя верную точку между лопатками быка. Это был отличный чистый удар. Бык вздрогнул и начал падать. Поклон матадора толпе был несколько поспешен, потому что уже умирающий бык еще не опустился на колени. Послышались крики и ахи, когда бык, последний раз мотнув рогами, до крови оцарапал ладонь матадора.

Матадор гордо вытер ее. Нельзя работать так близко от рогов и не получать ран.

— Ничего, — обратился он толпе. — Простая царапина!

Для простой раны кровотечение было слишком сильным, хотя некоторые поверхностные повреждения кровоточат иногда очень сильно. Конечно, если бы была задета кость, матадор не выглядел бы столь бодрым. Но вот кровотечение уняли благодаря наложенной повязке, и рука тут же вскинулась в небо в жесте несколько преувеличенного торжества.

Кэти повела глазами и встретила взгляд Эдварда, несколько расслабленный от облегчения и радости.

— Президент ринга теперь наградит матадора ухом быка! — уверенно сказала Кэти. — А может быть, он решит, что бой был исключительный, и отдаст ему оба уха. Эй! Ты в порядке?

— Да, — ответил Эдвард. Но когда он поднялся и пошел, то слегка покачивался, как пьяный, и лицо его позеленело.

— Где Эдвард? — Это было первое, о чем спросила Анита.

— Отдыхает. — Кэти подавила смешок. — Не переживай. Мы встретили Клода Перримана, это мой босс, помнишь, я тебе говорила? — Как будто Анита могла забыть! — Он отвез Эдварда к себе, чтобы тот немного полежал. К параду он отдохнет и придет в себя.

— Эдвард никогда не болеет, — встревожилась Анита. — Что с ним стряслось?

— Это его первая коррида. Со многими такое случается. Ну, давай одеваться. Очень хочу показать тебе свой костюм.

Он оказался бледно-зеленого цвета, с высокой талией и низким вырезом. В ложбинке между грудей покоилась жемчужина на цепочке. Свои рыжие волосы Кэти зачесала высоко, как и подобало императрице Жозефине. От этого ее шея, казалось, стала длиннее, руки и талия тоньше, а жемчужина, словно магнит, притягивала взгляды к ее великолепной груди.

— Ну как? — спросила Кэти, оглядывая себя.

— Восхитительно! Застегни мне «молнию», — попросила Анита, — и помоги надеть украшения.

Кэти уверила Аниту, что та выглядит очень изысканно; это подтверждало и большое зеркало — элегантное платье длиной до лодыжки, которое дала ей Кэти, очень шло к юному гибкому телу Аниты. Ее глаза, искусно подкрашенные, терялись в таинственной загадочной темноте, а браслеты на ногах сияли и позвякивали при малейшем движении.

Кэти, понаблюдав за неловкими попытками Аниты справиться с тушью для ресниц, сама взялась за ее макияж. Теперь же, разглядывая свое отражение, Анита не могла не оценить искусство новой подруги. Для достижения нужного эффекта Кэти использовала светлые и темные тона, сузив ее по-детски пухлые щеки, выделив и подчеркнув подбородок. Кэти приподняла Аните уголки глаз и придала губам чувственную полноту. Анита была шокирована и возбуждена своим новым, таким соблазнительным видом. Но тут почувствовала, что, даже рискуя обидеть Кэти, вряд ли выйдет в таком виде на улицу. Однако Анита покорно отдалась в руки подруги, которая нанесла последние мазки и уже надевала ей на голову мантилью. Теперь, под нею, черты лица Аниты казались несколько смазанными, зато сияли глаза, чарующие глаза искусительницы.

Анита чувствовала, что ее не захватила лихорадка праздника, которой охотно поддалась Кэти и другие люди, попавшиеся им на улице. Анита же оставалась серьезной и немного грустной, когда все вокруг веселились. Коррида была словно аперитивом перед вечерними празднованиями — коктейлем, от которого поднималось настроение. Это был настоящий бой, и поэтому настроение у всех было приподнятым.

Как и говорила Кэти, все люди на улицах были в карнавальных костюмах. Толпа прибывала. Анита и Кэти, идя по улице, видели, как со всех сторон открывались двери, выпуская демонов, драконов, клоунов с огромными головами из папье-маше, древних греков и римлян, мужчин в набедренных повязках, женщин в юбках с фижмами, уток, гномов, а также — дети веселились не меньше, чем взрослые, — крохотных лошадок и сарацинов. Маленький арабский принц шагал рядом с малышкой русалкой — из-под чешуи виднелись маленькие ножки, а хвост девочка перекинула через руку.

Почти все были в масках. Кэти надела прелестную маску из бархата. Некоторые женщины были в плащах-домино с большими капюшонами. Иные мужчины воспользовались возможностью надеть маску, которая скрывала не только лицо, но и всю голову. Встречалось множество комических масок с искаженными чертами. Были и трагические — злобные, усмехающиеся, скалящиеся.

Анита решила держаться поближе к Кэти, но, оглядевшись, поняла, что решение приняла слишком поздно: их уже разделила толпа. Девушка и представить не могла, откуда взялись все эти люди, превратившие доселе мирный остров в настоящий бедлам.

Процессия начала свое шествие, и люди подались вперед, чтобы лучше видеть. И тут Анита обнаружила, что толпа несет ее. Руки, ноги, голоса со всех сторон плотно окружали ее, и Анита ощутила собственное сердцебиение, которое не могла заглушить даже громкая, раздражающая ее музыка, и нараставшее отчаяние — Анита пробивалась вперед, пыталась бежать вместе со всеми, оступалась, ее толкали локтями, и наконец, испугавшись, она потеряла равновесие. И тут чья-то рука крепко подхватила ее за талию.

— Всегда мечтал взять в плен рабыню, — произнес Фелипе.

Она перестала дрожать, а терзавшая ее музыка вдруг показалась сладостной. Медовый свет раннего вечера, трогая, словно пальцами царя Мидаса, белые стены домов, придавал им мягкий золотисто-розовый тон.

— Так-то оно лучше, — сказал он. — Чего вы испугались?

— Сама не знаю. Словно какой-то водоворот накрыл меня. Мне не было весело, наверное, это и вывело меня из себя.

— Вы были похожи на испуганную газель. От чего вы убегали?

— Не знаю. Меня словно кто-то толкнул.

Наверное, она двинулась снова, потому что его руки вокруг ее талии сомкнулись, чтобы удержать ее. В этом прикосновении было что-то успокаивающее, и Анита на мгновение замерла. И тут же легкость на сердце сменилась странным предчувствием: когда-нибудь она убежит от него в момент слепой паники. Это странное пугающее предчувствие взволновало ее до крайней степени. Анита встряхнула головой, отчаянно пытаясь избавиться от наваждения. Оно явилось неизвестно откуда — его не надо было ни искать, ни приглашать. Анита прикрыла глаза и попыталась успокоиться.

Справившись с неловкостью, она спросила:

— Как вы меня узнали?

Он взял в пригоршню ее длинные светлые волосы, которые она не стала закалывать.

— Вам ни к чему спрашивать о таком, — усмехнулся он.

— А где ваша маска? — спросила она, оглядывая его костюм матадора.

— Никогда не надеваю их.

— А вот это — слишком правдоподобная деталь. — Она тронула его забинтованную левую руку. Он поморщился. — Да вы и впрямь поранились, — сказала она. — У вас кровь на рукаве. Но где…

Фелипе отвел с лица мантилью и оборвал вопрос, готовый слететь с ее губ, поцелуем. Это не был нежный поцелуй, не был он и средством отвлечь ее. Фелипе просто хотел поцеловать ее. Ему необходимо было поцеловать ее. И он ее поцеловал. Анита счастливо вздохнула.

Ей не пришлось говорить ему что-то, чтобы объяснить происходившее в ее душе. Он все понял без слов. Он понял даже лучше, чем она сама. Как-нибудь потом они поговорят об этом, но не сейчас. Наверное, слово могло бы пошатнуть тонкое равновесие в его пользу. Фелипе думал, что правильно ее понимает: он уловил ее стремление к полету, жившее в ней. И не мог это выразить словами.

Он развернул Аниту лицом к свету и заглянул в ее сиявшее счастьем лицо. Под взрослым женским макияжем он уловил детское выражение и искорки грусти в ее взгляде. Пальцами раненой руки легонько погладил ее лицо. Скулы стали менее напряженными от его прикосновения, когда он провел сверху вниз по щеке к подбородку, а потом неловко положил ей руку на затылок. Здоровая рука, крепкая, как стальной обруч, обвивала ее талию, и восторг пронзил все ее тело еще до того, как Фелипе коснулся ее губами, наполняя все ее существо лихорадкой фиесты.

— Где ты пропадала вчера? — допытывался Эдвард следующим утром.

— А ты? — ответила она вопросом на вопрос.

— Я не очень хорошо себя чувствовал, если хочешь знать. Наверное, от жары. Вчера ведь было очень жарко. Арена раскалилась словно печка.

— Но Кэти говорила, что вы сидели в тени.

— Значит, я что-то съел. Да, вот в чем дело. Это точно — испанская еда!

— Объелся быком? — грубо пошутила Анита.

Он выглядел обиженным.

— Оставь. Я не в настроении шутить. Пришлось пропустить большую часть праздника, но я не зря провел время: вчера я кое-что разузнал. Вечером ты снова была с тем испанцем.

— Честно говоря, да. Это ты и разузнал? Его зовут Фелипе.

— Я хорошо знаю, как его зовут. Лучше, чем ты.

— Что это значит?

— Тебе не понравится то, что я скажу.

— Давай говори, посмотрим.

— Ты знаешь, что мы с Кэти встретили Клода Перримана?

— Знаю.

— Так вот. Я не очень хорошо себя чувствовал, и он отвез меня в отель. Он сам не хотел идти на праздник по причине траура. Да и я, признаться, тоже, так что остался, чтобы составить ему компанию, и мы долго говорили. Он все рассказал мне про этого испанца. Его зовут Фелипе Санчес. Он сын Пилар.

— Почему же мне это не должно понравиться? Это только говорит в его пользу. У него явно есть деньги, и он достаточно хорошо заботится о матери, если содержит ее. Не все сыновья такие заботливые.

— Я еще не закончил. Есть еще кое-что. Он богат. И если бы захотел, то мог бы купить десять таких вилл, как Каса-Эсмеральда. Дело в том, как он их зарабатывает.

— Ты предполагаешь, что он занимается чем-то предосудительным?

— Я ничего не предполагаю. Я сообщаю тебе одни факты.

— Ну, так и сообщай. Перестань делать из этого драму и скажи наконец, чем он занимается.

— Он сражается с быками. И убивает их. Он матадор.