Куда падает дождь

Глава пятая

На следующий вечер Лейси сидела за длинным столом доктора Инносенс Лескуер.

– Простите, но я не понимаю, зачем надо связывать Джонни.

– Я же вам говорила. Потому что…

Но не успела Инносенс закончить фразу, как яростно зазвонил телефон. Врач подняла трубку, прикрывая ее рукой.

– Простите. Не уловила. – Инносенс нахмурилась, минуту выслушивала, что ей говорят, затем, понизив голос, стала отдавать лаконичные резкие приказы – судя по всему, сиделке из реанимационной палаты.

Было уже около одиннадцати, и Лейси знала, что доктор Лескуер провела в больнице всю ночь у постели своего самого тяжелого пациента. При том, что она была явно переутомлена, выглядела она, как всегда, подтянутой и спокойной, разговаривала размеренно, не повышая голоса. Она была со вкусом одета и изящно подкрашена. Ее рыжие волосы были собраны в пучок и скреплены на макушке. С воротничка белого как снег, накрахмаленного халата свисал стетоскоп.

Большинство людей видели Инносенс такой, какой она и хотела, чтоб ее видели, – не знающей усталости, беззаветно преданной своему делу женщиной-врачом. Но острый глаз Лейси рассмотрел за стеклами очков темные тени вокруг ее карих глаз. Перед ней сидела женщина, которая редко улыбалась, женщина, которая почти автоматически выполняет свои обязанности и душа которой словно оцепенела от какой-то страшной трагедии, навсегда потрясшей ее и обездолившей. На этот счет у Лейси был наметанный взгляд.

Инносенс положила трубку. Плечи ее на секунду безвольно опустились. Затем она взяла себя в руки и выпрямилась. Она подняла глаза на Лейси, и чувствовалось, что ей надо собраться с силами, чтобы вернуться к прерванному разговору.

– Простите. Привезли нового тяжелораненого и готовят на операцию. Вы говорили…

– Зачем Джонни связывают, как зверя?

Инносенс подняла очки на ободок, скрепляющий волосы, и потерла виски. Круги у нее под глазами были темнее ее карих глаз. Она облокотилась о стол. Голос ее сейчас звучал не так официально, как раньше.

– Так он не сможет причинить себе боль, миссис Дуглас.

– Мне не по душе эта толстая сиделка, Ольга.

– Мисс Мартинес порой бывает грубовата, что правда, то правда, но она работает здесь уже двадцать лет. С пациентами с головными травмами иногда приходится быть построже.

– Она подлая.

– Не могли бы вы уточнить, миссис Дуглас?

– Нет, не могу. Просто я знаю, что такое подлость. Я выросла в подлом мире.

– Я тоже. И Ольга. – Голос ее вдруг стал теплее, усталый взгляд более понимающим и заинтересованным. Доктор Лескуер попыталась изобразить на своем лице некое подобие улыбки, беря с полки пухлую историю болезни Миднайта. – Я помню, как вы просиживали с ним дни и ночи, когда он был в коме. Вы так о нем заботились.

Лейси сцепила руки и опустила глаза на колени.

– Вы преувеличиваете.

– Мне мистер Миднайт тоже не безразличен, миссис Дуглас. Мне бы очень хотелось, чтоб вы и впредь оставались с ним – хотя бы еще несколько дней. Он только на вас реагирует.

– Вы хотите сказать, что я довожу его до белого каления.

– Что правда, то правда – вы пробуждаете в нем агрессивные эмоции, но в таких случаях это дело обычное. Сегодня во время обхода он только о вас и говорил, и о вашем вчерашнем визите.

– То есть он рвал и метал? Не сомневаюсь, он проявлял враждебность по отношению ко мне.

– Дело не в этом. Главное – он вообще впервые заговорил со мной. Вы бы посмотрели на него. Речь у него восстановилась гораздо лучше, чем я предполагала. В нем так и кипела страсть, он даже был красноречив…

– Могу себе представить.

– Он настойчиво спрашивал, почему вашей фотографии нет на доске. Пришлось сказать, что ее не нашлось среди его бумаг. И в альбомах. Он так живо реагировал на мои вопросы, вообще на все. Впервые я твердо поняла, что он полностью выздоровеет. Сейчас его интересует, кто он такой, кто вы, почему вы вызываете у него такие бурные чувства. Но на все эти вопросы можете ответить ему только вы, и никто другой.

В душе Лейси шевельнулся ледяной ужас, когда она вспомнила тот страшный пожар: как не могли они понять и утешить друг друга после него. А потом она вспомнила и тот ужасный день, который она провела с ним, долгие годы горького одиночества… и Джо.

– Первая встреча оказалась неудачной, – заметила Лейси, – мне… мне не хотелось бы еще раз через это пройти.

– Я вас об этом не прошу. – Раздались гудки вызова, но она нажала на кнопку и отключила их.

– Если вам надо идти… – поспешно бросила Лейси.

– Нет… – Инносенс пристально посмотрела в глаза Лейси. – Вы больше всех можете помочь ему.

Лейси смотрела куда-то мимо врача.

– На самом деле у меня есть и свои планы. Я и так здесь задержалась чересчур надолго.

– Простите меня за то, что я давлю на вас, но мистер Миднайт – это первый небезразличный мне пациент после… после очень близкого мне человека… – Инносенс остановилась. – Мне бы страшно не хотелось терять Джонни Миднайта. Видите ли, до вашего прихода глаза его по большей части были мертвы и пусты, словно в покинутом доме.

– Понятно, теперь они ожили и горят ненавистью – ненавистью ко мне.

– Но не мертвы. Поверьте, миссис Дуглас, нет ничего важнее, чем почувствовать снова жизнь… после того… что с ним произошло. Вы вернули ему жизнь.

Лейси, не слушая, подошла к окну и тупо уставилась в него. Внизу по улице полз трамвай.

Реальный мир был где-то далеко-далеко. Там внизу простирался Сан-Франциско, копошащийся в ночи, как живое опасное существо. Где-то там, в пульсирующей тьме, ждал своего часа готовый к убийству Коул, забившийся в свою берлогу. Готовый к убийству ее, Лейси, и Джо, и, как знать, может, и Джонни.

Лейси вспомнила жутковатую машину с темными стеклами, преследующую ее и Джо, когда они ехали на лимузине в аэропорт. Она попросила шофера отделаться от нее, что он и сделал. А потом ей позвонили, ровно через час после того, как Джонни привезли в клинику. Испугавшись, что он умирает, она бросилась к нему.

Она не думала, что придется остаться надолго, но Джонни был в таком состоянии, что у нее не хватило духу уйти. Тянулись недели, и она решила переехать куда-нибудь из отеля. Колин предложила открыть особняк Дугласов, чтобы они с Джо могли перебраться туда. Но Лейси предпочла опустевшие комнаты для прислуги у Дж. К. на первом этаже его дома на Телеграфном Холме, потому что они были не такие огромные и она чувствовала себя в большей безопасности, так как сам Дж. К. жил там же. К тому же он нанял для нее телохранителя Бурна, чтобы тот охранял их с Джо во время его отсутствия. Лейси даже устроила Джо в ту же школу, в которую ходила Хитер, дочь Дж. К. Она познакомилась с подружкой Дж. К. Хани и ее пасынком Марио. Она уже успела привыкнуть к Телеграфному Холму, словно жила здесь испокон веку, Джо тоже, а уж он не так легко привыкал к новым людям и новым местам.

Только ничего хорошего в этом не было: что толку чувствовать свою принадлежность к чему-то, когда ничего такого на самом деле нет и ни к чему ты не принадлежишь. Когда реальный мир где-то далеко-далеко. Затаился и ждет. Что бы она ни придумывала, проблемы оставались проблемами и никуда не девались. Хотя она не чувствовала, что кто-то упорно идет по ее следам, как это было после смерти Сэма.

Но Колин и Дж. К. все время говорили ей, что, пока Коул на свободе, он ее не оставит в покое. Полиция, однако, на все эти доводы не реагировала и охранять ее отказывалась.

Оставаться было нельзя.

Лейси провела пальцами по холодному стеклу.

Ну, раз Джонни пошел на поправку, пора убираться из города.

Инносенс поднялась из-за стола и подошла к ней.

– Какой огромный город там, за окном, – целый мир. – В ее мягком голосе чувствовалась боль, в карих глазах сквозила печаль. – Но от него не спрячешься, Лейси, и не сбежишь.

– Я… я хочу хотя бы попробовать. – У Лейси встал комок в горле.

– За ошибки дорого приходится платить.

– Вот я и стараюсь поменьше их делать. – Лейси взяла свою сумочку и двинулась к двери. – Позаботьтесь о Джонни, пожалуйста. В конце концов, это ваше дело, а не мое.

Снова раздался гудок вызова. Инносенс опять отключила его.

– Мистеру Миднайту очень повезло. Несмотря на тяжелые травмы, мозг у него не поврежден. Мне не раз доводилось видеть людей, которым приходилось ползать на четвереньках, прежде чем они научились ходить; они вынуждены были начинать с азов: завязывать шнурки на ботинках, делать узел на галстуке, нормально принимать пищу и одеваться. С ним все будет в порядке. И очень скоро – но было бы гораздо быстрее, если б вы остались.

– Послушайте. Я очень рада. Правда очень рада. Но…

– Вот что я еще хотела бы вам сказать. Я этого не говорила никому и не внесла это в историю болезни.

– Нет ничего такого, что могло бы убедить меня…

– В таком случае это не причинит вам боли. – Инносенс помолчала. – Еще до того, как к мистеру Миднайту вернулось сознание, он называл ваше имя – все время вас звал. Он все пытался что-то сказать, как будто Сэм сообщил ему, что вы в опасности.

– Сэм? – При упоминании имени своего покойного мужа Лейси стала белее полотна. – Вы… вы уверены, что он сказал «Сэм»?

– Абсолютно уверена.

– Но этого не может быть, – в паническом ужасе запротестовала Лейси. – Вы, должно быть, ошиблись. Сэм мертв!

– Это только придает еще большую важность тому, что я скажу, миссис Дуглас.

– Но он умер. Разве вы не слышите? – У Лейси закружилась голова, и она почувствовала страшную слабость. В мозгу у нее завертелись обрывки каких-то образов из ночных кошмаров. Перед глазами возникла сцена в спальне: из-под двери сочится кровь Сэма; тупорылый револьвер 38-го калибра разбивает вдребезги окно в комнате Сэма. – Сэма убили, – произнесла она хриплым, полным ужаса голосом. – Его убийца идет за мной по пятам.

– Он сказал – Сэм. Мистер Миднайт повторил это несколько раз. По его словам, Сэм сказал ему, что вы бежите, спасая свою жизнь. Джонни говорил, что единственная причина, по которой он вернулся по огненному тоннелю, – это чтобы спасти вас.

Лейси тяжело прислонилась к двери.

– Тоннель? – еле слышно проговорила она.

– Я понимаю, что в устах врача это звучит странно, но об этом мне говорили многие пациенты. Вообще существуют тысячи записей о сходном и необъяснимом опыте людей, претерпевших смерть.

– Что вы хотите сказать?

– На самом деле все довольно просто. У вашего Джонни, насколько я понимаю, было состояние, близкое к смерти. Сейчас он об этом забыл – когда он мне рассказывал, он был в бессознательном состоянии, – но единственной причиной его отчаянной борьбы за жизнь эти два месяца являетесь вы.

Лейси заговорила так, будто слова вытягивали из нее клещами:

– Не может быть, чтобы вы, дипломированный нейрохирург, всерьез принимали всю эту белиберду.

– Я принимаю всерьез все, что способствует выздоровлению моих больных. Я не утверждаю, что он действительно умер…

Мозг Лейси словно сковало льдом; у нее было такое ощущение, будто она находится во мраке преисподней и тонкая завеса отделяет ее от действительности.

– В глубине души мистер Миднайт считает, что вернулся из врат смерти ради вас, миссис Дуглас. Если вы его оставите, он может сдаться. Я глубоко убеждена, что вы, и только вы, можете по-настоящему ускорить его выздоровление. И именно сейчас, когда он неуверен в себе.

– Он никогда в жизни не был неуверен в себе. Потому-то у нас все рухнуло.

– Может, он всю жизнь был гораздо уязвимее, чем вы думали.

– Я пришла сюда, чтобы попрощаться с ним.

– Не только для этого вы пришли сюда. Иначе зачем бы вы оставались здесь так долго?

– Нет… – У Лейси перехватило дыхание. Она дернула ручку, решив убежать.

– Если вы останетесь, я буду работать в полном сотрудничестве с вами. Вы обязательно поможете…

– Я должна уйти. Я должна. – Голос Лейси дрогнул, когда дверь наконец открылась. – Видите, я ухожу. Все. И больше не вернусь.

– Я велю развязать его. – Инносенс сделала еще шаг. – Я переведу Ольгу.

Не желая больше слушать, Лейси зажала уши ладонями и бросилась по коридору; от стены к стене метался дробный стук ее каблуков, и ему вторило бешеное биение сердца. Добежав до лифта, она нажала на черные кнопки.

Оба лифта застряли где-то наверху.

Лейси снова нажала обе кнопки на панели, но лифты не двинулись.

Не в силах ждать, она бросилась вниз по лестнице.

Она бежала от Джонни, спасая свою жизнь. Но, вернее, она бежала от самой себя.

Так добежала она до главного выхода.

На работу заступала ночная смена.

По гранитным ступеням вышагивала Ольга Мартинес.