Куколка в подарок

Глава 16. Аня

– Теперь ты от меня никуда не денешься.

Фраза мужчины должна испугать, но вместо это вызывает трепет в душе. Настолько искренне она сказана, просто. Словно решенный факт, с которым мне нужно смириться.

Только я не собираюсь.

Конечно, не буду.

И возмущусь, поспорю.

Просто чуть позже, не в момент, когда все вены в теле натянуты струной. Со мной творится что-то невообразимое, непонятное. Но тело полностью поддаётся этому мужчине.

Дрожит от его касаний, покрывается россыпью мурашек. Я чувствую член мужчины, как он скользит по лону. И от этого всё кажется острее, его дыхание на лице обжигает.

Щетина колет подбородок, а жгучие поцелуи на губах заставляют отвлечься. Мужчина кусает губы, тянет, толкается по ним языком. А затем отстраняется.

Снова и снова.

Пока бёдра не сведёт судорогой, возбуждение не потечет вместо крови. Оно обволакивает всё тело, запускает туман в голову. Всё остальное такое неважное, пустое.

Есть только я и мужчина.

Никакого расстояния между нами.

В темноте ничего не рассмотреть, но я использую руки. Скольжу по литым мышцам, сжимаю предплечья. Пальцы оглаживают твердый пресс, пересчитывают каждый кубик.

Я занимаюсь такой ерундой, пока мужчина вот-вот войдёт в меня. Предвкушением и страхом сковывает тело, но я ничего не говорю. Только стон вырывается, когда головка члена проходится по лону, задевает такой чувствительный клитор.

Мне кажется, что я сейчас умру от любого касания. Просто превращусь в пепел, настолько всё горит. Между ног огонь, лижет бедра и лоно, разгорается с новой силой.

Тот оргазм не был избавлением и спасением. Он лишь отстрочил неизбежное, оказался розжигом для настоящего костра. Когда даже пальцы подрагивают из-за возбуждения.

– Хватит, - прошу, хотя на самом деле хочу совершенно другого. Не могу понять себя, своей реакции. Но сейчас нет на это сил. – Я не…

– Всё хорошо, куколка. Я сделаю всё медленно.

Щетина.

Куколка.

Давид.

– Давид, не… Я не смогу сейчас, - каждое слово наждачкой проходится по горлу, прерывистое дыхание заглушает всё. – Я не хочу так.

– А как ты хочешь, Анют? Попробуй, какой он твердый из-за тебя. Нет сил терпеть.

Мужчина ловит мою ладонь, опускает между наших тел. Зажимает, пока я не коснусь его члена. Твердого, такого горячего. Бархатная кожа скользит по моей руке, заставляя дрожать сильнее.

Я не представляю, что творю. Но поддаюсь безумию, обхватываю член ладонью, едва сжимаю. А Давид шипит мне в губы, грязно ругается. Сам толкается бедрами, а меня прошибает.

Возбуждение словно по капли проникает в кровь, дурманя с каждой секундой все сильнее. Поцелуи мужчины – яд, который только сильнее путает мысли.

Они превращаются в комок, ничего не разобрать. И я могу только отшвырнуть его, полностью поддаваясь этому желанию. Сильнее сжать член у основания, провести по всей длине.

Внутри что-то отзывается на стон мужчины, заполняет удовольствием. Что я так влияю на него, легко возбуждаю и управляю. Это порочно и неправильно, это ложится покалыванием на кожу.

Давид покрывает поцелуями моё лицо, прикусывает кожу на ключицах. Он не идёт дальше, но и не останавливается ни на секунду. Не может допустить, чтобы огонь желания утих хоть на толику.

– Так течешь, куколка, прелесть.

– Давид.

Стону его имя, когда во мне снова оказывается палец мужчины. Давит на стеночки, будто кнопкой запуская дрожь по телу. Я сжимаюсь вокруг него, протестующе хнычу, когда Давид добавляет второй палец.

– Такая тугая, охрененно. Давай, Анют, постони для меня ещё раз.

И я выполняю эту просьбу, не могу сдержаться. Звуки сами рвутся наружу, раздирают грудную клетку. Это всё превращается в морок, когда руководствуюсь только желанием.

Обвожу пальчиками головку, налитою кровью. Раскатываю каплю смазки по ней, чуть сжимаю. Хочу слышать Давида, мне так это нужно. Его дыхание и рычание, ругань.

Видеть, что не одна я схожу с ума, умираю от собственной распущенности.

– Развратная куколка, - выдыхает довольно, забрасывая мою ногу на своё бедро. – Отталкиваешь, а сама течешь. Все мозги мне сегодня выебала, - рычит, сильнее растирая влагу по клитору. На грани боли и удовольствия, когда тело немеет, сжимается. Вот-вот… – А я выебу тебя. Честный обмен, Анют?

– Давид…

Не успеваю закончить мысль, попросить надавить сильнее. Дверь в комнату распахивается, запуская свет. В первую секунду я расслабленно выдыхаю, потому что со мной действительно Давид. Я не ошиблась.

А вторая секунда вселяет стыд и страх.

Потому что на пороге Алан.

Давид едва отстраняется, и я пользуюсь заминкой. Возбуждение спадает, как осенняя листва. Будто и не было его. Будто это другая девушка плавилась от касаний мужчины и стонала его имя.

Я натягиваю одеяло до подбородка, не зная, куда девать глаза. Чувствую, словно муж застукал на измене. И пусть Алан мне никто, не имеет права смотреть осуждающе… Но он смотрит.

А я сгораю со стыда.

– Вон, Литвин.

Давид бросает зло, усаживаясь на кровати. Не могу сдержаться, делюсь с ним краем одеяла. Потому что света с коридора хватает, чтобы рассмотреть наготу мужчины. Его стояк.

Длинный толстый член, который выпирает из-под покрывала. И это могло оказаться во мне? Нет, никогда. Он просто не поместиться, не…

– Какого хрена, Воронцов? – Алан отвечает таким же тоном. Злым и недовольным. Мужчина даже не смотрит на меня, только на Давида. – Кажется, что мы договорились. Решаем всё утром. Не по понятиям ведь, забирать чужое.

– Я не чужое и не своё, - пищу, чувствуя покалывания ярости под кожей. – Я никому не принадлежу. И…

– И можешь трахаться с кем попало?

– Если бы это были вы, Алан, вы бы не злились, да? Я… А знаете что? Подбросьте монетку и закончите уже это, - говорю на эмоциях, тут же жалею. Но договариваю до конца: – Если моя невинность такое больше дело, то не будет её, не будет и проблем. Так? Тогда вы отстанете?

Я несу такой бред, что самой стыдно. Почти что предлагаю переспать со мной, лишь бы уже не трогали. Прекратили свои споры и ночные визиты. От которых щеки горят, а внутри ещё полыхает из-за неудовлетворенности.

Поджимаю к себе колени, упираясь в них подбородком. Рассматриваю узоры на ковре, причудливые полоски света. Что угодно, лишь бы не смотреть на мужчин. Не понять, что они действительно раздумывают над моим предложением.

И пойдут за этой треклятой монеткой.

– Всё не так просто, Анют.

– Почему? То есть, я так предложила, я не…

– Мы знаем, Анна, - Алан вздыхает, приближаясь. Каждый его шаг как взвод курка, шум барабана, в ожидании выстрела и смерти. Без приговора, сразу к делу. – Но совет на будущее. Не предлагай ничего, что не сможешь выполнить.

– Я просто… Устала.

– А развлекаться с Давидом не устала?

– Завали, Литвин. У тебя никакого права читать морали куколе. Мы с ней сами разберемся. Да, Анют?

Это просто невыносимо. Быть между двух огней, когда мужчины перетягивают меня, как канат. А я ведь даже не нахожу причин, чтобы они так поступали.

Только моя невинность? Действительно всё дело в ней?

Но это же глупо! Они могли найти кого-то ещё, мало ли девственниц в столице гуляет? Уверена, некоторые из них бы согласились на неприличное предложение. Люди разные бывают.

Но почему именно я?

Я спрашиваю это пересохшими губами. Сердце трепещет в груди, отчаянно стучит, в попытке вырваться. Сжимаю одеяло до побелевших костяшек, жду ответа.

– Так получилось, - Алан, наконец-то, смотрит прямо на меня. Я жду в его взгляде брезгливости или осуждения, но вижу лишь чистую ярость. За то, что позволила другому прикоснуться к себе. – Ты сама виновата, что попала в такую ситуацию. Дала повод думать о теме не в самом приличном ключе. И теперь от этого наваждения не избавиться.

– Ну вы же люди, а не звери. Вы можете контролировать свои порывы и… Я не знаю, разобраться без меня?

– Уже разобрались. Пока кто-то не нарушил соглашение и не поперься к тебе.

– За лексиконом следи, Литвин. Не у себя дома.

– У нас был договор, Воронцов. Я остаюсь, а с утра всё решаем. Сам любезно выделил комнату, а после нарушил все условности.

– А может вы поговорите в другом месте? Разберетесь с договором и мелким шрифтом… Я спать хочу.

Выдаю несмело, не зная, что ещё сказать. Чувствую себя донельзя глупо. Я едва не переспала с Давидом, не поддалась. А между ног всё стягивает от моей смазки, остатков возбуждения.

Мне хочется в душ и утопиться там. Никогда больше не видеть мужчин, не вспоминать. Как я поддалась, как кислород взрывался внутри, оглушая и лишая способности мыслить.

Я ведь… Боже, фактически, я ещё встречаюсь с Димой. Я не получила доказательств, что именно он был замешан во всём. А ещё… Ещё голову кружит от того, как быстро развиваются события.

В груди давит, не получается сделать вдох.

– Анна? – Алан вдруг оказывается рядом, тянет меня к себе. Нет, я не выдержу. Ещё одного соблазнения, настойчивых касаний… Но мужчина только сжимает плечи, обнимая. – Ты вся дрожишь.

– Я не…

– Дыши медленно, Ань, - советует, нашептывая на ухо. – Ты же не страдаешь паническими атаками.

– Просто всё сложно. Всё… Слишком.

– Ложись, тебе нужно отдохнуть от всего.

– А вы?

Я хочу, чтобы мужчины скорее ушли, оставили меня в покое. А при этом боюсь, что кто-то вернётся потом. Будет так же настойчиво целовать, продолжать искушать.

А я… Как какая-то…

Поддамся.

Уже поддалась, позволила лишнего. Превратилась в вязь в руках Давида. И внутренний голос нашептывает, что это же случится и с Аланом, если придёт он. Слишком бурная реакция на них двоих.

Даже сейчас. Когда страх царапает изнутри, а при этом меня будоражит чужая близость. Обволакивает запахом парфюма и самих мужчин, давит лёгкими мускусными нотками.

– И мы останемся, - Алан решает за двоих, а Давид даже не пытается спорить. – Во избежание происшествий.

– Но…

– Кто-то вернётся, вопрос времени. А дежурить у твоей двери, куколка, не так удобно как в кровати.

– Мне надо в душ и…

– Лежи.

Алан просто давит на мои плечи, заставляя опуститься вниз. Оказаться в центре большой кровати, пока сам ложится рядом. Давид закрывает дверь в спальню и занимает другой край.

Господи, их совсем ничего смущает?

Сам факт, что мы втроем в постели? Что…

– Можешь смело кричать, Анют, если кто-то начнёт приставать.

Да я уже готова кричать!

Как минимум от непонимания…

Но мужчины держатся на расстоянии, никто не прижимается. И это… Да, даже хорошо, что они оба остались. Никто не позволит лишнего себе, чтобы не провоцировать соперника. Не позволит лишнего другому.

Всего за один день моя жизнь превратилась в разруху.

Во что она превратиться за одну ночь с двумя мужчинами?