Кузен Марк

Глава 5

Дамарис поднялась наверх по широкой лестнице, в ее душе по-прежнему царило смятение. На галерее ее встретила домоправительница, миссис Гарт, дожидавшаяся здесь ее приезда. Она совсем не изменилась, только, может быть, еще больше поседела и чуточку располнела, а в остальном осталась все той же добродушной, заботливой тетушкой, которую она знала с дества.

— О, мисс Дамарис, как я рада вас видеть! — воскликнула пожилая дама. — Вы остановитесь в своей старой комнате, Том уже отнес туда ваши вещи. Пойдемте, я вас провожу.

Она привела ее в маленькую спаленку, находящуюся в самом конце длинного коридора, при виде которой на Дамарис снова нахлынули воспоминания. Первый этаж дома в своем парадном убранстве казался ей незнакомым и чужим, но здесь все было так, как прежде. Вот на этой узкой кровати она спала каждую ночь своего детства и юности, а на полке над ней стояли зачитанные едва ли не до дыр книги, среди которых была и "Смерть Артура". На стенах были развешаны ее самые любимые картины: "Повелитель равнин" Лендсира, "Конная ярмарка" Розы Бонэр, и "Сэр Галаад" Ватта. А если посмотреть из окна, на котором теперь были опущены шторы, то откроется удивительный вид на море.

— Я подумала, что вы захотите остановиться здесь, — продолжала миссис Гарт, — хотя миссис де Коста хотела отвести вам комнату побольше. Довольно властная она мадам, хотя это и неудивительно, ведь все-таки родная сестра хозяина. Но вот те двое других — настоящие иностранцы, а эта мисс Розита та еще штучка…

— Ясно, — перебила ее Дамарис, останавливая тем самым поток сплетен. — Я очень рада снова вернуться в свою комнату, но, к сожалению, это всего лишь на одну ночь.

Миссис Гарт была явно расстроена этим сообщением.

— Как же так, мисс… Хозяин сказал, что вы останетесь на несколько дней.

— Я пообещала друзьям вернуться завтра. Они будут ждать, — твердо сказала Дамарис. До сего момента ни слова не было сказано о том, что ее визит может оказаться более длительным, чем предполагалось, и сама она не хотела задерживаться здесь надолго. Ей нужно было побыть одной, чтобы привести в порядок мысли и сориентироваться в сложившемся положении. Самой сильной эмоцией, охватившей ее в этот момент было яростное негодование. Кристиан или Марк (выходит, "М." на портсигаре все-таки означало "Марк") вел нечестную игру. Значит с того момента во время их первой встречи, когда она назвала ему свое имя, он уже был в курсе всей ситуации. Тайком приехал в Рейвенскрэг, чтобы увидеть свои будущие владению и взглянуть на ту, кого прочили ему в жены, и остался крайне недоволен увиденным. Заявил, что луга заросли сорняками, и, несомненно, ее он тоже посчитал замарашкой. Поэтому-то и сбагрил ее в тот дурацкий пансион, чтобы там ей придали презентабельный вид, и приехал инкогнито в Вальмонд, чтобы самолично убедиться, что вышло из этой затеи. Он специально провоцировал ее на разговоры о Марке, высмеивал ее за верность ему. Ему доставляло большое удовольствие обманывать ее, надо полагать, это тешило его гипертрофированное самолюбие. Наверное, он решил, что она просто корыстная, расчетливая дура, у которой нет ни души, не сердца, ни самолюбия, но только если этот нахал думает, что теперь она радостно бросится ему на шею, то он сильно заблуждается; у нее тоже есть гордость. Истинной целью сегодняшнего объявления о помолвке было окончательно засвидетельствовать ее безропотную покорность кузену Марку, и тогда все козыри были бы у него, но только теперь она уже знала наперед, что не собирается сдаваться без боя.

Она сбросила накидку, и миссис Гарт восторженно всплеснула руками, восхищенная красотой ее платья.

— Боже мой, мисс Дамарис! Да вы просто красавица! Настоящая молодая леди!

Дамарис горько усмехнулась.

— Шедевр сэра Марка, — обронила она вполголоса.

— Если бы ваш дедушка увидел вас сейчас, он был бы очень доволен.

— Пожалуйста, не надо! — прошептала Дамарис. У нее задрожали губы, и она поспешно обернулась к стоящему на комоде зеркалу, чтобы поправить макияж.

— Но теперь его место займет сэр Марк, — продолжала женщина. — С ним вам будет хорошо. Да… он замечательный человек.

— Я рада, что вы так считаете, — сухо заметила Дамарис. — Вообще-то, я думала, что он окажется гораздо старше.

— Да зачем же вам выходить замуж за старика? Конечно, сэр Марк тоже уже далеко не мальчик, но он все-таки еще довольно молод. Поместью нужен настоящий хозяин, у которого будет достаточно здоровья и сил, чтобы привести здесь все в порядок. А то за последние годы оно окончательно пришло в упадок…

Дамарис поежилась, начиная в полной мере осознавать всю серьезность своего положения. До сих пор кузен Марк был для нее лишь некоей абстрактной, призрачной фигурой, и она уже свыклась с мыслью о том, что ей придется выйти за него замуж. Но Кристиан Марк в этой роли, такой мужественный и волнующий — это уже совсем другое дело. Она вспомнила, как он не давал ей прохода в Вальмонде, но так не разу и не намекнул на то, что любит ее. Он спокойно взирал на то, как она возвращается в Женеву, думая, что уже никогда его не увидит. Ей пришлось пройти через страдания и душевные муки, стараясь совладать в тем вихрем эмоций, что он разбудил в ее душе, а ему все это время не было никакого дела не до нее самой, ни до ее чувств. Зная, что она все равно вернется к нему, он вовсе не считал необходимым беспокоиться по этому поводу. Она видела, как торжествующе смотрел он на нее там, внизу. Птичка попала в клетку, и теперь, после того как он так ловко одурачил ее и заставил отказаться от любви, ею можно распоряжаться так, как ему только будет угодно.

В дверь постучали, и когда из-за нее раздался такой знакомый голос, поинтересовавшийся: "Можно войти?" — сердце в груди Дамарис бешено забилось.

Миссис Гарт открыла дверь.

— Да, сэр? — спросила она.

Марк прошел мимо нее и встал за спиной девушки, застывшей перед зеркалом.

— Я принес тебе подарок ко дню рождения, — сказал он. — Думаю, он будет хорошо смотреться с этим платьем.

Она уже забыла, что это был ее праздник, ее день рождения. Она взглянула на его отражение в зеркале, и их глаза встретились — он смотрел насмешливо и как будто возвышался над ней.

— Как я уже сказал, подобрать камень к цвету твоих глаз будет трудновато, поэтому я решил не экспериментировать, но думаю, что эта вещица будет тебе к лицу.

Он вынул откуда-то какой-то блестящий предмет, который затем поднес ближе и осторожно надел ей на шею. Она вздрогнула, почувствовав прикосновение его пальцев. Бриллиантовое колье сверкало и переливалось, словно было соткано из огня.

— Какая прелесть, — чуть слышно прошептала она, — но, право же, зря все это. Такая дорогая вещь…

— Вообще-то, я не нищий. Даже если не принимать во внимание Рейвенскрэг, — ответил он, но это колье — фамильная драгоценность. — Он слегка наклонился вперед, чтобы положить деревянный футляр на трюмо, тихонько сказав ей при этом на ухо: — Да и кому еще дарить тебе драгоценности, как не мне?

Дамарис резко обернулась к нему, хватаясь обеими руками за угол стола.

— Ты пытаешься меня купить?

— А разве ты уже не куплена? — Он взглянул на миссис Гарт. — Вы можете идти. Оставьте нас.

Домоправительница замешкалась, не зная, как ей поступить, сообразуясь с правилами приличия. Марк рассмеялся.

— Ведь мисс Дамарис скоро станет моей женой, — напомнил он ей.

— Очень хорошо, сэр. — Она вышла из комнаты, но оставила дверь открытой. Марк оценивающе оглядел Дамарис с головы до ног, после чего его взгляд снова остановился на ее лице.

— Вижу, мадам Лебрен хорошо поработала с тобой, моя дорогая.

— Хорошо, что хотя бы ты доволен, — резко ответила она, зло сверкая глазами. — Потому что мне самой радоваться нечему.

Он удивленно вскинул брови.

— Вот как? Но разве ты не вернулась домой, о котором так долго мечтала? И разве ты не обрадовалась, когда узнала, что тебе не придется выходить замуж за дряхлого старика, которого ты ожидала увидеть на моем месте? Дамарис, мне всего лишь тридцать с небольшим, хотя, наверное, в представлении девочки-подростка, это тоже весьма почтенный возраст.

— Я не подросток. Мне сегодня исполнилось двадцать лет, если, конечно, ты еще не забыл об этом, и твой возраст значения не имеет. Что же меня действительно не устраивает, так это весь этот маскарад. Неужели было так необходимо обманывать меня?

— Подумаешь, слог один слегка изменил, и всего-то. Тоже мне, обман, легкомысленно сказал он. — Меня зовут Кристиан Марк Триэрн — кстати, это корнуэльское имя, а не валлийское. Неужели это такой большой грех?

— Да, — серьезно ответила она, — потому что ты специально ввел меня в заблуждение, а при первой нашей встрече вообще не назвал мне никакого имени — ни корнуэльского, ни валлийского. — Она ехидно усмехнулась. Полагаю, то, что ты обнаружил на берегу шокировало тебя до глубины души, особенно, когда ты узнал, кто я такая.

— Конечно, твой облик оказался довольно неожиданным, — ответил он, но куда больше меня потрясло твое заявление, что ты, оказывается, помолвлена со мной.

— Но ты же знал условия завещания. Ведь именно поэтому ты и приехал тогда, не так ли?

— Для того, чтобы увидеть собственными глазами, в какую петлю я союираюсь сунуть свою голову? Отчасти, но это завещание меня не слишком волновало; при желании мы вполне могли бы найти компромисс. Меня беспокоила твоя одержимость мыслью о том, что ты должна непременно выйти замуж за своего кузена. Хотя, прежде, чем мы расстались в тот раз, я уже решил для себя, что ты обладаешь неплохими задатками, которые стоит развить.

Она была вне себя от злости; подумать только, как хладнокровно он обошелся с ней! Он обращался с ней так, как будто она была перспективным жеребенком, который при должном воспитании и тренировке может вырасти и в один прекрасный день взять первый приз на бегах.

— А приехав в Вальмонд, — спокойно продолжал он, — я убедился в своей правоте, и если бы ты только не была так зациклена на стариковском образе, который создало твое воображение, что, кстати, меня ужасно раздражало, то вполне могла бы догадаться, кто я такой. Элена говорит, что все мы, Триэрны, очень похожи друг на друга.

— Я не была знакома ни с кем из ваших родственников, кроме дедушки, напомнила ему Дамарис, но теперь, глядя на Марка, она смутно понимала, что он действительно похож на тех мужчин со старинных портретов, украшающих стены парадной столовой — его и ее предков, среди которых было немало мореплавателей и авантюристов, людей изобретательных, вспыльчивых и отчаянных. И это открытие совсем ее не обрадовало.

— И все равно, это было подло, — твердо сказала она. — Я не полицейский, я не могла требовать тебя предъявить документы.

— Да ладно тебе, Дамарис, перестань, — рассмеялся он. — И чего такого особенного в том, что я решил немного попутешествовать, прежде, чем связать себя узами брака? — (а заодно и убедиться в том, насколько успешно идет процесс моего исправления, зло подумала она.) — К тому же ты могла и передумать, и в любом случае, ухаживания тайного поклонника — это же так романтично, почти как у Шекспира. Добрая половина его сюжетов строятся на путанице среди персонажей.

— Однако, за мной ты не ухаживал, — вспылила она. — Ты приударил за Селестой.

— А кто в этом виноват? Полагаю, мне следует высоко оценить твою преданность кузену Марку, это характеризует тебя с самой положительной стороны, но хотя я и не собираюсь впредь читать тебе нотации, однако, должен признаться, что общение с этой безмозглой французской штучкой не доставило мне никакого удовольствия. Она…

— Прекрати, — перебила его она. — Селеста моя подруга, моя лучшая подруга, и она приедет на мою свадьбу. А я поеду на свадьбу к ней.

— Какой пассаж! — воскликнул он. — Надеюсь, ее муж тоже приедет вместе с ней.

— Если, конечно, свадьба вообще когда-нибудь состоится, — резонно заметила Дамарис.

— Состоится, — решительно заявил он. — Этот прием устроен специально в ознаменование нашей помолвки, о которой я объявлю за ужином с шампанским и всеми прочими традиционными условностями — кстати, чуть не забыл, это тоже тебе. — С этими словами он достал из кармана какой-то крошечный предмет. — Надеюсь, оно будет тебе как раз, его почистили. Мистер Престон сказал, что оно принадлежало еще твоей матери, а до нее — твоей бабушке. Это обручальное кольцо Триэрнов.

Увидев, что она не спешит взять у него этот долгожданный подарок, Он сам схватил ее за левую руку и торопливо надел на средний палец золотое кольцо с сапфиром. Продолжая держать ее за руку, вопросительно посмотрел на нее.

— В чем дело, Дамарис? Ты же сама согласилась на этот контракт, не так ли?

Контракт! Она опустила глаза, разглядывая кольцо и украшавший его драгоценный камень — свет преломлялся о его грани, и казалось, что он горит изнутри ярким, синим пламенем. Так вот, значит, как он воспринимает их брак. Хотя, чему удивляться? Она и сама до сих пор относилась к нему именно так, как к вынужденной необходимости. Как уже было сказано, ее купили, и ее цена — этот дом. Если бы он говорил о любви, то все было бы совсем иначе, но, по-видимому, ни о какой любви не могло быть и речи. Он даже не стал утруждать себя и притворяться влюбленным, ибо в этом не было никакой необходимости. Ведь она сама с самого начала объявила ему, что выходит замуж за своего кузена Марка, и ему не пришлось утруждать себя понапрасну и ухаживать за девушкой, которая и так уже принадлежала ему.

— Да, — упавшим голосом подтвердила Дамарис, — я согласилась, но мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть к ситуации. Это было… таким сюрпризом… — Она направилась к двери, слыша, как он проговорил ей вслед: — Сюрпризом из разряда приятных, я надеюсь?

— Именно это я и пытаюсь решить. — В дверях она остановилась и оглянувшись, с вызовом посмотрела на него. Нет уж, Кристиан Марк, думала она, ты очень ошибаешься, если думаешь, что теперь, когда ты сорвал маску, я с готовностью упаду тебе в руки, словно перезревшая слива. Возможно, тебе, говоря твоими же словами, и удалось купить мое согласие, но вот любовь моя не продается. Ее тебе еще придется заслужить.

— Может быть, пора уже вернуться к гостям? — холодно спросила она.

Он направился к ней.

— Но неужели я не заслуживаю поцелуя?

Дамарис увернулась от него, выскальзывая в коридор.

— Нет, не заслуживаешь, — обронила она через плечо, — и вообще, я не уверена, что шут гороховый — более выигрышная партия, чем старый маразматик.

Она быстро пробежала по коридору, и он сумел нагнать ее лишь у подножия лестницы, где их уже дожидалась Элена.

— Ну куда вы запропастились? — воскликнула она. — Нам пришлось начать танцы без вас. — Она с укором поглядела на своего брата.

— Нужно было окольцевать невесту, — невозмутимо ответил он и заставил Дамарис взять себя под руку. — А сейчас наш выход.

Они вместе вошли в комнату, откуда была вынесена вся мебель и ярко натерты полы, и где, как и предполагала Дамарис, собрались фермеры-арендаторы и землевладельцы со всей округи вместе со своими женами и взрослыми детьми. Дамарис медленно обошла комнату, пожимая руки тем, кто не танцевал. Многие из этих людей знали ее с самого детства, и говорили ей комплименты, восторгаясь тем, как она великолепно выглядит. Ей было приятно сознавать, что они удивлены ее нынешним обликом и манерами. Многие из них, будучи людьми чуждыми всякому официозу, только теперь начинали сознавать, что на ее фоне их собственные отпрыски выглядят дурно воспитанными простолюдинами. Затем Марк пригласил ее на первый танец; это был вальс.

— Похоже, они просто очарованы тобой, — заметил он.

— Да, гадкий утенок превратился в лебедя, — легкомысленно обронила она, — и все это благодаря мадам Лебрен.

— Ты слишком несправедлива к себе. Та русалочка, которую я встретил на морском берегу, вела себя так естественно и непринужденно.

— Ну да, необработанный алмаз, который ты решил отдать в огранку.

— Дамарис, перестань капризничать. Ты же сама прекрасно понимаешь, что тебе нужно было продолжить образование.

— Которое ты дополнил теми знаниями, которые не дала мадам. Интересно, как бы ты поступил, если бы я поддалась действию твоих чар в Вальмонде? Дал бы мне отставку за недостойное поведение?

— Я никогда не забывал о том, кто ты такая, и как с тобой надлежит обходиться.

— Вот как? Что-то в день пожара я этого не заметила. И уж точно вряд ли то твое поведение можно считать рыцарским. Честное слово, сэр Марк Триэрн, вы меня удивляете! Тем утром вы, похоже, совершенно забыли не только о своем благородстве, но даже о самых элементарных правилах приличия.

— Ты, кстати, тоже тогда не была той маленькой льдинкой, которой пытаешься казаться сейчас, — напомнил он, и она смущенно покраснела. Ладно, Снежная Королева, возможно, ты и злишься на меня, за тот маленький обман, но ведь в конце концов тебе все равно придется сдаться, и с этим уже ничего не поделаешь.

Дамарис краснела и бледнела; он был так уверен в себе и в ней, но она еще не была готова покориться ему, ей было необходимо участие, хоть какое-то проявление нежности, ответного чувства с его стороны, но этот темноволосый, самоуверенный мужчина, что с такой легкостью кружил ее в танце, казался таким же бесчувственным, как гранитный монолит.

Когда же танец закончился, он сказал:

— Сожалею, но мне необходимо исполнить свой долг хозяина перед нашими соседями. Не сомневаюсь, у тебя не будет недостатка в партнерах.

У нее тоже не было никаких сомнений на этот счет. В зале нашлось немало ее старых знакомых — по крайней мере, они сами считали себя таковыми, ибо она сама не могла вспомнить почти никого из них — которые просили оказать им честь и станцевать с ними, после чего считали своим долгом представить ей своих сыновей, который, в свою очередь, тоже горели желанием пригласить ее на танец. Несколько раз Дамарис видела Марка, героически танцевавшего с какими-то престарелыми толстухами, однако, она заметила, что он утешал себя танцами Розитой гораздо чаще, чем того требовал этикет. Гибкое тело девушки словно таяло в его объятиях, а на ее лице при этом было написано выражение райского блаженства. Еще одно сердце, покоренное Марком, подумала Дамарис, и в ее душу закралось тревожное сомнение. А что если между ними все гораздо серьезней, чем ей кажется? Но она позабыла о всех своих опасениях, когда подошло время праздничного ужина, и между тостами Марк объявил об их помолвке.

— Сэр Хью очень этого хотел, — объявил один из старых арендаторов. Жаль, что не дожил он до этого счастливого дня. Старый хозяин был хорошим человеком.

— И новый будет его достойным наследником, — сказал кто-то другой.

— Я сделаю все, чтобы оправдать его доверие, — пообещал Марк. Постараюсь быть хорошим хозяином и добрым соседом. Я здесь совсем недавно, но уже успел полюбить Рейвенскрэг всем сердцем. Приехав сюда, я почувствовал, что вернулся домой.

Они приняли его, с некоторой горечью подумала Дамарис, а меня забыли. Теперь я просто приложение к нему.

Затем она снова танцевала с Марком, но во время танца он казался каким-то отстраненным и озабоченным. Чарующее ощущение волшебства, которое ей довелось испытать в Женеве, ушло безвозвратно. Для него это был лишь очередной танец, который он танцевал по обязанности, так как их брак заключался по необходимости. Дамарис чувствовала, что она лишилась потенциального любовника, но так и не приобрела заботливого защитника, на которого так рассчитывала. И вообще, кто он такой, этот мужчина, с которым ей предстояло связать свою жизнь? Он занял ее место, вскружил ей голову, дав ей взамен бриллиантовое колье и обручальное кольцо. Она вспомнила и о том, что Триэрном он был лишь наполовину, унаследовав многие черты характера, в том числе и южный темперамент, от своей матери, и эта чужая кровь делала его еще более грозным и непредсказуемым. И она вдруг подумала, что ей очень не хватает дедушки, воспоминания о котором жили буквально в каждом уголке этого дома. Он так любил и оберегал ее, как Марку просто не дано.

Гости начали разъезжаться лишь под утро. Хозяева провожали их, и Дамарис стояла рядом с Марком. Последним отбыл тот самый арендатор, выразивший за ужином сожаление о том, что сэр Хью не дожил до этого радостного дня. Это был седовласый почтенный джентльмен, помнивший сэра Хью в дни его молодости, и Дамарис еще ребенком часто бывала у него на ферме. Он задержался дольше других, с ностальгией вспоминая о старых добрых временах, а когда старик наконец уехал, то Дамарис обнаружила, что Марк куда-то исчез. Она направилась к кабинету и остановилась у порога. Просторная комната казалась пустой, но затем она заметила у оконной ниши краешек шали Розиты. Та увлеченно беседовала с кем-то. С кем именно, разобрать было невозможно, ибо собеседника не было видно за портьерой, но говорили они по-испански. Марк? Дамарис поспешно попятилась назад; ведь наверняка они не обрадовались бы ее вторжению. Элена окликнула ее из столовой.

— Дорогая, иди сюда, выпей что-нибудь на ночь. Вечер был таким долгим…

Войдя в столовую, Дамарис застала Элену сидящей в мягком кресле, в то время, как Педро наливал себе виски из бутылки, оставленной на буфете.

Она оглядела когда-то знакомую комнату, и увидела, что и здесь тоже произошли перемены. На месте старого камина был установлен изящный электрический обогреватель, сработанный "под старину", с имитацией "тюдоровской" кирпичной кладки, искусственными "дровами" и иллюзией пламени и тлеющих углей. Ее любимые гобеленовые шторы на окнах сменили бархатные портьеры, и большая часть мебели тоже была заменена на новую. Длинный обеденный стол был все тот же, что и при дедушке, так же, как и старинный дубовый буфет, но вот стулья, хоть и вязались с ними по стилю, но были совершенно новыми, так же как и кресло, в котором нежилась Элена; даже фамильные портреты казались не такими, как прежде, так как их золоченые рамы были почищены и обновлены. Теперь, когда у Дамарис появилась возможность спокойно оглядеться в доме и оценить весь масштаб произошедших здесь перемен, ее снова захлестнула волна яростного возмущения. Она чувствовала себя чужой в собственном доме.

Педро направился к ней через всю комнату, поднимая свой бокал.

— За вас, сеньорита. Видит Бог, я завидую Марко.

Марку, который был так увлечен испанской шалью в углу кабинета.

Элена поинтересовалась у нее, не хочет ли она выпить чего-нибудь горячего.

Кое-как укротив свой гнев, ибо супруги Де Коста были ни в чем перед ней не виноваты, Дамарис сказала, что не отказалась бы от стакана холодного молока.

— Стакан молока? — удивился Педро, а затем улыбнулся: — Так, значит, это в молоке кроется секрет розы со сливками?

— Возможно, — улыбнулась Дамарис в ответ на комплимент, — но только роза уже порядком завяла.

— Что, устала? — участливо спросила Элена; было видно по всему, что она настроена вполне дружелюбно.

— Немножко, — призналась Дамарис. Этот вечер оказался для нее гораздо большим испытанием, чем она сама того ожидала.

Из кухни было принесено молоко. Ни Розита, ни Марк так и не объявились.

— Все было просто чудесно, — вежливо сказала Дамарис, отставляя пустой стакан. — Наверное, вам пришлось потратить много сил, чтобы устроить такой праздник. Огромное вам спасибо.

— Да, вечер удался на слову, — с удовлетворением проговорила Элена. Конечно, общество собралось довольно разношерстное, но Марк сказал, что мы должны пригласить решительно всех, кто так или иначе связан с поместьем. Он держался, словно великосветский лев, не правда ли? Ему нравится роль хозяина поместья, да и ты тоже была просто великолепна.

— Спасибо, — холодно сказала Дамарис. Похоже, никто уже и не вспоминал о том, что урожденной хозяйкой поместья была она; ей здесь отводилось второстепенное место. — Надеюсь, вы меня извините, но мне хотелось бы лечь спать.

Элена встала из кресла.

— Конечно, дорогая. Идем, я тебя провожу.

Вместе они прошли через уставленный цветами просторный холл, и в то время, как Дамарис ломала голову над тем, какие еще сюрпризы могут ожидать ее в родном доме, из комнаты напротив вышли Марк и Розита. Вид у него был несколько смущенный, но на красивом личике девушки застыло надменное выражение.

— Дамарис собирается ложиться спать, — объявила Элена, с упреком глядя на брата.

— Как, уже? — Марк направился было к Дамарис, но она отступила к лестнице.

— Уже слишком поздно, или, скорее, довольно рано, — проговорила она, чувствуя предательскую дрожь в голосе. И затем, взяв себя в руки, добавила более твердо. — Спокойной ночи, Розита. Спокойной ночи, Марк. — На него она даже не взглянула.

— Но Дамарис… — начал было он.

По-прежнему не обращая на него внимания, девушка легко взбежала по ступенькам лестнице. На самом верху она остановилась и оглянулась. За могучей фигурой Элены, устало поднимавшейся на галерею, Дамарис увидела, что Марк стоит, засунув руки в карманы и озадаченно глядя ей вслед. Она также заметила, как Розита подошла к нему и встала рядом, взяв его под руку.

Оставшись, наконец, одна в своей комнате, Дамерис подошла к окну и распахнула его настежь. Дувший с моря ветер навевал свежесть и прохладу, и в ночной тишине был слышен далекий рокот прибоя. Так было и так будет всегда, но только почему-то прежней любви и привязанности к самому поместью она больше не испытывала. Присутствие семьи Де Коста и следы бурной хозяйской деятельности Марка изменили его до неузнаваемости.

Дамарис сняла бриллиантовое колье и оставила его лежать на трюмо в виде бесформенного сверкающего холмика. Затем она медленно сняла свое обручальное кольцо и принялась его разглядывать. Обручальное кольцо Триэрнов. Но даже это казалось ей странным. Раньше она никогда его не видела. Наверное, все это время оно хранилось в банковском сейфе. Казалось бы, она должна была бы обрадоваться тому, что ее суженным стал именно тот мужчина, в которого она влюбилась с первого же взгляда со всей страстностью неопытного девичьего сердца, но в ее Эдем пробрался змей-искуситель в облике знойной испанки, к которой Марк был явно неравнодушен. Не удивительно, что он не спешил встретиться с ней; ведь все это время рядом с ним находился столь мощный отвлекающий фактов. Дамарис не надеялась что этот вынужденный брак перерастет в любовь, то завораживающее, сладостное чувство, которое ей довелось мимолетно испытать в Вальмонде, но все же она не была готова к тому, что у нее появится соперница, также претендующая на благосклонность ее будущего супруга. Похоже, Марк был готов выполнить требования контракта, жить в Рейвенскрэге вместе с ней, но вот отдать ей свое сердце он не собирался. Ведь условиями сделки это не было предусмотрено, а судя по тому маскараду, что он разыграл перед ней, притворяться он умел мастерски. Конечно, у нее было полное право выразить неудовольствие по поводу его откровенного заигрывания с Розитой, но она заранее могла представить себе недоуменный взгляд и не сомневалась в том, что Марк не преминет лишний раз напомнить ей о том, что ради наследства она согласилась принять неведомого кузена вне зависимости от его прежних увлечений. Так что, за что боролась, на то и напоролась. Да, рано или поздно Розита уедет к себе домой, но угодья Марка граничат с землями усадьбы Де Коста. И наверняка он время от времени будет наезжать туда — а, значит, и встречаться с Розитой. Что ж, очень удобно, с горесью думала Дамарис.

— Эх, дедушка, — прошептала она, как будто дед мог ее услышать, — ты сам не знал, что делаешь. Ты продал меня мужчине, который влюблен в другую женщину.

Ей вспомнилось, с каким осуждением сэр Хью относился к подрастающему поколению. Марк принадлежал к обществу, в котором царила атмосфера вседозволенности, и мужчина мог заводить любовные интрижки с кем только пожелает. Такие понятия, как честь, верность, гордость были лишь пустым звуком. Что же касается женщин, то они для Марка ничего не значили. Внезапно она поняла, что ненавидит его все душой, еще сама не понимая того, что это была лишь обратная сторона любви. Что ей теперь делать? Продолжать учавствовать в этом фарсе ради Рейвенскрэга? Ответа на этот вопрос у нее не было. Дамарис положила кольцо на трюмо рядом с бриллиантами; кольцо, за которое, выражаясь словами Марка, она продалась ему, и устало забралась в кровать.

Дамарис разбудила миссис Гарт, которая принесла ей в комнату поднос с завтраком. Накануне девушка очень устала, и поэтому несмотря на тревоги и огорчения спала она крепко и хорошо выспалась.

— Боже мой, — воскликнула она, взглянув на часы, — неужели я так долго спала?

— Никто еще не встал, — с осуждением в голосе проговорила миссис Гарт, — кроме хозяина. Он уехал в Лонсестон по делам. Эти иностранцы, — так она называла Де Коста, — встают и ложатся спать, когда заблагорассудится. Сэр Марк вернется к обеду, и он велел вам передать, что приглашает вас покататься верхом.

— Но я сегодня утром должна вернуться в Боскасл.

— Это невозможно, мисс, сэр Марк забрал машину, — женщина была явно чем-то встревожена. — О, мисс, — наконец-таки не выдержала она, — будет лучше, если вы задержитесь здесь подольше и станете лично приглядывать за тем, что принадлежит вам по праву.

— Что вы имеете в виду? — резко спросила Дамарис. Миссис Гарт смутилась.

— Я знаю, что не должна говорить ничего такого, мисс, но мы все очень хотим, чтобы вы остались. Этой заграничной вертихвостке доверять нельзя, гробовым голосом объявила она и удалилась.

Дамарис снова откинулась на подушки. Значит, даже прислуга уже догадалась в чем дело! Она чувствовала себя униженной. Затем девушка попыталась съесть хоть что-нибудь из принесенной ей еды, опасаясь, что миссис Гарт может обидеться, если она не воздаст должное ее стряпне, но и хлеб, и яичница показалась ей совершенно безвкусными. Неужели Рейвенскрэг стоил того, чтобы она жертвовала ради него своей гордостью? Сможет ли она когда-нибудь смириться со своим положением в этом любовном треугольнике? С грустной усмешкой она вспомнила, как Селеста предполагала возможность существования подобной интрижки, но только с точностью до наоборот. Но сама Селеста никогда не смирилась бы с существованием соперницы, за исключением, пожалуй, того случая, если бы у нее самой был любовник. Ни о чем подобном Дамарис даже не помышляла, хотя, наверное, напрасно. Марка стоило бы проучить. Она принялась мечтать о том, с каким удовольствием она сказала бы Марку, что любит другого. Но у нее никого больше не было, а он был слишком умен, чтобы позволить себя так просто провести.

В дверь постучали, и в комнату вошла Элена. На ней был шелковый пеньюар, а роскошные черные волосы заплетены в косу. Она в гораздо большей степени, чем брат была похожа на мать; в то время, как Марк унаследовал черты внешности Триэрнов, у нее была смуглая кожа и темно-карие, выразительные глаза.

— Ну как, милая, хорошо спала?

— Да, спасибо.

Элена присела на краешек ее кровати.

— Очень жаль, что мы не познакомились раньше, — сказала она. — Мне хотелось бы познакомиться со своим дядюшкой Хью. Судя по всему, он, кажется, был хорошим человеком.

— Да, — заверила ее Дамарис. — Когда он умер, для меня весь мир как будто перевернулся.

Элена сочувственно погладила ее по руке.

— Мой отец женился на аргентинке, и отношения между братьями прервались, — сказала она. — Твой дедушка был очень замкнутым человеком. Она вздохнула. — Из того брака тоже ничего хорошего не вышло. В конце концов мать сбежала от отца. Ты знала об этом?

Дамарис покачала головой.

— Все, что я знала о вас, так это что у меня есть кузены, которые живут в Аргентине. Мне… мне очень жаль. А сколько вам было лет, когда она… ушла?

— Мы уже были подростками, так что, наверное, она решила, что мы сможем запросто обойтись и без нее, но Марк очень сильно страдал. Она был привязан к матери, и ему казалось, что она бросила его. — Она пристально посмотрела на Дамарис. — И если иногда Марк кажется тебе несколько жестоким и циничным, то не суди его строго за это. Ему не просто снова полюбить и довериться другому человеку, но он очень нуждается в любви.

— А разве он один в этом нуждается? — ответила Дамарис. — Но только моя любовь Марку не нужна. Его куда больше интересует Рейвенсркэг.

Это заявление, похоже, удивило Элену.

— Почему ты так думаешь? — изумилась она и не дождавшись ответа от Дамарис, продолжала: — Мне всегда хотелось, чтобы он, наконец, женился и остепенился. Он был совершенно неуправляемым, вечно разезжал по миру в поисках приключений, но когда до нас дошло известие о смерти твоего отца, что он уже тогда знал о том, что унаследует титул и проявлял большой интерес к Корнуоллу. Отец много рассказывал нам об этих краях, и я думаю, он решил подождать с женитьбой до тех пор, пока не станет английским баронетом, чтобы потом навсегда обосноваться в Англии.

— Бедный Марк, — усмехнулась Дамарис, — он даже представить себе не мог, что в качестве в нагрузки к титулу и недвижимости ему придется унаследовать и меня. Ему хоть было известно о моем существовании?

— Конечно, но ты не могла наследовать титул, так как он передается лишь по мужчкой линии. Мы ожидали… — тут она смущенно осеклась.

— Что дедушка позаботится обо мне, — закончила за нее фразу Дамарис, — но не думали, что он сделает это именно таким образом.

— Это было вполне закономерное решение, — заявила Элена, — хотя, конечно, жаль, что у вас с Марком не было шанса познакомиться друг с другом раньше. Наверное, дядюшка все же планировал пригласить его в гости.

— Да, но только он не знал, что умрет так внезапно, — губы Дамарис задрожали. — Он… он говорил со мной об этом.

— Он оставил письмо для Марка, в котором просил позаботиться о тебе, — сказала Элена. — Естественно, Марк чувствовал себя ответственным за твою судьбу, и так как ты должна была стать его женой, а ему нужна была жена-англичанка, которая стала бы здесь хозяйкой, то в решении твоего дедушки нет ничего необычного, и, насколько я могу судить, все должно устроиться наилучшим образом. Очень многие браки заключаются по расчету и оказываются счастливыми. Брак моей матери был, скорее, исключением из этого правила, чем закономерностью.

Дамарис же думала о другом.

— А земли вашего мужа находятся рядом с угодьями Марка, да? спросила она. — Наверное, вы часто видитесь и бываете друг у друга в гостях.

Элена настороженно взглянула на нее.

— Там все по-другому, иначе, чем здесь. И дороги другие, и расстояния куда внушительнее, — ответила она. — Пампасы тянутся на многие и многие мили. — Она замолчала, и затем многозначительно добавила. — Скоро мы уезжаем домой, и потом, когда мы вернемся на твою свадьбу, Розита останется дома. Мне и в этот раз не следовало бы брать ее с собой, но ей так хотелось побывать в Англии. И к тому же я была почти уверена, что она не возьмется за старое.

— Вы хотите сказать, что между Розитой и Марком что-то было? — строго спросила Дамарис.

— Так, легкий флирт, ничего серьезного… сама знаешь, как это бывает у молодежи.

— Нет, не знаю, — медленно проговорила Дамарис. — Меня воспитывали иначе.

Элена несколько смущенно засмеялась, чувствуя, что сказала, что-то не то.

— Ты еще слишком юна и романтична, — сказала она. — В подавляющем большинстве случаев первая любовь практически никогда не оканчивается браком. Моей первой любовью был погонщик, работавший в нашем поместье. Это был самый красивый мужчина на свете, но отец вскоре уволил его. У Педро были деньги и красивый дом. Мы зажили с ним счастливо, и я никогда не жалела о своем пастухе.

— Вы тоже вышли замуж по расчету?

— Конечно. В нашей стране это самое обычное дело, когда одно поместье роднится с другим. Поверь мне, это самый лучший выход. Я просто уверена, что у вас с Марком будет все хорошо.

— Может быть. — У Дамарис были собственные сомнения на этот счет. Значит, Розита не годилась на роль супруги, потому что она не была англичанкой, а Марку для Рейвенскрэга нужна была именно хозяйка-корнуоллка. Но вряд ли это могло стать серьезной преградой на пути у страстных влюбленных, если речь шла о настоящей любви.

Элена погладила ее по руки.

— А вы с Марком сегодня после обеда, кажется, собираетесь покататься верхом, да? Если у тебя нет костюма для верховой езды, то я могу одолжить тебе свой.

Дамарис с грустью взглянула в окно. Ей так не терпелось снова пронестись верхом по лугам поместья, навестить все свои заветные уголки и снова почувствовать Шибу у себя под седлом, что она даже была готова смириться с присутствием Марка.

— Большое спасибо, — ответила она.

Марк вернулся лишь к обеду, и Дамарис пришлось пережить еще несколько неприятных мгновений, увидев его сидящим за столом на месте дедушки. И все же он действительно был очень похож на других мужчин из семейства Триэрн. На стене позади него висел обновленный портрет еще одного сэра Марка Триэрна; из-под темного завитого парика и таких же темных густых бровей на нее глядели все те же пронзительно-голубые глаза. Да, думала Дамарис, сходство просто потрясающее; и как только она раньше не обратила на это внимание.

За столом царила напряженная атмосфера. Розита сидела с обиженным видом. Когда она тоже изъявила желание отправиться на верховую прогулку, было объявлено, что ей придется остаться дома, потому что лошадь, на которой выезжала Элена, захромала, а больше свободных лошадей нет. Марк был угрюм и молчалив. Время от времени он критически поглядывал на Дамарис, и девушка, не ожидавшая, что ей придется задержаться в гостях, а не вернуться обратно сразу же после завтрака, как это планировалось изначально, чувствовала себя неловко, понимая, что повседневная юбка и свитер, привезенные ею на смену вечернему платью, не слишком подходящий наряд для будущей хозяйки Рейвенскрэга. Элене было не по себе от того, что наговорила Дамарис много лишнего; и лишь Педро пребывал в обычном благодушном настроении и ел с аппетитом. Когда же Дамарис спросила, будет ли вечером свободна машина, чтобы она могла вернуться домой, Марк удивленно вскинул брови.

— Ты так спешишь поскорее сбежать отсюда, — сказал он. — Я думал, что ты проведешь с нами несколько дней.

— Я ничего не знала об этом и никого не предупредила.

— Ты такая незаменимая? — саркастически заметил он. — Я думал, ты сама себе хозяйка.

Ее задел его насмешливый тон.

— Но у меня есть свои обязанности, — твердо сказала она.

Розита высокомерно взглянула на нее.

— Только не надо нам тут рассказывать, что тебе приходится служить в том дурацком магазине, — презрительно воскликнула она. — Это же просто стыдно!

— И вовсе нет, — с жаром возразила Дамарис, — и даже наоборот, очень интересно. Тем более, что теперь мне есть, чем себя занять. — Она вызывающе взглянула на Марка. — Или ты думаешь, что я буду целый год сидеть сложа ручки и глядеть в окно?

Взгляд его голубых глаз потеплел.

— Возможно, нам не придется ждать так долго. Это было бы слишком утомительно.

— И вовсе нет, — возразила Дамарис, — лично я предпочла бы придерживаться первоначального плана.

Розита злорадно засмеялась.

— За год много чего может случиться, — многозначительно сказала она.

Дамарис мило ей улыбнулась.

— Еще бы, — согласилась она.

Дамарис надела одолженные брюки для верховой езды — на самом деле они принадлежали Розите, но Элена без лишних слов реквизировала их, так как ее костюм оказался слишком велик для стройной девушки — и свой собственный зеленый свитер. Замирая от волнения, она спустилась вниз, где ее уже дожидался Марк, держа под узцы Шибу и большого вороного мерина, того самого, на котором разъезжал Педро, когда она впервые встретила его, Элену и Розиту. На Марке были идеального покроя бриджи и начищенные до блеска высокие сапоги, и настроен он был весьма благодушно и беззаботно. Шиба радостно заржала, узнав свою хозяйку, и Дамарис дала ей яблоко, которое она специально взяла из вазы с десертом, стоявшей на буфете. Затем Марк помог ей сесть в седло, и они рысцой выехали со двора. К большому ее облегчению, разговаривать во время езды оказалось довольно трудно, так как обе лошади были полны сил и рвались вперед. Она заметила, что Марк прекрасно держится в седле, в чем, впрочем, не было ничего удивительного. Оказавшись на широком просторе, Дамарис пришпорила Шибу, поднимая ее в галоп и устремляясь в луга, с легкостью преодолевая попадавшиеся на пути препятствия в виде заборов и живых изгородей. Марк крикнул ей вслед: "Давай наперегонки!", и вот вороной мерин уже поравнялся с ней. Шиба старалась изо всех сил, но все же ей было не сравниться с огромным вороным, шедшего размашистой иноходью. К самого края обрыва Марк осадил коня и принялся ждать Дамарис. Она поравнялась с ним, с трудом переводя дыхание после быстрой езды, ее длинные волосы растрепались на ветру, а на щеках горел яркий румянец. У подножия скал простирался каменистый берег, омываемый водами синевато-изумрудного моря, в котором отражалось безоблачное небо, казавшееся таким же голубым, как глаза Марка. Повернувшись в седле, она взглянула на раскинувшийся внизу Рейвенскрэг, на зеленеющие луга, расчерченные тонкими линиями живых изгородей, на казавшиеся издалека игрушечными белые домики под черепичными крышами, стада рыжих коров и белых овечек, и вдруг подумала о том, что там, внизу, очень мало деревьев.

— Похоже, здесь твои познания в лесоводстве никому не пригодятся, заметила она.

— Большая часть моей жизни прошла в краю бескрайних лугов и пастбищ, и деревья просто завораживают меня, — ответил он. — К тому же мне нужен был повод для того, чтобы приехать в Вальмонд.

Дамарис посуровела, так как она все еще была обижена на него за тот обман.

— А Дональд? Где ты раскопал его?

— Просто дал объявление в газету. — Он подъехал поближе. — В чем дело, Снежная Королева? С самого момента нашей встречи ты только и занимаешься тем, что пытаешься подколоть меня.

Ей очень хотелось упомянуть Розиту, но она промолчала. Тогда он решит еще, что она его ревнует. Ну уж нет, она не доставит ему такой радости. Восседая на своем огромном коне, он оказывался намного выше ее и теперь наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза, в которых отражался солнечный свет, придававший им цвет золотистого шампанского.

— Почему у тебя такие глаза? — пробормотал он. — У большинства Триэрнов они были темно-карими или голубыми.

— Откуда мне знать? Наверное, просто так уж получилось.

— А, может быть, среди твоих предков была сама Вивиан, любимая колдунья Мерлина? — предположил он.

— Не говори глупостей, — отрезала девушка, чувствуя, что еще немного, и она окажется во власти его обаяния. Допустить этого было никак нельзя, он так сильно обидел ее. — Я возвращаюсь домой. — С этими словами она пришпорила Шибу, но он опередил ее, хватая лошадь за поводья.

— К чему такая спешка? Ты что, боишься оставаться со мной наедине? Ведь все-таки остаток своей жизни тебе придется провести в моем обществе, так что, может быть, тебе лучше начать ко мне привыкать?

Дамарис слегка поежилась; внезапно такая перспектива показалась ей пугающей. Остаток своей жизни… это звучало как не подлежащий обжалованию приговор.

— Все, что мне надо было узнать о тебе, я уже знаю, — сухо сказала она. — А с остальным можно и подождать.

— Колко и хлестко!

— А что это меняет? — выкрикнула она, окончательно теряя терпение. Мы же никогда не притворялись, что нам приходится жениться по каким-то другим соображениям, кроме банального расчета.

В его глазах появился странный блеск.

— Вот как? — переспросил он. — Знаешь, Дамарис, я никогда даже представить себе не мог, что ты будешь ко мне так относиться.

— А ты ожидал увидеть покладистую девочку, — возмутилась она, прошедшую надлежащую обработку в той школе хороших манер, куда ты меня отправил? Но только тебе все равно не запугать меня!

Он выпустил из рук поводья и осадил коня.

— Я вовсе не собираюсь тебя запугивать, — тихо сказал он.

— Мне не нужна твоя мелочная опека. Тебе нет нужды притворяться. Я все равно знаю, что ты женишься на мне не по любви.

Его лицо внезапно посуровело.

— Любовь? А что это такое? — спросил он у нее.

Шиба начала беспокоиться.

— То, чего ты никогда не сможешь понять! — бросила ему в ответ Дамарис. Слишком поздно она вспомнила о том, что рассказывала ей Элена о брате, о том, как тяжело он пережил разрыв с матерью, предавшей его любовь. Наверное, зря она была так резка с ним, но только все равно это не давало ему никакого права обращаться с окружающими так, как он поступил с ней. Она отпустила поводья, давая лошади волю, и Шиба поднялась в галоп. Дамарис слышала стук копыт вороного у себя за спиной, и мысль о возможной погоне пробудила в ее душе какой-то дикий, первобытный страх. Она пришпорила Шибу и не сбавила скорости до тех пор, пока лошадь не влетела на полном скаку во двор конюшни. Шофер, он же мастер на все руки, Том вышел, чтобы увести лошадь, и когда Дамарис соскочила на землю с седла, неодобрительно покачал головой.

— Боже мой, мисс, да она же вся в мыле.

Тут во двор въехал Марк. Вид у него был довольно угрюмый.

— Ты что, с ума сошла? Разве можно так гнать? — прикрикнул он на нее, глядя на тяжело вздымающиеся бока лошади.

Это заслуженное замечание заставило Дамарис густо покраснеть. Поддавшись своему безотчетному страху, она совсем загнала Шибу.

— Я ей не очень сильно навредила? — обеспокоенно спросила она Тома.

— Не волнуйтесь, мисс. С ней все будет в порядке. Сейчас я ее хорошенько разотру и накрою попоной.

Он увел лошадь, Марк последовал за ним, ведя в поводу своего коня. Не желая снова встречаться с ним, Дамарис побежала в дом, чтобы принять душ и переодеться.

Много-много раз она входила в этот дом после похожих прогулок верхом в сопровождении деда у двух мокрых и грязных собак, лапы которых оставляли затейливый орнамент следов на древних каменных плитах пола. Тогда до этого не было никакого дела, но теперь перед дверью лежал половичок, о который надлежало вытирать грязные ноги, а собачьи лапы отныне и вовсе не смели ступать по натертому до блеску, сверкающему паркету. Цветы из холла были убраны, и теперь было видно, что стены над дубовыми панелями были заново выкрашены свежей краской. Здесь тоже наблюдались признаки чужого присутствия. Гитара (Розиты?), оставленная на дубовой скамье, мексиканское покрывало на подоконнике, плащ Марка, небрежно брошенный на кресле, а рядом его портфель. Уже ничто не напоминало о том, что когда-то здесь жили они вдвоем с дедом. Все проходит, все меняется; очень глупо было с ее стороны надеяться, что можно остановить время. Она медленно поднялась наверх. Теперь все в Рейвенскрэге напоминало не о ее любимом дедушке, а о Марке; на всем лежала его печать, и даже тропинка, ведущая со скалы на берег моря была связана с воспоминаниями о их первой встрече.

Дамарис приняла ванну в недавно отремонтированной ванной комнате, на двери которой висел халат яркой расцветки, принадлежавший Элене или Розите. Вернувшись к себе в комнату, она аккуратно сложила и упаковала свое вечернее белое платье, с горечью думая о том, что лишь в этом уединенном уголке она может чувствовать себя, как дома, потому что лишь сюда никто не посмел вторгнуться со своими преобразованиями. Ей хотелось хотябы одним глазком взглянуть на то, какими стали парадные спальни, в одной из которых, скорее всего, это будет бывшая спальня ее дедушки, ей придется жить с Марком. С Марком, который был здечь чужим, с этим смуглым, властным мужчиной, в сильных, загорелых руках которого теперь находится ее будущее, и который может разбить ее сердце. Возможно, так он и поступит. Но это еще совсем не означает, что так оно и будет. Ведь она была всего лишь помолвлена, и сделку еще можно расторгнуть. Она согласилась принять условия завещания лишь потому, что хотела жить в Рейвенскрэге, но поместье сильно изменилось. Теперь это был его, а не ее дом, и он будет обустраивать его так, как считает нужным, и все ее протесты ровным счетом ничего не изменят. Он был хозяином поместья и ее самой, а ей не нужен был хозяин, ей был нужен друг. Призрачная фигура неведомого кузена существовала лишь в ее воображении, и не имела никакой связи с реальностью. А теперь, когда она встретилась с ним, он вызвал в ее душе бурю чувств, и поняв, сколь интимными должны стать в будущем их отношения, она почувствовала, как у нее на лице загорается жаркий румянец; страсть без любви представлялась ей чем-то аморальным. Или же, обнимая ее, он будет представлять себе, что целуется с Розитой?

Вошла горничная, чтобы позвать ее к чаю. Дамарис неохотно спустилась в комнату, где некогда находился кабинет, и в которой была снова расставлена мебель, но совсем не так, как раньше. Здесь тоже были заметны следы недавнего ремонта, а над каменной полкой висела новая картина кисти местного художника — написанный масляными красками пейзаж Лендс-Энд. Элена разливая чай из серебряного чайника, Розита нежилась в кресле, которое Дамарис когда-то любила больше всего, а Педро удобно расположился на диване. Ну просто семейная идиллия. Но только сама она была здесь лишней, чувствуя себя чужой, всеми забытой. Оглядевшись по сторонам, она с облегчением заметила, что Марка в комнате не было, и Элена, по-своему истолковав этот взгляд, поспешно объяснила:

— Марк редко выходит к чаю. Он еще не привык к этой чисто английской традиции, как впрочем и мой муж.

Педро что-то пил, но это был не чай.

— Раз уж ты настаиваешь на отъезде, машина будет готова к шести часам, — продолжала Элена, — но ты обязательно должна приехать к нам снова до нашего отъезда домой.

— А что, после того, как вы уедете, Марк останется здесь один?

— Да, но он будет занят. Он задумал привести в порядок сад. Ведь он был… эээ… немного запущен, и он хочет, чтобы к тому времени, как ты переедешь сюда, там все было бы так, как надо, — и заметив, как Дамарис изменилась в лице, поспешно добавила. — Я уверена, он будет обязательно советоваться с тобой.

Дамарис молчала. Ей хотелось крикнуть, что она не хочет, чтобы в саду "все было бы так, как надо". Она любила его таким, каким он был: запущенным, заросшим, но необычайно красивым.

Тут подала голос Розита.

— В этом доме было мрачно, как в морге, но Марко постарался придать ему обитаемый вид. — Сверкнув глазами, она с презрением посмотрела на Дамарис. — Перед свадьбой он приедет к нам в гости, и пробудет довольно долго.

— Он приедет не к нам, а к себе в имение, — поспешно поправила ее Элена. — Ведь должен же он бывать там хотя бы изредка и приглядывать за тем, как идут дела в хозяйстве.

— Да-да, конечно, — механически пробормотала Дамарис. Интересно, и как часто Марк станет отлучаться из дома, чтобы побывать в Аргентине — а заодно и навестить Розиту?

— Но зато когда вы поженитесь, то он станет брать тебя с собой, радостно сообщила Элена. — Мы будем тебе очень рады.

Розита встала со своего места.

— Пойду погуляю, — объявила она. — Мне нужно немного развеяться, а так как все лошади здесь, похоже, хромают или загнаны — она снова не по-доброму взглянула на Дамарис; значит, Марк уже рассказал ей и об этом то я пойду пройдусь. До свидания, мисс Триэрн, — кивнула она Дамарис. Когда я вернусь, вас тут уже не будет.

С этими словами она вышла из комнаты, и Педро нахмурился.

— Какая муха ее укусила? Она же терпеть не может пешие прогулки.

— Извините, что с Шибой так вышло, но ведь все-таки это моя лошадь, сказала Дамарис, напряженно раздумывая над тем, удастся ли ей подыскать подходящее место для содержания Шибы в Боскасле.

— Да, мы это знаем, — согласилась Элена. — Если бы нам не нужно было так скоро уезжать, то мы купили бы для Розиты собственную лошадь. Извини, если тебе было неприятно, что она каталась на твоей.

— Нет-нет, ничего, — быстро проговорила Дамарис. — Шибу нужно было тренировать, а меня здесь не было. — Розита злилась на нее вовсе не из-за лошади. Марк по-прежнему отсутствовал, и когда часы показывали уже без четверти шесть, Дамарис тайком пробралась на конюшню, чтобы проведать Шибу и убедиться, что с ней все в порядке. Во дворе конюшни она увидела Тома, который открыл капот машины и самозабвенно что-то подкручивал в двигателе.

— Надеюсь, ничего не сломалось? — обеспокоенно спросила она, дождавшись, когда он выпрямится, чтобы разогнуть затекшую спину и глотнуть свежего воздуха. У нее не было абсолютно никакого желания задерживаться в Рейвенскрэге еще на одну ночь.

— Все в полном порядке, мисс, просто почистить надо было кое-что. Как видите, с вашей лошадкой ничего не случилось. Ну как, вы уже готовы ехать?

— Вы меня повезете? — Она ожидала, что Марк сам отвезет ее домой.

— Так распорядился хозяин. Я сейчас схожу за вашими вещами.

— Хорошо. Но мне нужно еще пойти со всеми попрощаться.

Она и сама не знала, обрадовало или огорчило ее это сообщение и осутствие Марка. Очевидно, он был зол на нее за ее поведение во время прогулки. Он желал ее видеть и мастерски давал ей это понять. Дамарис направилась к дому прямиком через сад, легко и неслышно ступая по мягкой траве. И обойдя очередной разросшийся куст, остановилась как вкопанная. Неподалеку от лужайки, через которую она проходила, высокая живая изгородь из тиса прерывалась, и за ней открывалась небольшая укромная площадка, в центре которой находились песочные часы. Это было то самое место, где она так любила играть в детстве. Через этот проем ей были видны две стоящие рядом фигуры, и ветер донес до ее слуха чувственный голос Розиты.

— Марко, ты не можешь жениться на этой несмышленой девочке, она же совсем еще ребенок. Ты же знаешь, как я люблю тебя… я, а не она, твоя настоящая судьба, мы оба знаем, что такое страсть… Любимый мой! — Она перешла на испанский. Дамарис не поняла, что ответил ей на это Марк. Он тоже говорил по испански, но его низкий голос звучал не менее страстно.

Она поспешила прочь, задыхаясь от душившей ее ревности. В Вальмонде ей тоже показалось, что она любит Марка, но он никогда не говорил с ней так эмоционально, как сейчас с Розитой. Она не была уверена в том, что ей удастся когда-либо разлучить его с аргентинкой, ведь для него она всегда будет лишь "несмышленой девочкой" (как ранили эти слова!), за которую он несет ответственность и даже станет уверять в преданности на словах, при этом сердцем и мыслями находясь далеко-далеко отсюда, на другом конце земли, где Розита будет ждать его всякий раз, когда он будет посещать свои заграничные владения. Она же никогда не сможет пересилить свою ревность, этот яд, способный отравить ей всю жизнь, если, конечно, она окажется столь неблагоразумна, что свяжет ее с Марком. Ревность продолжает жить даже тогда, когда любовь уже мертва; вот если бы он был совершенно ей безразличен, и она могла бы не принимать все происходящее так близко к сердку… Но он был ей далеко небезразличен. Прикосновения Марка по-прежнему волновали ее, хотя она презирала и ненавидела его. Подчиниться ему — значит, окончательно унизить себя. Она не могла согласиться на это даже ради Рейвенскрэга, тем более, что в поместье многое изменилось за это время, и этот дом уже никогда не будет таким, каким он был при жизни сэра Хью. Единственным выходом для нее было поскорее выпутаться из этой безнадежной ситуации. Розита была права. Брак с Марком Триэрном был невозможен.