Квартирный вопрос

Глава 30

Я потеряла сестру. Ее верхний защитный слой лопнул, подобно кожице гнилого плода, и теперь можно было видеть ее обнажившиеся жалкие внутренности. И я не знаю, сможем ли мы вернуть ее в прежнее состояние…

У Габриэллы были огромный, похожий на клюв нос и тонкие губы. Она сидела на краешке своего стола, словно птица на шестке. Ее можно было сравнить со стервятником, готовым в любую минуту броситься на падаль – наши эмоциональные отбросы. Она наклонилась вперед и впилась в меня взглядом.

– Я чувствую, что вы сердитесь, Кэри. Это нормальная реакция на болезнь тех, кого мы любим. Мы всегда негодуем по поводу того, что им плохо, что они не здесь, не с нами.

Мама беспрерывно кивала, как плюшевая собачка на заднем стекле машины.

– Может быть, сразу перейдем к делу? – холодно спросила я, чувствуя, что по горло сыта обеими дамами.

Считалось, что мы обсуждаем, как нам «психологически поддержать» Джульетту, – перед тем как забрать ее из клиники. Но Габриэлла уже минут сорок ходила вокруг да около и строила предположения о том, что мы, дескать, сейчас чувствуем. Мама, конечно, была в своей стихии. Она произнесла пятнадцатиминутную речь об «ущербности Джульеттиного отца», потом десятиминутную об «ущербности Джульетты». А потом мама и Габриэлла завели оживленную беседу о том, как полезно «разговаривать с пустым стулом». Мама увлеклась до такой степени, что стала демонстрировать свои способности, обращаясь к стоявшему в углу комнаты потертому заляпанному пятнами креслу с деревянными подлокотниками и обивкой из оранжевого велюра – сколько я понимаю, нужно было представить, что там сидят разные люди: сперва один, потом другой. Габриэлла кивала, подбадривая ее. Мама ее, очевидно, восхищала, а я раздражала: тем, что вздыхаю и смотрю на часы, жалея о впустую потраченном времени.

– Теперь, когда состояние Джульетты стабилизировалось, – бросив на меня взгляд, исполненный жалости, сказала Габриэлла, – мы должны сделать все для того, чтобы этот срыв не повторился.

И тут мама ни с того ни с сего заговорила о сыне одного из своих знакомых по студии художественной керамики, который был шизофреником и дважды в неделю приходил к ним делать абажуры для настольных ламп. Я отключилась и стала смотреть в окно.

К концу визита я выяснила для себя только то, что какая-то Мэрион будет посещать Джульетту по вторникам и пятницам, чтобы «оказывать ей дружескую поддержку». Габриэлла предложила мне посещать каждую вторую среду ее психологический практикум, помогающий несчастным родственникам душевно больных людей докопаться до причин своего гнева.

– Нет, спасибо, – процедила я сквозь зубы. Мне хотелось вцепиться ей в горло.

– Она квалифицированный специалист, – сказала мама, когда мы подошли к парковке. – Думаю, что Габриэлла правильно оценивает вашего отца.

– Ты расписала ей его, как совсем уж чокнутого, – раздраженно заметила я.

Мама улыбнулась.

Джульетта выглядела очень бледной, но на этот раз у нее были чистые волосы, и она улыбалась.

– Жду не дождусь, когда мне разрешат выйти отсюда, – сказала она и, выкатив глаза, добавила: – Мне надо о многом поговорить с тобой.

Я тоже стремилась побыстрее уйти из клиники. Мне было неуютно там, где люди испытывали душевные страдания. Я не видела здесь ни веселых, беззаботных, позабывших о мире сумасшедших, ни вечно усмехающихся деревенских дурачков, ни даже опасных психопатов, постоянно хватающихся за топор. Все пациенты клиники выглядели грустными, потерянными и испуганными. Я не хотела, чтобы Джульетта оставалась здесь. Я никому не пожелала бы оказаться в этом учреждении.

Мы привезли Джульетту домой, и мама заварила ей чаю. Джульетта улыбалась.

– Все это было так странно, Кэри. Мне казалось, что я – героиня какого-то фильма, что о моей жизни снимают документальное кино. Когда ты последний раз приходила ко мне, я была уверена, что у тебя в сумочке диктофон. – Она засмеялась. – Сейчас даже трудно представить, в каком состоянии я находилась.

Мама суетилась у стола, расставляя чашки.

– Я рада, что тебе стало лучше, – призналась она. – Это самое главное. Габриэлла собирается позвонить тебе, чтобы узнать, как твои дела.

Джульетта взяла маму за руку.

– Мне все еще страшно, – сказала она.

Мама обняла ее:

– Я останусь у тебя на ночь. Я буду рядом, не бойся.

Мама вышла проводить меня.

– Джульетта все еще нездорова, – сказала она.

– Но ведь она никогда не была вполне нормальной, правда?

– Я присмотрю за ней.

– Я знаю.

Вернувшись домой, я села у окна. Мне хотелось, чтобы снова пошел дождь и я затерялась в его серой пелене.