– Невероятно, – только и сумел прошептать Медведко, сплевывая кровь и чудом удерживаясь на спине круто набравшего высоту ящера.
Мало кто из смертных мог похвастаться тем, что видел землю с высоты птичьего полета. Тем более что ящеры летали даже выше орлов. Другое дело, что ситуация, в которой им довелось нынче оказаться под и над облаками, к созерцанию не очень располагала. Лана успела только с болью отметить стремительно расширявшееся отравленное скверной Нави пятно посреди покрытого нежной весенней зеленью пробуждающегося леса.
В свое избавление она, впрочем, поверить не могла, как и осмыслить, как и каким образом ящер, поселившийся вместе с изгнанным Горынычем на Сорочьих горах, вновь оказался в окрестностях Змейгорода. Не в силах перевести дух, она хваталась за жесткие костяные отростки защищенного бронею хребта, придерживая теряющего сознание спутника, и поминутно шептала в бреду: «Яромир, любимый!» Словно боялась, что наваждение рассеется и ящер исчезнет, превратившись в одного из драконов Нави.
Почему-то заветные слова нашли выход лишь нынче, во время их первого совместного полета, свершавшегося совсем не так, как рассказывали старшие замужние сестры и подруги. Впрочем, у них с Яромиром все шло кувырком, не по правилам, с надрывом, а теперь еще и на грани жизни и смерти. Но именно потому, что время измерялось даже не мгновениями, а взмахами широких кожистых крыльев, хотелось крепче прижаться к телу ящера, ощущая, как под пластинами брони перекатываются могучие мышцы, покрывая поцелуями каждую чешуйку. Кто знает, если бы тогда, в дни Коляды, она не держалась так строго, может, и Горыныч не хлебал сейчас горькую долю изгнанника.
Яромир на ее признание пока никак не реагировал и только заклинал мысленно: «Лана, держись». Взмывая выше облаков или стелясь по земле, так что удавалось разглядеть даже малую травинку, он закладывал еще более невероятные виражи, нежели тогда на гульбище, словно пытался, поменяв местами небо с землей, запутать противника.