Рашид Лала Мустафа был заядлым соблазнителем женщин. Он сам знал это про себя, да и для его друзей – журналистов, ведущих колонки светской хроники в самых скандальных изданиях, это также не было тайной. Но вот его жертвы никак не хотели мириться с этим фактом! Рашид относил это на счет женского тщеславия, которое заставляло их верить в то, что они чем-то выгодно отличаются от своих предшественниц. Как только очередная женщина в него влюблялась, она сразу же начинала свято верить, что ее любовь не сможет оставить его равнодушным и он на ней обязательно женится. В этом-то и заключалась фатальная ошибка всех женщин, которые оказывались на его жизненном пути.
Рашид почувствовал запах добычи и увлекся погоней. То, что он сказал Мирелле, было правдой: он любил женщин и все, что с ними связано. Женский ум, его коварство и тщеславие, женское тело, но сильнее всего его привлекала интимная близость с ними. Ему доставляло удовольствие тратить время и деньги на женщин, он обладал бесконечным терпением, когда нужно было выведать у них тайные желания и потребности. Ему нравилось снимать с них защитные покровы, чтобы они представали перед ним чувственными и беззащитными. И вот тогда он готов был пойти на любые жертвы, чтобы удовлетворить их откровенные, ничем не завуалированные прихоти.
Как только жертва попадала в его сети, Рашид начинал предъявлять к ней непомерные требования. И они готовы были на все, чтобы ему угодить. Он всегда был больше чем просто обворожителен в любовных играх, более чем просто внимателен, щедр и изобретателен в сексуальном плане. Но как только он завоевывал женщину окончательно, в его отношении к ней появлялся оттенок дьявольского пренебрежения – первый признак начала конца. Вскоре женщина переставала его интересовать.
Как только он увидел Миреллу, которая шла через зал ресторана «Клэридж» в сопровождении метрдотеля, он принял решение ее соблазнить. Восхитительные формы этой женщины, ее отточенный до предела стиль нью-йоркской бизнес-леди, самоуверенность – все это захватило его и побудило ввязаться в игру. Оценивая достоинства ее тела, он обратил внимание на ноги и был приятно удивлен, увидев ее туфли. Он усмотрел в этом ее желание проявить свою сексуальность и сделал вывод, что она весьма состоятельная и стильная женщина, которая имеет постоянную связь с одним мужчиной.
То, что она приколола на лацкан орхидею из букета, который он ей прислал, свидетельствовало о ее склонности к авантюрам. Она подошла ближе, и он подумал, что ей следовало бы носить волосы ниже плеч и отказаться от легкого макияжа. Ему хотелось бы видеть ее глаза и губы более яркими, их линии более четко очерченными. То, что люди станут обращать внимание на ее чувственный рот, служащий для его удовольствия, его не пугало.
На самом деле идея соблазнить Миреллу Уингфилд пришла ему в голову три дня назад, когда его доверенный человек в посольстве сообщил, что самое крупное состояние в Турции скоро пойдет с молотка, потому что новая наследница, американка по имени Мирелла Уингфилд, намерена его ликвидировать. Рашид и его семья на протяжении долгих лет пытались прибрать к рукам это состояние, но им до сих пор не удавалось обнаружить таинственного наследника, которого опекали многочисленные адвокатские конторы. Однако настоящее желание соблазнить ее возникло тогда, когда он при встрече поцеловал ей руку.
И вот теперь Мирелла расправлялась с десертом, отрезая от груши тоненькие ломтики и кладя их в рот, и одновременно слушала рассказ Рашида о Лондоне, который он считал своим вторым домом.
– Рашид, вы не будете против, если я задам вам очень прямолинейный вопрос?
– Прошу вас, задавайте. Но в ответ позвольте мне также задавать прямые вопросы, если возникнет необходимость.
– Это будет справедливо. Нет смысла притворяться, что я не знаю, что вы считаетесь самым завидным женихом во всей Европе, а то и в мире. Вы заняли место Али-Хана, Рубиросы, Гюнтера Закса и Ага-Хана. Все они признали, что вашими наставниками были Онассис и Ниархос и что равного вам нет. Неужели вам нравится играть роль интернационального плейбоя? Какова ваша настоящая жизнь? Что вы в ней делаете?
Рашид помедлил с ответом, отодвинув от себя десерт. Потом он улыбнулся ей и произнес:
– Знаете, Мирелла, в вас есть что-то освежающее. Может, это наивность, традиционная американская невинность? Такое ощущение, что у вас в крови бродят гены новоанглийских пуритан, которые иногда прорываются на поверхность сквозь кожу. Скажите, а вы родом не из какого-нибудь штата в Новой Англии?
– Семья моего отца прибыла в Америку на борту «Мэйфлауэра». Мои отец и мать до сих пор живут на земле, на которую их предки ступили в 1620 году.
– Я так и подумал. Так вот, отвечаю на ваши вопросы: те, о ком вы упоминали, говорят правду – я единственный в своем роде. У меня то же мироощущение плейбоя, что и у них, но я серьезно занимаюсь бизнесом. Вроде бы все похоже, но по-другому. Мне нравится играть роль плейбоя по двум причинам: во-первых, я не играю роль, а живу той жизнью, которая мне нравится; во-вторых, я наслаждаюсь каждым ее мигом. Как только я устаю от этого, я возвращаюсь в один из моих домов в Турции. Вы спрашиваете, какова моя настоящая жизнь? Поскольку я безжалостен и расчетлив в бизнесе, работа отнимает у меня всего двадцать процентов свободного времени. В остальные восемьдесят я занимаюсь игрой с не меньшей самоотдачей. Но ведь вы не это хотели узнать, не так ли? Вам интересно, не бездельник ли я. Действительно ли я «убийца женщин», который оставляет за собой кровавый след вереницы разбитых сердец? Так вот, предупреждаю вас, Мирелла Уингфилд: в этом есть доля истины.
Не в первый раз за вечер Мирелла восхитилась его прямолинейной откровенностью и уверенностью в себе. Ей показалось странным, что он ни словом не обмолвился о ее наследстве, но она была благодарна ему, потому что эта тема лишь усложнила бы их общение.
– Спасибо за предупреждение, – лукаво улыбнулась она. – Я уже уличила вас в одном грехе: вы любите сладкое.
– Да, это правда. Вы удивитесь, если я скажу, что это мой единственный грех? Я не считаю то, в чем меня обвиняют досужие журналисты, грехом.
Они поговорили о том, что употребление легких наркотиков, курение и алкоголь греховными делами назвать весьма затруднительно.
– А как насчет сексуальных грехов? – спросила Мирелла напрямик.
– Я никогда не делал ничего предосудительного в этом смысле, – рассмеялся он. – Потому что в отличие от сладкого мне это идет только на пользу.
Мирелла тоже не удержалась от смеха. Они наслаждались обществом друг друга, и в их глазах то и дело вспыхивали искры любовного притяжения. Официант разлил кофе по чашкам, и Рашид с тяжелым вздохом положил себе в кофе три ложки сахара.
– Ну вот, а теперь самая приятная часть обеда, – торжественно провозгласил он, когда официант снова подошел к их столику.
Им подали шоколадный мусс – такого изысканного вкуса, что Мирелла даже подумала, что это лакомство само по себе уже греховно.
После обеда они слушали оркестр и пили кальвадос, сидя на диванах в фойе. Мирелла обнаружила, что выпила слишком много.
– Рашид, я хочу поблагодарить вас. Это неожиданный и самый прекрасный вечер из всех, какие выпадали на мою долю за последнее время. Могу я произнести тост?
Он кивнул. Она поднесла к лицу бокал и вдохнула легкий аромат яблок, который источал прозрачный напиток. Она протянула свой бокал к нему и с улыбкой произнесла:
– Пью за своего хозяина, за вас, Рашид Лала Мустафа.
Они подняли бокалы одновременно и выпили молча, глядя друг другу в глаза. Музыканты закончили играть и стали собирать инструменты, последние клиенты покинули ресторан.
– Хотите пойти в «Аннабель»? – спросил он.
– Кто это?
– Не кто, а что. Это лучший ночной клуб в Лондоне.
– Он действительно лучший или просто самый шикарный и престижный? Это место встречи тех, с кем вы общаетесь? Туда принято ходить людям вашего круга? – спросила она насмешливо.
– Все это верно, но, кроме того, он и вправду лучший. А почему вас это так беспокоит? Неужели вы принадлежите к числу извращенных снобов?
– Нет, Рашид. Но если честно, мне бы не хотелось туда идти. Дело в моем тщеславии. Весь вечер я чувствовала себя рядом с вами неуклюжей провинциалкой. Скажите, вы всегда распускаете павлиний хвост при виде женщины? Они всегда ощущают себя недостаточно шикарными с вами и хотят вас чем-нибудь поразить?
– Да, по большей части это так. А почему бы и нет? Я, как правило, стремлюсь дать женщине то, что она хочет. Если шикарная женщина светится от счастья, как вы сейчас, так разве это плохо?
– Неужели вы смогли разглядеть шикарную женщину, светящуюся от счастья, под маской сдержанной и холодной Миреллы Уингфилд, одетой в строгий деловой костюм? Или вы считаете, что я должна внутренне сгорать от счастья только потому, что Рашид Лала Мустафа удостоил меня чести и пригласил на обед?
– Я не слепой, Мирелла. Вы действительно одеты сообразно с представлениями нью-йоркских жителей об изяществе и шике. Вы выглядите как ультрасовременная женщина, похожая на Глорию Стейнем, которую очень многие мужчины считают привлекательной. Вы производите впечатление успешной, образованной и свободной леди. Полагаю, вы занимаете ответственный пост в крупной организации и получили прекрасное образование. Вы из тех дам, которые читают журнал «Нью-Йорк» дома и «Вог» в кресле у парикмахера; вы выписываете «Арт ньюс», «Новости архитектуры», «Гурман» и «Нью-Йоркер», но у вас никогда не хватает времени, чтобы их прочитать. Мирелла, возможно, я ошибаюсь, но я считаю вас восхитительной женщиной, которая заслуживает в жизни большего. Шик и авантажность хороши уже сами по себе, но если вы захотите выйти за пределы этого мироощущения, я готов вам помочь.
– Рашид, вы очень хороший, правда, – отозвалась она с искренним восхищением. Она допила кальвадос и откинулась на спинку кресла с мечтательной улыбкой. – Наверное, вы правы, – протянула она, прикоснувшись к его руке. – Наверное, пора сказать «прощай» строгому серому костюму и принять всем сердцем ожерелье из серебряных цехинов. Прощай – академия, здравствуй – Голливуд! Прощай – американский образ жизни, здравствуй – восточный гедонизм! Но знайте, Рашид, я не из тех, кто довольствуется полумерами.
Рашид был восхищен ее откровенным порывом. Чем дольше он общался с ней, тем сильнее ему хотелось ее соблазнить.
– Прекрасное начало, – хмыкнул он. – Вернее, два прекрасных начала: ваше отношение к жизни и ко мне. Позвольте мне стать тем человеком, который откроет для вас дверь в широкий мир без границ.
– И нам хватит на это четырех дней? – удивилась она.
Они встретились глазами и рассмеялись. Он подошел к ней и помог надеть жакет.
– Мы очень постараемся. Я могу лишь сказать: «Берегись, мир, Мирелла Уингфилд готова вступить в твои пределы!»
– Смешно, что вы сказали эти слова. Несколько часов назад я сказала их самой себе.
Мирелла не удивилась, когда, выйдя из холла, Рашид попросил у нее ключи от ее номера. Их глаза встретились, между ними проскочила искра взаимного понимания. Она смущенно улыбнулась, порылась в сумочке и протянула ему ключи.
Рашид взял ее под руку и успокоил взглядом, который был призван убедить ее в том, что на него можно положиться. Ее глаза были прикованы к его чувственному рту, а когда она заметила, что он покусывает нижнюю губу, обнажая белоснежный ряд верхних зубов, ей очень захотелось узнать о его намерениях относительно нее.
Они не проронили ни слова, пока лифт поднимался наверх и пока они шли по коридору к ее номеру. Но это молчание не вызывало у них неловкости. Не было в нем ни восхищения, ни отторжения. Это было похоже на взаимное ощущение сильного сексуального влечения, которое оба могли при желании держать под контролем. Мирелла не помнила, чтобы у нее в жизни было что-либо похожее. В словах не было необходимости. Он использовал только физическую привлекательность и силу своей личности, чтобы заставить ее почувствовать себя слабой, уязвимой и готовой удовлетворить его сексуальные потребности.
Они вошли в гостиную, где были зажжены светильники. Здесь было уютно, и обстановка очень располагала к общению, чего Мирелла не ожидала. Она заметила на столике у камина два бокала для шампанского, бутылку в серебряном ведерке со льдом и вазу с конфетами.
Миреллу потрясло, с какой тонкой предусмотрительностью Рашид Лала Мустафа ее соблазняет. Он не оставил для нее ни дюйма свободного пространства для маневра, и это возбуждало ее еще сильнее.
Она наблюдала, как он разлил шампанское по бокалам, попробовал его и, удовлетворенно кивнув, протянул ей бокал, и они выпили одновременно.
Затем он взял с блюда конфету, откусил от нее половину, а вторую предложил ей. Она послушно раскрыла губы и разделила его трапезу. Он снял с нее жакет и бросил его на спинку стула, после чего снова наполнил бокалы и, обняв ее за талию, повел в спальню.
Здесь царил приятный полумрак. Кровать была разобрана, и сбоку лежала ее ночная рубашка. Но что самое удивительное – с другой стороны кровати в ногах лежала аккуратно сложенная черная шелковая мужская пижама. Мирелла была потрясена, но не раздражена такой откровенностью.
Рашид, в свою очередь, оценил реакцию Миреллы – она даже бровью не повела, когда он, войдя к ней в номер, повел себя как хозяин. Он пристально наблюдал за ней, стараясь уловить малейшее изменение в ее настроении. Она поразила его тем, что никак не отреагировала на присутствие его пижамы в своей постели.
Дальше они действовали синхронно: подошли к кровати, поставили на столик бокалы, повернулись друг к другу и поцеловали друг у друга руки. После чего оба отступили на шаг и с восторгом наблюдали за тем, как каждый из них раздевается.
Миреллу восхитило обнаженное тело Рашида. Оно напоминало статую юного античного бога и совсем не было похоже на тело сорокалетнего мужчины. Он был строен и поджар, его широкая грудная клетка, тугие ягодицы и длинные ноги с сильными бедрами, казалось, принадлежали молодому мужчине.
Он стоял, упираясь ногой в край кровати, и смотрел на нее. Его длинный, возбужденный пенис был выставлен на ее обозрение. Мирелла не могла отвести от него глаз. При этом она видела, как красивы его сильные руки, тонкие пальцы и массивная шея.
Она потянулась к ночной рубашке, но он произнес тоном, не терпящим возражения:
– Нет.
Она выронила ее из рук, как будто обожглась. Он приблизился к ней, и начал нежно ее ласкать. Его пальцы медленно исследовали каждый дюйм ее тела. Он начал с ее лица, затем перешел к шее и плечам. Он не упускал ничего: ни ложбинки под грудью, ни складки под ягодицами. Он действовал расчетливо и сознательно, соблазняя ее по всем правилам эротического искусства.
Сначала она окаменела. Но это лишь казалось. Внутри она давно уже вспыхнула, как сухая солома. Ее зачаровали вид его тела и его прикосновения. Вдруг он оставил ее и отошел к столику возле кровати, но тут же вернулся.
– Открой рот.
Он положил ей в рот кусочек белого шоколада, который незаметно растаял во рту. В ту же секунду он привлек ее к себе и поцеловал в губы. В этот миг она ощутила неземное блаженство от страсти, заключенной в этом поцелуе.
Он поднял ее на руки и положил на кровать. Прежде чем Мирелла успела понять, что происходит, он уложил ее поперек кровати так, чтобы ему было удобно: под ее ягодицами вдруг оказались мягкие подушки, а ноги были раздвинуты насколько возможно широко. Он не сдержал восхищенного вздоха, когда увидел вблизи ее возбужденное лоно. Одним резким и сильным движением он вошел в нее и насладился влагой, которая говорила о том, что его ждут.
Для Миреллы такое резкое и сильное проникновение оказалось неожиданностью, и она вскрикнула от боли и восторга. Он настолько властно совершил этот акт, что она испытала оргазм от того, как уверенно и страстно он это сделал. Безусловно, он умел любить женщин: ему ничего не стоило продлить восхитительное ощущение так долго, как ему это было нужно.
Он заставлял ее подчиняться себе, и Мирелла с радостью это делала, потому что ей это нравилось. Когда они достигли первого оргазма, она едва не задохнулась от восторга. Но через миг она свернулась калачиком и задремала в его объятиях.
Ночью она просыпалась дважды: сначала в полной темноте она втянула в себя запах его тела и заснула снова; во второй раз она повернулась на бок и долго изучала его спокойное, погруженное в глубокий сон лицо.
Слезы навернулись у нее на глаза и потекли по щекам, когда она вдруг подумала, насколько он красив. Никогда прежде она не просыпалась в одной постели с таким красивым мужчиной. Пожалуй, такого действительно можно было прозвать «убийцей женщин».
В этом мужчине присутствовали шарм, обаяние, красота и какое-то дьявольское очарование. Он рассказал ей, что увлекается сексуальной охотой, а также о том, чем она обычно заканчивается. И она знала, что пойдет за ним с рабской покорностью, пока он ее не прогонит. И тут ей привиделись красные сигналы светофора, но она небрежно отмахнулась от них, не желая портить себе настроение.
Ее последней мыслью перед тем, как заснуть, была мысль о Рокселане. Если это она из могилы так изменила ее жизнь, то хорошо, что к тому же она подарила ей столь приятные ощущения. Она улыбнулась про себя и прошептала: «Спасибо, прабабушка. Надеюсь, я не подведу тебя».