Ласковый дождь

Глава 6

Мирелла раскрыла маленький конверт и в очередной раз взглянула на карточку, вернее, на подпись. Адам Кори. И больше ни слова. Просто – Адам Кори. Красивая, уверенная подпись, занимающая почти всю карточку.

Извинение? Попытка примирения? Он повел себя до неприличия грубо. Но ведь она видела желание в его глазах. А потом вдруг такое оскорбительное прощание. Она поморщилась. Ее до сих пор коробило от его слов. Они глубоко задели ее.

Мирелла провела тяжелый день, наполненный пустой болтовней сослуживцев, и оживилась лишь тогда, когда ей доставили цветы. Началось все с того, что Моузез безмолвной тенью передвигался по гостиной, изображая, что его вовсе не волнует новость о наследстве. В закусочной «Х и О» к ней подсела миссис Краватц и долго распиналась по поводу того, каким жестоким и агрессивным стал Нью-Йорк. Она успокоилась лишь тогда, когда визгливо набросилась на человека, который хотел войти в закусочную, но толкнул дверь не в ту сторону. «Толкай! А не тяни! Что за идиот!» Она вылетела ему навстречу и ткнула в грудь пальцем, словно это была резиновая дубинка: «Научись сначала читать, ублюдок! Время – деньги!»

Один лишь Пол равнодушно отнесся к этой новости. Во время обычного утреннего разговора она почувствовала оттенок раздражения в его голосе, и ей потребовалось совсем небольшое усилие, чтобы уклониться от его предложения встретиться вечером, потому что он все время мямлил и запинался.

В зале для совещаний, куда она отправилась послушать главу своего департамента, висел плотный смог непроходимой скуки, которую навевали выступающие, говоря об одном и том же. В итоге вся аудитория погрузилась в нирвану, за которой последовало полное физическое и моральное истощение, обычно возникающее под действием нервно-паралитического газа. Она разбудила Рональда Калвера, вместе с которым и ушла, не дожидаясь конца совещания.

Проходя через холл, где собрались представители делегаций, горячо спорящие о чем-то перед выступлением на Генеральной Ассамблее, Мирелла спросила Рональда, что он здесь делает.

– Для зарубежных представителей очень важно объявить о своем деле до начала прений, – ответил он. – Это вынуждает правительства заранее определиться со своей позицией, а заодно понять, куда дует ветер компромисса. Мне лично очень важно, как будет сформулирована проблема. К несчастью, на этот раз все уперлось в лингвистические фокусы. Довольно скучно.

Мирелла улыбнулась, потому что знала истинную причину его появления на совещании: дело в том, что в свои тридцать девять лет он по-прежнему верил в ООН, несмотря на весь бюрократизм, косность и неэффективность, которые эта Организация иногда демонстрировала. Рональд виртуозно владел языком и искренне считал, что водоворот написанных и устных текстов никогда не остается без последствий. Он понимал, что все речи и резолюции ООН быстро забывались и не решали никаких мировых проблем, но отдавал должное Ассамблее как единственному месту встречи глав государств. Он был убежден, что без ООН мир стал бы намного хуже и взрывоопаснее. Мирелла была с ним согласна.

В его кабинете она посоветовалась с ним о некоторых важных проблемах. Рональд уклонялся от категоричных заключений и задавал ей наводящие вопросы. Мирелла догадалась, что он хочет заставить ее принять самостоятельное решение. Но он слишком долго говорил, и в какой-то момент Мирелла поняла: с нее хватит!

Она прервала его на полуслове и, извинившись, заявила, что у нее накопилась куча дел и приступить к работе ей нужно немедленно. Она вернулась в свой офис и, снова достав из конверта карточку, осторожно положила ее на стол. Сев в кресло, она развернулась, чтобы еще раз полюбоваться восхитительным букетом длинноногих чайных роз, стоящих в вазе на столике. Да, здесь не будет пустой болтовни. Розы – прямое и откровенное заявление. Она пока еще плохо понимала, в чем его суть, но догадывалась, что оно не причинит ей вреда.

Бриндли Риблсдейл проснулся в странной двуспальной постели вместе со смуглой красавицей и не менее восхитительной обнаженной дочерью холодной Норвегии, которая больше походила на языческую богиню, нежели на земную женщину.

Первая его мысль была об Адаме Кори, который убедил его провести незабываемую ночь. Никогда прежде он не проводил ночь таким образом, впрочем, он никогда в жизни не встречал такого человека, как Адам Кори. Переступив порог клуба «Партуз», Бриндли оказался среди мужчин, которые много пили, ели, смеялись и ухаживали за женщинами. Все это они делали с таким восторгом, которого он даже не предполагал в человеческой природе. Затем он вспомнил встречу Адама с Миреллой Уингфилд, закончившуюся так агрессивно, что переросла в конфликт. Теперь он знал, что этот сильный, щедрый и властный человек, так много сделавший для «Румбольд, Грумторп и Риблсдейл», был до отказа напичкан сюрпризами.

Для Бриндли сумасшедшая и развратная ночь подошла к концу. Конечно, он ее не забудет, но она позади. Пора приниматься за дело. Осторожно выбираясь из постели, чтобы не нарушить сон своих подружек, он подумал о том, что следует уйти по-английски. Но в тот момент, когда он ненароком прикоснулся к шелковистой коже негритянки, у него появилась эрекция. Он улыбнулся про себя, решив, что дела подождут, и осторожно ее разбудил.

Это было страстное, но затянувшееся пробуждение, после которого он некоторое время возлежал на прекрасном теле черной красавицы, восстанавливая дыхание, и очень скоро вылез из постели. Он прижал палец к губам, прося ее хранить молчание, потом сдвинул ладони и прижал их к щеке, молча уговаривая ее поскорее заснуть. Норвежская богиня так и не проснулась, и ее приятельница, которая заработала за ночь тысячу долларов, уткнулась ей в плечо и мирно заснула. Бриндли открыл для себя новое сексуальное удовольствие – обладать женщиной в полном молчании.

Он направился в ванную, где обнаружил все необходимое для утреннего туалета. Он побрился, принял душ, оделся и вернулся в спальню, чтобы на прощание еще разок взглянуть на своих партнерш. Никогда еще в любовной игре он не претендовал на роль господина, повелевающего рабынями, – прежде ему не встречались женщины, которые могли бы удовлетворить его сексуальные фантазии, столь типичные для английского джентльмена его класса. События вчерашнего вечера перемешались в его голове из-за обилия выпитого им алкоголя, но о проведенной ночи он вспоминал с огромным удовольствием. Вот почему, покидая спальню, он не мог сдержать радостной улыбки.

В холле он столкнулся с иностранцем в белом пиджаке, который больше всего напоминал борца-тяжеловеса, а на самом деле оказался всего лишь слугой по имени Турхан. Бриндли попросил его показать, где находится телефон, и тот проводил его в огромную библиотеку с книжными стеллажами, уходящими под потолок. До этого момента Бриндли не знал, где находится, но теперь понял, что гостит в доме Адама Кори.

Трудно было сказать, что делает эту комнату так похожей на ее хозяина. Кожаные диваны с потертой обивкой табачного цвета эпохи короля Эдуарда? Чучело гепарда, застывшего в прыжке, или полдюжины других охотничьих трофеев, расставленных среди книг? Столы времен Французской Директории? Огромные бронзовые скульптуры работы Ремингтона, изображающие Джона Уэйна верхом, атакующего неприятеля, приподнявшись на стременах своего любимого коня? Или массивный письменный стол Булля, заваленный книгами и географическими картами? Старинные ковры работы восточных мастеров? Экзотические головные уборы из перьев, гордость североамериканских индейцев, выставленные на обозрение под стеклянными колпаками? А может быть, антикварные стулья с высокими спинками и гобеленовой обивкой, изображающей охотничьи сценки в бледно-голубых и зеленых тонах? Но скорее всего все вместе, включая фотографии в серебряных рамках, на которых был запечатлен сам Адам в окружении семьи, друзей и разных знаменитостей в самых экзотических местах.

Отсюда Бриндли сделал первый звонок Мирелле, которая сообщила ему, что уже начала читать документы. Она спросила, где он находится, и пообещала перезвонить ему позже, а также обсудить, когда они смогут отправиться в Англию.

Поскольку она ни разу не упомянула о вчерашнем вечере и об Адаме Кори, Бриндли благоразумно умолчал о том, откуда он звонит ей. Он сказал, что проведет весь день в разъездах по городу, поэтому позже сам свяжется с ней.

На террасе с видом на город, залитой солнцем, но укрытой от порывов ветра соснами, Турхан сервировал для него завтрак: бекон и яйца, колбаса и тосты, земляника и апельсины, а также изумительный, обжигающий черный кофе.

После завтрака Турхан снова проводил его в библиотеку, где он застал Адама, задумчиво сидящего у окна. Казалось, мыслями Адам за много миль отсюда, что не помешало ему тут же вернуться к реальности, как только он почувствовал присутствие Бриндли. Адам поднялся с кресла и приветствовал его теплой улыбкой и рукопожатием. О прошедшей ночи он сказал так:

– Ну и ночка, Бриндли! А вы вполне можете составить хорошую компанию, дружище! – Он хлопнул его по плечу и перешел к делу: – Если вам понадобится моя помощь в деле о наследстве Оуджи, можете на меня рассчитывать. Я уезжаю в Турцию через неделю и пробуду там несколько месяцев. У вас есть мой адрес и номер телефона.

Бриндли тоже не распространялся по поводу бурной ночи, ограничившись нейтральной фразой.

– Спасибо вам за беспредельное гостеприимство, Адам, – улыбнулся он, когда хозяин провожал его к лифту.

Имя Миреллы Уингфилд промелькнуло в их разговоре лишь однажды, когда двери лифта открылись.

– Адам, я надеюсь когда-нибудь отблагодарить вас за доброту и щедрость, которые вы проявили ко мне, – произнес Бриндли.

– Вы уже это сделали, Бриндли, когда познакомили меня с Миреллой Уингфилд.

Двери лифта закрылись, и те несколько минут, которые потребовались, чтобы спуститься с тридцать седьмого этажа на первый, Бриндли ломал голову над его словами. Однако ничего разумного так и не придумал.

Выйдя на Пятую авеню через стеклянные двери вестибюля, Бриндли понял, что Адам живет в собственном пентхаусе отеля «Прекрасная Голландия». Это было неподалеку от его отеля «Святой Реджис». Вскоре он позвонил Мирелле во второй раз и получил сообщение с просьбой перезвонить в четыре часа.

Следующий их разговор был непродолжительным. Она сказала, что наконец ознакомилась с бумагами, и просила его зайти к ней в офис около шести, чтобы все обсудить окончательно. Он согласился.

События начали развиваться стремительно, гораздо быстрее, чем Мирелле этого хотелось. Она испытывала досаду оттого, что дело о наследстве вмешалось в ее удобную, привычную, размеренную жизнь, которую она с таким трудом себе создала.

Она задумчиво покусывала губу, склонив голову набок. Затем решительно хлопнула ладонью по столу и глубоко вдохнула. Ее легкие наполнились воздухом, пропитанным ароматом цветов, и она опять вспомнила резкие слова Адама Кори. И это ей не понравилось.

Она вызвала в кабинет своих ведущих сотрудников и сообщила, что намерена взять двухмесячный отпуск, однако не весь сразу. Сначала она уедет дней на десять, но и то лишь после того, как убедится, что дела без нее будут идти своим чередом.

Она была несколько удивлена тем, что так легко оговорила свой отпуск, и поразилась тому, что ее секретарша и два помощника с восторгом отнеслись к ее временному отсутствию. Они дали ей понять, что поддерживают ее решение сменить обстановку. Мирелла заметила, что они то и дело украдкой поглядывают на цветы.

– Ради Бога, Барбара! – воскликнула она раздраженно. – В чем дело? Можно подумать, что я никогда прежде не получала цветов в подарок! Почему вы все на них пялитесь? Это самые обычные розы.

– Прости, но я не соглашусь с тобой, – вступил в разговор Эд Коул, ее старший помощник. – Это не «самые обычные розы». Это очень дорогие розы на длинных стеблях, совершенно потрясающего цвета. Думаю, это очень редкий сорт, а здесь целый букет. Они завладели этой комнатой и изменили ее до неузнаваемости. Надеюсь, они как-то связаны с твоим желанием взять отпуск, потому что если это так, то ты, несомненно, прекрасно проведешь время.

Мирелла проработала со своими коллегами десять лет и прекрасно их знала. Все они входили в число ее друзей, не самых близких, но все же друзей. Она взглянула на розы и неохотно признала, что цветы действительно необычные и что они изменили атмосферу ее кабинета. Она оценила доброжелательный отзыв Эда и не сомневалась, что остальные тоже хотят ей добра. Поэтому она сочла необходимым объяснить, что эти цветы от человека, который был незаслуженно груб с ней и таким способом решил извиниться.

– Слушай, если он так говорит «Прости меня», то представляешь, как он скажет «Я люблю тебя»? – вмешалась Барбара.

– Грубость? С грубостью мы сталкиваемся на каждом шагу. Если этот парень считает нужным извиняться именно так, то он полагает, что нанес тебе смертельное оскорбление, которое ты просто не переживешь, – ухмыльнулся Брайан Палмер.

– Перестань подлавливать меня, Брайан! Я все равно не стану рассказывать об этом.

– Кто подлавливает? Я просто желаю тебе добра, – парировал он.

Все рассмеялись, и Эд заключил:

– Мужчины никогда не посылают розы в знак извинения, если они не чувствуют особого эмоционального подъема. Ты уверена, что правильно понимаешь жест этого парня, Мирелла? Может быть, ты слишком долго прожила в Нью-Йорке и перестала понимать разницу между мужчиной, которому ты небезразлична, и тем, кто сожалеет о нанесенном оскорблении? Женщины склонны путать такие вещи, если их поглощает изнурительная атмосфера большого города, в котором они начинают слишком умничать.

Эта отповедь привела Миреллу в ярость, но она не подала виду и с усмешкой ответила:

– Вот уж никак не предполагала, что работаю с целой командой закоренелых романтиков! Я вижу, вы все разочарованы. Взбодритесь! Я хочу вам кое-что сказать. Причина, по которой я беру отпуск, состоит в том, что я получила наследство, и мне необходимо съездить в Лондон, чтобы вступить в права.

Она не сообщила им никаких деталей, за исключением того, что наследство досталось ей от прабабушки. Обсуждение этой новости затмило досужие разговоры о цветах, что было ей лишь на руку. Она выждала пять минут, пока все по очереди поздравили ее с удачей, а потом попросила их разойтись по рабочим местам, чтобы привести дела в порядок перед своим отъездом.

Вскоре офис превратился в жужжащий пчелиный улей. Она велела своим помощникам представить ей планы деятельности на ближайшие два месяца, а потом запросила рабочий график своего отделения. Барбара составила и принесла ей расписание обязанностей. Эд и Брайан завладели ее телефонами, диктуя срочные указания своим секретарям по поводу компьютерных дисков, микрофильмов и «проблемных» файлов.

Через час Мирелла уже не сомневалась, что оставляет отдел в надежных руках и может передать полномочия своим заместителям.

Она откинулась на спинку кресла и задумалась о том, кому поручить самый важный проект: перевод на китайский и публикацию нескольких тысяч речей, которые должны были поступить из семи основных комитетов и с пленарного заседания ООН, а также нескольких сот резолюций, принимаемых в текущем году. Это составляло вклад их отдела в празднование сороковой годовщины ООН. Только этот проект вызывал у Миреллы серьезное беспокойство.

Приоритеты менялись, все переворачивалось с ног на голову, и довольно быстро. Но хуже всего было то, что она занималась этим в одиночку, против своей воли и без особого смысла, насколько она могла судить. Мирелле посчастливилось найти внутреннее основание для того, чтобы заниматься этим: сорок миллионов долларов в год на дороге не валяются, хотя это вряд ли могло ее утешить при том, что вся ее жизнь пошла наперекосяк из-за этого проекта.

Зазвонил сотовый телефон. Она нажала на кнопку и поднесла трубку к уху:

– Алло?

– Привет, ты можешь говорить?

Это был Пол. Она отвернулась от царившей в офисе суматохи, прикрыла глаза, и сердце ее сильно заколотилось. У Миреллы камень с души свалился – ее отношение к Полу не изменилось. Его голос вернул ей чувство безопасности и привычного комфорта, и в этот момент она поняла, что же именно ее так огорчает. Дело не в наследстве – с этими проблемами она справится, – а в этих прекрасных цветах. В этом фатальном напоминании об Адаме Кори и его чувстве к ней. Она признала это, и ей стало легче. Она в состоянии жить дальше с мыслью, что он не одобряет ее поступков. Цветы вдруг стали для нее просто цветами, что означало конец всей этой истории.

– Короче, – тихо сказала она. – У меня здесь полный офис народа, и мне не очень удобно разговаривать.

– Сегодня вечером…

– Да?

– Я смогу выбраться только между семью и девятью. Я имею в виду промежуток времени, а не количество раз. – Он хмыкнул. – Тебя это устроит?

– Время или количество раз? – лукаво переспросила она.

– О, вот это мне нравится. Ты говоришь так, как будто хочешь, чтобы тебя изнасиловали.

– Я хочу, чтобы меня полюбили и изнасиловали, – прошептала она и добавила обычным голосом: – Я приеду домой к семи и с нетерпением буду тебя ждать. Мне о многом нужно с тобой поговорить.

– Надеюсь, ты говоришь так только для того, чтобы не вызвать подозрений у своих сотрудников? Я не хочу разговаривать. Я хочу трахаться. Я целый день мечтаю о том, чтобы распять тебя на кровати. – Это были его последние слова.

Короткие гудки жалобно завыли ей в ухо. Она долго держала трубку в руке, пока короткие сигналы не сменились длинным. Ее снова покоробило от его грубости и прямолинейности. Да, сегодня вечером он ее изнасилует, но любовь, которой ей так не хватало, явно не входила в его планы.

Она медленно развернулась в кресле лицом к суматохе, которую создавали ее сотрудники. Слова ее лучшей подруги Дины отозвались у нее в ушах: «Бейся за все сто процентов, но если тебе удастся получить пятьдесят, считай, что ты в выигрыше. И помни, пятьдесят один процент всегда лучше, чем пятьдесят».

Дина… Мирелла решила обязательно позвонить ей вечером. Она еще не успела сообщить ей о наследстве, но теперь хотела поделиться накопившимися новостями и рассказать об отпуске и предстоящей поездке в Лондон. Дина Уивер, с которой она была дружна почти двадцать пять лет и которая всегда восхищалась Миреллой, хотя и не одобряла ее безупречно отлаженного образа жизни, так не похожего на ее собственный, будет потрясена. Мирелла невольно улыбнулась от этой мысли.

Она выбросила звонок Пола из головы и включилась в работу своих подчиненных. Через час появился Бриндли.

Он растерянно замер на пороге и оглядел недоуменным взглядом мечущихся вокруг служащих. До него доносились обрывки фраз:

– …Усилия всей команды…

– Это того стоит…

– Слишком много этических проблем…

– Встреча в десять…

– Никогда…

– Сексапильная деловая женщина…

Бриндли потрясла такая активность. Он вошел в кабинет, ожидая застать Миреллу Уингфилд с головой погруженной в работу, заваленной бумагами по самую макушку. Вместо этого он увидел ее вальяжно сидящей боком на столе со скрещенными ногами, обтянутыми дымчатыми нейлоновыми чулками. Там, где заканчивалась ее серая габардиновая юбка, виднелась узкая полоска обнаженного бедра. Она чистила банан. Ее элегантные серые туфли аккуратно стояли рядышком возле ножки стола. На столе были разложены небольшие стопки документов.

– Привет, Бриндли, проходите. Извините, что я перенесла ваш визит, но мне не хотелось тратить впустую ни ваше, ни мое время. Мне нужно было сначала привести в порядок дела.

– Да, я понимаю.

Она указала ему на стул напротив. Он сел и поставил портфель на пол рядом со стулом.

– Должен признаться, Мирелла, вы беспокоите меня с самого начала нашей вчерашней встречи. Я понимаю, что для вас все это оказалось настоящим шоком. Но прошу вас, помните, что вы можете рассчитывать на мою помощь.

– У меня и в мыслях не было ничего другого, Бриндли. Я начала читать документы, которые вы мне оставили, и могу заверить вас, что не изменила своего мнения относительно скорейшей ликвидации наследства. Только по этой причине я устроила так, чтобы у меня появилась возможность надолго оставить работу. Я намерена сотрудничать с вами в тесном контакте и напряженном ритме и как можно скорее покончить с этим делом. Я могу оставить свой офис на несколько недель, как только налажу здесь работу, это будет дней через пять-шесть. Затем я готова провести неделю, десять дней, даже две недели с вами в Лондоне, а потом вернусь сюда. У меня есть дом на побережье, и я хочу провести остаток отпуска там. Я смогу заниматься там своим наследством, а вы будете прилетать ко мне, если в том будет необходимость. Так я представляю себе наше дальнейшее сотрудничество. Хотите банан?

Мирелла потянулась к хрустальной вазе с фруктами. Бриндли не отрываясь смотрел на ее стан, который привел его в не меньшее восхищение, чем ноги. На ней была белая блузка с длинными рукавами и глубоким вырезом, который почти не скрывал холмики ее грудей с темными полукружьями сосков.

Накануне он был потрясен тем, что его таинственная наследница, которую он так долго разыскивал, оказалась красивой деловой женщиной, хотя, пожалуй, несколько более «американкой», чем ему бы хотелось. Вечером у себя дома она проявилась с другой стороны: за этим фасадом оказалась разумная, привлекательная, решительная и наделенная внутренним аристократизмом женщина. Теперь Мирелла Уингфилд обнаружила свою третью ипостась – чувственно-сексуальную. Несомненно, в ее жилах текла горячая кровь загадочных предков, хотя сама она в это не верила – пока.

Он задумчиво очистил банан, откусил кусочек и только тогда понял, что делает. С минуту они молча жевали, глядя друг на друга.

– Терпеть не могу бананы, – скривился он, поднимаясь со стула. – Они напоминают по вкусу детское питание. Совсем забыл, что я не люблю их.

– Простите, Бриндли. А как насчет груши? – Она слезла со стола и, надев туфли, протянула ему мусорную корзину, чтобы он мог выбросить остатки банана. После чего она села за стол, а Бриндли вновь занял свое место.

– Нет, спасибо, ничего не нужно, Мирелла. Я вижу, у вас все продумано до мелочей.

– Вас это удивляет? – обворожительно улыбнулась она.

– Нет, просто восхищает то, в каком темпе работают ваши сотрудники. Я рад возможности пообщаться с вами в Лондоне. Полагаю, мне стоит отбыть туда немедленно, чтобы подготовить все к вашему приезду. Предлагаю вам прочитать все бумаги еще здесь и составить список вопросов до нашей встречи. Разумеется, вы всегда можете мне позвонить.

Мирелла надела двубортный пиджак из верблюжьей шерсти от Армани, взяла сумочку, и они вышли из офиса. Расстались они на Первой авеню; она пошла на север, он – на запад, и каждый с ощущением волнующего предвкушения очередной встречи.

Мирелла очень устала и надеялась на то, что пешая прогулка до дома вернет ей силы. Она шла быстрым шагом среди суеты и грохота нью-йоркских улиц, гудящих, как растревоженный улей, и мечтала о прохладном мартини. К тому времени, когда она взбегала по ступеням своего дома, события прожитого дня успели еще раз прокрутиться у нее в голове, и она осталась довольна собой. Через несколько недель она будет очень богата. Через несколько месяцев она отделается от наследства, отдохнет в доме, который Пол снял для нее на Лонг-Айленде, и все наконец останется позади. Со временными неудобствами в жизни будет покончено.

Она порылась в сумочке, достала ключи и открыла дверь.

– Моузез, я дома! – прокричала она с порога.

Ответа не последовало. Тогда она позвала его снова:

– Моузез!

Панель телефона на столике в холле засветилась. Она сняла трубку.

– Здравствуй, Моузез. Я пришла. Приготовь мне, пожалуйста, большой прохладный мартини и принеси в спальню.

– Хорошо, мисс Мирелла. Не хотите ли спуститься в кухню и выпить маленький стаканчик? А потом я приготовлю большой и принесу вам в спальню.

– Ладно.

В предложении Моузеза не было ничего необычного. Она часто так поступала. Это давало ей возможность обсудить меню ужина и поболтать о событиях минувшего дня.

В кухне Моузез смешивал для нее мартини. Она давно научилась разбираться в выражении его лица, и сегодня ей предстояло общение с веселым и лукавым Моузезом. Она села.

– Почему бы тебе тоже чего-нибудь не выпить?

Он достал из холодильника пиво, уселся напротив нее и спросил:

– Вы будете ужинать дома?

– Да, но приготовь что-нибудь, что можно потом разогреть в духовке. Я спущусь около десяти и поужинаю в кухне. И еще, не мог бы ты приготовить салат из свежих фруктов с майонезом из лимона и эстрагона? Это нужно подать наверх. Мистер Прескотт зайдет через час.

Моузез подумал о том, что придется заранее подготовить бурбон и воду, и отхлебнул пива.

– Ну, в чем дело, Моузез? Тебе не терпится мне что-то рассказать? Я вижу, что тебя как будто разрывает изнутри.

– Нет, не рассказать, мисс Мирелла, а показать. Пойдемте.

Он улыбнулся, и его поведение заинтриговало Миреллу. Она допила мартини и почувствовала себя лучше. Скорее всего он приготовил ей сюрприз, испек свой фирменный торт, который заранее подал в столовую на праздничном блюде. Но они прошли через столовую, где торта не оказалось. Моузез направился к лестнице на второй этаж, и Мирелла подумала: «Наконец-то явился водопроводчик и починил подтекающий кран в ванной». В этот момент в дверь позвонили. Моузез был дальше от двери, поэтому Мирелла пошла открывать сама. Она невольно попятилась, когда увидела на пороге человека в форме посыльного, который держал на весу корзину с витой ручкой, наполненную великолепными африканскими фиалками.

– Мисс Уингфилд? – спросил он.

Мирелла кивнула.

– Это для вас, – произнес он с поклоном и протянул ей корзину.

Увидев среди цветов уже привычный белый конверт, она онемела. Моузез пришел ей на помощь: он взял у нее из рук корзину, поблагодарил посыльного и закрыл за ним дверь.

Она знала, что это цветы от Адама Кори, еще до того, как открыла конверт. Она долго не могла прийти в себя, потому что за последние два часа ей удалось полностью выкинуть его из головы.

– Вы не хотите прочитать карточку? – спросил Моузез.

– В этом нет необходимости. Я знаю, кто это прислал. Это тот же человек, от которого я сегодня уже получила цветы.

– Вы имеете в виду маргаритки и…

– Моузез, по-твоему, я не знаю, чем отличаются розы от маргариток? – перебила его Мирелла. – Должна заметить, что у него хороший цветовод. Пойдем поставим цветы в гостиной, там они будут кстати. – Она начала подниматься по лестнице, зажав в кулаке конверт и думая о том, что Эд Коул, возможно, не так уж не прав. Моузез нес за ней корзину. На верхней площадке он остановился и попросил ее пропустить его вперед.

– Я зажгу свет, – предложил он.

Она удивилась, но отступила в сторону.

– Зачем нужно зажигать свет, если еще не стемнело?

Последние слова замерли у нее на устах, стоило ей переступить порог комнаты. Моузез широко улыбнулся:

– Я тоже знаю разницу между розами и маргаритками.

Комната была полна цветов. Благоухающие кусты в горшках. Зонтичные лианы, оплетающие трех-пятифутовые стволы. Белоснежные маргаритки с сердцевиной цвета яичного желтка. Красные и ярко-розовые азалии. Цветы превратили комнату в экзотическую оранжерею. Увиденное потрясло Миреллу до глубины души. Она медленно бродила среди цветов, то и дело склоняясь к пышным головкам и вдыхая их чарующий аромат.

– Наверное, он сумасшедший, – прошептала она еле слышно.

– Я плохо разбираюсь в сумасшедших, но зато хорошо в богачах: если ты очень богат, то даму нужно засыпать цветами.

– Но как? Когда это случилось? Записка была?

– Их принесли около половины пятого. Приехал большой фургон, двое грузчиков и девушка-цветовод. Она передала мне конверт и карточку. Конверт был адресован мне, а карточка вам. Они подождали на улице, пока я читал, а потом попросили разрешения доставить заказ. – Из внутреннего кармана пиджака Моузез достал конверт и карточку.

Мирелла давно уже не испытывала такого возбуждения. Оно чем-то напоминало то обжигающее чувство, которое ее потрясло, когда она впервые оказалась с мужчиной. На карточке было лишь имя «Адам Кори», и больше ничего. Она повертела ее в руках и удивилась его сдержанности. Самая обычная карточка, такие часто прилагаются к букетам. Затем она прочла записку, адресованную Моузезу:

Моузез, я тот джентльмен, который приходил с визитом к мисс Уингфилд накануне вечером вместе с мистером Риблсдейлом. Мне бы хотелось порадовать ее этими цветами. Мои люди помогут вам разместить их. Спасибо.

Адам Кори.

Моузез ходил по комнате, зажигая все лампы по очереди. Мирелла села на диван, закинув ногу на ногу.

– Что вы об этом думаете? – спросил Моузез.

– Я думаю, что цветы великолепные.

– Как вы считаете, мы сможем позволить себе такую роскошь после того, как вы станете наследницей? – поинтересовался он, хорошо зная о нынешнем материальном положении Миреллы, которое вынуждало его экономить каждый доллар при ведении домашнего хозяйства.

– Ну, не знаю… – протянула Мирелла и тут же с энтузиазмом взмахнула рукой: – А что, в самом деле? Конечно. Я и забыла, что скоро стану очень богата. Но это не означает, что мы перестанем быть практичными. Мы можем обзавестись дублирующими деревьями в кадках и менять их время от времени. Их можно будет переносить в оранжерею Уингфилд-парка на восстановительный период. Боже, ты только послушай! Я еще не подписала бумаг, а уже строю наполеоновские планы. Нужно следить за собой, незачем строить планы раньше времени. – Она снова взглянула на подпись на карточке. – Моузез, сделай одолжение, принеси мне выпить. Здесь так красиво, что уходить не хочется.

Она положила карточку в конверт и попыталась засунуть его в карман жакета, но что-то ей мешало. Вытащив конверт, она сунула руку в карман. Как она могла забыть о карточке, вложенной в корзину с фиалками!

Фиалки!

– Моузез, пока ты не ушел, отнеси фиалки в мою спальню на туалетный столик. Тебе не кажется, что здесь слишком много цветов?

Он кивнул и унес корзину. Мирелла вынула карточку из конверта, не ожидая прочесть ничего, кроме подписи, и была приятно удивлена, увидев целую фразу:

Пообедаете со мной завтра в час дня у «Мишимо»?

Адам.