Лебединые одежды

ГЛАВА 30

Фрейя выключила телевизор и бросила пульт на подушку.

— Видеть это уже не могу. Такое впечатление, что после нашего ухода из Мальме, город проваливается в черную дыру.

Что правда, то правда — новости не радовали. Последний репортаж был посвящен распространению наркотиков в школах. Еще несколько месяцев назад Хильд и поверить не могла, что такое происходит наяву. Преступники заправляли конфеты наркотиками и раздавали их детям. Пушеры, не скрываясь, дежурили у школьных ворот и нагло ухмылялись в лицо возмущенным родителям. Даже Хильд, мало знавшая о жизни темного подбрюшья больших городов, чувствовала, что жизнь людей меняется стремительно и не в лучшую сторону.

— Все так плохо? — Спросила она.

— Хуже, чем ты думаешь. Я помню, какими были улицы до Хокона. Практически каждый район контролировала отдельная банда. Они подсаживали людей на наркотики, заражали их СПиДом, заставляли членов банд совершать бессмысленные убийства, просто чтобы доказать свою преданность. Те, кто пытался сопротивляться, рисковал не только собственной жизнью. Могли пострадать дети, жены, родители, соседи, даже собаки — любое небезразличное тебе существо. Бьярна, прежнего конунга, ничто из этого не волновало. Он получал от банд свою долю и беспокоился лишь о том, чтобы она не уменьшалась.

— То есть Хокон покончил с наркоторговлей в городе?

То есть то, что она поначалу приняла за странные, глупые и жестокие ролевые игры на самом деле было длительной и последовательной политикой Стаи по установлению закона там, куда не могла дотянуться полиция. Да, это был по-звериному жестокий закон, но он защищал слабых от отморозков и беспредельщиков. И вот сейчас все границы были стерты, и зло вырвалось на улицы городов.

— Да, но это был тяжелый и долгий путь. И хватило нескольких недель, чтобы годы трудов полетели к черту под хвост.

Хильд не могла не уловить иронии во всем происходящем. Разве она не хотела уйти вместе с Орваром от жизни Стаи? Подальше от жестокости и зла. И вот теперь зло шло за ней по пятам, потому что все эйги разом исполнили ее желание. В образовавшийся вакуум власти хлынуло все самое гнусное и грязное, что таилось в темноте, и его волны вплотную подступали к порогу ее дома.

— Как скоро мы сможем все вернуть?

Она даже не заметила, что произнесла «мы» вместо «вы». Фрейя пожала плечами:

— Думаю, это будет зависеть от того, насколько решительно станут действовать мужчины…

Иными словами, сколько крови придется пролить конунгу Хокону и всем эйги. И ее Орвару тоже. Несколько лет назад сама мысль о кровопролитии повергала Хильд в ужас. А сейчас? Она посмотрела в изножье кровати, где на свернутом вчетверо одеяле лежал черный Гарм. От его выбритой лапы тянулась трубка к капельнице с лекарствами. Под боком у пса свернулась калачиком маленькая Лотта, а ее сестра сидела рядом и почесывала Гарма за ухом.

— Конунг развяжет войну в городе? Среди людей, которые даже не подозревают, что происходит?

Страшно было представить «побочный ущерб» от внезапных стычек и перестрелок. Хильд слышала, что в Ассирии воюющие стороны все чаще используют мирных граждан в виде живого щита, но представить такое здесь, у себя дома не могла.

— Нет, конечно. Он собирается выманить чужаков из города, чтобы принять бой здесь. Вот только никто не может сказать, сколько их будет. Знаем лишь, что слишком много.

И сколько останется эйги, чтобы потом вернуть закон на улицы городов? Две девочки, что сидели сейчас в метре от Хильд были одними из первых жертв этой невидимой людям войны. Сколько останется вдов поднимать своих детей без мужей? Сколько мужчин, чтобы защищать то, что останется от Стаи? Фрейя не сказала этого вслух, но Хильд все равно услышала: скоро каждый меч и каждая пара рук будет на счету.

Хильд снова посмотрела на Гарма и девочек. Словно повинуясь неслышному зову, все трое подняли головы и уставились на нее. Нет, подумала она, теперь я никуда не уйду.

И водка была отличная и пиво свежее, так что после пары стопок Вотан уже не казался всемогущим и недостижимым для простого смертного, а стал похож на того симпатичного чувака, с которым Орвар в свое время обошел половину злачных заведений Сёдры и Розенгарда (1).

— Ну, за встречу, — поднял он свою стопку. — Рад, что нашел вас здесь после… — он поморщился и быстро запил свои горькие слова не менее горькой водкой, — … после всего, что случилось в Великом Свитьоде за последнее время.

— Значит, тебе известно, что происходит у нас, — сказал Хокон.

— Известно что, чужаки объединились и собираются снять с вас шкуру. Видел я, что случилось в Норейг.

— И это только начало, — усмехнулся Орвар. — Но если все пойдет по плану, то скоро сможем пить в Мальме.

— А вот здесь ты не прав. Люди говорят, что любой план сражения хорош только до первого выстрела, а люди не дураки, чтобы вы о них не думали.

— Думаю, что все же дураки, раз открыли границы для всяких-разных. Политики болтали о гуманизме, волонтеры кричали «добро пожаловать», а полиция закрывала глаза на мелкие преступления. Сами спустили с себя штаны, сами нагнулись и ждали, что их поцелуют в уста, которые не говорят по-шведски? — Орвар от злости даже хлопнул кружкой по столу.

Хокон поднял бровь, а Вотан рассмеялся, не скрывая своего удовольствия:

— Значит, ты не против подраться, а?

— Кто же отказывается от хорошей драки? — Проворчал, успокаиваясь, Орвар. — Кстати, приглашаем поучаствовать всех желающих.

И с вызовом уставился на предводителя асов (2). Это было дерзко, очень дерзко со стороны простого эйги, но Всеотец не обиделся.

— Думаешь, я не хочу сразиться с чужими богами? Будь моя воля, вызвал бы Тора с Фрейром, да и уладили бы все по-быстрому. Вот только нет у этих пятнистых своих богов. Одна только скверна да мерзость какая-то. — Вотан с видимым усилием удержался, чтобы не сплюнуть на пол. — Ни религии, ни веры, одни суеверия. Гаже атеистов, честное слово.

— Расскажи, что ты о них знаешь? — Попросил Хокон.

Несмотря на количество выпитого он был собран и спокоен. И запоминал все сказанное, словно записывал. И то, что колдуны при посвящении нового воина заставляют его съесть человеческое сердце, и то, что такой воин затем называется человеком-леопардом и действительно становится по-звериному силен и вынослив. И что в последнее время этих «леопардов» в Мальме и Стокгольме расплодилось до изумления много.

— А распознать их легко. Это раньше у себя дома они носили леопардовые шкуры, а здесь-то до чего додумались! Носят Армани да Версаче с пятнистым принтом, и смех и грех, честное слово. Так что, если увидите с черной физиономией, да в желтой рубахе — точно «леопард».

— Припоминаю, — согласился Орвар. — Видел таких в Мальме. И по Уппланду (3) они теперь шныряют.

— Правильно, — Вотан меланхолично жевал копченую колбаску. — Подбираются поближе. Армию пока собирать не хотят, надеются вырезать вас поодиночке или малыми группами. А еще ищут возможности напасть на женщин, поняли уже, что потеряв семью, эйги слабеет.

Орвар скрипнул зубами. Вот оно, значит, как. Покушение на Хильд было не случайностью, а шакальей тактикой мунгики. За это он выкатит им отдельный счет, мало не покажется. Лежавшая на столешнице рука сама сжалась в кулак. Рядом лег кулак конунга — большой и тяжелый, как молот Тора.

— Это так. — Сказал Хокон. — Они уже пытались. Если бы не Хильд, я мог стать вдовцом. Она убила колдуна.

Вотан откинулся на спинку скамьи и довольно крякнул:

— Хех! Узнаю дочу свою. Ее голыми руками не возьмешь.

— Че… Дочу? — Орвар закашлялся, и кулак Хокона опустился на его спину между лопаток.

— А ты что, курощуп(4), не понял до сих пор, что девочка не так проста, как кажется?

То, что Хильд совершенно особенная и такой больше нет, Орвар как раз понял с самого первого взгляда еще там, на автобусной станции. Другой вопрос, как там оказалась родная дочь самого… страшно сказать, Всеотца богов, Отца дружин, Высокого и Величайшего, а?

— А что тут объяснять? — Погрустнел Вотан. — С девчонкой никогда сладу не было. Остальные валькирии девы как девы, послушные, спокойные. Может от того, что создал я их из тумана и снега, а? А у Брюнхильд мать была женщина. Человек, хоть и красавица редкостная. Та тоже спорила со мной по любому поводу. Вот и дочке все было не так. Ей даже имя, видите ли, не нравилось.

— Это Брюнхильд-то? — Орвар сжал губы, чтобы не засмеяться, но они все равно предательски подрагивали.

— А ты что ржешь? — Возмутился Вотан. — Отличное имя. Кольчуга битвы, между прочим, означает. Когда она в лебединых одеждах реяла над сражением, облака останавливались, и орлы с неба падали. Вот она какая была!

— А что же случилось потом?

— А потом, — Вотан сокрушенно вздохнул, — совсем от рук отбилась. Я послал ее даровать победу Гундингу, воину доблестному и мудрому. А она сказала, что он «старый пердун» и недостоин. А его противник Агнар, видите ли, достоин. И убила Гундинга.

— Что за Агнар? — Тихо спросил Орвар.

Сердце уже стягивала петля из колючей проволоки. Что это, бл***, за Агнар такой нашелся, что из-за него Хильд пошла против воли Всеотца?

— Молодой конунг отсюда, из Уппланда. Красивый, сильный, ничего не скажу, но рановато ему было такие славные победы одерживать.

Молодой, значит. Красивый. Сильный. Орвар скрипнул зубами так, что Хокон покосился на него с опаской. Зато Вотан ничего не замечал:

— Так что мне просто деваться было некуда. Раз валькирия нарушила мою волю, значит, обрела собственный вирд (5) и жить должна, как все люди. Хотел ее замуж выдать — не пошла. Хуже того, обратила оба войска в камни. Вечером она их, значит, оживляла, и они продолжали сражение, а утром опять каменели. И ни в Вальгаллу ни в Хельхельм им ходу не было. В результате, все в убытке. Одним словом, взрослые детки — большие бедки. Брюнильда, значит, бунтует, а я тем временем теряю авторитет. Ну, пришлось усыпить, пока не подыщется правильный жених. А ты, Орвар, мне сразу понравился. Я знал, что справишься с этой поперешницой (6).

— И что, большие были рати?

— Да вон, — подчеркнуто небрежно кивнул Вотан в сторону окна, — все поля вокруг Королевских курганов усеяны. И это еще только на поверхности, а сколько под землю ушло, пока она спала. И не сосчитать.

Орвар вздохнул и опустил голову. Наверное, зря я сболтнул по Агнара, запоздало сообразил Вотан. Ничего серьезного у них с Брюнхильд не случилось, не успели. А, значит, и не было. А Орвар ему нравился, правильный мужик: последний кусок не берет, себе наливает последнему, пустую бутылку на стол не ставит. И за Хильд жизнь отдаст, если понадобится. Пожалуй, такому он смог бы доверить свою дочь.

Или нет? Все-таки характер у девчонки… И как только мать с ней справлялась? Ох-хо-хо, большие детки — большие бедки.

Ну, а если ничего у них не получится, дорога назад открыта. Пусть дочь решает сама. Тем более что ждать осталось недолго.

Возвращаясь домой, Орвар все прибавлял и прибавлял шаг. Сам бы не смог объяснить, чего именно боялся, но к порогу дома уже бежал. Дежурный отошел в сторону, чтобы не попасть под ноги.

Внизу все уже спали, слышался дружный храп и иногда нетерпеливое поскуливание: кто-то охотился во сне. Наверху было тихо. Орвар открыл дверь в темную комнату и остановился на пороге, принюхиваясь. Теплый запах ромашки и мяты окутал легким покрывалом, успокаивая бешено стучащее сердце. Хильд спала, откинув руку на его половину кровати.

Он осторожно разделся и заполз под одеяло. Потянулся к жене, но замер. В свое время он соблазнил или хотя бы потискал половину женщин Стаи, но прикасаясь к Хильд, всегда боялся: а вдруг оттолкнет? Уф, не в этот раз.

— Где ты бродишь, гулена? — Спросила она, не открывая глаз. — Там тебе ужин оставили на столе под салфеткой.

— Не надо ужина, — Орвар зарылся лицом в ее волосы, — ничего не надо, кроме тебя.

Хильд не ушла от него, она была с ним.

1. Сёдра, Розенгард — районы города Мальме

2. Асы — основная группа богов скандинавской мифологии

3. Уппланд — провинция, центром которой является город Уппсала

4. Курощуп — бабник

5. Вирд — судьба

6. Поперешница — спорщица