Лед и пепел

Глава 6

Темнота Долины сомкнулась за ними. За несколько дней пути к Дарнхольду Александр не удостоил Тэссию ни словом, но его взгляд – тяжелый и изучающий – преследовал её постоянно.

Теперь она сидела перед ним в седле, его рука стальным обручем сжимала её талию. Каждый шаг коня отдавался болью в изможденным теле, но она держалась прямо, избегая даже случайного прикосновения к нему.

Дарнхольд возник из ночи как кошмар: чёрные башни с кинжальными шпилями, мост над пропастью, скрипящий под копытами. Тэссия сжалась, чувствуя, как каменные стены смыкаются за ней навсегда.

– Нравится твой новый дом, дикарка? – дыхание Александра обожгло шею. – Твои лесные уловки здесь бесполезны.

Во дворе он сбросил ее с коня как мешок. Она едва устояла на подкошенных ногах.

– Приведите её в порядок, – бросил он камергеру. – Но не слишком. Дикость в ней… забавляет.

Комната, в которую ее привели, была слишком роскошной, чтобы быть тюрьмой, и слишком холодной, чтобы быть домом. Шелковые покрывала, серебряный умывальник, окно с решеткой… Позолоченная клетка.

Через мгновение пришла служанка. Женщина избегала глаз Тэссии – будто стыдилась своего участия:

– Надо раздеться и идти в купальню. Там новые вещи для вас.

Когда Тэссия замешкалась, служанка тяжело вздохнула:

– Или позову гвардейцев?

С дрожащими руками Тэсса сбросила одежду – последнюю связь с прежней жизнью. В купальне пар ласкал кожу, но успокоения не принёс.

– Роан доберется. Миррель спасён. А я… вырвусь, – прошептала Тэссия, сжимая кулаки под водой.

Новое платье оказалось предательством: полупрозрачный шёлк обрисовывал каждый изгиб. Она закрыла глаза, ощущая ткань на коже как пощёчину.

Вечером служанка прошептала:

– Король придет. Не разочаруй его.

У окна Тэссия молила солнце не заходить. Напрасно.

Шаги в коридоре. Медленные. Роковые.

Дверь распахнулась без стука. Александр заполнил проём, в руке – серебряный кубок, наполненный вином.

– Белый цвет тебе к лицу, Тэсса, – он сделал глоток вина, глаза блуждали по её телу. – Особенно когда дрожишь.

– Меня так зовут только близкие, – отрезала она, пряча дрожь в кулаках.

Он рассмеялся:

– Гордыня? Мило. Завтра начнём твоё… перевоспитание. А сегодня…

Его пальцы впились в её подбородок. Он вдруг глубже вдохнул запах её волос – лаванду, луговые травы. Слишком знакомо.

– Сними платье, – приказ прозвучал как удар кинжалом.

– Нет.

– Сними. Сама.

Он развернул её к зеркалу. В отражении она видела свою бледность и его тень за спиной – тень хищника.

– Видишь? Выбора нет.

– Я не стану…

– Станешь! – он схватил ее запястья, прижал к стене. Больно. – Ты моя собственность, дикарка. Моя пленница. Моя игрушка.

Но что-то дрогнуло в нём. Её глаза – широкие, зеленые, полные ненависти и отчаяния – напомнили ему другие глаза. Материнские глаза в то последнее утро.

– На колени, – выдохнул он, отпуская.

Тэссия не двинулась.

Он сжал её запястье до хруста костей:

– Не заставляй повторять.

Она опустилась, но подняла взгляд. В зеленых глазах горел не страх – вызов.

– Ненавидишь? – спросил он, запрокидывая ее голову.

– Больше всего на свете.

– Искренне, – он отпустил её, будто обжегся. – Завтра научишься быть моей.

У двери обернулся:

– Запомни: даже если твой народ придёт за тобой – ты увидишь, как они умрут. А теперь… спи. Нам обоим нужны силы.

Дверь не захлопнулась. Незапертая – страшнее любой клетки.

Ночью он вернулся. Она спала, свернувшись калачиком, рубашка приподнялась, открывая синяк на бедре, который жёг его совесть – досадный след слабости.

– Ключ… – прошептал он, поправляя прядь на её лбу. – К чему? К моей погибели? Или…

Его пальцы дрогнули. Запах лаванды сбивал дыхание.

– Нет. Просто трофей, – прошипел он, отступая. Но в груди что-то ёкнуло – теплое и назойливое, как укол совести.