Лед и пепел

Глава 7.

Тишину комнаты разрезал скрип двери. Тэссия вздрогнула, инстинктивно вжимаясь в одеяло, словно эта преграда могла стать щитом от его присутствия. Александр стоял на пороге, темно-синий камзол безупречно облегал мощные плечи, подчеркивая узкую талию. Утренний свет из единственного окна выхватывал золотистые нити в его светлых волосах – холодное сияние, противоречащее угрозе в его позе.

– Доброе утро, пленница, – громко прозвучал его голос, разбивая хрупкую тишину на осколки.

Тэссия приподнялась на локте. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать.

– Раз вы пришли, оно не слишком доброе, – слова вырвались прежде, чем успела их обуздать. Острые, дерзкие, они повисли в воздухе, как вызов.

Александр вздернул бровь. Один шаг – и его тень накрыла ее целиком. Холодные, оценивающие глаза скользнули по очертаниям, угадываемым под простыней.

– Одного синяка тебе мало? – спросил он тихо, но в тишине фраза прозвучала как удар хлыста. – Хочется позлить меня сильнее, девочка? Или проверить, где кончается мое терпение?

Гордость кричала внутри Тэссии, но холодный, рациональный страх пригвоздил ее к постели. Молчать. Усмирить язык.

– Молчишь? – Усмешка искривила его губы, не неся и капли тепла. – Хороший выбор. Но молчание – лишь начало. Вставай.

Последнее слово было брошено с ледяной резкостью, пробежавшей по ее коже жутким холодом. Она отбросила одеяло, чувствуя себя беззащитной в тонкой сорочке. Не глядя на него, встала. Босые ступни коснулись холодного камня пола – прикосновение реальности.

На кровать упал сверток ткани. Тэссия развернула его механически. Платье. Не вчерашний позор полупрозрачного шелка, а темно-зеленое, как хвоя в сумерках. Плотная, бархатистая ткань, высокий ворот. Платье, закрывающее ключицы, без декольте, с длинными рукавами. Было… красивым. И безопасным. Облегчение было мимолетным, как вздох.

– Я пойду в купальню переодеться… – начала говорить она, не поднимая глаз.

– Тэссия. – король перебил ее, его голос стал тише, но обрел опасную твердость закаленной стали. – Ты наденешь его здесь. При мне. И запомни первый урок сегодняшнего утра: я не повторяю приказы дважды.

Сердце сжалось в ледяной комок. Усыпить бдительность. Не дерзить. Выжить. Мысленно она прошипела: «Да, Сир Ледышка. Как скажете, ваше отмороженное высочество», но лицо осталось неподвижной маской покорности.

Краснея до корней волос, она отвернулась к стене, сбросила ночную сорочку. Воздух комнаты обжег обнаженную кожу. Дрожащими руками надела платье через голову. Ткань оказалась удивительно мягкой, почти ласкающей, но каждый шов, каждое движение напоминало: его выбор. Его контроль.

Проблема была сзади. Завязки. Темно-золотые шнурки нужно было протянуть через петли и затянуть. Пальцы путались от волнения и спешки, шнурки выскальзывали. Она чувствовала его взгляд на спине, ощущала, как пламя стыда разливается под кожей.

– Помогите, пожалуйста, – вырвалось тихо, почти мольбой, когда очередная попытка провалилась.

Шаги. Медленные. Уверенные. Он подошел вплотную. Тепло от его тела, запах – мужской, с едва уловимой ноткой морозной свежести. Он молчал. Просто стоял, наблюдая за ее беспомощной борьбой с капризным шнурком.

Тэссия не выдержала. Обернулась, готовая к насмешке, к новому унижению. Выбрав самый невинный, почти детский тон, какой только смогла изобразить, сказала:

– Ваше величество, будьте так любезны, помогите вашей глупой пленнице из Вечнолесья. Я просто дикарка, не знаю, как надеть это великолепное платье. Чтоб его лисы съели.

Мгновение тишины. Потом… он засмеялся.

Настоящим, низким, мужским смехом, который, казалось, разорвал ледяной панцирь комнаты. Звук был непривычным, глубоким, пугающе притягательным. Тэссия, пораженная, услышала, как ее собственный смех – легкий, нервный – отозвался ему. Машинально сдула непослушную прядь со лба, обернувшись к нему с невольной, растерянной улыбкой.

Их взгляды встретились. В его серых глазах, вечных льдинах, светилось что-то живое, почти теплое – удивление, мимолетная искренность. Она замерла. Он наклонился. Губы оказались так близко к ее шее, что она почувствовала легкое движение воздуха от его дыхания. Он замер. Не поцеловал. Не укусил. Просто… задержался на грани.

Затем, будто спохватившись, Александр резко отступил. Маска снова сомкнулась на лице, но в уголках губ еще дрожали отзвуки смеха.

– Вечером, – бросил он отрывисто, уже поворачиваясь к двери. Голос вернул ледяную твердость, но теперь в нем чувствовалась странная напряженность. – Придешь в мою спальню. А пока… можешь гулять по замку. Твоя служанка Линара покажет границы дозволенного.

Дверь закрылась за ним с глухим, но не громким стуком. Не щелчок замка. Просто закрылась.

Тэссия осталась стоять посреди комнаты в темно-зеленом платье, сидевшем теперь идеально, зашнурованном его рукой. Дрожь в теле была странной – не только от страха. От эха его смеха. От близости его дыхания. От непрочитанного выражения в глазах.

Она медленно подошла к зеркалу. Лицо раскрасневшееся, глаза блестели непривычным блеском. Пальцы коснулись места на шее, куда почти коснулись его губы. Кожа горела.

– Чудовище умеет смеяться? – прошептала она отражению. В голосе звучало не только недоумение, но и капля чего-то, похожего на… победу? Или начало чего-то куда более опасного, чем ненависть.

Ночь в его спальне. Слова повисли в воздухе, неся обещание чего-то ужасного. А она думала о его смехе. Она и правда сходит с ума.

********************************

Королевская спальня напоминала огромный каменный грот, оживающий лишь от трепета огня в камине. Тяжелые гобелены поглощали свет, массивная кровать с балдахином из темно-синего бархата казалась островом в море теней. Тэсса знала, зачем ее привели. Слова Линары, шепотом сказанные в коридоре, звучали в ушах: «Король требует вас к ночи… Не дерзите, слушайтесь… Не вы первая…»

Страх сжимал горло. Но мысль о дяде Роане – Александр, скрипя сердцем, отпустил его в Вечнолесье к Миррелю! – пронзила лед страха теплой иглой благодарности. Он мог убить. Не дать спасти брата. Но отпустил. Почему?

Стук в дверь.

– Войдите.

Александр стоял у камина с бокалом вина. Без коронационных регалий – в простых светлых штанах и белой рубашке, расстегнутой на груди. Босые ступни утопали в пушистом ковре. От него пахло вином и прохладной морозной свежестью. Он выглядел… домашним. Такой контраст с его сущностью сжал сердце Тэссы. Его глаза, цвета грозовой тучи, нашли ее мгновенно. Ни желания, ни привычной ненависти. Только усталость, презрение и… решимость. Как у палача перед тем, как опустить топор.

Линара быстро поклонилась и исчезла. Тэсса замерла у двери, не в силах сделать шаг. Хотелось сбежать, раствориться в камнях стен.

– Подойди. Или тебе нужен пергамент с королевской печатью? – Голос был низким, ровным, лишенным интонаций.

Тэсса заставила ноги двигаться. Каждый шаг гулко отдавался в черепе, словно она шла на эшафот. Остановилась в двух шагах, опустив голову, глядя на его босые ноги на ковре.

Приказ прозвучал как гром среди ясного неба.

– Разденься. Я не люблю рвать ткань. Хотя для тебя могу сделать исключение.

Мысль о том, что она почувствует себя совершенно беззащитной, вызвала в нем знакомый, острый трепет власти.

Тэсса замерла. Дыхание перехватило. Дрожащие пальцы потянулись к завязкам платья. Каждый сантиметр обнажающейся кожи был капитуляцией. Его взгляд, тяжелый и оценивающий, прожигал тонкую ткань сорочки, обжигая плечи, грудь, живот. Она стояла перед ним, сжимая руки на груди в тщетной попытке прикрыться. Жар стыда заливал лицо и шею. Она впервые предстала перед мужчиной так… и отдаст невинность не любимому, а врагу.

– Худющая. Но сойдет, – холодно констатировал он. – Ложись. – Рука махнула в сторону кровати. Не прикасаясь. Словно брезгуя.

Ладонь взметнулась ко лбу короля, на котором залегли тени. Внутри бушевала буря:

Зачем? Власть? Месть? Просто пленница… Но эта дрожь… раздражает. Ложись, черт возьми!

Тэсса подошла к кровати. Бархат простыней казался ледяным под ее кожей. Легла на спину, уставившись в черную бездну балдахина. Сердце колотилось, как птица в клетке. Ждала грубости, насилия, боли, зажмурив глаза, как в детстве, боясь монстра под кроватью.

Александр медленно подошел. Скинул рубашку. В свете огня зловеще выступили шрамы на торсе, но она их не видела. Он сел на край кровати, матрас прогнулся под его весом. Мужская рука – сильная, с грубоватой кожей воина – легла ей на бедро. Прикосновение было… теплым. Неожиданно. И от этого еще страшнее.

Гнетущее молчание стало невыносимым. Тэсса распахнула глаза, тихо выдохнула:

– Спасибо… что отпустили Роана, Ваше величество.

Он фыркнул, нелепо, по-кошачьи, но пальцы сжали ее бедро – не больно, но властно:

– Замолчи. И глаза не закрывай. Хочу, чтобы ты видела. Твои благодарности – пыль. Как и ты.

Пока он говорил, Тэсса разглядела многочисленные шрамы. Откуда? Страшно было спросить. Она лишь старалась дышать, не закрывать глаз, не впасть в истерику. Он не одобрил бы.

Его рука скользнула выше по бедру. Пальцы коснулись нежной кожи внутренней поверхности. Тэсса вздрогнула, сжалась. Он почувствовал.

– Боишься? Хорошо. Страх – единственное, что тебе к лицу, дикарка, – насмешливо бросил он.

Но движения его, хоть и уверенные, не были резкими. Словно изучал реакцию. Другая рука легла на ее живот, плоский и напряженный. Ладонь была теплой, движение… почти поглаживающим. Парадокс огня и льда.

Мысли Тэссы метались: Он… не бьет. Не груб. Почему медлит? Чего ждет? Боже… страшно… и странно… Это тепло… обман. Монстр. Но… его пальцы… знают… Предательское любопытство: каково это – быть с мужчиной?

Он не стал медлить дольше. Его вес накрыл ее, придавив к матрасу. Она почувствовала его возбуждение – жесткое, требовательное. Он не целовал. Губы коснулись шеи – не поцелуй, а влажное, горячее прикосновение, сопровождавшееся глубоким вдохом, будто он вдыхал ее страх. Потом его рука резко раздвинула ее бедра.

И мир взорвался белой, разрывающей болью. Грубая сила вломилась в нее, сокрушая все на своем пути, вдавливая в холод простыней тяжестью его тела. Тэсса вскрикнула, не в силах сдержаться, впилась пальцами в его плечи. Слезы хлынули беззвучно, заливая лицо.

– Тише, маленькая дикарка, – прохрипел он у ее уха, не останавливая ритмичных движений. – Всего лишь боль. Первая. Привыкнешь. Или сломаешься.

Его мысли, как вспышки во тьме: Тесно. Горячо. Прекрасна! Плачет… Жаль? Нет. Дочь врагов. Трофей. Но внутри… черт, обжигающе нежно. Ловушка…

Каждый толчок отзывался болью. Но… постепенно, сквозь боль, пробивалось что-то иное. Чужое, пугающее тепло. Волна, поднявшаяся из самого центра боли навстречу его движениям. Тэсса закусила губу до крови, пытаясь подавить стон, рвущийся наружу – не от боли потери, а от этого дикого, неконтролируемого ощущения. Она ненавидела! Боялась! Но ее тело… предает ее, откликаясь на вторжение темным, постыдным отзвуком. Она зажмурилась, пытаясь думать о лесе, брате, Роане… но в мыслях были только тяжесть его тела, запах его кожи – вино, сталь, мужчина – и невыносимый, растущий внутри огонь.

Она почувствовала, как его тело над ней внезапно окаменело, как волна чужой, властной силы захлестнула ее изнутри – горячая, окончательная. Его дыхание прерывалось. Он смотрел на ее залитое слезами лицо.

– Тебе… сильно больно? – Вопрос вырвался резко, почти грубо, но в нем дрожала странная напряженность.

Про себя же он ругался: Идиот! Конечно больно! Зачем спросил? Но… слезы… не злые. Потерянные. И крови… много.

Тэсса посмотрела в его глаза. В серых льдах мелькнуло что-то недоуменное, почти растерянное. Она кивнула, не в силах говорить, чувствуя, как новая волна слез подступает.

Александр словно встряхнулся. Усмешка криво тронула его губы, без радости:

– Конечно больно. Ты же мечтала потерять невинность с каким-нибудь влюбленным в тебя дуболомом из Вечнолесья? Под луной, в папоротниках?

Он резко выпрямился, вышел из нее, быстро встал с кровати, повернувшись спиной – лишь бы она не видела его лица.

Его мысли бушевали: Дуболом? Глупая ревность? Ее первый… мой. Только мой. Факт. Почему это важно? Не должно быть важно!

Тэсса лежала, чувствуя пустоту, липкость, жгучую боль. Стыд и опустошенность парализовали. Но его слова… о "дуболоме"… Звучали так нелепо в этой мрачной реальности.

Очень тихо, голосом, сорванным слезами, она прошептала:

– Нет… любимого… не было. Никогда не было.

Просто. Констатация факта. Без жалобы. Без упрека.

Александр замер. Не обернулся, но плечи напряглись до предела. Он стоял, глядя в темноту за окном, несколько долгих секунд. Потом резко наклонился, схватил с пола рубашку и брюки и, не одеваясь, вышел, хлопнув дверью. Ни слова. Ни угрозы. Ни приказа.

Тэсса осталась одна. Боль. Стыд. Страх. Все слилось в один удушающий клубок. Она медленно подтянула колени к груди, пытаясь стать меньше, спрятаться. Взгляд упал на простыню. Алое пятно, яркое, неоспоримое в свете камина, расплывалось там, где она лежала. Доказательство. Печать. Клеймо. Дочь врага, лишенная невинности врагом. Монстром.

Но монстр… спросил, не больно ли ей. Монстр… отпустил Роана. Эти шрамы… не давали покоя. Монстр… усмехнулся над несуществующим "дуболомом", и в усмешке было что-то… человеческое.

Она прижала лоб к коленям. Тело ныло, душа была изорвана. Но в самой глубине, под грудой страха и боли, теплилась крошечная, необъяснимая искра. Искра чего-то, что не было ненавистью. Может, жалость? К нему? К себе? Она не знала. Знало только ее израненное сердце, преданное собственным телом: ничего уже не будет прежним. Первый шаг в эту новую, страшную реальность был сделан здесь, на королевской кровати.