Леденящий ужас

Глава 8

– Послушай, Бекки, не нравится мне эта затея, – сказала Мэдисон.

– Это почему? – удивилась ее подруга. – Мы должны что-то делать, а времени у нас в обрез. Доверься мне, ведь ты же не хочешь оставаться здесь, когда оно явится?

– А оно точно явится?

– Я уверена. Оно всегда возвращается.

– Может быть, на этот раз...

Беки яростно затрясла головой:

– Оно всегда будет приходить, пока его не остановят. А как они его остановят, если ничего не видят? Но увидят они его, только когда узнают и поймут.

Мэдисон помолчала, затем проговорила нерешительно и печально:

– Она такая напуганная там сидела. Ну, после того как он ушел и она закрыла дверь. Взрослая, а такая боязливая.

– Я знаю, – кивнула Бекки. – Но только она может тут все изменить. Или хотя бы попытаться. Это ее мы все тут ждали, я точно знаю. И не забывай – она видела Джереми, а это самое главное. Думаю, что и Мисси она тоже видела.

– А кто такая Мисси?

– Ты ее пока не знаешь, – ответила Бекки. – Она тут находится, наверное, еще дольше, чем Джереми. Правда, живет она в «сером времени» и надолго не выходит – даже когда кто-то открывает дверь.

– Почему? Ей там не одиноко?

– Думаю, одиноко, но Мисси боится того, что случается здесь. Видимо, она знала о том, что с ней должно случиться... до того как это случилось.

– Вот как?

– Ага. Она особенная. Такая, как ты. Я верю, она очень старается найти способ остановить его. Чтобы оно не пришло.

– Значит, Мисси может уйти из Пансиона?

– Наверное.

Мэдисон внезапно рассердилась:

– Да ну тебя! Не верю. Если бы она действительно могла уйти, давно бы ушла отсюда.

Бекки захихикала:

– Тебе не нравится, что я часто говорю «наверное»? Мне мама говорила, что это слово действует ей на нервы. А сама действовала на нервы мне своими замечаниями. Прости, я повторяю это слово потому, что оно помогает мне вспоминать маму...

– А твоей мамы здесь нет? – сочувственно спросила Мэдисон.

– Нет, она не живет в Пансионе. Она находится по вашу сторону двери, но я ее не вижу. Не могу поговорить. Когда-то мы жили вместе – мои родители, мой брат и я, – но потом расстались. Они поискали меня, поискали, но так и не нашли. А потом уехали. Им нужно было возвращаться домой, вот они так и поступили.

– А тебя они оставили здесь?

– Ой, ну конечно. Они не могли взять меня с собой, потому что меня не видели. Но даже если бы и увидели, косточек-то я им показать не смогла бы. Не то, что Джереми.

Мэдисон тревожно оглядела подругу:

– Как хорошо, что у тебя нет косточек. Я бы все равно на них не смотрела.

– Обманываешь! – воскликнула Беки.

– Не обманываю, – твердо сказала Мэдисон. – Я не люблю смотреть даже на жуков и на змей... – Она наклонилась и, подхватив начавшего поскуливать Анджело, прижала к себе, мысленно уверяя себя в том, что успокаивает его, а не себя.

– Ну ладно, – кивнула Бекки. – Давай поговорим о главном. Тебе нужно остановить его, когда оно явится. Потому что если мы не сможем этого сделать...

Мэдисон ждала, когда подруга закончит фразу. Та повернулась к ближайшему коттеджу и принялась внимательно разглядывать его.

– Потому что если мы его не остановим, здесь появятся еще косточки. Много косточек.

Квентин взволнованно шагал по гостиной, задевая мебель. Рассказав ему о себе, Дайана сразу же замкнулась. Лицо ее сделалось непроницаемым, взгляд застыл. Он не осмелился попросить продолжения рассказа, понимая, что после всего пережитого за день это было бы как минимум бестактно.

И он решил отложить расспросы на потом.

В глубине души Квентин был благодарен Дайане за то, что та оборвала их беседу, предоставив ему возможность хорошенько все обдумать. Он хотел помочь ей, должен был помочь, но из всех помощников у него было лишь чутье. А оно подсказывало ему не торопиться, действовать осторожно, задавать вопросы, когда Дайана будет готова отвечать на них, и информацию о паранормальном сообщать только тогда, когда девушка готова воспринять ее. Иначе говоря, анализируя сообщения Дайаны, опереться он мог лишь на свое чутье да еще на ее эмоции.

«Две трети жизни в наркотическом дурмане. Господи, да это же ад кромешный!»

Квентин не мог удержаться, чтобы не чертыхнуться в адрес врачей, не помянуть неласковым словом ее отца. Они не проявили здравомыслия, просто отвергли другую возможность. Им и в голову не приходило, что Дайана – совершенно нормальный человек.

– Ведь так все элементарно – и никто не догадался, – пробормотал он. – Они столкнулись с тем, что не могли объяснить, с опытом и поведением, которые не могли понять. Перепугались и сделали первое, что умели, – загнали проблему вглубь. Вот так они медицинские вопросы и «решают».

Самым страшным было то, что все эти эксперименты проделывались над Дайаной еще до полового созревания. А потом ее бросили. Полуживую, полубезумную. Бледную, слабую и безвольную тень Дайаны. И выбиралась она из своего кошмара сама.

«Нужно ли удивляться, что она смотрит на мир с подозрением? Слава Богу, что после таких издевательств Дайана осталась здоровой, со светлой головой. Да она мир-то увидела по-настоящему совсем недавно. И как она его восприняла? После ошеломляющего осознания своего прошлого состояния. С обостренной, почти болезненной восприимчивостью».

Действительно, теперь Дайана все понимала. Хотела ли она выразить словами или нет, умом она понимала, что фактически находилась на краю гибели. Врач, что снял ее с таблеток, шел на громадный риск. У Дайаны был всего один шанс остаться в живых и не потерять рассудок.

«Слава Богу, он ей выпал. – Квентин покачал головой. – Конечно, она пережила шок. Особенно когда осознала, что ее предали. Предал отец – человек, которому она больше всех доверяла. Пусть из самых лучших побуждений, пусть во имя любви и заботы. Но на самом деле – предал. А затем врачи, накачав ее медикаментами, окутали наркотическим дурманом. Покорность – вот чего от нее добивались. Не гуманизм ими двигал, а желание любыми средствами стереть те уникальные шероховатости характера, которые и делали Дайану Дайаной. Для того чтобы «вылечить» девушку, а на самом деле – унифицировать, сделать подобной многим другим».

Так или почти так с горечью в голосе говорила Квентину она сама, мучаясь от внезапного осознания потери стольких лет жизни.

«Теперь мне тридцать три. Надеюсь, считать ты умеешь?»

Дайана словно вышла из комы или болезненного полусна, в котором находилась треть жизни, и обнаружила, что все годы пребывала в нереальном мире. Пока она дремала, время проходило мимо нее.

– Столько лет потерять... – простонал Квентин.

Он продолжал беспокойно ходить по комнате, как-то незаметно для себя прошел в спальню, приблизился к окну. Он смотрел в ночь. Приглядевшись, Квентин вдруг понял, что из окна виден коттедж, в котором на третьем этаже находится номер Дайаны. Под окнами коттеджа росли кустарники и декоративные деревья.

«Наблюдай».

Квентин замер. Напрягся, затаив дыхание, вслушиваясь в тихий шепот.

«Сегодня ты должен наблюдать».

Прошло несколько долгих, томительных секунд. Только догадавшись, что продолжения не будет, Квентин позволил себе глубоко вздохнуть. Он понял, что подсказала ему интуиция – в эту ночь он не должен спать. Ради Дайаны он обязан следить за ее коттеджем.

А возможно, и ради ее безопасности.

Квентин видел входную дверь коттеджа, большую стеклянную дверь на балконе в номере Дайаны. Коттедж был хорошо освещен сильными лампами. В Пансионе они были развешаны повсюду, для удобства постояльцев. Квентин разглядел даже дверные ручки.

Он машинально сосредоточился, сконцентрировал взгляд на коттедже. Постепенно ландшафт вокруг него начал исчезать. Прошла минута – и остался только коттедж; кусты, деревья, клумбы – все скрылось. Входная дверь, казалось, находится так близко, что протянешь руку – и дотронешься до нее.

Ему нужно было усилить зрение, одновременно заблокировав все остальные органы чувств, – ничего не слышать, кроме тишины, не ощущать никаких запахов. Он оперся на оконную раму, но не ощутил прикосновения к ней. Мозг его был спокоен.

Бишоп предупреждал Квентина, что занятие это чревато неприятными последствиями. За усиление одного из органов чувств за счет подавления других неминуемо придется заплатить болью. Квентин хорошо понимал, на что идет. Он прекрасно сознавал, что назавтра у него страшно разболится голова, а обоняние, осязание и слух полностью вернутся к нему только на вторые сутки. В глазах целый день будет резь, чувствительность к свету на это время ослабнет из-за растраченной сегодня зрительной энергии.

Бишоп предостерегал его, говоря, что существует еще большая опасность. Некоторые экстрасенсы после таких опытов вовсе теряли свои паранормальные способности. Перенасыщение одних органов чувств энергией за счет полного отключения других на продолжительное время способно привести к исчезновению дара. Бишоп всегда повторял, что самое главное для экстрасенса – стремление к гармонии, равновесию чувств.

Все это Квентин помнил, но сейчас ему было все равно, что его ждет завтра.

Он знал, что должен следить за Дайаной, и не собирался отступать от задуманного. Прислонившись к оконной раме, он потерял ощущение пространства и только пристально смотрел на коттедж.

Квентин ждал.

«Если он раньше подозревал, то сейчас точно уверен, что я чокнутая, – подумала Дайана, выходя из душа. Она включила фен, стала сушить волосы. – И зачем ему знать чудовищные детали моего существования? Я и так ему много наговорила. Правильно врачи поступали. Уж они-то получше меня все знают. Да и не станут они пичкать лекарствами человека, не имеющего проблем с мозгом».

Хуже всего для Дайаны было то, что она не знала, какой была истинная реакция Квентина на ее рассказ. Внешне – да, он был само сострадание и понимание, но что творилось у него в душе? Действительно ли он думал то же, что и говорил? А ведь говорил очень правильные вещи – слов нет. Правда, утверждал, что когда человека накачивают лекарствами, это совсем не значит, что он на самом деле болен. Такого Дайана не могла понять. Она слишком доверяла врачам.

«Ну хорошо. Предположим, я ему поверила. Я здорова», – решила Дайана и испугалась собственной мысли.

Кроме того, она не умела читать мысли собеседника, определять по выражению его лица, врет тот или говорит правду. В основном из-за отсутствия практики – ведь до последнего времени с людьми она общалась крайне редко. Если не считать докторов. Девушка плыла по жизни в облаке опьянения медикаментами, не обращая никакого внимания на то, что думали и как вели себя окружающие. Впрочем, Дайану это и не особенно заботило.

Теперь же для девушки стало важным отношение к ней. Она не могла объяснить, почему вдруг ее стало интересовать, что именно думает и кем считает ее Квентин и зачем она придает его словам такое большое значение.

Дайане постоянно казалось, что он видит в ней лишь безнадежно испорченный товар. Пусть выдуманная, но столь жалкая характеристика угнетала ее.

«Сама себе яму выкопала. Кто же после душещипательного рассказа будет считать тебя нормальной?»

Дайана разозлилась на себя, и от этого голова ее пошла кругом, мысли завертелись и запрыгали еще сильнее, чем раньше. Она надела шелковые пижамные брюки розового цвета и в тон им короткую ночную рубашку. Было еще рано, но Дайане страшно хотелось спать.

Она прошла в освещенную спальню, присела на край кровати, помедлив, открыла ящик ночного столика. Лежащий там пузырек со снотворным покатился вперед и стукнулся о стенку. Дайана нехотя вытащила его.

Снотворное действовало недолго, всего несколько часов, но и их Дайане вполне хватало, чтобы выспаться. Сонливости и тяжести в голове она не чувствовала. Врач, тот, что помог избавиться от зависимости к сильнодействующим лекарствам, уверял, что прописывает ей только легкое снотворное, и Дайана верила ему.

Девушка обратила внимание, что не закрыла ящик, из которого доставала снотворное. Она потянулась к нему, достала оттуда пузырек и увидела, что крышка не распечатана...

Дайана положила его на место, достала упаковку аспирина. Она не желала возвращаться к прежнему состоянию зависимости от медикаментов, предпочитая вялость, разбросанность неугомонных мыслей, неспособность сконцентрироваться, необузданность эмоций и до боли обостренное восприятие.

«Хватить плыть по жизни в коме. Хватит тащиться сквозь года. Больше этого не будет», – твердила она себе.

Ее снова начал одолевать сон. Он буквально валил ее с ног. Дайана опасалась, что если не поспит, то утром ей будет хуже, чем сейчас. Она запила две таблетки аспирина минеральной водой, бутылка которой всегда стояла у нее на столике.

Девушка нырнула под одеяло, потушила свет, повернулась на спину. Закрыв глаза, она долго лежала так. Сначала ее подмывало пойти к окну и, как раньше, усесться на подоконнике, но усилием воли она сдержала себя.

– Спать, только спать, – шептала Дайана. – Высплюсь и тогда все обдумаю.

Мысли в ее голове продолжали свой яркий хоровод. Дайана пересилила себя и не посмотрела на часы, чтобы не знать, сколько она пролежала. Наконец она уснула.

Дайана открыла глаза, спустила ноги на пол, накрыв колени одеялом, осмотрелась и сразу поняла, что находится в «сером времени». Как ни странно, это открытие нимало ее не удивило.

Она догадывалась, что сейчас еще ночь, хотя спальня была окутана необычным ровным и бесцветным полумраком. Она его узнала. В «сером времени» всегда было так – ни свет ни тьма. Серые полусумерки.

Девушке казалось, что она проспала несколько часов. На часы смотреть не стала, потому что знала – циферблата у них нет. Жутковатая особенность «серого времени» состояла в том, что там нет времени, а все часы теряют форму, превращаясь в смазанные пятна без цифр и стрелок.

Дайана давно выяснила для себя – где бы «серое время» ни находилось, оно лежит вне настоящего времени. Тем не менее, она чувствовала, что и здесь, между тем миром, который она знала, и другим, что начинается после него, есть свое, особое движение.

Но в том, что «серое время» не царство духов, о котором говорил Квентин, Дайана была уверена. Скорее – переход, коридор, соединяющий потусторонний мир с миром реальным.

Она откинула одеяло, поднялась. В комнате сделалось холодно; казалось, холод поднимается снизу, от толстого, вдруг промерзшего плюшевого ковра. Дайана подумала, что ей следовало бы найти тапочки или туфли, накинуть кофту или теплый халат, но не стала искать ни то ни другое. Ей было все безразлично. Тем более что спастись от пронизывающего холода в «сером времени» просто невозможно.

Дайана вышла из комнаты, равнодушная ко всему, в том числе и к причудливой форме, которую вдруг принял коттедж – превратился в какую-то серую кляксу. Исчезли краски и тени, но девушку эта трансформация не заинтересовала, потому что она знала – ей предстоит побывать где-то еще.

Она вышла из коттеджа, немного постояла на дорожке в ожидании. Свет фонарей казался здесь таинственно приглушенным – не фонари, а какие-то тусклые бледно-серые точки. Кусты, деревья и клумбы вокруг коттеджа стали вдруг плоскими и зловеще неподвижными, похожими на выполненную серыми тонами копию многокрасочной картины.

Ветер стих; застывшая, сонная холодная мгла окутала коттедж и окружающий его ландшафт. В воздухе носился слабый неприятный запах, очень знакомый, но Дайана не могла вспомнить, где она чувствовала его раньше. Не слышалось ни звука, ни шороха, ничего, что намекало бы на биение жизни. В «сером времени» всегда было только так.

– Дайана.

Она медленно повернулась, посмотрела на стоящую метрах в двух от нее маленькую девочку, очень красивую, несмотря на бесцветную серость во всей ее фигуре. Личико ее, обрамленное светлыми волосами, напоминало по форме сердечко.

– Привет. – Дайана кивнула и слабо улыбнулась. Она заметила, что голос здесь звучит глухо, словно далекое эхо.

Девочка говорила совсем другим голосом, звонким и чистым.

Дайана не удивилась: это тоже было одним из свойств «серого времени».

– Ты должна пойти со мной, – сказала девочка.

Дайана закивала от нетерпения:

– Когда я в прошлый раз пошла с одним из вас, он привел меня к своей могиле.

Девочка нахмурилась:

– Ты говоришь о Джереми? Но ведь он был по другую сторону. Он жил рядом с вами. А ты знаешь разницу. И правила тоже знаешь.

Дайана все отлично знала. В «сером времени» память ее работала безукоризненно, мозг воспринимал все с абсолютной ясностью. Несмотря на всю зловещую странность «серого времени», именно здесь она прекрасно владела собой. И опасности, которые оно таило в себе, Дайана хорошо себе представляла.

– Мне опасно оставаться между двумя мирами, в межвременье.

– Если ненадолго, то не опасно, – ответила девочка. – Опасно держать дверь открытой – это самое главное правило. Если захлопнуть ее, когда ты находишься здесь, то ты отсюда больше не выйдешь. Не уверена, что тебе здесь понравится.

– Я тоже так думаю.

Девочка тихо рассмеялась:

– Тогда пойдем быстрее.

– Как тебя зовут? – спросила Дайана. Она всегда спрашивала их имена.

– Бекки.

Дайана кивнула:

– Хорошо, Бекки. Пойдем. Это ведь ты меня звала?

– Ага, я.

– Зачем?

– Ты должна кое-что увидеть. – Бекки снова нахмурилась. – Нам нужно поторопиться.

– Я там пробыла несколько часов, – возразила Дайана, но тем не менее последовала за девочкой.

– Знаю. Идем, идем. – Бекки обернулась и поманила Дайану. – Тебе нельзя долго оставаться по нашу сторону двери, здесь, в Пансионе. Кроме того, он скоро придет и не даст тебе остаться.

– Кто это «он», Бекки?

– Сюда. Скорее, Дайана.

Зная по опыту, что протестовать бесполезно, Дайана шла за своей провожатой. Вот так всегда происходило – появлялся кто-то, вел ее куда-то, что-то показывал или просил сделать. Иногда, правда, просили только выслушать.

За многие годы Дайана навидалась многих и наслушалась всякого.

– Почему именно в Пансионе мне опаснее всего находиться по вашу сторону двери? – спросила она, надеясь, что хотя бы на один вопрос девочка ей ответит.

– Потому что все здесь и началось, – сказала Бекки.

– Что началось?

– Ну, я же говорю – все.

Дайана подумала, что такой ответ не может прояснить ситуацию – скорее еще больше запутать. Она же надеялась на вразумительный ответ и попробовала еще раз:

– Бекки, я тебя не понимаю. Объясни, пожалуйста.

– Я знаю, что не понимаешь. Но ты потом поймешь.

Бекки прибавила шагу, и Дайана пошла быстрее, чтобы не отстать. Девочка вошла в первую из трех конюшен и направилась по проходу между стойлами к дальней стене. Она так бойко семенила ножками, что Дайана едва поспевала за ней. У стойл верхние части двойных дверей были открыты, но Дайана не увидела в них лошадей, хотя знала, что их тут не меньше двух десятков. Сначала она удивилась, но потом вспомнила, что в «сером времени» животных нет. Девушка поежилась от холода и настороженности.

Она подумала, что животных в «сером времени» нет не потому, что они лишены энергетики и не могут стать бестелесными, пережив смерть, а потому, что они просто здесь не задерживаются. Находятся между мирами только люди, которым идти дальше мешает злоба, вина или незавершенные дела. За животными такого просто не водится.

– Уже скоро, – бросила Бекки, чуть обернувшись.

– Это касается тебя? – спросила Дайана.

– Разве не я позвала тебя?

– Бекки, ты говоришь бессмыслицу. Я десятки раз следовала за провожатыми, и не всегда дело не касалось их.

Бекки остановилась на полдороге к стене, обернулась и посмотрела на Дайану:

– Сегодня дело касается тебя.

– Меня? – удивилась Дайана. – Что ты имеешь в виду? – Она обхватила себя руками, пытаясь хотя бы немного согреться. Это не помогло, да и не могло помочь.

– Ты должна была приехать в Пансион. Вся твоя жизнь связана с ним.

– Но каким образом?

– Никаким. Просто связана – и все.

– Ты думаешь, я что-то понимаю?

Бекки покачала головой.

– Все случается так, как должно случиться. И всегда в свое время. Ты думаешь, случайно тот доктор «снял» тебя с лекарств, и именно тогда? Ничего подобного. За это время твой организм очистился и ум просветлел.

– Он сделал это специально?

– Не случайно. Чтобы у тебя было достаточно времени подготовиться к поездке сюда.

От нового порыва холода Дайану бросило в дрожь. Ей казалось, что мороз продирает до самых внутренностей. За двадцать лет девушке часто доводилось разговаривать с провожатыми, но так с ней никто из них не откровенничал. Это было что-то новое... Джереми, например, показал ей свою могилу. Остальные тоже рассказывали о своем, просили что-то сделать для них. Бывало, сообщали Дайане кое-какую информацию – но о себе, с целью завершить свои земные дела. И никогда разговоры не касались ее самой, ее дел, ее целей.

Бекки кивнула, словно догадалась, о чем думает Дайана, услышала ее невысказанные мысли.

– Да, сейчас все обстоит совсем иначе. Потому что ты из плоти и крови, а находишься здесь. Прежде ты попадала к нам из забытья, но никогда во сне. Потому что когда ты спишь, тебе все кажется сном. И когда ты просыпаешься, то думаешь, что видела сон. Только часть тебя приходила сюда, на нашу сторону двери. Войти в дверь тебе не давали лекарства.

– Я не умерла, я – живая, – медленно проговорила Дайана.

– Конечно, живая, – согласилась Бекки. – Только я не об этом говорю. Дайана, время подходит. Тебе пора начать помнить места, куда ты попадаешь во сне или в забытьи. Ты должна понимать, что сможешь сделать. Что ты делала почти всю свою жизнь. Тебе нужно прийти сюда и встретиться с ним, найти ответы на все свои вопросы. Это – часть твоего путешествия.

– Но я не запомню, – произнесла Дайана, сбитая с толку. – Когда я просыпаюсь, я ничего не помню.

– Ты раньше ничего не помнила из-за таблеток. Они не мешали тебе действовать так, как нужно, но отнимали память. Вспомни. Как только ты прекратила принимать лекарства – перестала впадать в забытье.

– Рисунок. Два моих рисунка.

– Вот видишь. Он же тебе все объяснил. Это совсем не то, что забытье, это почти как видение.

Дайана молчала.

– Теперь, если позволишь себе вспоминать, попытаешься понять и поверить, ты не будешь больше впадать в забытье. Оно будет не нужно. Гораздо легче открыть дверь и войти в нее во сне. Но и наяву ты тоже сможешь это сделать. Да когда угодно, стоит захотеть. Только сначала поверь.

– Ты думаешь, все так просто?

– А что здесь сложного, если ты уже на полпути? Ведь ты же начала запоминать свои сны, – ответила Бекки.

– Скорее кошмары, – непроизвольно поправила ее Дайана. – И я не помню их... Ну разве кое-что, но не полностью... Они меня пугают.

– Так и должно быть.

Юный, приятный потусторонний голос обдал Дайану могильным холодом. Она едва удержалась, чтобы не броситься назад, в коттедж.

– Так зачем ты позвала меня? Зачем привела сюда? – спросила Дайана, стуча зубами.

– Чтобы показать то, что заставит тебя поверить.

– И что это?

– Потайное место.

– Бекки...

– Запомни, Дайана, тут много потайных мест. – Девочка показала на закрытую дверь в маленькой пристройке. – Вот комната, в которой находится одно из таких мест. Скажи ему, пусть он тут поищет получше.

– И что же здесь спрятано, Бекки?

Девочка склонила набок головку и торжественно произнесла:

– На чердаке тоже есть нечто, что тебе нужно увидеть. Это важно, Дайана, очень важно.

Дайана не успела спросить почему, как вдруг сверкнувшая перед глазами вспышка заставила ее заморгать. На какое-то мгновение, всего на долю секунды, девушке показалось, что она чувствует запах сена и что серая мгла вокруг нее исчезла.

– Так почему, Бекки? – торопливо повторила она свой вопрос вслух.

– Потому что это правда, – скороговоркой ответила девочка. – И ты должна ее знать. Пока ты ее не узнаешь, не поймешь, что здесь происходит.

Последовала еще одна вспышка, и запахи конюшни усилились. Люминесцентные лампы, развешанные по потолку, загорались и слепили Дайану. Она внезапно почувствовала прикосновение чьей-то руки к своему запястью. Догадка пришла к ней сразу же.

Кто-то втягивал ее назад.

– Бекки! – воскликнула Дайана. – О какой правде ты говоришь?

Засверкали частые вспышки, затем прекратились – и Дайана увидела стоящего рядом Квентина.

И в ту же секунду прозвучал еле слышный ответ:

– Я не могу сказать, Дайана. Ищи сама. Ищи вместе с ним. Он тебе нужен, потому что... – Голос на секунду оборвался, затем произнес: – Оно идет.

– Кто идет? – спросил Квентин, обхватывая окоченевшие плечи Дайаны.

Рядом фыркнула и взбрыкнула лошадь, сильный аромат сена ударил Дайане в ноздри. Полосы люминесцентного света резали глаза. «Интересно, они всю ночь горели или нет?» – вяло подумала девушка, но так и не нашла ответа и решила, что свет включил Квентин, когда вошел сюда несколько минут – или часов? – назад.

Только тут она почувствовала, что насквозь продрогла.

– Дайана, что ты здесь делаешь? Сейчас пять часов утра.

Сощурившись от яркого света и смешно моргая, девушка бессмысленным взглядом смотрела на Квентина. Сначала голова была пуста, а затем Дайана начала вспоминать. Не прошло и двух минут, как она вспомнила. Абсолютно все. И заговорила:

– Меня сюда привело...

– Что тебя привело?

– Не что, а кто.

Квентин нахмурился еще больше, но прежде чем продолжать расспросы, снял с себя теплую куртку и набросил Дайане на плечи.

– Застегнись, ты вся заледенела.

Опустив голову, Дайана оглядела себя и покраснела. Она стояла в тоненьких пижамных штанишках, прозрачная ночнушка облепила тело, не оставив простора для воображения. Девушка просунула руки в рукава и поспешно запахнула кофту. Ее охватило тепло и запах Квентина.

– Боже мой, ты посмотри на свои ноги, – покачал головой Квентин. – Насколько я помню, в комнате старшего конюха есть какая-то обувь. Но там, наверное, закрыто. Пойдем скорее в коттедж.

Дайана почувствовала, что Квентин собирается взять ее на руки, отшатнулась и проговорила:

– Комната не заперта, и уходить... нам пока нельзя.

– Почему?

Дайана, не ответив, подошла к двери комнаты. Холода в ногах она почти не чувствовала, рассыпанная на проходе галька, казалось, не причиняла ей боли. Девушка толкнула дверь и вошла внутрь, оглядела небольшое помещение, когда-то пристроенное к основному зданию.

Квентин прошел следом за ней, нащупал выключатель, зажег свет.

– Я прав. Обувь тут есть, – сказал он и направился к противоположной стене, где на прибитой к ней длинной полке стояли сапоги для верховой езды и обычная обувь – высокие ботинки и кроссовки.

Дайана тем временем внимательно оглядывала стены.

«О каком потайном месте говорила Бекки? Где оно тут может быть?» – размышляла она.

Комната была площадью примерно три метра на два с половиной. Вдоль стен тянулись длинные полки, заваленные седлами, обувью, щетками и шампунями для ухода за лошадьми. Отдельно лежали подковы, а рядом с ними стояли банки с гвоздями. На вбитых в стены гвоздях висели уздечки, веревки, хлысты.

– Присядь, Дайана. – Квентин взял ее под руку, подвел к длинной скамейке, усадил на край. Затем снял с одной из полок кроссовки. Дайана почувствовала, что он собирается нагнуться, чтобы надеть кроссовки ей на ноги, и торопливо выхватила у него из рук обувь.

– Не нужно мне помогать, – проговорила она. – Лучше осмотри пока комнату.

Квентин недоуменно посмотрел на нее:

– И что я, по-твоему, должен здесь искать?

Дайана ответила почти сразу:

– Потайное место. Только я не знаю, где оно. – Девушка нагнулась, подтянула шнурки явно новых, но очень больших для нее кроссовок.

Квентин неуверенно хмыкнул.

– Здесь все на виду, – произнес он, оглядывая комнатку. – Разве что вон тот закуток, там медикаменты для оказания первой помощи. Кладовок и сейфов тут нет. Даже ящиков не видно. Какая тут может быть тайна?

Дайана не уловила в его голосе насмешки, одно неподдельное удивление, смешанное с напряженным интересом. Она выпрямилась, но объяснять, как ей ни хотелось, ничего не стала, по крайней мере сейчас.

Нет, она не боялась, что Квентин может не воспринять рассказ всерьез, она опасалась другого – самой поверить в то, что происшедшее с ней было реальностью.

– Дайана?

– А что ты здесь, собственно, делаешь? – вдруг отрывисто спросила девушка.

Квентин пожал плечами, ответив будничным голосом:

– Я выглянул из окна, увидел, что твой коттедж стоит неподалеку от моего. Мой внутренний голос – я говорил тебе, что иногда его слышу, – приказал мне наблюдать за ним. Я так и поступил. Потом увидел, как ты вышла из двери и направилась к конюшне. Я решил последовать за тобой. – Он помолчал минуту, затем снова заговорил: – Похоже, теперь у тебя было не забытье, да? Ты шла уверенно, но с закрытыми глазами. Я догадался, что ты спишь.

– Сплю? Да-да, я спала. Может быть, все-таки поищешь здесь?

– Что искать, Дайана? И имеют ли отношение наши поиски к происходящим здесь убийствам? Или к исчезновениям...

Дайана набрала полную грудь воздуха и выпалила:

– Меня сюда привела девочка... лет двенадцати. Она сказала, что ее зовут Бекки.

– Бекки? Ребекка Морзе бесследно исчезла на территории Пансиона ровно девять лет назад. Ее объявили в федеральный розыск, но безрезультатно.

– Тогда то, что мы должны с тобой найти, определенно имеет связь с... – Она запнулась, помолчала немного и, наконец, закончила: – Убийствами. Потому что сюда я пришла с ней. Мы находились в «сером времени».

– Что она тебе говорила?

– Здесь есть какое-то место, где находится тайна. – Дайана оглядела тщательно убранную безмолвную комнату. – Еще она сказала, что тайны в Пансионе есть на каждом шагу. Она просила меня сообщить об этом тебе, чтобы ты поискал ту, что находится здесь.

– Мне? Она называла меня по имени?

– Нет, она сказала «ему». Она не один раз упоминала о тебе. – Дайана потуже запахнула куртку, все еще хранившую тепло и запах Квентина. Ею вдруг овладело незнакомое и странное чувство покоя и безопасности. – В комнате что-то спрятано, Квентин, и нам нужно это отыскать.

Квентин продолжал стоять неподвижно.

– В таком случае первым делом следует вызвать Ната, а затем переговорить с директором. Самим здесь ничего искать нельзя. Это частная собственность, Дайана, обыскивать ее без ордера мы не имеем права.

– Вот это точно, сэр, – раздался грубый суровый голос.