Оказавшись в разношерстной компании, всеми силами избегайте в разговоре препирательств и споров.
Особняк на Мортимер-стрит встретил их темными окнами и мертвой тишиной. На ступенях парадной лестницы приезда леди Кэтрин не дожидался ни один лакей, и она неторопливо извлекла из своего ридикюля ключ. Де Роуэн предупредительно взял его у нее из протянутой руки, первым подошел к двери, отомкнул ее и вежливо отступил в сторону, пропуская хозяйку в дом и входя следом. Внутри дома пахло чем-то приятным, но незнакомым. Никаких ароматов кипящих на медленном огне пряностей и тлеющих лечебных трав, которые встречали его всякий раз, когда он заходил в гости к своей тете. Здесь стоял легкий запах хорошо навощенной мебели и крепко настоянного чая, которым, казалось, пропитаны даже сами стены.
Он проследовал за легким шуршанием шелковых голубых юбок Кэтрин вдоль по коридору, устланному толстым ворсистым ковром и освещенному мигающими настенными канделябрами. Вскоре они оказались в гостиной, увешанной тяжелыми драпировками из золотистого шелка и уставленной мебелью в китайском стиле, модном десятилетие назад. Не спросив, она молча налила ему в суженный кверху бокал немного коньяка и с легкой настойчивостью вложила его ему в руку, на секунду задержав свою. От мимолетного прикосновения ее пальцев его бросило в жар. С безмятежной улыбкой Кэтрин убрала, наконец, руку, оставив чувство невосполнимой утраты. Такого печального ощущения он не ведал с тех самых пор, когда увидел дымящиеся развалины отцовского замка. Сейчас же он испытывал вожделение, ни больше ни меньше. Ну что ж, возможно, он находил ее красивой и привлекательной. И конечно, загадочной. Но его переживания были вполне безопасные. Однако стоило ему взглянуть, как она идет по гостиной уверенной походкой, как слегка покачиваются исполненные естественной чувственности ее бедра, проклятое и неуместное желание разгоралось вновь и вновь. Вдобавок к его отчаянию вернулись прежние сомнения.
«Брат у нее граф. Дико богатый», – звучали у него в голове слова Сесилии. Он убеждал себя, что ему на ее брата глубоко наплевать. В своем богатстве дом, куда они приехали, не более криклив, чем особняк его тетушки, а мебель скорее удобна, чем по-светски элегантна. Тем не менее, де Роуэн украдкой все оглядывался и оглядывался вокруг, и чем дальше, тем больше ему становилось не по себе, а почему, сообразить никак не удавалось. Сам он никогда не был беден, скорее его можно считать богатым, и, если покопаться, титулом он тоже обладал.
Но ни за какие коврижки не поменялся бы местами с братом Кэтрин. Волновало его совсем другое – сама леди, вернее, то, какие чувства она в нем вызывала. Но если речь идет о голой страсти, он сумеет с ней управиться, не так ли? Уверенный в своих силах мужчина никогда не позволит склонностям к прекрасному полу властвовать над собой. Единственный раз он допустил такую оплошность, и неприятностей ему тогда хватило с лихвой.
Приободрившись, Макс поудобнее уселся на обтянутом мягкой кожей диване и позволил глотку из бокала обдать приятным теплом желудок. В конце концов, он расслабился настолько, чтобы обратить свое внимание на великолепные картины, украшавшие стены гостиной. Один портрет необъяснимым образом привлек его интерес – мужчина запоминающейся внешности в отделанном парчой сюртуке и напудренном парике, с породистым, уже начавшем полнеть лицом. Господи, да он видел это лицо! Эти суровые черные брови, этот пристальный высокомерный взгляд!
Да нет, такого не может быть! В то время, когда картина была написана, маленький мальчик де Роуэн жил в Эльзасе. Может быть, человека на картине он встречал во время поездок родителей в Англию? Пожалуй, нет. Такого человека среди знакомых отца он не помнил. И тем не менее портрет снова и снова притягивал его взгляд. Он не допил и половины бокала, когда почувствовал, что Кэтрин стоит на пороге и ее стройная элегантная фигура, освещенная светом из коридора, отчетливо вырисовывается в проеме двери. Снова у него перехватило дыхание и где-то глубоко внутри сладко и тоскливо заныло, как если бы кто-то воткнул ему в живот и начал медленно поворачивать тупой кинжал.
Гея, богиня земли, невольно пришло ему на ум неожиданное, но весьма точное сравнение. Теперь всякий раз, когда он смотрел на нее, то не мог не думать о родном доме. Он знал, что стоит ему на мгновение зажмуриться, и перед взором распахнутся уходящие к горизонту гряды пологих холмов, покрытые нежной зеленью полей, лесов и виноградников, прохладный благоуханный воздух наполнит грудь еще раз, а заходящее солнце ласково начнет греть ему спину. Соблазн, снова соблазн?
– Вы любуетесь картинами из коллекции моего брата? – Кэтрин оставила серьги с жемчужинами, но переоделась в выходное шерстяное платье темно-оливкового цвета.
Де Роуэн не замедлил подняться на ноги.
– Меня заинтересовал портрет, что висит в проеме между окнами.
Кэтрин вошла в гостиную.
– Это мой отец, – призналась она неожиданно сдержанным и холодным тоном. – Умер пять лет назад. Дурное семя – оно дурное семя и есть.
Даже де Роуэн прекрасно знал, что подобные замечания лучше всего оставлять без внимания.
– Вы проголодались? – живо поинтересовался он.
Лицо Кэтрин посветлело.
– Неподалеку от Кавендиш-сквер есть недорогой ресторан, очень тихий, и кормят там отлично. Подойдет? Вечер ясный, так что мы можем дойти туда пешком.
– На улице довольно прохладно, леди Кэтрин, – отрывисто заметил де Роуэн. – И я вполне могу позволить себе нанять карету.
– Что вы, зачем? Право, не беспокойтесь, мистер де Роуэн. – На лице ее отразилось искреннее изумление. – Он находится сразу же за углом.
– Как пожелаете. – Де Роуэн со стуком поставил недопитый бокал на стол.
Ресторан, в который она предложила пойти, он хорошо знал, но то, что она его выбрала, для него оказалось совершенно неожиданным. Туда любили захаживать местные дельцы и небогатые мелкопоместные дворяне, вели они себя малость бесцеремонно и шумно, однако говядину там готовили превосходно, да и вино подавали вполне сносное. Де Роуэн, легонько поддерживая Кэтрин под локоть, провел молодую женщину в зал. В тускло освещенном помещении непринужденно расположились несколько дам респектабельного вида, что, по всей видимости, и стало причиной ее выбора.
Усевшись за свободный столик, они заказали себе по порции телятины, а де Роуэн добавил еще и бутылку шамбертена из погребов. Он не спеша разлил вино по бокалам и, пока они сидели в ожидании заказанной еды, исподволь наблюдал за сидевшей напротив него женщиной. Кэтрин казалась притихшей, и он терялся в догадках, чтобы могло означать ее настроение. Может быть, она сожалеет о своем скоропалительном согласии на его предложение? Если так, переживать из-за этого он не намерен. Леди оказалась здесь по собственной воле, никто ее не тащил за руку. Он признался себе, что она ему интересна. Кроме того, он все еще должен принести ей свои извинения. Помимо всего, он вовсе не горел желанием мучиться какими бы то ни было переживаниями и сомнениями. Он был холостяком-одиночкой, и ему нравилось его положение.
Наконец леди Кэтрин откинулась на спинку стула, едва заметно потянулась и издала тихий вздох, исполненный неподдельного довольства. Нет, сожаления она явно не испытывала.
– Я так рада, что мы ушли с бала, – призналась она. – Господи, как же утомительны светские вечера!
– Одни танцы столько сил отнимают, – проворчал де Роуэн.
Неподалеку от них группа владельцев магазинов внезапно взорвалась громким хохотом, заглушившим негромкий смех Кэтрин.
– Боже мой, за какое же немощное создание вы меня принимаете, мистер де Роуэн! – рассмеялась она. – Я целый день напролет могу провести в седле или копаться в саду, и сил у меня отнюдь не поубавится. Меня изнуряют городские обычаи, когда все только и делают, что беспрестанно обмахиваются веером, лебезят друг перед другом и обмениваются лицемерными улыбочками. Как вы только такое выдерживаете?
Она явно подшучивала над ним. Ладно, нравится ей подтрунивать – пусть подтрунивает.
– Я должен понимать так, что вы владеете поместьем? – вежливо поинтересовался он.
Кэтрин в очередной раз одарила его милой и слегка насмешливой улыбкой.
– Ну, мое гнездышко трудно назвать поместьем, – ответила она. – У меня небольшой дом и вполне пристойная усадебная ферма да несколько домиков арендаторов. Однако счесть поместье Олдхэмптон за грандиозное хозяйство просто невозможно. Но, сэр, мы отвлеклись. Кажется, вы собирались пасть ниц, дабы принести извинения?
Де Роуэн почувствовал, как его губы непроизвольно растягивает улыбка.
– Леди Кэтрин, я думаю, что вы жестокосердная женщина, – ответил он, возвращая ей ее же слова.
Он наблюдал, как она старается сердито на него посмотреть, но лицо ее было не способно вот так взять и сразу нахмуриться.
– Сэр, так как насчет ваших извинений? – требовательно спросила она.
Встретив ее прямой взгляд, де Роуэн сразу ясно припомнил до последнего слова все, что тогда ей наговорил, и испытал острейшую неловкость. Он не любил оставаться в долгу перед кем-либо. Он попытался подыскать те слова, которые бы оправдали то, что быть оправданным никак не могло.
– Я поторопился с выводом о вашей репутации, мэм, – наконец проговорил он, сумев совладать со своей гордыней. – Я был не прав.
Кэтрин чуть наклонилась вперед, так что корсаж ее прикоснулся к стоявшему перед ней бокалу. – Могу я вас спросить: а зачем вы вообще так поступили?
Де Роуэн оглядел заполненное посетителями помещение. В одном углу за столом напропалую веселилось сборище явно записных гуляк, и от громогласных тостов и бесстыдной похвальбы звенело в ушах.
– Не знаю.
Кэтрин не, отвела взгляда и, храня упорное молчание, продолжала пристально смотреть ему прямо в лицо. Де Роуэн к такому повороту оказался вовсе не готов, и уж совсем ему не понравилось повисшее между ними молчание.
– Когда-то я был знаком с одной особой, – собравшись с духом, заговорил он, – ваше приглашение, вынужден признать, весьма для меня неожиданное, мне ее и напомнило. Думаю, мне хотелось, чтобы вы ... ну, доказали мне что-то. Вот только что именно, я вряд ли сумею объяснить.
И он опять немного растерянно замолчал.
Кэтрин одарила его насмешливым взглядом и поудобнее устроилась в кресле.
– Признаюсь, весьма убогое объяснение, – прищурившись, заметила она. – Отчего бы вам не сделать более удачную попытку?
– Простите, вы о чем?
Кэтрин скупо улыбнулась.
– У меня есть два брата, и я неплохо представляю, что, собственно, делается в голове у мужчины. Хотите, поделюсь?
Де Роуэн скорее предпочел бы, чтобы ему испанская инквизиция повыдергивала на руках все ногти.
– Конечно, будьте так любезны, – равнодушным тоном ответил он и потянулся за бутылкой шамбертена.
Народу вокруг ощутимо прибавилось, и в воздухе стоял уже неумолчный гул голосов, под который Кэтрин рассеянно взболтала рубиновое вино, что мерцало в ее бокале. Неслышно подошел официант и молча поставил заказанные блюда на стол, однако дразнящий аромат хорошо прожаренного мяса оба собеседника оставили без внимания.
– Полагаю, я привлекла вас как женщина, мистер де Роуэн, – проговорила наконец Кэтрин. – И по какой-то неведомой мне причине такое обстоятельство вас разозлило.
У де Роуэна внутри все застыло.
– Леди Кэтрин, – сумел выдавить он, – вы всегда вот так режете правду-матку?
Она спокойно кивнула в ответ.
– Это мой извечный грех. И еще я думаю, что вы обозлились на самого себя за то, что отвлеклись от основной работы. – Она замолчала, подняла на него глаза и слегка покачала головой. – Впрочем, возможно, вы просто ... возжелали меня как женщину? И не сдержались. Осмелюсь заметить, я повела себя в отношении вас точно таким же образом.
Ее неожиданное умение разглядеть его насквозь просто удручало, но отрицать очевидное казалось полной глупостью.
– В чем бы ни заключалась причина, я принес вам скверные извинения за скверный поступок, – признал он сквозь зубы. – Отчего же вы так стремитесь простить человека, который вовсе не заслуживает прощения?
– Почему вас так беспокоит моя реакция?
Де Роуэн лениво и высокомерно приподнял брови.
– Меня вообще мало что беспокоит, – проговорил он, тщательно взвешивая каждое слово. – В нашем случае у нас с вами оказывается слишком много общих знакомых. Я вовсе не желаю, чтобы между нами возникла какая-либо натянутость.
Взгляд Кэтрин стал неприкрыто насмешливым.
– Именно в этом и причина, мистер де Роуэн? – поинтересовалась она и чуть заметно повела плечами. – Причина в вашей работе? В ваших деловых знакомствах? В том, чтобы не уронить свою репутацию?
У него возникло ощущение, что она отдалилась от него черт знает куда, и в его груди неожиданно заломило от исступленной и необъяснимой боли утраты.
– Господи, нет, конечно! – отрывисто возразил он и, быстро протянув руку через стол, непроизвольно схватил ее за запястье. – Как только такое вам в голову могло прийти?
– Я так на самом деле ... не думаю, – чуть запнувшись, ответила она извиняющимся тоном.
Де Роуэн бросил взгляд на их сплетенные пальцы и поразился тому, как контрастно смотрелась ее фарфорово-белая кожа на фоне его загорелой руки. Ее рука с тонкими пальцами и коротко и аккуратно подстриженными ногтями оказалась неожиданно сильной и уверенной. Когда до него, наконец, дошло, что он, забывшись, все сильнее сжимает ей кисть, де Роуэн выпустил руку Кэтрин.
– Леди Кэтрин, мне становится тошно от одной мысли, что между нами может возникнуть неприязнь, – пробормотал он, неловко убирая руку. – Даже если мы с вами больше никогда не увидимся, мне вовсе не хочется, чтобы мы расстались по-плохому. Боюсь, лучше объяснить я не сумею.
– Понимаю ... – По ее лицу скользнуло мимолетное выражение, как ему показалось, скрытого разочарования, но улыбка тут же вернулась на свое место. – Тогда – хоп! – И она звонко щелкнула пальцами. – Было и прошло!
Кэтрин взялась за вилку и с видимым удовольствием воткнула в лежавший перед ней на тарелке и уже слегка остывший кусок жаркого из телятины.
Де Роуэн не ожидал, что все закончится так быстро и просто.
– Вы всегда столь легко забываете обиды?
Выражение лица Кэтрин на мгновение смягчилось.
– Порой даже слишком легко. – Она резко положила вилку на стол. – Теперь расскажите мне о себе, мистер де Роуэн, – радостно прощебетала она, как если бы между ними ничего не происходило. – Например, чем вы занимаетесь в своей полиции? Я прямо сгораю от любопытства.
Он почувствовал, как улыбка деревенеет у него на губах.
– Ладно. Выходит, не все так просто забывается?
Кэтрин бросила на него взгляд, который он не понял.
– Если вы спрашиваете о том, не умиротворит ли меня уклончивая полуправда, которую вы вполне способны мне наговорить, то мой ответ – нет.
Де Роуэн, не желая мериться с ней силой взгляда, постарался невозмутимо откинуться на спинку кресла. В ее ответе заключался свой весомый резон. Что касается его, то, мягко говоря, с его стороны до честности было чуток далековато.
– Я работаю на министерство внутренних дел, – наконец ответил он.
– В самом деле? – беззаботно воскликнула она. – Выходит, вы не настоящий полицейский?
– В некотором смысле да.
– Как интересно! – без обиняков ответила она. – А позвольте спросить, чем, собственно говоря, вы занимаетесь в министерстве внутренних дел?
– Мы готовим новый билль о реформе полиции. На будущий год Пиль намерен протолкнуть его через палату.
– Надежда умирает последней! – патетически воскликнула Кэтрин, шутливо склоняя набок голову. – Я восхищаюсь его готовностью снова и снова пытаться провести реформу. А в чем состоит ваша работа?
Де Роуэн слегка пожал плечами.
– Главным образом я пишу очень скучные отчеты и посещаю еще более скучные совещания, – ответил он и честно добавил: – Еще я ... э-э-э ... занимаюсь расследованием случаев коррупции в полиции. Помимо всего другого.
– Вот оно что! – понимающе кивнула Кэтрин. – Тот тет-а-тет в Гайд-парке! Я все гадала, когда же мы доберемся до него.
Де Роуэн страдальчески улыбнулся:
– Вы, леди Кэтрин, должно быть, выработали привычку рано вставать?
– Привычку? – непонимающе переспросила Кэтрин.
– Ежеутренние прогулки верхом я, пожалуй, назвал бы привычкой.
Кэтрин неприязненно посмотрела на него.
– Вам известно, что я каждый день катаюсь верхом в парке?
Де Роуэн немного замялся.
– Знать такие вещи входит в круг моих обязанностей.
На ее лице проступило искреннее изумление.
– Как только вы все запоминаете! – усмехнулась она. – Но одну деталь вы, похоже, упустили. Изабель сказала мне, что вы вроде бы некоего рода должностное лицо в магистрате. Согласитесь, весьма странное занятие для джентльмена. И при чем здесь полиция, позвольте спросить?
Де Роуэн не спеша поднял глаза и посмотрел ей прямо в лицо.
– Случаем, вы не пытаетесь определить, достаточно ли моя компания благородна для вас, леди Кэтрин?
Выражение лица ее мгновенно переменилось, и ему показалось, что она сгорает от желания еще раз закатить ему оплеуху.
– Ну отчего вы такой безнадежно тупоголовый! – сердито воскликнула она и с силой уперлась ладонями в стол, как если бы вознамерилась подняться с кресла. – Не буду спорить, мистер де Роуэн, меня откровенно поражает, что вы в наших отношениях единственный, кто до одержимости обеспокоен своим положением в обществе. Я хоть обмолвилась одним словом об этом?
– Кэтрин, между нами нет никаких отношений, – спокойно заметил де Роуэн.
Она немного расслабилась, однако взгляд оставался по-прежнему сердитым донельзя.
– Вы правы, и я весьма сомневаюсь, что они будут в будущем, – прошипела она, резко откидываясь на спинку кресла. – В самом деле! Вот интересно, как только ваши друзья терпят такого дикобраза, как вы, который то и дело топорщит свои иглы! У вас друзья-то есть?
Де Роуэн, держа в руке пустой бокал, какое-то время молча смотрел на Кэтрин.
– Пожалуй, нет, – наконец ответил он. – В любом случае человек моей должности редко может позволить себе иметь друзей.
Мимо их стола проходили двое донельзя расфранченных мужчин, на которых они не обратили внимания. Один из них замедлил шаги, пригляделся, и на плечо де Роуэна легла крепкая ладонь.
– Старина Макс, ты? Записной чаровник! – громогласно произнес у него над головой мелодичный голос. – Какая встреча, черт возьми!
Де Роуэн поднял глаза, чтобы встретить смеющийся и лукавый взгляд Джорджа Кембла. Господи, только его не хватало! Принесла нелегкая! Кембл расплылся в широченной ухмылке, явив на свет безукоризненно белые зубы.
– Да ты, братец, приоделся! – шепнул он ему на ухо, скользнув живым взглядом по одежде де Роуэна и обращая все свое внимание на Кэтрин. – А кто сия особа, друг мой? Создаем видимость социальной жизни?
Де Роуэн почувствовал, что у него сами собой на щеках заходили желваки.
– Добрый вечер, Кембл.
Расфуфыренный малый отвесил изысканный глубокий поклон Кэтрин.
– Что ты, в самом деле, старина! В утонченной компании с такой прелестницей можно ни о чем не беспокоиться.
Ладно. Праздный пустозвон Кембл теперь как пить дать не отвяжется – слишком хорош повод для очередной великосветской сплетни. Не видя выхода, де Роуэн резко поднялся со своего места.
– Леди Кэтрин, – небрежно проговорил он, – позвольте вам представить мистера Джорджа Кембла, жителя этого города и делового человека.
Более чем прозрачный намек не произвел на Кэтрин, по крайней мере, внешне, никакого впечатления.
– Польщена, мистер Кембл, – сказала она, протягивая над столом руку без перчатки и тем самым принимая новое знакомство. – Меня зовут Кэтрин Вудвей. И каким же делом вы занимаетесь?
Кембл горделиво выпрямился.
– О, всевозможный редкий антиквариат! – с видимым удовольствием ответил он. – Коллекционный фарфор, фамильные драгоценности, произведения искусства, если попадаются. У меня, мэм, нежнейшая любовь к красоте. Как и у моего дорогого друга Макса, что всякому сейчас прекрасно видно.
Де Роуэн ткнул пустым стаканом куда-то в глубину помещения.
– Не хотим больше тебя задерживать, Кем. Уверен, тебя там кто-то дожидается.
Кембл от переполнившей его гордости даже стал казаться выше ростом.
– Да, так и есть, я ужинаю с близким другом, – признался он. – Кстати! До меня, старина, дошли слухи, что ты получил новое назначение, – голос его упал до лукавого, исполненного ужаса шепота, – причем такое, с которым лучше и не поздравлять!
Де Роуэн слегка приподнял бровь.
– Похоже, дурные новости мчатся по Стрэнду с невообразимой скоростью, – сухо заметил он.
Кембл с таким видом, как будто всю жизнь работал в здешнем заведении, склонился над столом и тщательно разгладил небольшую складку, собравшуюся на скатерти.
– Работа у меня такая, что все доходит до моих ушей, – объяснил он, поглаживая ухоженными пальцами скатерть. – Твоя верная ищейка Сиск вчера завалился ко мне в лавку, чтобы расследовать дело о, скажем, незаконном присвоении весьма редкой византийской иконы. Не сомневаюсь, что он изо всех сил старался раскрыть преступление, прежде чем его передадут по инстанциям.
Де Роуэн с насмешливым видом откинулся назад.
– Уволь, Кембл! – негромко воскликнул он. – Ты же вряд ли ведешь свои дела с жуликоватым ворьем и торговцами заложенного и описанного имущества?
Кембл принял задумчивую позу.
– Жизнь на Стрэнде не сахар. Хочешь не хочешь, а на кусок хлеба зарабатывать приходится.
– Я полагаю, что ты в своих делах не шибко преуспеешь, сидя на тюремных нарах, а за решетку ты угодить можешь запросто, – сухо заметил де Роуэн.
Кембл натянуто улыбнулся.
– Я знаю, что ты корифей в языках, де Роуэн, но как джентльмен может в одной фразе запросто переходить с изысканного языка на воровской жаргон, просто не понимаю.
– Подозреваю, что ты меня прекрасно понял.
– Понял, старина, можешь не сомневаться! – Кембл повернулся к Кэтрин и глумливо ухмыльнулся: – А вам, мэм, известно, что наш общий друг может сказать «поцелуй меня в задницу» аж на шести языках?
Кэтрин почувствовала, что должна сделать все, чтобы только удержаться от смеха.
– Кем, ты бы лучше думал про украденную икону, – проворчал де Роуэн.
– Дружище, не надо так хмуриться! – Кембл отечески похлопал де Роуэна по плечу. – Я скупкой краденого не занимаюсь. Если ни сном ни духом не ведаешь, что вещица ворованная, то что с меня взять, а? Я чист, как только что выпавший снег!
Он подмигнул, окинул презрительным взором скатерть и в очередной раз отвесил церемонный поклон.
– Теперь, прошу меня извинить, я вынужден вас покинуть, чтобы хорошенько выбранить владельца ресторана за то, что он выдает кусок дешевой тряпки за первосортную льняную скатерть! О чем он только думает! За таким столом пропадает весь аппетит!
Кембл повернулся, чтобы уйти, но в самый последний момент де Роуэн все же решился его остановить, мягко придержав за рукав.
– Кембл, погоди-ка минутку, – заговорил он. – Ты ведь по-прежнему знаком с кучей известных господ, верно?
– Старина, я весьма польщен! – Бывший джентльмен из джентльменов заломил ухоженную бровь. – Менять сведения на сведения с выгодой для себя всегда остается моим настоящим коньком.
Де Роуэн в нерешительности помедлил, но все же не очень охотно извлек из кармана листок, который ему передала Сесилия, и протянул его Кемблу.
– Мне хотелось бы, чтобы ты взглянул вот сюда, – негромко попросил он. – Прочти список, и тебе все станет понятно. Боюсь только, он не полный. Это мне бы и хотелось выяснить.
Кембл бросил взгляд на заголовок, наспех написанный Сесилией, дочитал до конца перечень фамилий и в изумлении выпятил губы.
– Ах, эта обаятельная леди Сэндс! – фыркнул он. – Очень понимаю тебя, старина! Похоже, список и правда маловат. Ты хочешь, чтобы я навел справки?
Де Роуэн с нескрываемым облегчением перевел дыхание. Кембл при всей своей напыщенности, похоже, более чем внимательно следил за всем, что происходит в Мейфэре – если вообще не во всем Лондоне, – и на его сведения можно положиться со спокойной совестью. Де Роуэн удовлетворенно кашлянул.
– Тогда я нанесу тебе визит завтра утром. Не возражаешь?
у Кембла брови полезли вверх.
– Ого, само собой! Приходи, я весьма заинтригован! – ответил он, возвращая листок де Роуэну. – Сделай любезность и приходи к четырем, чтобы мы спокойно попили чаю. И не забудь прихватить с собой мистера Сиска! Не следует упускать возможность лишний раз поупражняться в остроумии на ком-нибудь с дутым самомнением и напрочь лишенным мозгов.
Кэтрин смотрела вслед стремительно удалявшемуся Кемблу и, улыбаясь, заметила:
– Что за занятный парень!
– Вы заметили? – сухо проговорил де Роуэн.
Лицо ее просияло.
– Он мне понравился, и весьма. Думаю, у вас очень милые друзья.
– Кембл вовсе не мой друг, – поморщился де Роуэн.
Кэтрин весело рассмеялась:
– Тогда позвольте узнать, кем вы его назовете?
Де Роуэн хмуро уставился на телятину в тарелке. Черт возьми, кем же назвать Кембла? Он не подходил ни под какое определение. Более того, де Роуэн готов поклясться чем угодно, что в Кембле скрыто гораздо больше того, каким он представлял себя на публике. Всякая встреча с ним напоминала встречу с ловким жонглером с деревенской ярмарки. Глаз только и успевал следить за выхваченным из рукава цветистым шарфом, в то время как подлинная правда оставалась надежно укрытой от посторонних глаз.
Тем не менее, при всей его диковинной манерности Кема можно, без всякого сомнения, причислить к тем, к кому не страшно поворачиваться спиной. Если же он вам доверяет, то сможет предоставить кучу важных сведений. Познакомившись с ним в то время, когда скандал вокруг Общества Назареев был в самом разгаре, де Роуэн с тех пор не раз и не два советовался с ним по весьма щекотливым вопросам. Кем знал буквально всех и все.
– Ну, хорошо, – неохотно признал де Роуэн. – Он друг.
Кэтрин, не скрывая своего удовлетворения, улыбнулась и принялась перебирать вилкой овощной гарнир.
– Вы ведь сейчас занимаетесь убийством леди Сэндс? – поинтересовалась она, бросив в его сторону лукавый взгляд. – Господи, я же не ошиблась в вас, когда говорила, что вы кто угодно, но только не скучный человек.
Де Роуэн слегка насупился и посмотрел на нее открытым взглядом.
– Не могу себе представить, что обсуждение хода расследования убийства за ужином – признак хорошего светского тона, леди Кэтрин.
Однако от такого замечания интерес ее отнюдь не угас, скорее наоборот.
– Я вовсе не отношу себя к малодушным особам, – заверила она. – Кроме того, я убеждена, что именно по делу об убийстве вы вчера нанесли визит лорду Сэндсу. Для того чтобы помочь раскрыть убийство. Ужасное и отвратительное преступление! Надеюсь, полиция не считает Гарри виновным? – Она доверительно подалась вперед, посмотрев на него твердым и серьезным взглядом. – Конечно, все говорит за то, что это он: причины, удачная возможность, обстоятельства ... Но желание, мистер де Роуэн, желание совершить такое? Вот здесь-то его как раз вы и не найдете, потому что его просто нет.
Хотя де Роуэну и удалось ничем себя не выдать, но его искренне поразила схожесть ее рассуждений с его мыслями. Де Роуэн понял, что Кэтрин Вудвей не похожа ни на одну из женщин, которых он когда-либо знал. Он находил ее более чем желанной. Но прежде всего привлекало в ней чувство здравого смысла, практичность и реальный взгляд на жизнь. Перечисленные качества склоняли его к той близости отношений, от которой ему становилось неловко. Господи, да не собирается он ей доверяться, как бы ни казалось подобное соблазнительным!
Он придал лицу суровое и неприступное выражение и мрачно уставился на нее. Контрабандисты, сводницы, сутенеры, торговцы опиумом – сколько таких закоренелых преступников ежилось под его обвиняющим взглядом!
– Расследование убийства, – ответил он, – дело совершенно конфиденциальное.
Однако сверлящий взгляд не оказал никакого действия на его собеседницу.
– Я не о том, – спокойно ответила Кэтрин. – Просто Гарри не тот человек. Но может быть, вы считаете, что ее смерть каким-то образом связана с коррупцией в полиции? Взяточничество или незаконное применение силы? Поэтому они вас и пригласили?
Разубеждать ее было бесполезным и безнадежным делом. Лучше бить противника его же оружием и поменяться с ним ролями.
– Леди Кэтрин, – проговорил он, – у вас ничего не припасено для ведения обыкновенной беседы?
Кэтрин чуть откинулась назад и растерянно заморгала.
– Простите?
Де Роуэн прищурился.
– Остроумная беседа за ужином, к примеру? – предположил он. – А может быть, вы замечательно вышиваете гарусом по канве? Нет ли у вас чудесного настоя из целебных трав, который вы можете посоветовать мне принимать, чтобы спастись от непроходящей головной боли? А как насчет горячего увлечения готическими романами, о которых вы так любите судачить?
– Да нет. – На высоком и чистом аристократическом лбу Кэтрин собрались симпатичные морщинки. – Нет, на самом деле я читаю не очень много.
Де Роуэн поиграл желваками.
– В таком случае вы, возможно, предпочитаете обсуждать самые последние модные женские шляпки? Или отчего бы вам не поинтересоваться – даже если мне и не придется по душе ваш интерес! – почему я в свои зрелые годы все еще не женат? Короче говоря, мэм, не могли бы вы предаться праздной и милой женской болтовне и не лезть в дела, которые не очень-то подходят для женских ушей?
Наконец до нее дошел намек, однако взгляд ее больших карих глаз остался спокойным.
– В самом деле, мистер де Роуэн! – Кэтрин поставила локти в стол, уперлась подбородком о сложенные вместе руки и насмешливо продолжала: – Мне следует понимать так, что человеку вашего недюжинного ума легковесная болтовня о вышивании гладью и прочитанных романах не может не представляться занудной? Именно потому вы и мучаетесь непроходящими головными болями? Вероятно, в вашей жизни попадалось слишком много занудных женщин?
– Со временем все женщины становятся занудными, – заявил он и неожиданно для себя лукаво улыбнулся.
Кэтрин вызывающе на него посмотрела.
– Мне такое не грозит.
Де Роуэн предпочел в ответ промолчать и поспешил отвести взгляд, думая в душе, что она права. Иметь дело с ней очень опасно, но от этого она становилась еще более привлекательной.
Кэтрин вернулась к прежней теме их разговора.
– Как бы там· ни было, я полагаю, что убийство совершил один из любовников Джулии, – проговорила она, задумчиво сводя брови к переносице. – Обычно именно так все и происходит.
– Кэтрин, я и в самом деле не думаю ...
Неожиданно она округлила глаза и воскликнула:
– Я догадалась! Может быть, ревнивая жена наняла какого-нибудь головореза, чтобы тот и сгубил Джулию!
Де Роуэн с легким интересом посмотрел на Кэтрин.
– Как вы сказали – сгубил?
Молодая женщина с торжественным видом кивнула.
– Ревность – ужасная вещь, мистер де Роуэн. Что далеко ходить, неподалеку от нашего поместья, в деревушке Честон-он-Уотер, жена булочника вознамерилась сгубить своего мужа! А все из-за тихони Молли Спрэтт, которая приходила прибираться в доме у пастора.
– Молли Спрэтт?
– Оказался мышьяк, – будничным тоном объяснила Кэтрин. – Его замесили прямо в тесто.
– Мышьяк?
– Ну да. – Кэтрин слегка приподняла свои красивые брови и кивнула. – Несчастный его видел – такой порошок сероватого цвета, – да принял за новый сорт дрожжей. Все кончилось кошмарной смертью – спазмы, конвульсии, рвота ...
– Дрожжи? – уточнил де Роуэн.
– Мышьяк, – поправила она его недрогнувшим голосом. – Вот только старый доктор Клейтон, наш местный коновал, мигом во всем разобрался, и весьма вовремя.
– Право, леди Кэтрин ...
Кэтрин осуждающе покачала головой:
– Я же говорю вам, что ревность может натворить ужасные вещи. – Она·чуть понизила голос: – Наверное, сейчас я могу рассказать вам про свою невестку.
Несмотря на всю свою осведомленность, де Роуэн глубоко заинтересовался.
– Конечно, сделайте милость.
При свете свечей лицо Кэтрин, казалось, слегка побледнело.
– Кассандра – первая жена моего старшего брата, – выпалила она. – Самое худшее мы сумели замять, но позвольте вам сказать, что мне повезло быть принятой в одной из лучших гостиных. Кроме того, если я вам не расскажу, это сделает кто-то другой. Особенно если и дальше все так пойдет.
Отчего-то де Роуэну захотелось расхохотаться.
– Что дальше так пойдет?
– Как что? Ведь мы, кажется, становимся друзьями, – со слабой улыбкой ответила она. – А в случае с Кассандрой был пастор церкви Святого Михаила. Представляете?
– Получается, что пастора сгубил ваш брат? – поддразнил он.
У Кэтрин вытянулось лицо.
– Вы уже слышали?
Господи, она что, говорила обо всем всерьез? Не веря, де Роуэн покачал головой:
– Ничего такого я не слышал.
– Слава небесам! – облегченно вздохнула Кэтрин и жалко улыбнулась. – Все произошло годы спустя, после того как он похитил мою племянницу Ариану. Понимаете, пастор имел любовную интрижку с Кассандрой. А когда она попыталась порвать с ним, он ее и убил. Мы считаем, что был несчастный случай. Но наверняка сказать нельзя, что он не ... что он ...
– ... что именно ваш брат и сгубил его? – договорил за нее де Роуэн.
Кэтрин едва ли не с благодарностью закивала.
– Именно так, но только после похищения. А застрелил его мой младший брат. Все так запутано.
– Теперь я начинаю понимать. – Де Роуэн ухватился, наконец, хоть за какую-то ниточку. – Хотите вина? – Он предупредительно приподнял бутылку и полувопросительно покачал ею в воздухе.
– Спасибо, – улыбнулась она, и он наполнил ей бокал. – От захватывающей беседы всегда пересыхает во рту, так ведь? Так на чем мы остановились?
Де Роуэн вздохнул и со смиренным видом поставил локти на стол.
– Я понимаю так, что один из ваших братьев кого-то застрелил, – сказал он, машинально разглаживая скатерть перед собой. – Кажется, викария?
– На самом деле пастора, – поправила она. – Но хватит семейных сплетен! Я пытаюсь вам рассказать вот что: я отнюдь не щепетильная особа и вполне уверена, что смогу помочь вам. Дело в том, что у меня богатый опыт.
Отчаявшись, де Роуэн вновь опорожнил свой бокал.
– Богатый опыт в чем именно?
– Как в чем? В убийствах, конечно! – невозмутимым голосом ответила она. – С тех самых пор, когда Изабель решила ввести меня в высший свет подобно ягненку на заклание, я теперь вполне могу с большей пользой тратить свое время.
За столом воцарилась мертвая тишина. У де Роуэна кровь застыла в жилах. Он буквально пригвоздил ее взглядом.
– Чем же, черт возьми, вы надумали заняться?
Лавочники за столом в углу притихли. Один из них вытянул шею да так и застыл с вилкой в руке. Кэтрин одарила его возмущенным взглядом и повернулась к де Роуэну.
– Что вы, в самом деле, мистер де Роуэн! – выбранила она его, хотя в голосе явно слышались поддразнивающие нотки. – Изабель говорит, что в свете никогда не займешь достойного места, если на людях произносить такие выражения.
– Чем вы надумали заняться? – угрожающим тоном повторил он свой вопрос.
Взгляда Кэтрин не отвела, но улыбка у нее с лица исчезла.
– Да просто выспрашивать людей! – ответила она и неопределенным жестом легонько повела в воздухе рукой. – И больше ничего! В высшем свете леди только и занимаются тем, что сплетничают обо всем и обо всех. По правде сказать, моя единственная истинно женская способность – выспрашивать. Я не умею толком ни вышивать, ни рисовать. В самом деле, в чем разница между лакомым кусочком сплетен и полицейским расследованием? Готова поклясться, почти никакой.
Де Роуэн задумчиво потер рукой подбородок.
– Кэтрин ... – начал он. – Ваш покойный муж вас бил?
Кэтрин насмешливо фыркнула и шлепнула ладонью по столу.
– Кто, Уилл? – скептически переспросила она. – Что вы, у него бы духу не хватило.
Так. Мужа ее звали Уилл.
Де Роуэну на самом деле совсем не хотелось слышать его имя. Такую малозначительную деталь, касающуюся Кэтрин Вудвей, знать ему было вовсе необязательно. Не хотелось ему и углубляться в чувство – назвать его сожалением он все же не решался, – которое возникало у него в душе в отношении Кэтрин. Несомненно, она красива и привлекательна. Она могла вывести из себя кого угодно и отличалась несгибаемой целеустремленностью. С какой стати он должен испытывать в отношении нее что-то еще, кроме страсти? В жизни он выбрал собственный путь и теперь мог позволить себе оглянуться назад. Что он сделал по своей воле и выбору, изменить теперь невозможно. Прошлая жизнь канула в небытие. Как ее муж. И как его отец.
Кэтрин вдруг просияла улыбкой.
– Мистер де Роуэн, отчего бы нам не вернуться в покой и тишину Мортимер-стрит? – предложила она. – Я предложу вам португальского портвейна, и мы мирно обсудим, как я смогу вам помочь.
Де Роуэн остался непоколебим.
– Помочь вы мне не можете, – ответил он. – Ни малейшим образом.
Он сам не очень понял, что, собственно говоря, имел в виду, отвечая таким образом, но Кэтрин просто возмутилась.
– Глупость какая! Вы же с явным удовольствием приняли помощь от шалопая Кембла!
– Кэтрин! – не выдержал наконец де Роуэн. – Разрази меня гром, он же, в конце концов, мужчина!
Кэтрин озорно улыбнулась:
– Я не в полной мере уверена, что все в этом с вами согласятся.
Де Роуэн в раздражении бросил салфетку на стол.
– Ничего, они бы сразу поверили, доведись им оказаться с ним в темном углу! – рыкнул он. – Я знаю, что говорю! Многие от него зависят и ведут себя соответственно, не делая резких движений!
Кэтрин успокаивающе повела рукой.
– Да вы присядьте, – доброжелательно предложила она. – Мне он понравился. Безмерно. Мне просто хотелось доказать кое-что.
– Что именно?
– Что о людях, как правило, нельзя судить по их внешнему облику.
Он отлично видел, куда она клонит.
– Ну нет, – сердито посмотрел на нее де Роуэн, начиная ненавидеть ее не по-женски логический ум. – Нет, нет и нет!
Кэтрин невинно заморгала.
– Что – нет?
– Просто нет, и все! Нет – всему тому, что вы мне туг наговорили! Всему тому, о чем вы просите! И нет – всему тому, о чем вы только еще думаете!
– Всему? – повторила за ним Кэтрин, и голос ее упал до хриплого шепота.
Де Роуэну вдруг снова стало нечем дышать. Господи, да она и правда флиртовала с ним.
– Да, – сумел он выговорить, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал твердо и ни на йоту не дрогнул. – Безусловно, так.
– Определенно и ясно? – В тоне вопроса безошибочно слышалась дразнящая двусмысленность. – Нет – всему-всему?
Де Роуэн постарался придать лицу бесстрастное выражение.
– Вы не слышали, что я только что сказал?
Она отвела глаза, и щеки у нее порозовели.
– А откуда вам известно, о чем я думаю? – негромко поинтересовалась она.
Над столом снова повисла гнетущая тишина. Гул голосов, запахи горячей еды напрочь ускользнули от внимания де Роуэна, охваченного мучительным чувством одновременно влечения, страсти и печали утраты. Однако остались и моменты, смертельно для него опасные, и Кэтрин, черт возьми, была одним из них.
– Я полагаю, что точно знаю, о чем вы думаете, Кэтрин, – наконец ответил он. – К моему великому сожалению, ответом всегда будет «нет».
Частичка его души желала немедленно отказаться от только что произнесенных слов. Даже если она и была женщиной совершенно иного сорта, чем те, с кем ему доводилось иметь дело прежде, он больше не мог себе позволить пройти через уже пережитое еще раз. При всей честности отношений между ними из их связи не выйдет ничего, кроме обоюдной боли. Будь его кабинет в самом Уайтхолле, его все равно будут считать в лучшем случае за состоятельного буржуа, а в худшем – за полицейского. И тем и другим можно гордиться, но подняться выше уже не получится никогда. Выбор он сделал по собственной воле, ясно понимая, от чего отказывается. Теперь на первом месте исполнение принятого на себя долга, чего, собственно говоря, он и хотел. Он не будет объясняться и извиняться. Ни за что и ни перед кем.