Леди-обольстительница

Глава 5

— Я зря трачу с тобой время! — взревел Брюно.

— Берегись! — последовал ответ после взрыва веселого смеха в зале.

Впрочем, по мнению Алекса, у Брюно были все основания жаловаться. Они кружили по площадке уже минуты три, не переходя к активным действиям. Брюно держал одну руку над головой, стараясь сохранить баланс и одновременно подготовиться к нанесению удара. Но время шло, и его рука уже начинала подрагивать. Должно быть, он не привык сражаться с соперниками, которые вели себя пассивно.

И это было неудивительно: во французском боксе Алекс предпочитал оборону.

Он вдохнул полной грудью пропахший потом воздух спортивного зала. Бывая в Париже, он никогда не упускал возможность потренироваться здесь, но в этот свой приезд он чувствовал себя очень усталым. Алекс находился в Париже уже пять дней, но за это время ему удалось отдохнуть едва ли часов десять. И он знал, кого в этом винить.

Алекс сделал движение, как бы приглашая Брюно перейти в наступление, Брюно попытался нанести удар, однако Алекс ушел от него.

— Ах ты, негодный мальчишка, — проревел Брюно по-французски, — я пришел сюда не затем, чтобы играть!

Брюно мог бы не тратить свою энергию на подобные выкрики. Алекс не реагировал на них. Однажды в юности, в городке Регби, на Ричарда и его приятелей, среди которых был Алекс, напали хулиганы. Ричард дрался, как лев, после драки стал предъявлять претензии Алексу. «Почему ты так вяло сопротивлялся? — с негодованием спрашивал он. — Разве брат не научил тебя давать сдачи? Говорят, будто он неукротим в драках!»

В ответ на эти упреки Алекс только пожимал плечами.

Объяснить свое поведение ему было бы слишком сложно. Он не умел драться без ярости, без бешеной страсти. Она увеличивала в нем физические силы.

Алекс изменил направление движения и стал двигаться против часовой стрелки. То, как человек дрался на ринге, во многом объясняло его характер. Вчера на глазах у Алекса Брюно отправил в нокаут трех человек в рекордное время. Брюно был темпераментным, самоуверенным и нетерпеливым боксером. Он нацеливался не на спортивную борьбу, а на победу. Главным для него было одержать верх над противником, и в этом он не отличался от Алекса, однако подходы к проведению боя у них были разные.

Брюно стремился как можно скорее добиться победы. Любая отсрочка раздражала его. Алекс, в свою очередь, считал победу результатом упорного труда.

Алекс бросился на соперника, однако Брюно отскочил и выставил ногу вперед. Атаковать дальше было бессмысленно.

— Сочувствую, — ухмыльнулся Брюно.

Зрители, стоявшие у стен, зашушукались. Алекс слышал их ропот, в который вплетался стук его собственного сердца. Он не собирался сдаваться. Брюно начал драться еще мальчишкой, сражаясь с хулиганами на улицах Латинского квартала. Он был на дюйм выше Алекса и имел более длинные конечности. Это являлось преимуществом во французском боксе.

Впрочем, у Алекса имелись свои плюсы. Он ненавидел драться. Девять лет, в течение которых он посещал спортивный зал, его подташнивало каждый раз, когда он переступал его порог. С отвращением, пожалуй, не может сравниться ни одно чувство — ни страх, ни ярость. Однако Алекс вынужден был заниматься боксом, чтобы противостоять таким людям в регби, как Реджинальд Милтон, которого боялась вся округа.

— Ты трус? — с усмешкой спросил Брюно.

Алекс тоже усмехнулся.

— Ну да, — ответил он.

Эти слова переполнили чашу терпения Брюно. Он устремился вперед. Алекс попытался ударить его с разворота ногой в голову, но Брюно отбил этот удар. Алекс покачнулся, и в этот момент нога противника нанесла удар ему в грудь.

«Черт бы побрал эту Гвен! — пронеслось в голове Алекса. — Если бы не она, я бы выспался и был сейчас в форме».

Он попытался отогнать от себя мысли о Гвен, хотя это было трудно сделать. Они въелись в него, как паразиты в тело путешественника где-нибудь в Африке.

Алекс снова зашатался, стараясь сохранить равновесие. И тут Брюно размахнулся, направляя удар ему в лицо. Это была ошибка. Алекс поставил блок и саданул Брюно локтем в шею. Тот отшатнулся, захрипев. Джерри был бы горд младшим братом. Он всегда говорил, что в бою англичанам равных нет.

Однако Брюно быстро пришел в себя. Он пнул Алекса в коленную чашечку, но тот быстро среагировал и отпрянул, смягчив удар. Тем не менее, Алекс начал терять равновесие. Он бы мог устоять на ногах, но предпочел упасть, усыпив бдительность противника. Алекс картинно рухнул на пол, разбросав руки в разные стороны.

Брюно понял, что это была уловка, лишь в тот момент, когда получил сокрушительный удар ногой в лодыжку, Брюно упал на пол, сильно стукнувшись головой.

Странно, но парижане считают англичан простоватыми, неспособными на трюки. Алекс вскочил на ноги. Он чувствовал себя прекрасно. День начинался превосходно. Он поклонился, и в зале послышались аплодисменты. Затем Алекс подошел к лежащему на полу Брюно, который с растерянным видом разглядывал потолок.

— Ну, как ты? В порядке?

Француз сел, тряхнул головой и улыбнулся:

— Давай еще раз встретимся, я буду ждать тебя.

— В таком случае до завтра, хорошо?

Алекс взял Брюно за руку и помог ему подняться на ноги. Он бы с удовольствием выдержал еще один бой, только бы не ехать в гостиничные апартаменты. На стене его комнаты висят скрещенные шпаги, из окна доносились крики уличных торговцев, а на столе лежала телеграмма от Белинды, которая вывела его из себя:

«гвен отправилась париж эльмой тчк боюсь она ищет виконта тчк эльма игнорирует нас тчк пожалуйста вразуми ее тчк».

Подобное развитие событий не могло вызвать у Алекса ничего, кроме крайней степени досады. Вообще-то в это время Гвен должна была открывать коробки и пакеты со свадебными подарками и писать открытки с благодарностями. Алекс с удовольствием получил бы от нее такую открытку. Она означала бы завершение его миссии, окончательное выполнение обещания, данного Ричарду.

Однако вместо приятных хлопот Гвен уехала в Париж. У Алекса все внутри переворачивалось от беспокойства за нее. Он места себе не находил. Раньше он причислял Гвен к группе лиц, которой было легко управлять и о которой легко заботиться, даря подарки к праздникам, поздравляя с днем рождения и время от времени посылая открытки с изображением котят и лошадок. Больших хлопот такие подопечные не доставляли. К ним, в частности, принадлежали его сестры и племянницы. Самовольно уехав в Париж, Гвен спутала все карты.

Она не должна была находиться во Франции. Да и сам Алекс не должен был находиться здесь. Зачем он ввязался в эту историю? Зачем изображал из себя опекуна Гвен? Сначала он пытался усовестить своего брата, продавшего имение, а потом взял на себя роль заботливого попечителя девушки на выданье. Если Джерард продал земли Ролло Баррингтону, значит, тому повезло, и точка. Пусть радуется. Алексу следовало бы сейчас быть в Лиме, где против него строил козни Мансанто.

А вместо этого Алекс находился за тридевять земель от Южной Америки и выслеживал человека по имени Ролло. У Алекса складывалось впечатление, что его окружают одни невменяемые. Джерри не желал отвечать за свои поступки, родные Пеннингтона ума не могли приложить, почему тот отказался от огромных денег и бежал из церкви, а Гвен… Если она всерьез полагала, будто Алекс целуется так же, как Трент, то у нее было явно не все в порядке с головой.

Брюно похлопал Алекса по спине, и Алекс ответил ему тем же. Это был обычный обмен любезностями после боя. Француз произнес несколько фраз, выражавших уважение сопернику.

Обычай требовал, чтобы Алекс пригласил сейчас Брюно в небольшой бар, расположенный на другой стороне улицы, и угостил выпивкой. За стаканчиком бренди они поговорили бы о прошлых поединках, нечестных соперниках, обменялись бы шуточками и колкостями в адрес друг друга, что придало бы пикантности завтрашнему бою.

Алекс с удовольствием посидел бы с французским боксером в уютном баре, но, к сожалению, у него не было времени. Теперь он не только выслеживал неуловимого Баррингтона, но и искал наивную девушку, которую потянуло на подвиги, а также ее пустоголовую компаньонку.

Черт бы побрал того, кто изобрел телеграф!

На бульварах, среди кустов сирени, царило обычное оживление. На зеленых скамейках, стоявших вдоль тротуаров, сидели, неспешно дымя сигаретами, усатые денди в щегольских белых пальто с меховыми воротниками. Изящно одетые леди бесстрашно прыгали с подножек омнибусов на мостовую. А мимо семенили слуги, направляясь куда-то с важными поручениями, прогуливались няньки с малышами, одетыми в бархатные костюмчики и рубашечки, отделанные фламандскими кружевами. Служанки выгуливали подстриженных пуделей, которые своей резвостью пугали уличных торговок, заставляя их вскрикивать и отбегать в сторону. На фонарных столбах на уровне глаз красовались яркие рекламные объявления, театральные афиши, а мальчишки у газетных киосков без устали выкрикивали заголовки главных новостей давно охрипшими голосами.

Сидя на улице под полосатым навесом очаровательного кафе, Гвен потягивала вино и любовалась Парижем. Прежде она уже бывала пару раз в этом городе, но у нее не сохранилось о нем ярких впечатлений. По утрам она бродила по темным коридорам Лувра, который, словно чудовище, проглатывал ее, а после обеда посещала модные салоны.

Вчера Эльма настояла, чтобы они провели вечер в опере, в тесной темной ложе. Однако очарование и вольный нрав Парижа ощущались только на улицах. Гвен нравилось, что сидевший за соседним столиком джентльмен спокойно пил ликер кюрасо, и не обращал особого внимания на одинокую даму. Но особенно Гвен поразил официант, предложивший ей абсент!

Гвен была довольна собой. Путеводитель Бедекера сообщал, что леди могут безбоязненно посещать кафе, расположенные в южной части бульваров. Однако в нем не было ни слова о том, что леди могут являться туда одни, без сопровождающих лиц!

Улыбнувшись, Гвен взглянула на лежавшую перед ней газету. «Галиньяни мессенджер» ежедневно печатал списки англичан, только что прибывших в Париж. По пятницам составлялись обширные списки тех знатных лиц, которые отбыли из Парижа в другие места Европы. Гвен не удалось найти в них упоминания о Томасе. Значит, он все еще находился в столице Франции. Но где именно он остановился, до сих пор являлось загадкой. Консьерж «Гранд-отель дю Лувр», где жила Гвен, по ее просьбе попытался навести справки о Томасе. Однако ни в одном из парижских отелей, популярных среди англичан, Томаса не обнаружилось. Это показалось Гвен странным.

— Наслаждаетесь жизнью? — раздался рядом знакомый голос.

У Гвен упало сердце. Резко повернувшись, она застыла на месте.

— Алекс?!

— Собственной персоной.

Он походил на парижанина: серый пиджак, серый жилет, серая фетровая шляпа, серые замшевые перчатки. Даже галстук, узел которого был слегка ослаблен на местный манер, и тот был серым. Перед Гвен стоял богато одетый прожигатель жизни. Темные круги под глазами свидетельствовали о том, что он наслаждается ею не только в дневное время, но и ночи напролет.

Алекс жестом спросил, может ли сесть за ее столик, и Гвен кивнула. Разве могла она прогнать его?

Усевшись, Алекс широко улыбнулся. Может быть, та или иная страна меняла его характер, как и гардероб? Гвен с трудом отвела взгляд от его шеи. Она уже заметила, что французы небрежно завязывают галстуки. Узел на сером галстуке Алекса выглядел так, словно кто-то не вовремя зашел в комнату и помешал ему раздеться.

Гвен вдруг вспомнила, как они целовались, и к ее лицу прилила кровь.

Закинув ногу на ногу, Алекс огляделся вокруг с таким невозмутимым видом, как будто их встреча была случайной. Хотя на самом деле он довольно долго выслеживал Гвен.

Она сидела тихо, не шевелясь, затаив дыхание. Все ее внимание было приковано к губам Алекса. «Распущенные дамы, вероятно, грезят о таких губах», — думала Гвен.

Губы Алекса были плотно сомкнуты. Судя по всему, он не был расположен к разговору.

— Что вы здесь делаете? — выпалила она.

Алекс приподнял бровь.

— Что за дурацкий вопрос! Я же говорил вам, что еду в Париж. — Игравшую на его устах улыбку можно было принять за непристойный намек. — Это мне стоило бы спросить у вас, зачем вы последовали за мной.

— Вот это был бы действительно глупый вопрос, — раздраженно заметила Гвен. — Ибо, как вы помните, еще во время нашего последнего разговора я приняла решение отправиться в Париж.

Алекс прищурился.

— Я высказал свое намерение первым.

— Да, но мое решение никак не было связано с вашим намерением. Меня с вами вообще ничего не связывает.

— Вы… — Алекс провел рукой по лицу и пробормотал что-то неразборчивое. Через секунду он откинулся на спинку стула и вальяжно улыбнулся: — Впрочем, разве это имеет какое-то значение? Париж огромен, места здесь хватит для всех.

— В таком случае, почему вы оказались именно в том кафе, в котором сижу я?

На подбородке Алекса нервно задергалась мышца.

— Прекрасный вопрос, и я готов дать на него ответ. Мои сестры сомневаются в надежности вашей компаньонки. И, как я теперь вижу, не без оснований. Она, наверное, сейчас дремлет, положив на веки дольки огурцов, а вы в это время бродите по кафе и прикладываетесь к рюмке.

— Надеюсь, вы не собираетесь силой увозить меня в Лондон? По-моему, я ясно выразила свое мнение о вашем нелепом плане выдать меня замуж уже этой осенью.

— Я не собираюсь ни к чему принуждать вас, мисс Модсли, и мне хотелось бы, чтобы мои сестры тоже оставили вас в покое. Я приехал в Париж, чтобы провести здесь отпуск.

И как бы в доказательство своих слов Алекс подставил лицо теплым лучам солнца, закрыв глаза. В этот момент он был похож на большого домашнего кота, нежащегося на припеке.

— Хм… — пробормотала Гвен, надеясь, что он уловит нотки сарказма в ее голосе.

Она хорошо знала, что Алекс не стал бы тратить время на столь бесполезное занятие, как отдых.

Ресницы Алекса дрогнули, и он, не открывая глаз, зевнул, прикрывая рот рукой. Может быть, он действительно говорил правду? В конце концов, Алекс никогда не выглядел таким раскованным и беззаботным.

Гвен внимательнее вгляделась в лицо собеседника, пытаясь разгадать его тайные мысли. Алекс слегка выпятил нижнюю губу, и это выглядело очень сексуально. Гвен невольно подалась вперед. У него был очень красивый рот. Разве позволительно мужчине иметь такие чувственные губы? Они пламенели на его смуглом лице. Верхняя казалась длиннее нижней, более пухлой. Гвен так и подмывало провести по ней пальчиком.

— Вы нашли своего виконта? — спросил Алекс с закрытыми глазами.

— Еще нет.

Алекс открыл глаза.

— Я же говорил, что сам найду его. Вы считаете, я не способен сделать это?

Гвен стало неуютно под взглядом его синих глаз:

— Я не сомневаюсь в ваших способностях. Мой брат высоко оценил бы вашу готовность помочь мне. Но я уже говорила, что приехала в Париж по нескольким причинам. И одна из них — показать виконту всю глубину моего отвращения к нему. Я написала ему письмо, но кое-кто самым бесцеремонным образом вмешался в ход событий и запретил мне отправлять его.

— Запретил? — Алекс усмехнулся. — Разве вы всегда прислушиваетесь к тому, что вам говорят другие? Вы же свободолюбивая натура.

— Я совсем недавно вступила на путь свободы, — пожав плечами, заявила Гвен. — Меня можно назвать неоперившимся птенцом, который только учится летать. Но запомните, в дальнейшем я намерена полностью игнорировать вас. Даже если вы снова попытаетесь окружить меня братской заботой.

Алекс засмеялся:

— Братской? Это мои сестры внушили вам эту мысль? В последний раз я проявил братскую заботу в 1876 году, когда Белинда ссадила кожу на коленке. Если хотите, мисс Модсли, я могу осмотреть ваши колени.

Гвен вскинула подбородок:

— Мои колени в полном порядке.

— Рад за вас. — Алекс провел пальцем по графину с бургундским, стоявшему рядом с бокалом Гвен, оставляя след на его запотевшей поверхности. — Надеюсь, с вашими коленями и впредь ничего не случится, ведь приключения, которых вы ищете, убежав из дома, очень опасны. На этой дорожке легко поскользнуться.

Гвен взглянула на руки Алекса. У него были тонкие изящные пальцы музыканта. Она видела, как он играл на фортепиано. Но эти же пальцы сжимались в крепкие кулаки, когда предстояло сразиться с сильным соперником. В Лондоне поговаривали, будто Алекс сломал челюсть несчастному мистеру Реджинальду Милтону. Леди Милтон, мать Реджинальда, считала Алекса дьяволом во плоти. Но даже она, пожалуй, залюбовалась бы этими руками, если бы не знала, кому они принадлежат.

Гвен перевела взгляд на свои пальцы, сцепленные на коленях. Они были коротковатыми. Ее руки походили на руки прачки. Неудивительно, бабушка Гвен работала посудомойкой в поместье Роландов. Гвен, конечно же, не упоминала об этом факте за столом, ужиная у барона Роланда и его супруги.

Впрочем, если ей доведется снова побывать в их доме, она, пожалуй, расскажет им об этом.

— Я не убегала из дома, — заявила Гвен. — К вашему сведению, мне двадцать три года. Надеюсь, вы признаете за мной право ехать куда мне хочется.

— Восхитительная философия, — промолвил Алекс, постукивая ногтем по графину. — Советую вам сначала протрезветь, а потом уже делать далеко идущие умозаключения.

Гвен нахмурилась. Алекс взглянул куда-то в сторону и вскинул подбородок. Этого знака оказалось достаточно для того, чтобы официант устремился к их столику. Это был худощавый лопоухий парень со светлыми волосами, расчесанными на прямой пробор. Просьба Алекса принести стакан пива, казалось, привела его в полный восторг.

Он тут же отправился выполнять заказ, Гвен нахмурилась. Ее заказы не вызывали у официанта подобного энтузиазма.

— Вы поссорились с миссис Бичем? — спросил Алекс как бы между прочим.

— Нет, конечно. Вчера вечером мы были в опере. И наша поездка вылилась в сплошной кошмар.

— Плохой спектакль?

— О, вовсе нет! Просто нам пришлось пережить в театре небольшой конфуз. Мы ведь плохо знаем французские порядки. У нас была с собой небольшая сумма на чаевые. Но служащие в гардеробе настояли на том, чтобы мы приобрели за деньги скамеечки для ног. Одним словом, мы поистратились, и когда служащая в зрительном зале предложила нам программку, мы отказались покупать ее. И эта женщина закатила настоящий скандал. Как все это грубо! — Гвен покачала головой. — Я сказала Эльме, что больше никогда не поеду в оперу. И я сдержу свое слово, хотя знаю, она будет уговаривать меня!

Алекс рассмеялся:

— Вряд ли ее обеспокоило то, что вы больше не поедете с ней в оперу. Вот если бы вы отказались сопровождать ее на званые вечера, она бы вам этого не простила.

Вздохнув, Гвен сделала глоток вина для храбрости.

— У Эльмы здесь множество друзей, и она хочет нанести визит каждому из них. Она даже составила список на трех листах, разбив фамилии на группы по месту проживания. Сегодня она планирует навестить тех, кто живет в Фобур-Сен-Жермен, завтра — знакомых, проживающих на улицах Варенн и Гренелль. За один день она намеревается объехать от двенадцати до пятнадцати домов. — Отпив еще глоток, Гвен сделала над собой усилие, чтобы не поморщиться. Бургундское согрелось на солнце и теперь стало неприятным на вкус. — Как бы то ни было, но я считаю, что своим отказом сопровождать ее я оказываю ей большую услугу. Ведь самое ценное в светских разговорах — это последние лондонские сплетни. А предметом главной из них являюсь я. В мое отсутствие Эльма сможет беспрепятственно сплетничать обо мне.

— Вы очень великодушны. А куда в это время поедете вы?

— Туда, куда обычно ездят англичане, остановившиеся в Париже.

Официант принес высокий стакан с пивом. Гвен решила провести эксперимент.

— Принесите, пожалуйста, кружку пива, — сказала она парню по-французски.

— Кружка пива — это больше, чем стакан, — вкрадчиво предупредил Алекс.

— Я знаю, поэтому и заказываю. Вы заботливы, как брат.

— Брат отвел бы вас сейчас в отель. Но я не ваш брат, поэтому можете спокойно сидеть в кафе и продолжать пить.

Гвен невольно улыбнулась. Алекс всегда как будто намеренно нарывался на колкость или грубость. Раньше это вызывало у нее досаду и она игнорировала его провокации. Зато теперь могла ответить ему так же хлестко, а чувство обретенной свободы пьянило ее больше, чем вино.

— Да будет вам известно, что у меня ясная голова.

— Я слышал, вы пьете специальную микстуру, дабы не терять трезвость мысли.

— Ваш сарказм неуместен. Кстати, я слышала, будто язвительность — еще не показатель ума.

— А вы слышали, что похищение богатых наследниц является самым волнующим предметом сплетен?

— Похищение? — Гвен рассмеялась. — Вот это было бы настоящей иронией судьбы! Брошенная двумя мужчинами и похищенная третьим!

Алекс помолчал.

— Вам не следует выходить из дома одной, без сопровождающих, — наконец снова заговорил он. — Мир не такой добрый, каким кажется, когда живешь в Мейфэре.

— А разве по отношению к тем, кто живет в Мейфэре, он добр? Я этого не заметила. Особенно когда стояла на прошлой неделе одна перед алтарем.

— Я говорю сейчас не о задетых чувствах и не о душевных переживаниях. В мире часто происходят более трагические события, и гибель вашего брата тому подтверждение.

Гвен устремила на него удивленный взгляд. Алекс выдержал его, и она вдруг поняла, что Алекс говорит сейчас о серьезных вещах. Раньше они никогда не обсуждали смерть Ричарда. Все детали она узнала от его сестер.

Гвен хотела снова сыронизировать, превратить все в шутку, но ей это не удалось.

— Мне его очень не хватает, — неожиданно для себя промолвила Гвен.

— Мне тоже, — проговорил Алекс.

Серьезность его тона тронула Гвен. Она поняла, насколько Ричард был дорог Алексу.

Именно Алекс вернул ей кольцо брата, снятое с его пальца убийцей. Гвен была очень благодарна ему. Тогда ей хотелось упасть ему на грудь и разрыдаться.

— Как я могла отдать кольцо Ричарда?! — с сокрушенным видом прошептала Гвен.

Алекс пожал плечами:

— Вы же думали, что выходите замуж за этого человека.

В его тоне не было осуждения. Эльма и сестры Алекса тоже не ставили Гвен в вину ее поступок. Тем сильнее она корила саму себя за неосмотрительность и легкомыслие, с которыми отдала семейную реликвию Томасу.

Зачем она постоянно обманывала себя? Зачем лицемерила? Теперь при мысли о своем прошлом поведении Гвен чувствовала тошноту, подкатывавшую к горлу. Она вела себя как ребенок, который кружится на одном месте до тех пор, пока небо и земля не поменяются местами в его сознании и горизонт не приблизится вплотную к нему. Если же он остановится и подождет секунду-другую, все встанет снова на свои места.

«Как мне удавалось так долго обманывать себя? Заставлять себя оставаться в иллюзиях? — думала Гвен. — Ведь подспудно я хорошо знала, где правда, а где ложь».

Тем временем явился официант и поставил перед ней кружку пива: Гвен с сомнением посмотрела на высокий слой пены. Набравшись храбрости, Гвен все же глотнула из кружки и вытерла нос.

— Хорошо? — с улыбкой спросил Алекс.

— Хорошо, — ответила она, радуясь тому, что он хотя бы не бранит ее.

На самом деле у пива был отвратительный вкус.

— Я подозреваю, что у вас большие планы, — осторожно промолвил Алекс.

— Да, я хочу попытаться жить по-новому, если вы подразумеваете именно это. Жизнь слишком коротка, и не стоит тратить ее на соблюдение скучных условностей, как вы считаете? Впрочем, вы, Алекс, никогда и не утруждали себя соблюдением их. Пожалуй, вы можете служить для меня живым примером.

Опершись локтем на стол, Алекс подпер рукой подбородок.

— Советую вам найти другой пример для подражания. Я, к сожалению, не смогу научить вас ничему хорошему.

— А я и не намерена учиться хорошему.

Улыбка Алекса сделалась задумчивой.

— Но ученицы нужны мне только в постели.

Гвен застыла, поднеся кружку ко рту. Неужели он имел в виду…

— О, вы совершенно правы! — отвечая на ее немой вопрос, снова заговорил Алекс. — Я имею в виду любовные утехи. Как видите, мне претит роль брата.

Гвен ошеломили его слова, и она быстро поставила кружку на стол, пока та сама не выпала из цепенеющей руки. Ее охватила паника, и она лихорадочно огляделась вокруг, боясь, что их могут подслушивать.

Алекс рассмеялся:

— Вам не хватает смелости, Гвен.

От звука собственного имени ее как будто ударило током. У Алекса был красивый голос: низкий, мелодичный. Раньше Гвен не обращала внимания на то, что у нее прелестное имя.

— На что не хватает смелости?

— На то, чтобы жить как хочется, не заботясь о мнении окружающих.

— А может быть, я как раз стремлюсь к тому, чтобы обо мне сложилось определенное мнение. Это моя цель, — запальчиво сказала она.

Вчера вечером Эльма прожужжала ей все уши о каком-то недавно овдовевшем герцоге, семидесятилетнем старике. По мнению Эльмы, его возраст не являлся помехой для того, чтобы Гвен попыталась стать герцогиней и таким образом реабилитировала себя в глазах общества. Его дряхлеющая светлость отчаянно нуждался в деньгах и согласился бы на брак с богатой наследницей, пусть даже и с подпорченной репутацией.

— Только бесчестье полностью удовлетворило бы меня, — заявила Гвен.

Навеки погубленная репутация могла бы, наконец, отпугнуть от нее докучливых женихов. Дурная слава отравительницы, убийцы, колдуньи, пожалуй, отвадила бы охотников за тремя миллионами фунтов.

— Возможно, бесчестье и удовлетворило бы вас полностью, — открыто потешаясь над ней, сказал Алекс, — но его последствия вряд ли. Вы котенок, Гвен, и в этом нет ничего плохого. Вы созданы для того, чтобы вам улыбались, вами очаровывались. Но вам надо научиться правильно выбирать людей для общения. Ваша беда в том, что вы этого не умеете.

Эти слова задели Гвен за живое, хотя в глубине души она чувствовала, что Алекс прав. Однако вместе с тем у нее не было ни малейшего желания очаровывать людей. Что за эфемерное занятие! Люди разлетаются в разные стороны, как пух одуванчика, их уносит смерть, разделяют равнодушие и капризы. Зачем цепляться за них? Это приносит только боль и отчаяние.

Такой человек, как Алекс, должен был все это хорошо понимать. Всю свою сознательную жизнь он избегал семейных уз и домашнего очага. Зачем же он лицемерил, наставляя Гвен на путь, который для самого себя считал неприемлемым?

— Еще раз говорю вам, — с яростью в голосе произнесла Гвен, — что мне теперь наплевать на всех.

Откинувшись на спинку кресла и прижав кулак к губам, Алекс долго испытующе смотрел на нее.

— Ну, хорошо, — наконец промолвил он. — Давайте проверим это. Вы согласны?

— Да, — не задумываясь, ответила Гвен. — Почему я должна возражать? Можете хмуриться и грозно смотреть на меня сколько вам влезет.

— О, я последний человек, который мог бы укорить вас за недостойное поведение. Я ведь, как известно, подлец и мерзавец. Нет, для чистоты эксперимента нам нужна группа добропорядочных граждан. — Алекс огляделся вокруг. — Вот такая, например.

Он кивнул куда-то в сторону. Гвен повернулась и увидела, что неподалеку от столика сидит семья. Это были американские туристы. Отец семейства, лысеющий мужчина, попыхивая сигарой, читал газету. Он совершенно не обращал внимания на жену, которая сердито поглядывала на него. Мощный подбородок и ожерелье из крупного жемчуга, плотно облегавшее шею, делали ее похожей на собаку в ошейнике. Их дочь, высокомерная красавица в платье для прогулок из рифленого бенгальского шелка, тяжело вздыхала и поглядывала на мостовую. Ее наряд был сшит по последней моде, но его портил вульгарный пурпурный цвет ткани.

Гвен снова повернулась к собеседнику:

— И что вы предлагаете? Хотите, чтобы я подошла и извинилась за то, что именно мой отец изобрел эту ужасную краску для ткани, которая не к лицу ни одной женщине?

— Но, Гвен, ваша цель состоит в том, чтобы шокировать их, а не втереться в доверие и завести знакомство!

— О, они непременно будут шокированы моим поведением, вот посмотрите. Ведь я заведу с ними разговор, не будучи им официально представленной. Это явное нарушение правил приличия.

И чтобы доказать, что она готова на дерзкие безрассудные поступки, Гвен смяла грязную салфетку и швырнула ее через плечо. С замиранием сердца она ждала, что сейчас последуют возмущенные крики. Лет пятьдесят назад подобный поступок сочли бы страшным оскорблением, которое можно было бы смыть только кровью на дуэли.

Однако время шло, а за соседним столиком все было тихо. Алекс зевнул, прикрыв рот рукой. Нахмурившись, Гвен повернула голову.

Ее салфетка лежала позади стула, на котором сидела девушка. Молодая американка, не обращая на нее никакого внимания, разглядывала свою перчатку.

— Надо было хорошенько прицелиться, — заметил Алекс. — Хотите, продемонстрирую?

Он достал из кармана носовой платок, смочил его в вине и смял в комок.

— Нет, не надо! — поспешно остановила его Гвен. — Вино может испачкать одежду.

Алекс усмехнулся и бросил платок на стол. Гвен насупилась.

— Вы ведете себя как ребенок, — промолвила она. — Я же сказала, что хочу свободы, а швырять в людей чем попало не входит в мои планы.

— Нет уж позвольте, вы сказали, что отныне вам плевать на общественное мнение.

— Одно связано с другим.

— И я о том же! Итак, я предлагаю вам теперь вместо салфетки бросить бокал.

— Бокал? Но он разобьется.

— Верно, — задумчиво промолвил Алекс. — С громким звоном. И на это обязательно обратят внимание.

Алекс взял бокал, вытянул руку в проход между столиками и разжал пальцы. Бокал разбился вдребезги.

— О Боже… — пробормотала молодая американка.

Взоры всех посетителей обратились на них, в глазах многих из них читалось смятение. Однако никто не собирался затевать скандал. Гвен пожала плечами. Алекс засмеялся и поднял свою кружку с остатками пива, как будто собирался сказать тост.

— Надеюсь, это наконец разбудит мертвых, — промолвил он и швырнул кружку на землю.

Вокруг поднялся крик. Пожилая дама, сидевшая за соседним столиком, громко заявила, что Алекс сделал это нарочно. Мужчина, который пил ликер кюрасо, вскочил на ноги и стал браниться на незнакомом Гвен языке. Судя по всему, осколок стекла отлетел и ударился ему в ногу.

— Вы сильно покраснели, — тихо сказал Алекс. — Вам не по себе?

Он положил руку на стол и ударом кисти смахнул на землю стеклянную кружку Гвен.

У кафе на мостовой стали останавливаться зеваки. Гвен сидела ни жива ни мертва.

— У нас на столе почти не осталось посуды, — спокойно заметил Алекс. — Один графин. Если вы хотите продолжения спектакля, я готов разбить и его.

— Нет, — быстро возразила Гвен.

— Может быть, вы сами хотите расправиться с ним?

— Это уже не дерзость, а вандализм!

Алекс пожал плечами:

— Стол, стакан, характер юной леди — все это так легко разбить или сломать. Такая жалость.

Внезапно в предплечье Гвен кто-то вцепился стальной хваткой. Подняв глаза, она увидела официанта. Он что-то кричал, брызжа слюной. Алекс вскочил, схватил его за руку и произнес отрывистую фразу по-французски.

Однако официант продолжал браниться.

Костяшки на руке Алекса побелели, и официант наконец сдался, разжав пальцы. Алекс тут же отпустил его и снова уселся на свое место. Официант начал что-то быстро-быстро лопотать, ударяя себя в грудь. Из его цветистой речи Гвен разобрала только слово «жандармы». Она догадалась, что этот человек собирается вызвать стражей порядка.

Гвен вскочила на ноги, придерживая маленькую сумочку, висевшую у нее на поясе. Там лежали все ее деньги.

Она с трудом на ломаном французском извинилась перед официантом и повернулась к Алексу, который почему-то улыбался:

— Немедленно вставайте! Он грозится вызвать полицию!

Алекс кивнул:

— Да, действительно. — Он вздохнул: — Какая же вы зануда, Гвен!

Покопавшись в сумочке, Гвен быстро достала денежную купюру и сунула ее в руку официанту. Взглянув на нее, тот сразу же успокоился и, низко поклонившись, удалился.

По собравшейся на мостовой толпе прошел ропот. Зеваки как-то странно поглядывали теперь на Гвен.

Алекс рассмеялся.

— Что вас так развеселило? — топнув ножкой, взвилась Гвен. — Этот парень заслужил те пятьдесят франков, которые я ему дала.

— Вы дали ему в десять раз больше, — сказал Алекс, вставая. — Купюра была достоинством в пятьсот франков. Так вы разоритесь на взятках и чаевых. Вам следует научиться быть экономной.

Гвен больше не могла терпеть его насмешки и колкости.

— Ах, так? — вскричала она и, несмотря на протесты отца семейства, оторвавшего наконец глаза от своей газеты, схватила со столика американских туристов графин с мазаграном, напитком из черного кофе со льдом.

Алекс приподнял бровь. Глядя ему прямо в глаза, Гвен кинула графин ему в голову. Алекс увернулся. Толпа ахнула и взволнованно загудела. Графин разбился о булыжники мостовой.

Зеваки замерли, с нетерпением ожидая продолжения представления.

— Ну, это уж слишком, — заявил Алекс. — Правда, на этот раз вы, наконец, прицелились.

Кто-то легонько похлопал Гвен сзади по плечу. Обернувшись, она увидела официанта, который бесцеремонно протягивал руку, требуя денег.

— Снова дадите ему пятьсот франков? — насмешливо спросил Алекс.

Гвен проигнорировала его.

— Вот сто франков, — сказала она парню, приказывая суровым взглядом отказаться от этих денег.

Однако парень был не промах. Зажав купюру в руке, он снова низко поклонился и исчез.

Гвен повернулась к Алексу.

— Мне не нужна ваша помощь, — заявила она.

Ямочки, проступившие на его щеках, выдавали Алекса с головой: он едва сдерживал смех, стараясь казаться серьезным.

— Я это вижу, — сказал он. — Если хотите вести себя подобным образом — ради Бога. Но в следующий раз помните, что на покрытие ущерба вполне хватит пятидесяти франков.