Ледяной венец. Брак по принуждению (СИ)

Глава 23

Песчаный Замок, нарядный и сияющий, наконец дождался этого особенного дня. Натертые до блеска полы отражали танцующие языки свеч и золотистые штрихи многочисленных ламп, расставленных по окнам.

Каждый житель Сорры должен был знать, что этот день настал. И самый просто способ оповестить людей — выставить на каждое окно замка зажженную лампу.

Наставницы заблаговременно развесили по стенам торжественного зала праздничные полотна. Старые, чуть поблекшие от времени, но тщательно отглаженные, изображения рассказывали истории.

На первом, белая женская фигура — Мать, опустив голову стояла перед уходящим за горизонт солнцем, что последними лучами освещало погост. Вокруг не было ни души, а среди покосившихся могильных камней, расправив безжизненные крылья, лежали черные вороны. Это полотно было символом трагедии, что неизменно настигает мир.

Следующее изображение подразумевало выбор, который предстоит принять сенсарии, дабы восстановить баланс и вдохнуть в природу жизнь. Только такое объяснение успокаивало меня, и останавливало от того, чтобы сорвать со стены этот ужас. Одна единственная женщина и по обеим от нее сторонам, преклонив колено стоят мужчины. И их даже не десятки! Очередь из темных, безликих фигур уходит так далеко, что художник даже не потрудился наделять их чертами.

Третье полотно было символом надежды, ведь Мать выбрала кандидата и теперь ждет от него дитя. В этот раз на женщине перламутровое одеяние, но что-то мне подсказывало, что изначально ткань изобразили розовой. Традиционный цвет для новорожденных девочек. Она обнимает ладонями округлившийся живот, лицо и голова ее прикрыты нежным шарфом. И все же художник не упустил той полуулыбки, что покоится на лице сенсарии, ожидающей ребенка.

Последнее, четвертое изображение бросалось в глаза ядовитым зеленым цветом. Буйство растений, цветов, тяжелых фруктовых ветвей… Плодородие — вот, что наконец получила природа, когда родилась новая сенсария.

Четвертое полотно являлось символом начала новой жизни, ведь теперь все невзгоды позади.

Или нет?..

Проблема была в том, что эти четыре диковинных гобелена рассказывали не одну единственную историю, а описывали нескончаемый цикл. И сегодня мне предстоит пережить событие, некогда изображенное на втором полотне: день кандидатов.

Тетки предупреждали меня о нем, готовили, наставляли… Но разве я могла их слышать, когда в ушах звенели слова Томаса? Его откровения, признания и тайны легли на меня гранитной плитой. А запечатанная в лунном кристалле Мириам, ее образ и подаренные иллюзии движений, стали целой горой неподъёмных гранитных плит.

Я ничего так не ответила Томасу, хоть и выслушала полностью. Признать его своим отцом я не могла. У меня будто украли возможность чувствовать! Я стала тенью, совершенно пустой изнутри, безразличной, что не могло не радовать наставниц. Ведь теперь со мной было легче чем когда-либо.

Но они не знали, что внутри меня просыпался настоящий вулкан, готовый однажды пробиться даже через гору граните.

Утро дня кандидатов началось с омовения розовой водой и нанесением тошнотворно сладких кремов. Подготовленное для события, торжественное и чем-то напоминающее свадебное, платье пришлось отложить в сторону, ведь сегодня в Сорре был самый холодный день.

Сухой, без единой капли такого долгожданного дождя, хмурый. Злой ветер набирал мощь, вырывал шторы из не до конца закрытых окон. Кто-то даже сетовал, что без каменной бури не обойтись…

Я же видела это некой помощью свыше. Благодаря непредсказуемой смене душного воздуха на тяжелый, свежий и грозовой, меня в кои то веки, прилично одели.

Наряд был непривычным, но в традиционном цвете для Матери — белом. Шаровары, пусть и из легкой ткани, приятно согревали ноги. Туника, украшенная вышивкой и бисером, села отлично и никак не подчеркивала те части тела, что привлекают противоположный пол. На распущенные волосы накинули праздничный шарф с цветочным узором, вдели в уши драгоценные серьги, а на пальцы надели сразу несколько колец.

— Без портрета, — запричитала Пелагея, оглядывая меня с ног до головы, — еще и наряд… никакой!

— Да-да!

— Ох, не смилостивились нам нами Небеса!

В один голос жаловались тетки, а я только поджимала губы, да кивала. Плевать мне на кандидатов, а то, что портрет не вышел… Тут мне снова помогла непогода. Сколько бы раз художник не собирался наведаться в Песчаный Замок, его лошадь, сумку с кистями да красками и холсты беспощадно трепали каменные бури. За животное было обидно, но насколько мне известно, больше всего синяков получил как раз таки мастер портретов.

На сегодня я ставила себе только одну задачу: сделать так, как хочет Эр Лихх и максимально растянуть время ухаживаний. Отодвинуть сближение с Артом как можно дальше, и… И молить Небеса о том, чтобы моя догадка о зачарованных браслетах была верна. Да, того, как они работают я не знала, но пролистывая текст о перворождённых Отце и Матери, я то и дело натыкалась на один и тот же фрагмент повествования.

Что если?.. Что если Томас не так уж и ошибался, когда собрал остатки Лунных кристаллов?

Нарастающий звук ударных вынудил сердце сжаться. И как бы я ни храбрилась, это не отменяло того, что прямо сейчас, под звуки дрожащих мембран, в Песчаный Замок впускают кандидатов.

Непосредственно в сам зал войдут только самые «отборные». Обладающие знатной родословной, талантливые, умные, здоровые и так далее по отвратительному, тошнотворному списку, составленному наставницами.

За пределами замка, но внутри территории оставляют вторую группу. Или, выражаясь точнее — второй сорт. Среди них были не такие родовитые, не такие богатые, но все же достойные выбора Матери, мужчины.

А за воротами…. Небеса, что там творилось… По обе стороны витиеватой дороги стояло несчетное количество людей. И я по глупости решила, что это зеваки, любопытствующие. Но нет. Оказалось, что это тоже кандидаты.

«Ведь ничто не сможет помешать сенсарии выбрать достойнейшего в ее глазах!»

Жаль, что эта дорога не вела в Авенту. Я бы все променяла на то, чтобы снова оказаться в белых снегах и замерзать в коридорах форта верховного, а еще сгорать… каждый раз сгорать в его руках.

Но теперь, с Соррой, а именно с тем, что хранят под собой катакомбы Песчаного Замка, меня связывает чувство, не уступающее по силе притяжению к Теону.

Я не брошу ее, пока не добьюсь справедливости!

Барабаны плавно сменились флейтами и их мягким плачем. Брови Пелагеи взлетели, сузились и без того не самые широкие глаза на свете, маленький рот приоткрылся, и она шепнула:

— Рассядутся, тогда и выйдете. Никому в глаза не смотреть, улыбок не дарить…

— Как же мне тогда выбирать? — это, конечно, был риторический вопрос. Потому что выбор мой непременно бы пал на кандидата по имени «никто». И все же, без кандидата сегодня не обойдется. А как я буду сдерживать лютую неприязнь к Арту, уже совсем другая история.

Наставница ничего не ответила, потому что внимательно слушала что же происходит в зале, от которого нас отделяла дверь. Незнакомые мужские голоса, лязг металла, приветствия, даже смех — и никого не смущала причина, по которой они здесь собрались.

Когда звуки разговоров и мелодия грустной флейты стихли, к двери, за которой находилась я, подошли с другой стороны. Эр Лихх, как никогда, приторно вежливый и нарядный — в этот раз его красные рубашку и плащ украшали всплески рубинов — бережно взял меня за руку, поцеловал в тыльную сторону ладони и вывел за собой в зал.

Я будто медленно падала с огромной высоты… И каждый неуверенный шаг собственных ног приближал ко дну той бездны, что вот-вот меня поглотит.

Не было ни звука — пролети мимо меня бабочка, удары крыльев о воздух прозвучали бы громче набата.

Глупо недооценивать силу страха. Он возникает из ниоткуда и отравляет волю. Застилает рассудок одним гудящим желанием — покорится, потому что борьба обернется еще большей потерей.

И я покоряюсь тому, кто погубил мою мать.

Покоряюсь не внутренне — внешне. Ненависть дает мне такой необходимый в эту минуту покой и непоколебимую силу воли, чувства, которые сразу же вытеснили страх.

Краем глаза отмечаю, как их много. Мужчин. Незнакомых, чужих, алчных, а может наивно-глупых, что пришли бороться за сердце Матери. Какая бы причина ни была у каждого из присутствующих, родись я мужчиной, ноги бы моей здесь не было.

Но родилась я женщиной. И, что еще хуже — сенсарией.

Эр Лихх подвел меня к длинному, широкому столу, за которым сидели десятки кандидатов, и помог сесть во главе. Положив руки на колени, я почти до хруста переплела пальцы, а потом выдохнула и подняла взгляд.

— Сегодня Мать сделает выбор, — торжественно начал узурпатор, — будет это лишь один кандидат, либо несколько, неизвестно пока никому. После завершения знакомства, которое начинается в этот момент, в этом зале, обязательным условием является приношение госпоже даров и право на одну беседу при свидетелях…

Эр все продолжал и продолжал пересказывать условия, о которых мне и так прожужжали уши наставницы. Я уже придумала, что после того, как «выберу» Арта, на пару дней слягу с какой-нибудь хворью, а когда настанет время беседы, попрошу его отвезти меня на прогулку.

Да, именно так я и постараюсь сделать. Подозрений у Эра возникнуть не должно, а вот возможности проверить мою теорию лучше придумаешь. Надо только усыпить бдительность Арта, притвориться дурочкой, но не слишком — ведь он знает меня лучше всех в этом месте.

Размышляя о своем, без малейшего интереса осмотрела сидящих за столом кандидатов. И не могла не отметить, что Арт, когда-то казавшийся мне сошедшим со страницы книги божеством, слегка поблек на фоне остальных. Молодые мужчины, кто-то в доспехах, кто-то в нарядных и блестящих от драгоценностей туниках, все до одного выглядели статно. Кольнула неприятная мысль. А вдруг они с малых лет готовятся ко дню выбора сенсарии?..

Как иначе объяснить тот факт, что все они похожи? Как минимум выдающимися физическими данными, позами, взглядами, будто кто-то им подсказал, что от них ожидается. Или я это все придумываю?

— Лерой Санд? — позвал Эр, и из-за стола поднялся мужчина в синей тунике с золотой вышивкой на воротнике и рукавах. Толстую, мышечную, словно у быка шею тоже украшало золото. — Расскажите о себе.

— Почтенная госпожа, — карие глаза устремили на меня глубокий взгляд. — Я происхожу из семьи учителей. Мой отец преподает природознание, а мать основы чар. Я первый из десяти детей, все мы отменного здоровья.

Интересно, упоминание о десяти здоровых детях должно было меня подкупить? Или ставки были на сдавливающее свои обилием шею золото?

Парень больше ничего не сказал, опустился обратно на свое место и, спасибо Небесам, перестал сверлить меня взглядом.

— Люк Майнер? — снова позвал Эр, и в этот раз на меня смотрели холодные голубые глаза за бесцветными ресницами. Этот мужчина казался старше других и одет был в натертые до блеска доспехи. Про себя я отметила, что ему очень повезло с погодой, иначе в обычный жаркий день, живым бы он сюда не добрался.

— Госпожа моего сердца, — приложив к груди руку помпезно начал кандидат, — я приехал к вам с запада. Мой род стар и неисчерпаемо богат. Мужчина из каждого поколения моей семьи учувствовал во дне выбора, надеясь покорить сердце Матери и стать ей возлюбленным…

Он остановился, потому что в окно вдруг ударил камешек, тем самым перебивая наверняка не раз отрепетированную речь. Никто ничего не сказал, но все поняли, что вот-вот нагрянет очередная буря. Небеса, хоть бы тут повыбивало все окна!

Но нет, такой удачи мне было не видать.

Кандидаты по очереди поднимались с мест, и в красках рассказывали о своей персоне. В какой-то момент мой мозг отключился, потому что каждый из них приехал с заранее заготовленной речью про то насколько богаты и плодовиты их семьи. Очередное имя, очередная речь, очередной проникновенный взгляд, адресованный мне.

Единственной радостью был медленно, но, верно, набирающий обороты ураган за окнами. Наставницы неслышно сновали по залу добавляя больше свечей, потому что стена из песка, камней и грязи снаружи, поднималась все выше, поглощая и без того скудный дневной свет.

— Арт Лихх? — Эр наконец позвал своего сына. Предателя, подонка и гада, которого я сегодня выберу.

— Госпожа, — поднялся со стула он, но не успел и рта открыть, как в Песчаный Замок наконец ворвалась восставшая из пыльных улиц буря.

Об этом я догадалась по крикам с нижнего этажа. Звук разбивающего все на своем пути смерча приближался стремительно и неумолимо. Однако, все оставались на местах, словно истуканы. Или глупцы?..

Я было дернулась, чтобы убежать, но Эр быстро усадил обратно меня на место. И с опозданием я поняла, что кандидаты остаются чтобы проявить доблесть, спасти госпожу, и главное не опозорится перед другими.

Какая глупость! Мы же все останемся калеками!

Буря тем временем билась в двери, расшатывала их, стучала по ним, словно человек, который хочет войти… Чего только не причудится в минуту страха!

Я покрепче вцепилась в стол, не сводя с дрожащих белых панелей взгляда. И не зря. Через секунду они распахнулись и, будто их толкнул кто-то разъярённый и сильный, отлетели прямо на сидящих в конце стола мужчин. Кто-то зашипел, кто-то схватился за лицо. Я вскочила на ноги, срывая-таки с запястья хватку руки Эра.

В зал ворвался вихрь песка, ураган из камней, настоящее безумие!.. Ветер подхватил со стен старинные полотна с изображениями пути Матери и швырнул их прямо на искрящие свечи. Гобелены тут же вспыхнули, на глазах превращаясь в пепел.

И в этом хаосе, помноженном на поднимающуюся вокруг панику, я все не могла перестать смотреть на неестественный смерч… Потому что внутри, в самом сердце каменной бури кто-то был.

А потом раздался голос. Знакомый, бередящий душу. От которого все внутри меня замерло.

— Лея Рейн, — песок, как по щелчку пальцев вдруг осыпался на пол, стих ветер. — Я пришел за тобой.

Словно марионетка, которую дернул за нитки капризный кукловод, я поникла и чуть не упала лицом прямо на стол, чтобы от бессилия заколотить по нему кулаками.

Я хочу быть с ним. Всегда хотела. И это не изменится никогда.

Нацепив маску безразличия, я встрепенулась и выпрямила спину. В моих же интересах разрешить все мирным путем. Или… Никаких или!

Мотт стоял напротив, и даже через расстояние, чертовых кандидатов, шум и запах гари исходящий от пылающих гобеленов, я, кусая пересохшие в момент губы, разглядывала его.

Сильно изменившегося и как никогда опасного. Чутье вопило от страха, потому что сказанная им фраза «Я пришел за тобой» не гарантирует ничего.

Ничего, кроме его близости, которая, как я прекрасно помню может ранить… Но даже такую, перемешанную с ненавистью, я бы выбрала ее. В любой жизни, в любом мире.

Если бы только… Если бы только не миллион причин, почему выбор сердца, стоящий передо мной, является противоположностью выбора моего разума.

Миррор изменил Теона. Холодный, светловолосый повелитель снежной Авенты, по-видимому, остался на дне черных вод. И смотрящий на меня мужчина напоминал его совсем немного… Упрямым взглядом, скупой мимикой, позой, источающей мощь, присущую завоевателям, героям, королям.

Ему чертовски шла черная масть. Угольные волосы и иссиня-черные глаза… Я бы переползла этот стол на коленях и вцепилась в него. Чтобы заглянуть в глубину штормовых морей глаз, разорвать его одежду, содрать всё с себя, и утонуть…

В нем, в его неистовом ореоле притяжения, на которое не способен ни один другой мужчина. В его искаженной, неправильной, но любви. В его сжигающей все на своей пути страсти…

Но я не сдвинулась с места. А стена образов, и сковавшее слабое женское тело желание, пусть так останется моей тайной.

— Верховный, — вскинула подбородок я. Гордо и надменно, вкладывая в этот образ все силы. — Вы прервали…

— Не трать слова, — он вытянул вперед руку и раскрыл ладонь, призывая меня. — Иди за мной.

— Уходите.

Голос мой звенел самой настоящей сталью, а душа дрожала, словно распятый под градом цветок. Но так будет лучше. Пока Эр верит в то, что с моттом я была воли, у меня есть хотя бы относительная безопасность.

— Ты не поняла, — из-за спины Теона вдруг выступила Тьма, и кандидаты, предельно напуганные одним только появлением мотта, принялись отодвигать подальше свои стулья. Чтобы легче было убежать. — Мне не нужно твое согласие.

— Проявите к Матери уважение! — вскочил Люк Майнер и вынул из ножен блеснувшие остротой лезвие. Кто-то из кандидатов присоединился к замечанию, но только словами.

Мотт и бровью не повел. Его взгляд обволакивал меня, лишая зыбкой уверенности, и совершенно не касался восставшего против мотта мужчины.

Люк видимо рассчитывал, что доспехи ему помогут, дойди все до драки, и не стал временить — подскочил прямо к мотту, размахивая лезвием. Тьма, все так же стоящая черным шипастым облаком за его спиной, не шевелилась. Неужели он и не думает защищаться?

Люк совершил выпад и едва не порезал Теону щеку! Как я не заорала — не знаю.

Мотт легчайшим усилием увернулся, словно ему надоедала назойливая муха, схватил Люка за запястье и выбил из руки оружие. А потом схватил мужчину за грудки, и на не в чем неповинного кандидата посыпались удары. Кулаком по лицу. Опять и опять. И пусть их было всего несколько, Люк, испачканный собственной кровью, не мог сопротивляться.

— Стой! — закричала я, как только выпала из ступора.

Мотт отреагировал на мой голос и отбросил в сторону тут же застонавшего мужчину.

— Он ни в чем не виноват! — почему-то пыталась докричаться до Теона я, хотя смысла было ноль. Просто ноль!

— Арт Лихх? — негромко, но так, что услышали абсолютно все, включая Арта и Эра, произнес мотт. В глазах бывшего жениха вспыхнула, но тут же утихла паника. Узурпатор, я была уверена, наслаждался тем, что видел.

Серый кардинал. Настоящий кукловод! Монстр, остающийся в тени своих злодеяний!

— Кто из вас Арт Лихх? — Теон медленно обвел всех сидящих взглядом.

На скулах Арта заиграли желваки, и, смотря перед собой, словно ничего не опасается, он неторопливо и гордо встал из-за стола. Умение держать лицо наверняка досталось ему от подонка отца.

— Слушаю, — заведя руки за спину и взглядом встречаясь с Теоном, ответил он.

— Нет! — вмешалась я, понимая, что все идет к еще одной драке. — Арт, я сделала выбор, это… это ты… Теон, уходи!

— Я хочу услышать, что он скажет, — произнес бывший жених с прищуром и победной полу улыбкой.

— В твой выбор, — мотт выделил это слово, — нужно внести пару изменений, Лея.

Я ожидала, что Теон нападет на Арта, но нет… Все было еще хуже. Оба одновременно понеслись друг на друга, словно натравленные псы. А из-за того, что кандидаты в панике повскакивали с мест, чтобы не попасться им на пути, я не могла рассмотреть, что происходит… пока не услышала хруст, удар, чье-то болезненное шипение. Небеса!

Жуткое эхо насилия и ударов, сменилось гулким звуком падения. Теон подхватил Арта, швырнул на злосчастный стол, и такими же ударами, что достались Люку, принялся его избивать. Незажившее до конца лицо Арта мгновенно облилось кровью.

— Остановись, прошу! — кричала я, не в силах смотреть на то, какую яростью источает мотт. — Теон, хватит!

— Кричи громче, — зло зашипел мне на ухо Эр, одновременно что-то закручивая на своем правом запястье. У него тоже браслеты?

— Ааа! — не могла сдержать крика я, когда правую руку пронзило такой болью, что в агонии оказалась вся правая сторона тела. — Небеса, что со мной?

— Избавься от него! — так, что услышала только я, бросил Эр и снова наклонился над своим браслетом.

Он все-таки привел их в действие… Мерзавец.

— Ааа! — новая волна агонии от руки прострелила вверх и окольцевала голову горячим обручем.

«Скажи ему, пусть убирается!» — звучал в голове приказ Эра снова и снова.

— Теон, я умоляю… Аааа!

И он услышал. Швырнул окровавленного Арта на спину, смерил меня быстрым взглядом, который в секунду сменился со злого на… мягкий, обеспокоенный. Небеса, только не это… Только не такой Теон.

И оказался рядом со мной быстрее, чем нападал на кандидатов. Отряхнул руки, будто мог смахнуть с них чужую кровь, и притянул меня к себе.

— Тебе больно, — констатировал, а не спрашивал он. — Где? Скажи.

— Мне станет лучше, когда ты уйдешь, — произнесла, наконец утопая в иссиня-чёрном море. Нежась в его волнах, ныряя к бесконечным сокровищам. Так хотелось тоже к нему прикоснуться, но я стояла, опустив руки по швам.

— Это правда? — наклонился он, совсем чуть-чуть, еле заметно, так будто еще немного и поцелует.

— Искренняя, — ответила, борясь с мучительной, но переносимой болью, что причиняли браслеты.

И все-таки я слишком хорошо его знаю. Одним незаметным для чужаков движением век, он показывает, что думает о моих словах. «Лгунья» — говорят его глаза и надменный, но горячий словно костер зимней ночью, взгляд.

Я только отпрянула от мотта чтобы разорвать мучительную близость, как в зал вдруг набежали наставницы. Замотанные в шарфы и путающиеся в подолах одеяний, они в приказном тоне что-то говорили кандидатам и указывали им на выломанные бурей, или, правильнее сказать Теоном, двери.

Всё это происходило быстро, нетерпеливо, и никто даже не удосужился проверить как себя чувствует поверженный Люк. Его взяли под руки и вывели прочь, чтобы не мешал.

Тетки всё мельтешили, что настораживало. Прогоняли мужчин, причитая и сетуя, а взгляды их то и дело стремились к окнам, вид на которые загораживал упрямый Теон.

Обратив внимание на лицо Пелагеи, я вдруг заметила, что она радостно улыбается. Какой у нее для этого повод? Окрыленными выглядели и другие тетки…

Мне все это не нравилось!

Помещение тем временем опустело на глазах, и из мужчин здесь остались только мотт, Эр и Арт. Последний небрежно вытер с лица кровь, поправил одежду и направился в нашу сторону. Я опасалась, что продолжения потасовки не избежать, но живое и говорливое облако из наставниц, как никогда довольных и веселых, вдруг нас окружило.

— Кто же это? — вопрошала одна, мечтательно поглядывая по сторонам.

— Смилостивились Небеса, это ж какое дитя будет! — радовалась вторая.

— Сенсария воистину сделала выбор… — поднесла руки к небу третья.

— Но непонятно, какой из двух! — размышляя вслух, Пелагея почесала образовавшуюся между бровей складку.

— Что непонятного? — потребовала я от зачарованной женщины. — Пелагея, в чем дело?! — окликнула я краснощекую, и словно одурманенную наставницу.

— Звезды же! — глаза ее блестели, как никогда. — Звезды сенсарии, госпожа!

— Звезды?.. — я отступила от мотта, отпихнула в сторону тетку, и увидела украшенное яркими и мерцающими всполохами небо.

Желтые, зеленые, синие — они затянули небосклон. Тетки замерли, ожидая моего удивления, но откуда мне было его взять, если я такое уже видела.

— Что это значит? — отбрасывая собственный опыт, потребовала я. Огни делали со мной только одно — толкали в руки мотта.

— Как что? Выбор сделан! Сердце сенсарии больше не свободно, — ответил за нее Эр, предусмотрительно нацепив на жесткое лицо маску простака. — Госпоже остается только дать ее слугам знать, на кого из кандидатов пал выбор…

Мотт вдруг напомнил о себе Тьмой, что раскрылась огромными черными крыльями и медленно ползла ко мне.

— Попрощайся с друзьями, — нарочито вежливо шепнут мне на ухо Теон и притянул к себе с такой силой, что я ударилась спиной о его грудь. — И заканчивай этот цирк, Лея.

— Что это вы придумали? — возмутилась Пелагея, глядя на то, как Тьма почти поглотила меня, чтобы вернуть в Авенту.

— Действительно, — подыграла ей я, ведь никуда отсюда деться я не могу. И даже если мотт силой меня заберет, гарантии, что браслеты Эра вдруг перестанут работать — нет. — Я не знаю, на кого пал выбор! — поняв, что сболтнула глупость, поспешила уточнить: — Скорее всего на Арта!

— Не знаешь? — Теон развернул меня лицом к себе, ища в глазах ответ, а я всего-то пожала плечами.

— Госпожа невинна, юна и неопытна! — заступилась за меня наставница. — Ей незнакомы сердечные страсти. Требовать от нее немедленного ответа — немыслимо! — вспыхнули щеки Пелагеи.

— Занятно, — ответил мотт тоном, который красноречиво показывал, как он относился к словам женщины.

А ведь наставницы действительно и понятия не имеют о том, каким было моё прошлое до появления в Песчаном Замке. Эр придерживался истории о содержании меня в безопасном месте, дабы уберечь от разговоров о трагедии, произошедшей с Мириам. Иного теткам известно не было.

— Занятно будет посмотреть какие у вас для Матери дары, голубчик! — Пелагея сложила руки на груди и осмотрела мотта оценивающим взглядом. — И приведите свидетеля, он пригодится вам, когда придет время беседы с госпожой. Я так понимаю, что вы издалека, — пождала губы она, — и вряд ли подготовились так же тщательно, как другие кандидаты. Поэтому я делаю вам одолжение, объясняя простейшие истины.

— Нет, Пелагея, подождите… — необходимо остановить ее, пока не поздно. — Я выбрала Арта, — указала рукой на все такого же окровавленного и разозленного бывшего. — Я уверена! Не нужно даров, не нужно бесед…

— Вы напугали бедняжку кровопролитием! — предъявляла Пелагея мотту. — Она вас боится, от того прогоняет. Но сердцу, как известно, не прикажешь!

— Вы, что все оглохли? — рявкнула я. — Выбор сделан!

Мой последний, отчаянный крик поглотил раскатистый гром. Глубочайший, оглушающе громкий, продолжительный, что пропитал собой всё: и замок и почву под ногами. Я чувствовала, как его сила коснулась стоп, как дрожали полы.

Вслед за громом последовала яркая вспышка молнии, что ударила прямо в стену вокруг замка. Оплетающая древние камни сухая трава вспыхнула с поразительной скоростью, что неудивительно, ведь в Сорре засуха.

— Пожар! — закричали тетки и бросились к окнам.

Но не успели они добежать, как в стекла постучался долгожданный, крупный и такой спасительный дождь.

Пелагея ахнула, глядя на чудо. Истощенную почву Сорры давно не касались дожди. Так давно, что непреклонная и сильная женщина заплакала. Смахнув с лица ненужную влагу, она посмотрела на меня, Теона и Арта, молча кивнула своим мыслям, и произнесла.

— Готовьте свои дары, господа. А вы, Эр, пройдите со мной. Хочу задать вам пару вопросов…

— Дары, так дары, — подтвердив свое намерение снова вернуться в Песчаный Замок, произнес мотт. — Мы еще увидимся.

А договорив, все-таки набросил на меня Тьму, заключая нас обоих под ее серый купол. Непреступный, звуконепроницаемый, но прозрачный. Пелагея что-то кричала и даже махала кулаками. На помощь подскочили и остальные тетки, но никто из них не мог справиться с Тьмой.

— Я искал тебя… — слова мотта сразу же проникли под кожу.

— Не надо, Теон, — остановила его я, не в силах слушать.

— Думал, что тебя похитили…

— Хватит! — от бессилия рявкнула я.

— А потом узнал, кто ты такая на самом деле, — ударил фразой полной разочарования он. — Сенсария, которой срочно нужно зачать ребенка от незнакомца. Скажи, возвращаясь на родину, как ты планировала поступить в случае, если бы у тебя под сердцем был наследник Авенты?

Небеса, дайте мне сил не сойти с ума! А ведь Теон имел полное право задавать мне такие вопросы, потому что истолковать мою ситуацию можно было только так, как это сделал он.

— Ты разочарован, — из последних сил блефовала я, — понимаю. Но тебе здесь не место. А мне не место рядом с тобой.

— Оставь цивилизованные разговоры для кого-нибудь другого. Твое место будет там, где я решу. Вернее, уже решил. И оно очень далеко отсюда.

— Авента? — фыркнула я, чувствуя, как запястья начинают гореть. Суженный взгляд Эра пронизывал, намекая, что разговор с моттом нужно заканчивать. — Убери Тьму, мне не интересно, что ты думаешь.

— Ледяной Утес, — удивил меня мотт. — Я отстроил его заново, и там для тебя есть абсолютно все. Целая крепость к ногам лгуньи и предательницы.

— Я тронута, но откажу, — смотря Теону в глаза, я чувствовала ту боль, что витала, между нами, и ту, что прорастала в моем теле. От браслетов к позвоночнику и обратно.

— Ты привыкнешь к своей тюрьме. Рано или поздно, но привыкнешь. Я буду часто тебя навещать, возможно, со временем тоже там поселюсь. И ты ни в чем не будешь нуждаться, потому что я заменю тебе всех и всё на этом свете.

Теон угрожал мне тем, что отберет свободу, и совсем не подозревал, что подготовленная им тюрьма звучит для меня самым настоящим раем.

— Либо ты прямо сейчас следуешь за мной, либо я сыграю в твою игру и все равно заберу тебя. Вместе с Соррой. А это место сожгу дотла вместе с наследием сенсарий и всей вашей историей. Что ты выбираешь?

— Теон, — виски сдавило железным обручем, — прошу, уходи. Так всем будет лучше.

«А потом, когда все разрешиться, я обязательно найду тебя и все объясню».

— Знаешь, я даже рад, что ты выбрала второй вариант, — произнес он строгим, безжизненным голосом, и Тьма тут же рассеялась, унося его с собой.

Я тяжело вздохнула и повернулась к стоящим за спиной настоятельницам, Эру и Арту. Шум стоял неимоверный, они ругались, спорили и перекрикивали друг друга. Кто-то настаивал, что мотт недостоин шанса быть кандидатом, другие напоминали о звездах сенсарии.

— Что вы там делали? О чем говорили? — возмущалась Пелагея.

— Я пыталась его отговорить, но думаю, что он еще вернется. На требования отпустить меня, он отвечал отказом, — просто пояснила я, потому что сил не хватало.

— Ничего страшного! — воодушевленно развел руками Эр. — Это не первый отбор с осложнениями, — загадочно произнес он и добавил: — Матери всегда удается донести свой выбор до кандидата. Я уверен, что наша драгоценная госпожа не исключение, и что Верховный вернется туда откуда пришел, если такова воля Небес. Я прав, дорогая?

— Правы, Эр, — ответила я, прекрасно понимая, что его незамысловатая речь была завуалированным приказом.