Ледяной венец. Брак по принуждению (СИ)

Глава 26

— Каприз Матери? — Арт лениво развалился в сидении экипажа напротив.

В дорожном костюме, коричневых кожаных сапогах и перчатках, он выглядел как настоящий аристократ. Которого, правда, недавно потрепали в драке. И потрепали изрядно.

Никогда не думала, что буду смотреть на чьи-то увечья с удовольствием.

— Каприз, — напомнила о себе Пелагея, что сидела рядом со мной, ведь беседы с кандидатами проходят при свидетелях. — И вы, дорогой мой, должны ему потакать! Каждое желание Матери для вас — закон. Раз она захотела повидать место, где когда-то стояла Лунная Гора, ваша задача подарить ей эту радость.

Я молча кивала, соглашаясь со словами и страстными монологами Пелагеи о пути сенсарии, отборе и кандидатах. Да и вообще, весь путь я молчала, намертво сцепив мокрые ладони.

И боялась я не Арта. Ох, не его…

Теон выслушал все, что я хотела ему рассказать. Но разрешить мне проблему с Эром самостоятельно не позволял. Упрямый и непоколебимый, он смотрел на меня тяжелым и обещающим узурпатору проблемы, взглядом. Не знаю, как мне удалось вымолить у мотта день.

Всего один день, чтобы под предлогом беседы с Артом, отправится на предполагаемое место, где Отец когда-то нашел Лунную Гору. Это, если верить координатам и памяти Томаса. Сам он был против мое идеи, ведь все, даже самые последние крупицы кристаллов были собраны ради спасения Мириам.

От Лунной Горы не осталось ничего.

Но вот если осталось… Сердце затрепетало в груди загнанным зверьком. Шевельнулись уставшие от заточения крылья. Как же я надеялась, что не ошибаюсь!

В книге о перворожденных несколько раз упоминалось, что Лунная Гора — это спасение Матери. И спасение — это именно то, что я собираюсь искать.

Условием мотта было не только ограниченное время.

Тьма, совершенно неприметная для чужих взглядов, следовала за экипажем по пятам. Изредка я даже замечала ее в салоне.

Это Теон. Наблюдает и слушает. Поэтому я держу рот на замке, и делаю все для того, чтобы поездка прошла без перепалки с Артом. И не допусти Небеса, чтобы он начал распускать руки. Ведь если он сделает хоть что-то, что не понравится Теону, поездка закончится сразу же.

Никто даже и подумать не мог, что моя «беседа» с моттом была длинной во всю ночь. Я даже успела найти иголку с ниткой и чуть залатать порванное платье, а в подходящий момент, когда в саду остались только я и наставницы, наступила на подол и наряд «треснул» по швам.

Женщины заохали, запричитали, и набросив на меня свои шарфы, бегом завели обратно в Песчаный Замок, где, к радости, ждала коробка с Искрой и ее малышами.

Сердце защемило от нежности к котятам и мотту. Во истину это был лучший дар.

Экипаж остановился, и я тут же выглянула в окно, ожидая увидеть хоть что-нибудь. Но кроме укрытых сумерками земель, холмов и пролеска здесь не было ничего. Я даже усомнилась в том, что мы в правильном месте.

А выйдя из экипажа я не поверила своим глазам. Они были везде… Лунные кристаллы!

Поросшие травой, расколотые, мутные. Наверняка для использования они были не годны, но служили неоспоримым доказательством того, что Лунная Гора когда-то стояла где-то рядом.

— Куда это вы? — окликнула Пелагея, когда я, сама того не замечая, побрела по следам камней в противоположную от экипажа сторону. — Время даров от Арта Лихха, — нажала она и выпучила глаза.

Ну конечно, это ведь для меня все понятно, как белый день. А для наставниц отбор кандидатов в самом разгаре.

Нацепив на себя маску спокойствия, я шагнула ближе к ним. Хоть мне было плевать, что там приготовил мой бывший жених! Я здесь для совершенно другого.

— Лея, — хищная полу-улыбка Арта напрягала, — госпожа, у меня для вас необычный подарок.

Он подошел к куда более простому и старому экипажу, что ехал прямо за нашим и снял с двери тяжелый замок.

— Я знаю, что золотом или драгоценностями мне вас не покорить, — он дернул за дверь и на землю упал косой луч голубого сияния. — Так пусть вас порадует верность той, что не подчиняется никому.

Я рта открыть не успела, как из экипажа вышла гончая.

Выше Арта почти на голову, с отчетливо видным рисунком мышц под неживой, серой кожей. Она выглядела точно так же, как гончая из камеры в форте. Высокий хвост, пустые глаза, лохмотья вместо одежды.

— Не понимаю, — тряхнула головой я. — Разве такие, как она починяются чужой воле?

Гончая сузила веки, прислушиваясь к моим словам. Острый жезл неестественно переместился из одной руки в другую. Будто он притягивался к ладоням воительницы.

— Она — да. Это подарок от меня и отца. Нравится?

Он взял руку гончей и продемонстрировал красующийся на сером запястье браслет.

Слова застряли в горле. Подонок намекает на то, что независимая воительница, сестры которой преданно служат только Сорре и никому другому, тоже покоряется Эру?

Арт все прочел по моему лицу, пусть я дала эмоциям волю всего на пару секунд. Пелагея была так занята созерцанием гончей, что не обратила внимания на наше безмолвное противостояние.

— Нравится, — я шагнула на встречу воительнице, пытаясь показать ей, что не причиню вреда. Или, выражаясь точнее, я не дам Эру повода привести браслет в действие.

— Сенсаария, — протянула гончая неприятным голосом, а я была готова поклясться, что уже общалась именно с ней!

— Я решил, что она будет хорошим подарком еще и потому, что кому как ни ей знать, где искать сказочную скалу, — насмешливо добавил Арт.

— Гору, — поправила его воительница. — Лунную Гору.

Остроконечный жезл в ее руке завибрировал, шатаясь из стороны в сторону, а потом остановился, указывая в определенном направлении.

— Туда, — уверенно произнесла воительница, и, качнув бедрами, зашагала в сторону пролеска.

— Госпожа, — Арт подставил свой локоть, словно ему знакомы хоть малейшие понятия о чести, и под тяжестью взгляда Пелагеи мне пришлось положить ладонь на его рукав.

Какое-то время мы молча шли вслед за воительницей. Я заметила, с какой осторожностью она обходит осколки лунных кристаллов, что рассыпались по земле. Не потому, что боится, нет. Наоборот, она проявляет уважение. И я, по возможности, следовала ее примеру. К н и г о е д. н е т

За нами, переговариваясь, шли наставницы.

Арт молчал. Но молчание это было тяжелым, раскаленным до невозможного.

— Все могло быть иначе, — вдруг прошептал он, а я молила Небеса, чтобы эти слова не долетели до крадущейся, где-то в тенях пролеска, Тьмы. — Но ты решила спутаться с моттом. Стать его шлюхой.

— А должна была стать твоей? — тем же тоном, что и он, произнесла я. — Еще и против собственной воли?

— Все впереди, Лея. У тебя все впереди.

Он огладил мое запястье с зачарованным браслетом, демонстрируя, что именно меня ждет по его мнению. Подчинение и погибель.

— Пришли.

Гончая прошла через стену высоких широколистных кустарников, и проследовав за ней я увидела… пруд. Горло тут же сдавило разочарованием.

Арт довольно хмыкнул и повел меня по берегу вдоль водоема, на что уставшая Пелагея поручила двоим наставницам следовать за нами. Ради соблюдения правил во время беседы. Время так же было ограничено.

Только мне на все это было уже наплевать. Все пропало! А я так надеялась найти остатки Лунной Горы и, не знаю, расколоть браслеты! Содрать их с рук! Обезвредить!

Ведь Лунная Гора — это спасение Матери.

— На тебе лица нет, Лея, — тон Арта стал веселее. — Что такое? Не ожидала увидеть здесь, м, пруд?

— Не ожидала, что придется держать тебя за руку.

— Скажи, ты так злишься, потому что теперь тебе не воплотить в жизнь свой план? — попал прямо в цель подлец.

— Какой еще план? — помотала головой.

— Отец и я знаем о книге перворожденных, что ты хранишь у себя в покоях. Догадаться о том, что ты захочешь пробраться к горе, было не так-то сложно. Да и ты не первая, Лея. Далеко не первая, кто верит в магию этого места. Поэтому, каждый путник, крестьянин или другой суеверный человек, которых находил это место, уносил с собой последние крошки кристаллов.

— К чему ты?

— К тому, что этому пруду день. И еще вчера здесь все было иначе. Все остатки горы очень далеко отсюда.

Арт с таким наслаждением говорил об этом, что я не понимала, чем заслужила его ненависть. Но выдать себя, а соответственно подтвердить его теорию я не имела права. Поэтому, в качестве ответа я просто пожала плечами.

— Это мой настоящий дар, — никак не успокаивался он. — И за ним будут следовать другие. Я отберу у тебя все на этом свете, и останусь единственным…

Мерзавец не договорил, Тьма разъединила наши руки, сбила его с ног, и Арт приземлился прямо в воду. Я отскочила от края пруда, испуганно оглядываясь по сторонам.

Мотт либо здесь, либо вот-вот будет здесь.

— Какого черта произошло? — Арт поднялся из воды и бросил на меня злой взгляд.

— Корни, — гончая вдруг оказалась рядом со мной, — надо внимательнее смотреть куда ступаешь, кандидат.

Кончиком сияющего оружия она указала на действительно торчащий из почвы, толстый обломок корня дерева. Неужели Арт поверит?

— Пошли вон, — рыкнул он наставницам, и те, переглянувшись, попятились.

— Но Пелагея!

— Это против правил…

Он больше ничего не сказал, и выхватив из воды осколок камня швырнул в женщин.

— Что ты творишь? — в шоке выкрикнула я, наблюдая как он тянется за очередным булыжником, чтобы бросить его в наставниц. — Бегите! — крикнула я им, и женщины послушались.

Глядя им вслед, Арт сплюнул на землю. А потом взглядом переключился на меня. Бешеные глаза напоминали глаза Эра, когда она избивал сына. Кровожадность, жестокость — качества, которые объединяли отца с сыном.

— Я задолбался ждать, Лея. Терпеть и подчиняться — тоже. Поэтому ты сделаешь все, как я хочу, либо… — он обернулся к пруду, — я возьму тебя за волосы и утоплю в этом болоте. Поняла?

— И чего же именно ты хочешь? — проглотив вязкую слюну я оглядывалась, не понимая, где же Теон. На помощь нянек и гончей я даже не рассчитывала.

— Тебя, — он осмотрел меня с ног до головы. Медленно, нагло. — И всего, что причитается Матери.

— Разве это не то, чего хочет твой отец?

— Он хочет этого для себя. А я делиться не буду.

— Не хотела тебя огорчать, но это, — я подняла в воздух руки, демонстрируя браслеты, — гарантия власти Эра Лихха надо мной. И над тобой тоже.

— Об этом не беспокойся, — загадочно сказал Арт, а затем поразил меня следующим заявлением: — Мне нужно, чтобы по прибытию обратно в Песчаный Замок ты попросила Томаса убить отца.

— Что ты несешь? — я в ужасе приложила ладонь к губам. — И почему Томаса?

— Не ломай комедию, прошу, — Арт устало закатил глаза. — Как ты думаешь, почему последние несколько дней, твой папаша перестал тебя навещать? М?

— Он мне не…

— Его, предателя, допрашивают. С пристрастием. В хорошо изолированной камере.

— Раз его допрашивают, как я могу просить его о чем-либо?

— Ребенок сенсарии от меня, будет гарантией того, что он останется живым. И чем быстрее наступит твоя беременность, тем быстрее ты сможешь убедить папочку расквитаться с Эром.

— Какой кошмар… — я еле стояла на ногах.

Хотелось упасть на землю и заорать. Эр Лихх, психопат и узурпатор узнал о предательстве Томаса и пытает его. Вдруг он признается в том, что под замком есть башня?.. И навредит ей. Навредит Мириам.

— Я согласна, — севшим голосом произнесла, глядя Арту в глаза. Сейчас самое главное — это выиграть время.

— Повтори громче. И в деталях. Чтобы твой ублюдок, что следит за нами все это время, тоже слышал. Скажи ему, кого ты выбрала и от кого понесешь!

На мое испуганное молчание Арт ответил очередным безумным взглядом.

— Не знаешь, почему он еще не явился? Я подскажу! Видишь жезл гончей? Он острее любого лезвия. И она приехала сюда с одним единственным приказом — перерезать тебе горло, как только я дам сигнал. Ведь так?

— Так, — голос воительницы прозвучал ровно.

— Поверь, я успею отдать ей сигнал, не успеет твой мотт моргнуть.

Казалось, что я застряла в страшном сне. Может, не зря сенсарии подчинялись своей непростой судьбе? Я уверена, что ни один отбор кандидатов не проходил без участников с коварным мотивом, как у Эра.

Или, в моем случае, Арта. Когда сенсария — это билет в мир власти и почитания.

— Я жду, — он отряхнулся от воды и подошел ко мне. — Не испытывая мое терпение, Лея. Я и так едва держусь.

Бывший жених подошел ко мне вплотную, то и дело бросая на меня похотливые взгляды.

Я же представляла, как выхвачу у гончей копье и… Не успела я признаться себе в том, с каким удовольствием прибью Арта, как меня толкнули в бок.

— Идем, сенсария, — быстро произнесла воительница и снова толкнула меня, только на этот раз прямо в пруд. — Пошевеливайся!

— Что ты творишь? — бросил Арт, искренне не понимая, почему меня тянут в середину пруда. Вода быстро добралась до пояса, и иного выбора, как подчинится сильной хватке гончей, у меня не было. Не за что было ухватиться, и нечем было противостоять силе воительницы.

Она, что, в серьез приняла угрозу Арта меня утопить?

Эта мысль насколько испугала, что я начала не на шутку бороться с ее каменной хваткой. Но ни удары, ни крики до сорванного голоса, ни мольбы не помогали.

— Не надо! — умоляла я, когда вода достигла шеи. — Прошу, не надо…

— Надо, юная Мать, — бесстрастно ответила гончая и посмотрела через плечо туда, где к нам со всех сил бежал Арт.

А за ним, на берегу стояли двое: Эр и на коленях перед ним Томас. Как они здесь появились?

Кольцо Тьмы вокруг пруда подсказало ответ — их сюда перенес мотт. И сам он тоже должен быть где-то здесь…

— Нет! — мой жалкий крик застрял в легких. Вода настолько сдавливала дыхание, что тяжело было даже вдохнуть. — Только не так…

— Пора, — гончая положила мне на голову свою большую ладонь и надавила.

Последним, что я видела перед погружением, были черные глаза Теона, который был совсем близко! Я даже протянула руку, чтобы за него ухватиться.

И как он так быстро оказался в пруду, рядом со мной?

Раскрыла объятия в отчаянной попытке ухватиться за мотта, или хотя бы за край его одежды. Но ждала меня пустота. Холодная пустота проклятого пруда!

Легкие жгло так, что хотелось расцарапать себе грудь. Я тщетно пыталась убрать с себя руки гончей. Только она была сильна и держала меня крепко.

Просто невыносимо резало глаза! Что-то слепило белым, ярким светом. Это конец?..

Понимая, что у меня остались секунды, я все-таки немного приоткрыла веки и увидела прозрачно голубую воду вокруг. Я не в пруду! Толща воды над головой, приличное расстояние до чистого, песчаного дна, где и лежит слепящий глаза объект…

Это настолько напоминало мое погружение в миррор, что я, поборов страх, сделала вдох. Никакой боли, никакой удушающей агонии не последовало. Перед глазами тут же появилась воительница, и указав в сторону сияющего лунного кристалла, поплыла в его сторону.

Эти воды не были обычными, поэтому у дна мы оказались почти мгновенно. И стоило мне присмотреться, а вернее, прислушаться, я поняла, что это не лунный кристалл. Стук сердцебиения, размеренный и успокаивающий сподвиг меня сделать глупость. Коснуться его…

Всё вокруг нас тут же погрузилось во тьму, но стоило мне распахнуть глаза, ни светящегося каменного сердца, ни голубой воды вокруг больше не было.

Я стояла посреди цветущего зеленого поля, рядом с воительницей, которая что-то искала взглядом. Под ногами ковром расстелились пахучие цветы, и даже ветер здесь пах так сладко, что не хотелось выдыхать.

— Первая Мать, — опустилась на одно колено гончая, а я только сейчас заметила девушку, что сидела на земле, среди цветов, и гладила белую кошку.

Она рассматривала нас, щурясь от яркого дневного солнца, а потом легко поднялась на ноги. Так и держа на руках точную копию Искры, она шла к нам босиком, стараясь не наступать на хрупкие бутоны.

Первая Мать! Та, с которой началась история сенсарий, идет мне на встречу прямо сейчас. Уму не постижимо!

На ней было льняное платье без рукавов, перевязанное ремнем с мешочками на талии. Белоснежные волосы, кое где заплетенные в тонкие косички, почти доставали до пят.

Я растерянно смотрела то на нее, то на гончую… а потом вспомнила про Томаса, что остался на берегу пруда, и про Теона, который не знает, куда я делась.

— Мужчины подождут, — мягко сказала девушка, будто прочла мои мысли. А может и действительно прочла. — Не беспокойся, юная сенсария.

Она была молода, но ее речь, и то, как она себя держала… такому нельзя научить. С такой внутренней силой можно только родиться.

— Я… Где я? — меня хватило только на один вопрос.

— В мире, который создали я и Отец. Нравится? — улыбнулась она, с интересом рассматривая меня.

— Похоже на рай, — честно призналась я. — И совершенно не похоже на мир, в котором живу я. Но мне нужно туда прямо сейчас, прошу!

Сердце колотилось так, будто я до сих пор под водой и не могу дышать. Только Первая Мать, совершенно реальная, пусть и сошедшая со страниц книги о перворожденных, смотрела на меня так, будто нам некуда было спешить.

— Освободи ее, — мягкий приказ гончая поняла буквально и перехватила свое копье таким образом, что теперь держала остриё в ладони.

— Освободить от чего? — попятилась я, но воительница ловко взяла меня за руку, и просунув лезвие под браслет, разорвала его. Моментом позже в траву упал и второй браслет.

Следом она ловко расправилась и со своими браслетами тоже. Осознание того, что это не Эр обхитрил воительницу, а она его, было молниеносным, и, Небеса, таким радостным!

Облегчение наступило мгновенно, и разлилось по всему телу теплом. Трепетно шевельнулись крылья, а потом смело растянулись за моей спиной. И какое же это было удовольствие!

Утерев с лица слезы, не просто облегчения, а радости от спасения, я вдруг испугалась, что умерла, потому и случаются чудеса.

— Ты скоро вернешься и к отцу, и к суженному, — подбодрила меня Первая Мать. — А пока следуй за мной, мне нужно кое-что тебе рассказать.

Договорив, она отвернулась и пошла вдоль вытоптанной дорожки. Так и держа кошку на руках, девушка вела нас по великолепной, зеленой роще. Здесь цвели яблони и вишни, щебетали птицы, с ветки на ветку прыгали белки.

Скоро послышались волны. Шумные, но ласковые. И мы вышли на берег… Ледяного Моря!

— Смотри, — она указала на то место, где через много лет появится башня с миррором. — Это море создал Отец, — между делом отметила Мать. — Ты здесь уже бывала, ведь так?

— Можно и так сказать.

— Мир вокруг тебя прямо сейчас — это не рай. Он изначально был задуман именно таким.

— Тогда откуда взялись пустыни и холода?

— Мир заболел, когда погиб Отец, — вдруг погрустнела Первая Мать. — Но болезнь эта долго была незаметной. Очень долго. Затем образовалась магическая Черта — символ расколотого мира. Так появились Авента и Сорра. Исправить этого я уже не могла. А вот наделить их бессмертными армиями, и защитить границу джиннами у меня получилось, хоть на это и ушли последние силы.

Внезапно образовавшийся ком в горле никак не уходил, пока я слушала рассказ Первой Матери.

— Мириам страдала, и хотела для тебя иной участи. Счастливой. Рядом с тем, кто является твоей судьбой. Только я знала, что миррор уже раскрывает свои сети и ждет, когда его обнаружит маленький сын правителя Авенты. И рассказала ей об этом. В ответ, Мириам просила о возможности защитить тебя и Теона. Даже после собственной смерти.

Я не могла не озвучить свой главный страх.

— Миррор как-то связан с ней, или нет?

— С Мириам? — удивилась Первая Мать. — Конечно, нет! Миррор должен был стать кульминацией умирающей Авенты, раскрыться вратами ада на земле. А Мириам, ради тебя и Теона, ради вашего будущего, пожелала это остановить, и…

— И? — я искала в голубых глазах Матери ответ.

— Она пожелала этого так сильно, что Небеса возвели над черными водами гробницу.

— Выходит, башня должна была сдерживать миррор? — догадалась я.

— Насколько это возможно, да. Теон никогда не видел в черных водах того, что видела ты. Сила, исходящая от башни, влияла на миррор. Гробница, как могла, защищала вас. Особенно тебя. Ведь именно там ты нашла первые лунные кристаллы с воспоминаниями Мириам. Она настолько хотела показать тебе правду, что сумела сделать это в самом губительном месте на земле, и даже черные воды не смогли победить ее намерение, — с улыбкой добавила Мать.

Голова разрывалась от ее рассказа. А ведь все это время я думала, что миррор как-то связан с моей мамой. И что она причастна к тем ужасам, что происходили по велению черных вод.

Оказалось, что башня все это время нас защищала. Как могла, но защищала. Небеса!

— Авента больше не умирает, — решила важным добавить я, — а вот Сорра иссыхает. Почему? Новая сенсария еще не родилась, так откуда изменения?

Первая Мать всматривалась в даль, то и дело взглядом возвращаясь на берег моря.

— Видишь мир, в котором живу я? А ребенка у меня видишь? — она засмеялась, а я не поняла почему. — Миру нужна любовь, Лея. Любовь двоих: Матери и Отца. Тогда-то и уходят снега, проходят катастрофы. Авента расцвела, когда оттаяли чувства Теона. А Сорра подобна пустыне, потому что там в неволе была ты.

— Тогда к чему цикл жизни сенсарии?

— Когда Мать не находит Отца, ей остается любить только свое дитя.

С этими словами она подозвала гончую и что-то шепнула ей на ухо. Та кивнула, снова поклонилась и отошла.

— Ты нашла сердце Матери, Теон уже какое-то время носит в груди сердце Отца. Думаю, ты знаешь, что делать дальше.

— Не совсем…

— А теперь прощай, Лея, — неожиданно произнесла она. — Мне пора.

— Нет, куда же? У меня еще столько вопросов!

Но ее было уже не остановить, она бежала к линии горизонта, туда, где виднелась мужская фигура. Не сложно было догадаться, что это Отец.

— Зачем ты забрала жизнь Мириам? — произнесенный одними губами вопрос развеял ветер. — И почему, раз Теон моя судьба, нам пришлось так много сражаться?

— Госпожа, — окликнула меня воительница. — Прикажите крыльям перенести нас.

— Да, конечно, — опомнилась я, и снова почувствовала ужас. — К пруду…

— В гробницу, что под Песчаным Замком, — поправила меня гончая, — и как можно скорее!

В нечеловеческих глазах воительницы я прочитала испуг, и почему-то решила, что Мириам угрожает опасность. Уговаривать меня не пришлось.

Крылья послушно растянулись за спиной, и обняв меня с воительницей, перенесли в пещеру.

Первым делом я осмотрелась по сторонам в поисках опасностей. Например, людей, которые могут навредить ей. Но здесь были не люди.

Здесь были гончие. И их было так много, что яблоку было упасть негде. Они окружали башню плотной, немой толпой.

— В чем дело? — я обратилась к той воительнице, что освободила меня от браслетов.

— Идем, сенсария, — она взяла меня за руку, и протискиваясь между своих сестёр, повела прямиком к башне.

А уже внутри, поклонившись перед памятником, гончая бережно сняла с лунного кристалла полотно. Камень напитался светом и явил нам Мириам. Сердце сжалось и загрохотало в груди. Но не только из-за неё.

— Надо помочь Томасу, — произнесла я, на что воительница приложила палец к губам, призывая к тишине.

— Надо помочь сенсарии.

Наверное, я ее неправильно поняла. Но мешать не стала. Да и как можно помочь застывшей в кристалле и давно умершей Мириам? Ответа у меня не было.

Есть ли он у воительницы?

Она обошла кристалл, обтянутые серой кожей пальцы бережно коснулись глянцевой поверхности, и мама шевельнулась. Гончая смотрела на нее несколько долгих секунд, а затем убрала от камня руку и запела.

Грустно. Мощно. Не разжимая губ.

Я отошла на несколько шагов назад, и на всякий случай прислонилась к стене. Происходит что-то неладное. Я готова поклясться, что в пещере собрались все гончие Сорры, до того их много!

Воительница все так же протяжно напевала грустную мелодию. Звук был глубоким, гортанным. И даже чем-то напоминал плачь.

В перерывах она делала вдохи и стучала копьем по земле.

Снова и снова.

Песнь ее становилась все надрывнее, громче. Стена, к которой я прижималась, вибрировала от насыщенности звуков. Камень впитывал надрывное пение и отдавал его обратно.

Она поет не одна… Поют все!

Чтобы убедится в догадке, я тихо, чтобы не потревожить гончую в состоянии транса, толкнула дверь башни. А там…

Каждая воительница, ритмично стуча по земле жезлом, напевала ту же самую мелодию. Голоса их сливались в унисон, могущественный и цепляющий душу.

И когда только они успели сговориться, а главное, для чего?

Я вернулась обратно в башню, где, по-прежнему в плену Лунного Кристалла спала Мириам, а рядом с ней, раскачиваясь из стороны в сторону делилась своей надрывной песней воительница.

Удары копий всех гончих слились в один. Как и голоса.

Об этом ее просила шепотом Первая Мать, прежде чем уйти к Отцу? Зачем?

Ответом на мой вопрос послужила тонкая серая трещинка, что пробежала вдоль Лунного Кристалла. Руки тут же похолодели, я упала перед камнем на колени и приложила к нему обе ладони чтобы убедится в отсутствии повреждений.

И опешила… Он был теплым.

Каждый удар копья гончей о землю, помноженный на удары за пределами башни, запускал по камню все новые серебристые молнии. Не зная, как это остановить, я решила следить за тем, чтобы кристаллу ничего не повредило, пока они не закончат свою песню.

Я бы заставила гончих замолкнуть, но даже закричи я, меня никто не расслышит!

Не раскрывая глаз, воительница продолжала громко петь. А потом неожиданно качнулась в право и чуть не потеряла равновесие. Затем выровнялась, снова завела свою песнь, и опять оступилась, но в этот раз все выглядело так, будто она теряет сознание.

Мне это не нравится. Очень не нравится! Но как до нее достучаться?

Вдруг что-то упало мне под ноги. Неужели кусок камня откололся от свода башни? О, нет! Лежащий у ног осколок был прозрачным…

— Нет! — я опустилась на четвереньки и взяла его в руки. — Хватит петь! Хватит, вы всё разрушаете!

Но мои крики не шли в сравнение с мощью голосов гончих ни в какое сравнение.

И чем длиннее была их песня, тем больше трещин было на Лунном Кристалле. И они появлялись так быстро, что образ Мириам ускользал на глазах.

— Да хватит же! — мой очередной крик снова был поглощён.

Я держала Лунный Кристалл обеими руками, чтобы не дать ему рассыпаться. Ведь там она… моя мама! Но чувствовала, как через пальцы просачивается колючая крошка раздробленных пением камней.

Воительница издала последний гортанный звук и упала на землю замертво. Погасло голубое копье. Исчезли другие голоса.

Только башня все дрожала и дрожала.

— Нет, нет, нет… Я прошу Небеса, нет!

Почему песня прекратилась? И что теперь станет с Мириам?! Жива ли воительница?

Я боялась даже дышать, потому что от каждого, даже самого мелкого движения, с памятника осыпались новые частицы.

Крылья!.. Я призвала их. Они достаточно большие, чтобы помочь мне всё удержать. Но даже если памятник вместе с башней устоит еще какие-то жалкие несколько минут, то позже все равно рухнет. Не может почва так вздрагивать, а потом устоять! Да и в том, что от пещеры что-то либо останется, я тоже не уверена.

Два полотна растянули за спиной и поочередно обняли памятник, но даже осторожного прикосновения хватило, чтобы навредить! Сквозь пальцы, из-под крыльев, прямо на меня скатывалась белесая крошка кристаллов, похожая на мелко раздробленное стекло.

Из последних сил я пытаюсь удержать это руками, крыльями… и тщетно!

А когда на земле оказывается последний осколок, я уже держу в руках тело Мириам.

Небеса, какая она легкая. Совсем невесомая.

Я держу ее и не дышу.

Этот момент хочется продлить до бесконечности и забыть сразу же. Хочется благодарить Томаса за него, и проклинать.

Снаружи что-то громко и глухо падает. Напоминая мне о том, что пора уходить. И от этого звука, тело Мириам вздрагивает. Я отчетливо это ощущаю.

Нельзя надеяться на чудо. Нельзя! Не сейчас. Не в такую минуту, когда всё рушится на глазах.

Но я так хочу… Небеса, как я хочу, чтобы случилось именно оно.

Ругая себя за наивность, отвожу от сокрытого белыми волосами лица Мириам несколько прядей. В идеальном бледном лице читается умиротворение. Может, это мой эгоизм хочет, чтобы она вернулась в этот мир?

Да и что я покажу воскресшей маме? Отца в заложниках узурпатора? Зареванную себя?..

Я плачу, не в силах сдержать слез. И, кажется, мое рваное дыхание колышет ее ресницы. Они дрожат.

И приподнимаются.

Медленно. Слишком медленно. Я же умру, если увижу в ее глазах стеклянную пустоту!

Но я вижу небо. Голубое и чистое. Ресницы снова опускаются, и снова вздымаются. Веки чуть напрягаются, хмурятся тонкие светлые брови.

— Пусти… — шепчут пересохшие губы. — Пусти сейчас же, я сказала.

Мотаю головой, не в силах вымолвить и звука. Сердце громыхает прямо в горле. Я молча помогаю ей встать на ноги, и наблюдаю за каждым движением не моргая.

Вижу, как она оглядывается по сторонам, как обнимает плечи руками. Ей холодно, я знаю это потому, что сама делаю так же — обнимаю себя, при малейшем перепаде температуры.

Еще, она старательно прячет страх.

— Кто такая? — спрашивает девушка из моих видений, строгим, но совсем еще слабым голосом.

— Я… покажу.

Решаю, что крылья сработают лучше любых слов и призываю их снова. Они легко и охотно расправляются за спиной. Мириам замечает, ее лицо выравнивается, губы трогает слабая улыбка.

— Сенсария, — совсем тихо произносит она. И, похоже, не понимает, кто я.

Сама я стою на ватных ногах, из последних сил сдерживая разрывающие изнутри эмоции. Хочу кричать, плакать и радоваться одновременно. Но, чтобы не напугать ее, делаю медленный вдох и говорю:

— Меня зовут Лея. Томас Клифф сказал, что это имя было желанием моей матери.

Не знаю, что шокировало ее больше. Мое имя, или Томаса, но я больше не сомневаюсь в том, что он говорил правду.

Она запрокидывает лицо, чтобы сдержать слезы, а потом прикладывает обе ладони к животу. Как это делают беременные.

Только Мириам не беременна, и касается живота, потому что там совсем недавно была я. Для меня прошла целая жизнь, а для нее…

— Небеса, — мотает головой она. — Я все еще чувствую… чувствую, как плачет после родов тело, — она вдруг меняется в лице и делает смелый шаг мне на встречу. — Но ты же моя, да?

Кусаю губы и киваю, как ненормальная.

— Твоя.

Мы молчим. Башня содрогается, со всех сторон на нас падают мелкие кусочки камня.

Я протягиваю ей руку, понимая, что оставаться здесь больше нельзя. Но как, Небеса, рассказать ей о том, куда мы вот-вот отправимся? Она ведь только пришла в себя.

— Лея, — еле размыкает губы она. — Как? — отчаянный вопрос звучит гулко.

— Пора, — говорю из последних сил и стараюсь не плакать.

Потому что плакать нельзя!

Она замечает мою раскрытую ей на встречу ладонь и наконец вкладывает в нее свою. Совсем худую и холодную. Влияние браслетов и беременность извели ее.

Стоит нам сблизится, как она вдруг к чему-то прислушивается и оборачивается к павшей воительнице.

— Она… они пели, а потом замолчали… — меня хватило только на такое объяснение.

Не отпуская моей руки, Мириам склонилась над гончей. Та выглядела мирно спящей, хотя я быстро поняла, что это совсем не сон. Она не дышала, не двигалась и ни на что не реагировала.

— Все? — вдруг переспросила мама. — Не понимаю, — замотала головой она.

— Первая Мать, я встретилась с ней, — начала я, чем застала Мириам врасплох. — Она что-то сказала на ухо гончей, а та попросила меня срочно перенестись сюда, в гробницу.

Осознание далось ей нелегко. В голубых глазах воспылало горе, непонимание, гнев. Вместе с последним она, кажется, вспомнила нашего общего знакомого и осмотрела сначала мои запястья, а только потом свои.

— Мерзавец не успел, — на выдохе облегчённо произнесла она.

Я промолчала, решив, что еще успею рассказать ей свою длинную историю пребывания в Сорре. Это обязательно произойдёт в другой раз. А сейчас…

— Послушай меня, — прочистила горло я. — Томас в беде, и нам нужно ему как-то помочь!

— Эр Лихх?

А когда по моему молчанию Мири поняла ответ, то схватила с земли копье гончей, огладила лицо воительницы, и пообещав, что ее жертва и жертва ее сестер не напрасна, взяла меня за руку.

— Пора, — решительно произнесла она и покрепче сжала мою руку.

Я ничего не ответила, потому что мысленно молила Небеса о помощи. И тут же себя ругала. Разве можно о чем-то их молить после того, как они вернули мне ее!? Сердце сжималось от нежности и любви. Ведь я, как никто, иной знала, какая она отважная. И на что пошла ради меня.

Крылья бережно перенесли нас из гробницы к пруду, как раз, когда башня начала обрушиваться вовнутрь крупными острыми осколками.

Стоило крыльям неслышно свернуться за спиной, мы оказались в скрытом растительностью участке пролеска. Мириам сразу же догадалась присесть, чтобы скрыться от глаз, и уже из-за листвы мы принялись наблюдать.

Хотелось спросить ее о самочувствии и силах, но судя по тому, как решительно она была настроена, самой слабой здесь была я.

Из воды вдруг показался Арт. Измотанный и разъярённый, он из последних сил шел к берегу, где сидел Эр Лихх. Рядом с ним, с ножом у горла сидел Томас.

Теона не было нигде.

— Нашел ее? — рявкнул узурпатор, на что Арт покачал головой. — Тогда возвращайся на самое дно и ищи!

— Ее там нет, — выдохшимся и молящим о пощаде голосом, просил своего отца Арт. — Мотт все обыскал и свалил отсюда! Значит ее здесь нет!

— Найди ее, — жестко приказал Эр. — Я должен убедиться, что она мертва, — к моему удивлению, эти слова дались ему не легко.

Хотя, чему здесь удивляться? Без сенсарии не будет ребенка, не будет перерождения, и ему останется управлять только безжизненными пустынями.

— Они ищут меня, — прошептала я на ухо Мириам, что словно хищница не сводила с Эра взгляда.

Даже наконечник копья, которое уже не светилось магическим голубым светом, но оставалось довольно острым, смотрел на мужчину в красном.

— Кто такой мотт? — произнесла она, не отвлекаясь.

— Мой муж.

Полу улыбку, что озарила лицо мамы нельзя было не заметить. Но она длилась всего несколько секунд. В разгар нападок отца и сына друг на друга, Мири вдруг предложила подкрасться к ним сзади.

И, пожалуй, была права. Обмениваясь оскорблениями, они наверняка растеряли бдительность. Мы, тем временем, осторожно перебирались от одной живой изгороди к другой. Я поражалась целеустремленности и силам, с которыми Мириам приближалась к Эру, и что самое важное, Томасу.

Но где Теон? Куда он мог отправиться?..

Глупый вопрос. Думала ли я о чем-либо кроме него, когда решила, что он тонул в черных водах миррора?..

Вода в пруду вдруг пошла рябью и огромный пласт Тьмы опустился прямо между нами и местом, где уже на ногах стоял Эр. Его нож все так же вонзался острым кончиком в горло Томаса… На котором не было лица!

Небеса, ведь он тоже видел, как я ушла под воду и больше не вернулась!

Тьма рассеялась и на берегу стоял мотт. Смертельно спокойный. Смертельно опасный.

Как же мне хотелось, чтобы он меня увидел.

— Где она? — всего два слова, сказанные узурпатору, прозвучали громом.

Горло Эра дернулось в страхе, но он тут же взял себя в руки.

— Там, куда ее утащила моя рабыня. На дне этого болота. Надо бы запустить в него рыб, чтобы попировали.

Теон сделал в сторону Эра шаг, от которого узурпатор пошатнулся, а потом черные глаза посмотрели прямо на меня. Через расстояние, через листву… видимо, Тьма наконец почуяла, что я рядом.

— Моя дочь со мной!

Ох, если слова мотта были громом, то явление Мириам перед присутствующими было подобно молниям, что посыпались с неба на землю!

Эр Лихх, от удивления открыл рот и выпучил глаза. Томас запрокинул голову и прикрыл глаза, так, будто совершенно не верил в происходящее. Арт так и остался по пояс в воде. А Теон смотрел на меня не моргая, будто тоже не мог до конца поверить в то, что я жива.

— Сколько лет, сколько зим! — давясь неуместным смехом, произнес Эр, чем обратил на себя внимание.

То, с какой скоростью узурпатор лишился острого ножа, было удивительно. Он сам не понял, как оказался с пустыми руками. Окруженный. Лезвие блеснуло в руке Теона, и он сразу же выбросил его в пруд.

— Много, — Мириам шла на него с копьем так, будто вот-вот проткнет как добычу. — И я никогда не прощу тебе того, что отнял ее у меня. Отнял у меня себя!

— Мири… — Томас отмер и взялся за голову, все еще не веря тому, что видит. — Лея…

— Сдаюсь, — Эр поднял руки в примирительном жесте. — И прошу справедливого суда.

— Да как ты смеешь? — прорычала Мириам. — Справедливый суд для людей, а ты исчадие ада, Эр Лихх! И я желаю тебе вечно в нем гореть!

— Ты же Мать! — воскликнул он. — Разве ты можешь переступить черту и убить?

— Я тоже прошу справедливого суда для отца. Или дайте мне встретить смерть рядом с ним!

Голос, почти сорванный, раздался из-за спины. Говорил, выходящий из воды Арт. Никто ничего ему не ответил. Не было смысла. Тьма, что клубилась вокруг нас, намекала, что ничего не выйдет из-под контроля мотта.

Ну, или почти ничего…

— Щенок! — презрительно обронил Эр, когда сын поравнялся с ним. — Никчемный и слабый.

— Хорошо, что ты это сказал, — глядя перед собой произнес Арт.

А потом развернулся к отцу лицом и всадил золотой кинжал Эра ему прямо в грудь.

Все звуки исчезли, кроме жутких, свидетельствующих о том, что узурпатору и его царству пришел конец.

Мириам ахнула и выронила из рук копье, Томас заслонил ее от увиденного. Мотт тоже поспешил меня отгородить.

Сомнений в том, что Эр Лихх мертв — не было. И это сделал его собственный сын.