Дорога до Нильканта тянулась сначала вдоль Ганги, а потом свернула и, изгибаясь между холмами, пошла вверх. Вместе с Джессикой в джипе тряслось около десятка индийских паломников — женщин, мужчин, детей. Мужчины и дети, выпучив глаза и раскрыв рты, глазели на ее, как на новую монету. Женщины поглядывали робко и тепло улыбались. Некий смельчак даже попытался завести с ней беседу на плохом английском.
— Из какая страна? — важно спросил он.
— Из Америка, — ответила Джессика.
Смельчак окинул гордым взглядом остальных пассажиров, и по джипу прокатился благоговейный шепот. Рты раскрылись еще шире, и Джессика, глядя на них, едва не расхохоталась.
— Как зовут? — продолжал смельчак, снова вперившись в нее глазами.
— Джессика.
— Хорошее имя, — одобрил он и покачал головой.
Пассажиры дружно переглянулись, и каждый на свой лад повторил ее имя.
— А как зовут вас? — спросила Джессика.
— Субхаш.
— Тоже хорошее имя. — Джессика улыбнулась.
— Вам нравится Индия? — снова спросил он, еще больше расхрабрившись.
— Очень.
Головы остальных попутчиков, внимательно слушавших диалог, удовлетворенно закачались.
— Замужем? — Он кокетливо сверкнул на нее черными глазами.
Тут женщины, сидевшие в джипе, насторожились, посылая Джессике самые загадочные улыбки.
— Нет, — ответила она, пожав плечами.
— Хм. — Субхаш почесал затылок.
На этом диалог резко оборвался. Похоже, тема замужества была последним, что интересовало ее собеседника. А может, и первым. Оглядевшись по сторонам, Джессика заметила в глазах индийских женщин выражение трогательно искреннего сочувствия.
Интересный народ — эти индийцы, подумала она. Они без всякого стеснения задают тебе довольно интимные вопросы и так искренне и простодушно реагируют на твои ответы.
Как будто ты их родственница или самый близкий друг.
Незаметно путешествие закончилось. Пассажиры покинули джип и сразу же забыли о Джессике.
Посетив храм Нильканта, Джессика поднималась по тропинке в гору. Как ей объяснили торговцы, продающие у храма сладости для подношения, джунгли начинаются сразу же за холмом. Джессика решила хранить в строгой тайне цель своего похода в джунгли — о таких сакральных вещах не болтают — и поэтому только по описаниям Махараджи и Шанкара знала, как выглядит плод вельва. Шанкар ей также нарисовал форму листа этого дерева и заверил, что найти его будет совсем несложно.
Наконец, преодолев крутой подъем, она по узкой тропинке углубилась в лес. Ее окружали деревья, которые могло создать только самое буйное воображение. Такого многообразия форм стволов, листьев, цветов и плодов Джессика никогда не видела. У нее от восхищения перехватывало дух. Джунгли, раскинувшиеся на покатых холмах, казалось, вскипали пеной зелени и других красок, опьяняли ароматами, манили. Она продолжала углубляться в них, любуясь сказочной индийской флорой.
Но нужного дерева среди всего этого буйства не было.
После часовой прогулки она почувствовала жажду и вспомнила, что собиралась, но забыла купить бутылку минеральной воды. Наверняка где-то среди этих зарослей должны быть источники, подумала она. Шива и Парвати прожили здесь целое тысячелетие. Не могли же они все это время сидеть без воды. Может, Шива, пребывая в своем духовном трансе, и мог, но Парвати вряд ли согласилась бы на подобное самоистязание. Здесь должна быть вода.
Джессика не заметила, как вышла на небольшую лужайку. Остановилась, огляделась, прислушалась. Ей показалось, что она услышала журчание родника. Снова прислушалась и тут же решительно направилась к огромному валуну, лежащему на склоне за лужайкой.
Из-под валуна по камешкам струился прозрачный ручей.
Джессика присела, чтобы напиться, как вдруг почувствовала, что на нее кто-то смотрит.
Она резко подняла голову.
По другую сторону валуна стоял Кевин.
— Привет, Кевин, — сказала она тоном, которым обычно приветствуют друзей где-нибудь на улицах Нью-Йорка. — Если ты здесь для того, чтобы спасти меня, то явился рановато. Я еще не успела заблудиться или оказаться в лапах хищника. — Она захихикала.
Но лицо Кевина оставалось неподвижным.
Он как-то странно разглядывал ее и наконец спросил:
— Ты настоящая, Джессика, или только снишься мне?
Опять тот же вопрос, который он задал ей у Ганги. Похоже, у приятеля галлюцинации. Он стал путать реальность со сновидениями. Ему бы вместо того, чтобы прятаться в лесу, посетить хорошего американского психиатра. Еще в Америке ей встречались шизики с подкатанными глазами, исступленно бормочущие себе под нос что-то невразумительное. Бедняга, неужели это действительно «духовная болезнь»?
Неужели он безнадежен?
— Хочешь потрогать? — спросила она, протягивая к нему руки. — Там, у Ганги, у тебя тоже появилось сомнение. Не бойся, прикоснись. Если ты будешь продолжать так смотреть на меня, то я сама начну сомневаться в собственной реальности. Ну же, Кевин…
Он осторожно подошел к ней и взял за руку.
От прикосновения его теплой руки Джессика почувствовала трепетную волну, прокатившуюся по всему телу.
— Трудно поверить, но, похоже, ты настоящая, — усмехнулся он.. — И что же ты здесь делаешь? Репетируешь роль Сати?
— А что ты здесь делаешь? Занимаешься медитацией?
— Да. И живу здесь.
— Как интересно. И с каких пор?
— С сегодняшнего утра. Мой гуру отправил меня в уединение.
— И где же ты живешь? В хижине из веток?
— Нет. У меня есть славная пещерка.
— И как долго продлится твое уединение?
— Неделю.
— А потом ты вернешься в ашрам?
— Не знаю.
Все это становится очень забавным, подумала Джессика. Как будто кто-то специально подстраивает им такие неожиданные встречи.
Поживешь так еще немного и, не исключено, тоже начнешь спрашивать у людей, реальные они или нет. Ей тоже теперь все чаще кажется, что все происходящее ей только снится.
Почему этот мужчина снова появился в ее жизни? И почему в его присутствии ее снова охватывает волнение? Смуглое лицо стало еще мужественнее. Из-под расстегнутой на груди рубашки видна сильная грудь с мелкими завитушками темных волос. Мужская сила просто переполняет его. Черт, он смертельно соблазнителен! И этот мужчина пытается стать святошей! Абсурд. Нет, либо природа совершила ошибку, либо парень настолько отлетел от реальности, что не способен осознать, каким бесценным даром наделен.
— Кстати, Кевин, я хотела попросить прощения за свою резкость, — сказала она, опустив глаза. — Я была груба и бестактна. Прости.
— Нет, Джессика, это я должен просить у тебя прощения. Я был груб и бестактен, отказав тебе в помощи.
Они открыто улыбнулись друг другу.
Похоже на проблеск здравого смысла, промелькнуло в голове у Джессики. Он не совсем безнадежен.
— Даже не знаю, стоит ли говорить тебе, почему я оказалась в этих джунглях, — осторожно начала она.
— Говори, конечно. Может, я смогу чем-нибудь помочь.
Она помолчала, всматриваясь в его глаза, и наконец решилась рассказать ему о встрече с Умой и Шанкаром, о беседе с Махараджи и о подношении плода вельва.
— Что ж, поздравляю. Я знал, что тебя ничто не остановит на пути к своей цели. Ты нашла лучшего помощника, чем я. Если Махараджи обещал помочь тебе, то не сомневайся — образ Сати явится тебе как откровение. И раз уж мы встретились в этих джунглях, то я готов помочь тебе в твоих поисках.
— Правда? — обрадовалась Джессика. — Ты не шутишь? А как же твое уединение и медитация?
— Не проблема. Уверен, что на поиски у нас уйдет не больше пятнадцати минут. Этих деревьев вельва в здешних джунглях море.
Жажда, которая привела Джессику к ручью, снова напомнила о себе. Склонившись к воде, она принялась жадно пить.
Кевин невольно следил за движениями ее тела и не смог не заметить, что в этой девушке появилось еще больше грации и очарования. Как он когда-то и предполагал, она превратилась в сильную, уверенную в своей красоте женщину.
И старое, давно подавленное желание как молния пронзило все его существо.
Проклятье, выругался он про себя, я почти год не прикасался к женщине и почти год не испытывал желания сделать это. Почему это ненавистное желание проснулось во мне снова?
— Я готова продолжать поиски, — заявила она, вытирая влажные губы рукавом футболки.
Это испытание, пытался он успокоить себя.
И я должен выдержать его. Ничего, мы сейчас поскорее отыщем для нее плод вельва, и она исчезнет.
Но он не ожидал, что его обещание найти дерево вельва за пятнадцать минут окажется опрометчивым. Они уже более получаса блуждали по джунглям, но коварное дерево так и не появилось.
— А что будет, если мы не сможем сегодня его найти? — рискнула спросить Джессика, заметив, что он начинает нервничать.
— Мы найдем его, — сурово ответил он.
— Боюсь, у нас осталось не так много времени. Еще немного, и солнце спрячется за холмами, и тогда я не смогу вернуться в Нилькант, где собиралась переночевать в случае, если придется продолжить поиски утром.
— Мы найдем его, — упрямо твердил он. — Дерево вельва не иголка, и оно растет в этих джунглях.
Они шли по краю оврага: он впереди, она — следом за ним. Как только солнце закатилось за холмы, в джунглях стало быстро темнеть.
— Кевин, мне становится страшно, — проговорила она тревожно. — Ума и Шанкар сказали, что здесь водятся леопарды, змеи и полно скорпионов. Давай вернемся.
— Нет. Мы должны найти его сегодня, и мы найдем. Удивляюсь только, почему Ума и Шанкар не рассказали тебе, что дикие животные в этих джунглях абсолютно безопасны. Это святое место, и здешние хищники никогда не нападают на людей, а яд змей и скорпионов обезврежен еще с тех времен, когда здесь медитировал Шива.
— Ты веришь в это?
— Свято.
Какой упрямый, подумала Джессика. И суеверный.
Внезапно Кевин остановился, повернулся к ней и с сияющим от радости лицом вдруг стал подпрыгивать и выкрикивать во весь голос, распугивая готовившихся к ночлегу птиц:
— Джей Махараджи! Джей Махараджи!
Опять на него нашло! — испугалась Джессики. Очередной приступ духовности. Она решила терпеливо подождать, пока это пройдет.
— Джессика! Мы нашли ее! Смотри! — Он подбежал к высокому дереву с толстым стволом и обнял его. — Это вельва!
Джессика приблизилась к дереву и подняла голову. Среди густой листвы скрывались большие, овальные, светло-зеленые плоды, похожие на яблоки.
— И правда! — воскликнула она. — Ура! Мы нашли ее!
Она вскинула руки к небу и как ребенок стала танцевать вокруг дерева. Кевин тем временем ловко забрался на дерево.
— Лови! — крикнул он, сбрасывая на землю два крупных плода.
Джессика подставила руки, один за другим поймала их и аккуратно положила в сумку.
Сумерки сгущались очень быстро, джунгли вот-вот должны были погрузиться во тьму.
— Кевин, уже совсем стемнело, — сказала она, когда он спускался с дерева.
— Не проблема.
— Может, для тебя и не проблема, а мне еще нужно дойти до Нильканта.
Он спрыгнул на землю и встал перед ней. В его глазах было столько огня, что в какой-то миг Джессике показалось, что он сейчас сожмет ее в объятиях. Она вспомнила, как пять лет назад в его мастерской млела и задыхалась, стоя рядом с ним. Это чувство вернулось, но во сто крат сильнее.
— Мы вернемся в мою пещеру, я возьму фонарик и провожу тебя, — тихим, низким голосом проговорил он. Таким же теплым и бархатистым, как в ту далекую ночь!
Джессика с усилием вздохнула.
Они еще несколько секунд простояли молча, не в силах двинуться с места. Наконец он сказал:
— Пора идти.
И они медленно пошли по тропинке через темные джунгли.
Когда Кевин объявил, что через две-три минуты они будут у его пещеры, она не поверила. Обратный путь показался ей намного короче. Может, он повел ее другой дорогой? Как бы там ни было, а через несколько минут они остановились перед смутно маячившими в темноте очертаниями скалы. Джессика с трудом разглядела вход в пещеру.
— Значит, это и есть твоя лесная обитель? — спросила она.
— Да.
Кевин пригнулся и исчез в проеме между двумя скалами.
— Подожди, я зажгу свечу, — послышался его приглушенный голос из глубины пещеры. — Ты ведь не откажешься минут десять отдохнуть у меня?
— Ни за что не откажусь.
Из пещеры брызнул теплый оранжевый свет, и Джессика, пригнувшись, вошла.
Пещера была довольно просторной: метра три в глубину и около двух метров в ширину. А в середине можно было даже встать во весь рост.
Пол был устлан плотным ковриком. В углу лежало свернутое одеяло, и ничего больше в пещере не было. Кевин сидел на коврике у стены.
— Прошу, — пригласил он. — Садись.
Джессика села.
— А у тебя здесь уютно. Никогда не думала, что ты когда-нибудь сменишь свою мастерскую в Нью-Йорке на голую пещеру в джунглях. Ты ведь был хорошим художником, Кевин.
— Тот художник теперь мертв, — сухо ответил он.
— Кстати, а что случилось с моим портретом? Ты сохранил его?
Он помрачнел и нахмурился.
— Не помню.
Но по его глазам Джессика поняла, что он все прекрасно помнит. Он сидел, опустив глаза и крепко сжав губы, как будто пытался заглушить воскресшую память.
Почему он боится этих воспоминаний?
— Извини, если тебе неприятно вспоминать об этом, я больше не затрону эту тему, — сказала она и тут же добавила:
— Признаться, я уже отдохнула и чувствую, что готова продолжить путь.
Он молчал и, казалось, над чем-то размышлял.
— Спасибо, что помог мне найти плоды вельва, — продолжала она. — Как ни странно, но ты уже третий раз появляешься в моей жизни, когда я нахожусь в подвешенном состоянии и не знаю, что меня ждет в следующую минуту.
Непонятно, как это происходит.
Неожиданно он поднял на нее глаза.
— Послушай, Джессика, у меня есть предложение, — сказал он. — Вместо того чтобы тащиться сейчас через джунгли в Нилькант, ты можешь переночевать в моей пещере. Я уступлю тебе свою постель, а сам лягу неподалеку от пещеры. Как ты на это смотришь?
— Спасибо за гостеприимство. Но, по-моему, в твоей пещере не будет тесно и двоим, — ответила она.
— Согласен, но так будет безопаснее.
— Безопаснее? Ты хочешь сказать, что леопарды со змеями и скорпионами представляют для тебя меньшую опасность, чем я? Спасибо, Кевин, за комплимент.
Он улыбнулся.
— Это не комплимент, а правило, которое я должен соблюдать, находясь в уединении. Уединение есть уединение.
— Но ведь ты уже нарушил его. Ты ведь теперь не один.
— Это небольшое и вполне позволительное временное отклонение, вызванное обстоятельствами.
Она не стала больше возражать. В конце концов, он здесь в аскезе. Может, ему и полезно помучиться.
— Надеюсь, у тебя здесь водится какая-нибудь еда? — спросила она.
— Только рис и чечевица. Я могу приготовить особое блюдо — кичори. Это смесь этих двух продуктов. Очень питательная.
— Идет.
Он зажег еще одну свечу и направился к выходу.
— Отдыхай, а я займусь костром и ужином.
Нет, он совсем не безнадежен.
— Моя помощь нужна? — спросила она, провожая его взглядом.
— Нет, спасибо. У меня все заготовлено заранее.
Через полчаса тарелка чего-то похожего на кашу дымилась перед голодной Джессикой.
— Выглядит не очень привлекательно, но пахнет довольно аппетитно, — прокомментировала она.
— К сожалению, это все, что я могу предложить. После будет еще черный чай с сахаром.
Если бы я знал, что ты будешь у меня в гостях, то непременно припас бы банку кофе. Ты ведь наверняка не изменила своей привычке пить безумный черный кофе по ночам.
— Нет, я теперь часто стараюсь обходиться без него. Говорят, пить много кофе вредно.
Они замолчали и принялись за еду. Через несколько минут их тарелки были уже пустыми.
Потом Кевин заварил чай прямо в металлических стаканах.
— Сколько ты собираешься пробыть в Индии? — спросил он.
— Месяц. В начале декабря у нас начнутся репетиции и подготовка к съемкам. Я дико волнуюсь, но здесь события разворачиваются с такой скоростью, что, похоже, я успею за месяц найти образ Сати.
— Я в этом не сомневаюсь. Ты за два дня успела больше, чем можно представить. Хочешь еще чаю? — спросил он, потянувшись за кастрюлей с кипятком.
— Не откажусь.
Наливая кипяток в стакан, он слегка наклонился, и под его расстегнутой на груди рубашкой Джессика заметила что-то блестящее.
— А что там поблескивает у тебя под рубашкой?
— Фамильный амулет с портретом матери.
— Можно посмотреть?
— Ничего особенного. Обычный амулет, который вешают на шею детям. — Он достал из-за пазухи маленькую золотую подвеску в виде сердечка и, держа ее на ладони, наклонился к ней.
Джессика посмотрела на амулет, потом на Кевина и снова на амулет.
— Мне кажется, что я уже однажды видела такой же у кого-то, — задумчиво протянула она. — Только не помню у кого.
— Подобных амулетов тысячи. Хочешь посмотреть, как выглядела моя мать, когда была молодой?
— Конечно.
Он щелкнул замочком, и сердечко раскрылось.
Чтобы при тусклом свете свечи рассмотреть портрет, Джессике пришлось сесть рядом с Кевином. Она склонила голову к амулету и стала внимательно разглядывать лицо женщины на крошечной фотографии.
— Удивительно красивая женщина, — сказала она. Потом бегло окинула взглядом Кевина. — Только должна заметить, что ты поразительно не похож на нее. Она светлая, а ты смуглый и темноволосый.
— Я похож на отца. Мой отец — индиец.
— Вот как! — воскликнула она. — Теперь понятно, что потянуло тебя в Индию. Генетическая память. Только почему у тебя не индийская фамилия?
— Чтобы меня в школе не дразнили индусом, мой отец поменял мне фамилию. Так Кевин Чоудхари стал Кевином Годменом. — Кевин пожал плечами, захлопнул половинки амулета, спрятал его на груди и отвел взгляд в сторону.
Она сидела так близко, что ему становилось не по себе. Он чувствовал дразнящий запах ее тела, его тепло. В какой-то миг сама пещера показалась ему утробой, укрывшей в себе двух беспомощных младенцев. Мать-земля. Наверное, он должен научиться видеть в каждой женщине мать, богиню. Так ему будет легче укротить свое сексуальное желание.
— Насколько я помню, ты говорил, что твои родители живут где-то под Нью-Йорком, — сказала она. — Они счастливы вместе?
Продолжая смотреть в сторону, он тихо ответил:
— Там живет мой отец со своей новой женой.
— Твои родители развелись?
— Нет. Моя мать умерла, когда мне было десять лет.
— Прости, Кевин… Мне очень жаль.
— Ничего. Это было так давно, что я успел с этим смириться. — Выдержав паузу и догадавшись, что она ждет, он продолжил:
— Мой отец — редкий человек. После смерти матери он полностью заменил ее мне: любил, заботился, помог получить образование и встать на ноги. Только после того, как я стал самостоятельно зарабатывать, он снова женился. И я понимаю его, хотя хорошо знаю, что он никого так не сможет любить, как любил мою мать.
— Такое самопожертвование — редкое качество для мужчины, — заметила Джессика. — Тебе повезло.
— А как поживают твои мать и сестренка? — спросил он.
— Мама сумела справиться с кризисом и теперь вполне здорова. И даже вернулась на работу в школу. А сестренка оканчивает университет в Шарлотте. После той встречи с тобой… — Джессика осеклась: стоит ли говорить, что после встречи с ним она порвала с Тимом и стала самостоятельно пробивать себе дорогу в жизнь?
Та ночь как будто отрезвила, окрылила, вдохновила ее… Но интересно ли ему знать об этом?
— И что же? — спросил он, и его голос странно дрогнул.
Джессика перевела дыхание.
— В моей жизни все стало удивительно удачно складываться. Сначала я устроилась на работу официанткой, потом меня взяли в театр. Работая на двух работах, я смогла помогать сестренке и матери, и у них тоже все со временем наладилось. Вот.
— Я очень рад. А твой отец так и не вернулся?
— Нет. И слава Богу, что он не сделал этого.
Мать никогда не смогла бы ему поверить снова, и его появление лишь заново расстроило бы ее. Он обзавелся новой семьей, а о нас просто забыл. Тебе повезло с отцом, — добавила она после короткого молчания. — И ему тоже повезло, что ты единственный ребенок в семье.
Были бы у тебя брат или сестра, твоему отцу пришлось бы намного труднее.
Кевин криво усмехнулся.
— У меня есть брат, которого я никогда не видел.
Джессика удивленно подняла на него глаза.
— Ничего удивительного, — продолжал он. — Моя мать была замужем дважды. Первый раз она вышла замуж, когда ей было восемнадцать. У нее родился сын, но брак с первым мужем длился всего пару лет. Муж бросил ее.
Мать снова вышла замуж только через тринадцать лет после развода с первым мужем, и тогда на свет появился я. Мой брат, которому тогда было шестнадцать, возненавидел моего отца.
За что, трудно понять. Может, за цвет кожи, а может, из ревности. Это обычная реакция ребенка по отношению к отчиму. В общем, почти сразу после моего рождения брат заявил матери, что больше не нуждается в ней, и сбежал из дому.
Джессика слушала, широко раскрыв рот.
— Родители разыскивали его, пытались уговорить вернуться, но он однажды заявил, что, если они будут продолжать беспокоить его, он подаст на них в суд, обвиняя в том, что они издеваются над ним. Ты ведь знакома с американским законодательством и знаешь, что ребенок всегда прав. После этого они решили оставить его в покое.
— И с тех пор он не возвращался?
— Нет. До нас доходили слухи, что он связался с мафией и возил кокаин из Латинской Америки. Позже мы узнали, что он разбогател и сменил вид бизнеса. Мать умерла от рака крови, когда ей было сорок пять, и перед смертью в бреду безутешно шептала: «Прости меня, сынок». Но это не ей, а ему следовало бы до последних дней его жизни просить у нее прощения.
Джессика возмущенно покачала головой.
— Какой беспримерный эгоизм и нечеловеческая жестокость. Извини, Кевин, что заставила тебя вспомнить об этом.
— Я сам часто вспоминаю об этом и, признаться, никогда не жалею, что не видел этого бессердечного мерзавца, который принес матери столько страданий.
В пещере повисла тревожная тишина. История семьи Кевина настолько растрогала Джессику, что ей захотелось узнать о нем больше.
Почему, например, он не женат? Или, может, он был женат и разведен? Ей хотелось также выяснить причину его бегства от жизни. Она подозревала, что за его духовной устремленностью скрывается какая-то серьезная причина, приведшая его в отчаяние. Как он жил эти пять лет после их первой встречи? Из рассказа Умы и Шанкара она могла предположить, что он был преуспевающим художником. Почему же он решил отказаться от карьеры, славы и денег? И, судя по всему, от женщин тоже.
Свеча на камне в глубине пещеры, потрескивая, догорала.
— Думаю, нам пора ложиться спать, — сказал наконец Кевин.
— Да, ты прав. Ты наверняка рано встаешь.
Но не волнуйся, утром я исчезну, и ты сможешь продолжать свой духовный подвиг. Еще раз спасибо за помощь и за откровенную беседу.
Он махнул рукой и принялся молча стелить на полу пещеры свое единственное одеяло.
— Твоя постель готова, только, к сожалению, укрыться тебе будет нечем. Если замерзнешь, можешь накинуть на себя половину одеяла.
Джессика вспомнила о своей шали, полезла в сумку и достала ее.
— Я прихватила с собой шаль. Только позволь поинтересоваться, на чем собираешься спать ты?
— На траве.
— Понятно, на сырой и холодной траве.
— Нет, на мягкой, густой и шелковистой.
— Нет, Кевин, так дело не пойдет, — запротестовала она. — Возьми хотя бы мою шаль.
— Шалью ты сама можешь накрыться. Спокойной ночи. — И он, пригнувшись, направился к выходу.
— Знаешь, Кевин, это уже слишком. — В ее голосе послышались нотки раздражения. — Я вторглась в твое уединение, отняла у тебя постель и жилище. Но я не хочу, чтобы ты до утра стучал от холода зубами, ночуя под открытым небом. Ты должен взять мою шаль.
Он вернулся и нехотя взял из ее рук шаль.
— Спасибо. Спокойной ночи.
— Сладких сновидений, — с легкой издевкой ответила она.
Кевин лежал, постелив на траву ее шаль, и считал звезды.
Сто двадцать пять, сто двадцать шесть…
Черт, ему явно не удастся сегодня заснуть.
Но как приятно было снова встретить эту девушку с глазами, похожими на маслины, и как приятно было сидеть с ней в пещере и разговаривать! С ней можно было бы проговорить вечность. Она может быть такой разной: вспыльчивой и дерзкой, насмешливой и суровой, внимательной и нежно-чуткой. Она так не похожа на тех девиц, с которыми он раньше имел дело.
Но она не только душевный собеседник, она женщина. А женщины… От них лучше держаться подальше. Эх, как бы так перевоспитать себя, чтобы научиться видеть в них одно только божественное? Как бы заставить себя не видеть этих округлых форм, полных грудей, этих манящих губ, этого томного покачивания бедер?
Черт, как он собирается принять саньясу, если его до сих пор пробирает под взглядом этих откровенных, дерзких глаз?
Сто двадцать семь, сто двадцать восемь…
Она и здесь, в лесу, его нашла. Но завтра утром она уйдет. А через неделю Махараджи посвятит его в саньясу и тогда… Может, тогда хоть что-нибудь изменится?
Сто тридцать…
Кевин сел. Хватит считать звезды и думать о своих слабостях. Лучше использовать это время для медитации. Обернувшись в ее шаль, он принял позу лотоса и закрыл глаза.
И вскоре почувствовал, что начинает погружаться…
Что за чертовщина, почему, как только он садится в лотос, его начинает уволакивать в сон?
Должно быть все наоборот. Эта поза призвана пробуждать, а не усыплять. Проклятие, когда же наконец он постигнет великое таинство медитации? Когда наконец проснется и освободится? Когда? Когда…
Уронив голову на грудь, Кевин спал.