8

Тим Кэпшоу мрачно, без малейшего удовольствия пообедал в ресторане и вернулся в свой номер в гостинице «Грин плаза» — лучшей гостинице в Рам Джуле, которая находилась у подножия холма посреди старого леса.

Пять дней назад, покончив со скупкой огромной партии антиквариата в Дели, он поручил отправку товара своему помощнику Ричарду, а сам решил недельку отдохнуть на природе. Может, возраст дает о себе знать, может, многолетняя усталость, но идея устроить себе короткий отпуск пришла ему в голову так неожиданно и так плотно засела в ней, что Тим впервые за всю жизнь почувствовал, что действительно нуждается в отдыхе, что он заслужил его и должен осуществить эту идею. Почему бы нет? Индия — страна дешевая, здесь можно роскошно отдохнуть неделю, потратив жалкие триста — пятьсот долларов.

Индийский партнер Тима, хитрый и проворный кашмирец Хусейн Али Кхан посоветовал ему поехать на неделю в Ришикеш. У Хусейна когда-то был маленький магазинчик в Рам Джуле, и он успешно разбогател на страсти туристов к поделкам старых кашмирских мастеров. Позже он открыл фирму в Дели и теперь имел дело только с крупными оптовыми покупателями. Тим последовал его совету, по телефону забронировал номер в «Грин плазе» и уже на следующий день прибыл в Рам Джулу.

Но почему-то ни зрелище пышной природы, ни чистый воздух, ни великолепие Ганги не приносили ему покоя. Буквально в первый по приезде день его охватило странное, необъяснимое беспокойство.

Он бродил вдоль Ганги, сидел на камнях у самой воды, но спокойствие и благодать, окружающие его, казалось, только усиливали его внутреннее беспокойство. Стоило ему остаться наедине с самим собой, как перед его глазами непроизвольно всплывали образы далекого и близкого прошлого: важные физиономии партнеров по бизнесу, вызывающе хохочущие лица многочисленных любовниц, искаженные истерикой, ненавистью или презрением лица его молодых и глупых жен. Порой образы выстраивались вереницей, и каждый на свой лад либо выкрикивал слова обвинения, либо уличал его во лжи и предательстве, либо, словно камнями, забрасывал его упреками и гневно требовал возмещения материального или морального ущерба. Ни одного счастливого или любящего лица среди них не было. И виной тому был он сам, Тим Кэпшоу.

Временами все эти орущие, вопящие, требующие голоса становились настолько невыносимыми, что Тим бежал в свой номер, запирался там, судорожно доставал из чемодана бутылку «Скотча» и отчаянно присасывался к ней. Спасибо Хусейну за то, что он посоветовал ему запастись алкоголем, потому что в Ришикеше, как и во всех святых местах Индии, запрещена продажа алкоголя. Но алкоголь, на удивление, только слегка притуплял его взбунтовавшуюся память и совершенно был бессилен унять смятение в душе. Единственным средством, которое помогало Тиму погрузиться в забытье, была таблетка валиума перед сном.

Каждое утро Тим просыпался с надеждой, что этот ад как-нибудь сам по себе выветрится из его головы, но сегодня в полдень, встретив в ресторане Джессику Роджерс, он с ужасом осознал, что образы прошлого не только не собираются оставить его в покое, но к тому же склонны к материализации.

Что будет, если они все, один за другим, начнут появляться в его жизни и требовать мести? Встреча с Джессикой только показала ему, что она не забыла и не простила его, а она была одним из самых светлых образов его прошлого.

Тим сидел на диване, курил сигару и частенько отхлебывал из бутылки, на дне которой все еще что-то плескалось. Проклятие, сегодня ему пришлось прибегнуть к ее бесполезной помощи сразу после обеда.

Вот тебе и заслуженный отдых, черт бы его побрал. Осталось три дня, и, если сегодня это безумие не прекратится, он позвонит своему помощнику в Дели, попросит его перебронировать билеты на самолет и опять с головой погрузится в привычный водоворот бизнеса и разврата. Может, это единственное место, где ему может быть комфортно.

Джессика Роджерс.

Тим незаметно охмелел и невольно вспомнил, как пять лет назад познакомился с ней в кафе рядом со зданием театральной студии, которую она тогда только окончила. Он сразу заметил это красивое и почему-то очень грустное юное создание. Она выглядела беспомощной, растерянной и одинокой. У Тима всегда хорошо был развит нюх на человеческое несчастье. Людей, переживающих жизненный кризис, легко подчинить и заставить работать на себя. Они разговорились. Девушка была в отчаянии и, не задумываясь, рассказала ему о тяжелом положении в ее семье и о своей страстной любви к актерскому ремеслу. Они встречались в этом кафе несколько вечеров подряд, пока Тим наконец не решился пригласить ее на вечеринку. Она согласилась, и уже в первый вечер, благодаря ее обаянию и актерскому дарованию, Тиму удалось заключить один очень выгодный контракт и завести пару деловых знакомств. Ему это" понравилось, и он быстро сообразил, что эту девочку нужно прибрать к рукам: с ее помощью он быстро станет миллионером. Вскоре он сделал ей предложение, хорошо зная, что брак ни к чему не обяжет его: он сможет спокойно за спиной жены развлекаться с другими женщинами. Но эта девочка разоблачила его и сбежала, и Тим, успевший изучить ее характер, понял, что ему не удастся ее вернуть. Он немного погоревал и забыл о ней. Правда, не сразу, потому что еще некоторое время с досадой и сожалением подумывал о том, что за два месяца их знакомства он так и не успел насладиться ее телом. Они жарко целовались, и она доверчиво льнула к нему, но в свою постель не пускала. Вскоре он подобрал другую, такую же одинокую, молодую, нуждающуюся в помощи.

Наглая и самодовольная усмешка исказила тонкие губы Тима.

Может, он здесь сходит с ума потому, что рядом с ним нет женщины? Он неделю проторчал в Дели, подписывая бумаги, делая телефонные звонки, встречаясь с толстыми индийскими богачами, и совсем забыл о женщинах.

Может, ему удастся наконец соблазнить Джессику Роджерс? Она так аппетитно округлилась за эти годы, так призывно вильнула попкой, уходя из ресторана…

Тим облизал губы, призадумался, потом протянул руку, снял трубку телефона и набрал номер, — Рич, привет, это Тим. Надеюсь, с отправкой товара все в порядке?

— Да, Тим, — послышался в трубке хриплый голос его помощника. — Еще вчера отправил последнюю партию. А как у тебя дела? Веселишься? Очищаешься в святых водах?

Тим недовольно фыркнул.

— Не издевайся, Рич. Я здесь схожу с ума от скуки. Одна радость — надраться вечером виски.

Слушай, Рич, мне срочно нужна твоя помощь.

Бери такси и кати ко мне. Я напоследок планирую неплохо поразвлечься.

— Слушаюсь, босс, — со смехом ответил хриплый голос Рича. — Уверен, что пара бутылок «Скотча» тоже не помешают, а?

— Ты дико сообразителен, Рич. Адрес ты знаешь. Пока. Жду.

Тим повесил трубку. Примерно через пять часов Ричард будет в Рам Джуле. Он найдет эту маленькую дерзкую актрисочку, и на этот раз Тим Кэпшоу не упустит своего шанса.

После встречи с Тимом Кэпшоу Джессика пешком вернулась в Лакшман Джулу и решила провести остаток дня в своей комнате. Появление этого человека оставило неприятный осадок в ее душе. Ей не хотелось ни говорить об этом с кем-то, ни думать.

Прибыв в Лакшман Джулу, она прямиком направилась в свой ашрам, приняла душ и улеглась на кровать со сценарием в руках. Но не успела прочесть и двух страниц, как задремала.

Ее разбудил стук в дверь. Лениво потянувшись и зевнув, она нехотя встала и открыла дверь.

На пороге стоял управляющий ашрамом мистер Рамеш Гупта.

— Мисс Роджерс, простите за беспокойство, но я посчитал необходимым сообщить вам, что всего несколько минут назад какой-то мужчина интересовался вами. Своего имени он не назвал. Он только спросил, живет ли в нашем ашраме мисс Джессика Роджерс. Я предложил ему подняться в вашу комнату, но он отказался. Сказал, что зайдет как-нибудь в другой раз.

Кевин. Сердце Джессики радостно подпрыгнуло.

Может, выбежать и догнать его? Он наверняка не успел далеко уйти…

— Спасибо, мистер Гупта, — тающим голосом сказала она и бегло глянула на будильник.

Было без десяти восемь. За окном едва стемнело.

— Не за что, мисс Роджерс. Это мой долг, — ответил управляющий и скромно удалился, закрыв за собой дверь.

Странно, почему Кевин не захотел зайти к ней, ведь еще не поздно?

Кевин. Милый, сумасшедший Кевин. Как ей хотелось, чтобы он сейчас постучал в ее дверь, вошел… нет, лучше ворвался, подхватил ее на руки и, покрывая ее лицо поцелуями, прошептал: «Я люблю тебя».

Почему он до сих пор не сделал этого? Богине он признался, а с ней все еще боится объясниться.

О, ей совсем не нужны его объяснения и признания! Ей будет достаточно увидеть его, и она сама бросится в его объятия! Любимый, долгожданный, желанный Кевин…

Нет, она не сможет ждать до завтра. Она должна найти его сейчас.

Подойдя к полке, где лежала ее сложенная в стопку одежда, она вытащила темно-синюю длинную юбку и белую блузку с полукруглым вырезом на груди и спине. Потом быстро сбросила с себя помятые брюки и футболку, в которых провалялась полдня в постели, и, оставшись в одном нижнем белье, вдруг опустила глаза и стала разглядывать свое тело.

О Господи, ей стукнуло двадцать шесть, она зрелая, сексуальная, красивая женщина. Но к этому телу вот уже сколько лет по-настоящему не прикасался ни один мужчина!

Ее первым мужчиной был молодой режиссер Ник Купер, который преподавал в их театральной студии актерское мастерство. Она влюбилась в него девятнадцатилетней девчонкой, влюбилась по-юношески безрассудно и открыто. Он был на шесть лет старше ее и долго делал вид, что не замечает ее откровенных влюбленных взглядов, ее кокетливых улыбок и провоцирующих насмешек. Эти едва заметные игры между ними длились три месяца, пока однажды на студийной вечеринке Джессика, танцуя с ним, не призналась ему в любви. Они оба были слегка пьяны, и Ник, наклонившись к ее уху, страстно прошептал: «Я знаю. И тоже люблю тебя». После вечеринки он, отвозя ее в своей машине домой, часто останавливался, и они, как школьники, целовались. Потом они стали встречаться и проводить все свободное время вместе. Ник учил ее не только тонкостям актерского ремесла, но так же бережно и заботливо посвящал в тайны искусства любви. Через полгода его пригласили на работу в новый театр в Чикаго, и им пришлось расстаться. Первые несколько месяцев они часто писали друг другу, потом стали писать реже, и вскоре переписка оборвалась. Спустя какое-то время он прислал ей открытку, в которой просил простить его за долгое молчание и по-дружески сообщил, что собирается жениться. К тому времени Джессика уже смирилась с утратой близкого и любимого человека и послала ему ответную открытку с искренними и наилучшими пожеланиями. Позже она поняла, что любовь к Нику была лишь ее собственной внутренней потребностью познать и открыть саму себя. Она вспоминала о Нике как о светлом гении, который передал ей свою страсть к театру, открыл в ней женщину и помог найти путь в жизни. В ее памяти он навсегда остался талантливым, тонким учителем. И она была благодарна ему.

Ник Купер был первым мужчиной, который прикасался к ее телу, любил это тело, заставлял его отвечать на любовь.

И только теперь, спустя много лет, это тело, так долго не знавшее любовных ласк, снова оттаяло, ожило и потянулось к мужчине.

Джессика вздохнула и стала медленно надевать юбку, когда снова послышался стук в дверь.

— Одну минутку! Я сейчас! — крикнула она, чувствуя, как от волнения у нее задрожали руки.

Судорожно застегнув юбку и натянув блузку, она бросилась к двери и открыла.

И в ту же секунду ей захотелось провалиться сквозь землю.

В дверном проеме высилась худая фигура Тима Кэпшоу.

Оторопевшая Джессика невольно попятилась, но тут же взяла себя в руки.

— Что тебе здесь нужно, Тим? — низким голосом проговорила она.

— Ты. — Его колючий, пронизывающий взгляд впился в нее.

— Нет, Тим, между нами давно все кончено.

Уходи.

— Ты ошибаешься, киска, я так не думаю.

Мы с тобой так и не успели по-настоящему сблизиться. Ты ведь когда-то хотела узнать меня получше, не правда ли? Вот этот момент и наступил.

— Это желание давно прошло, Тим. Прошу тебя, оставь меня в покое и уходи.

— Нет, Джессика, я уйду только после того, как ты станешь моей.

Он закрыл за собой дверь и стал приближаться к ней. Она снова отступила и, наткнувшись на кровать, едва удержалась на ногах.

— Киска, тебя ведь просто тянет к постели, проскрипел он, нагло рассмеявшись. — И ты пытаешься сказать, что не хочешь узнать настоящего мужчину? Не поверю. Посмотри, ты ведь вся трепещешь от желания, твое тело жаждет мужских прикосновений.

Продолжая гипнотизировать Джессику словами и взглядом, он быстро оказался рядом с ней и попытался обхватить руками. Она отбила его руки, вывернулась и отскочила на середину комнаты.

— Только не твоих, Тим, — прошипела она сквозь стиснутые зубы. — Уходи, уходи по-хорошему. Иначе я подниму шум.

— Ты ведь знаешь, киска, что я ничего не боюсь. Сотня долларов заткнет рот любому индусу. А ты, надо признаться, так сексуальна в гневе. Трудно устоять. Сколько страсти, ну и женщина! И ты думаешь, что я упущу такую женщину, как ты? Тим Кэпшоу не будет самим собой, если это случится. Давай лучше не будем ссориться. Иди ко мне сама. — Он протянул к ней руки, мерзко и похотливо улыбаясь.

Джессику трясло от гнева. Ее щеки горели, на лбу выступили капельки пота. Она стояла посреди комнаты, сложив руки на груди, и часто, прерывисто дышала.

Тим ехидно усмехнулся.

— Думаешь, нормальному мужчине легко смотреть, как вздымается твоя пышная грудь, готовая разорвать жалкие лоскутки, сдавившие ее, и вырваться на свободу? Ты что, думаешь, что я камень, киска?

— Нет! Ты зверь! — свирепо выкрикнула она. — И тебе не место среди людей! Убирайся! Вон!

Она бросилась к двери, широко распахнула ее и стала рядом, снова сложив руки на груди.

— Вон! — повторила она, готовая испепелить его взглядом, ожидая его ухода.

Но Тим не торопился уходить. Он совершенно невозмутимо обвел глазами ее комнату.

— Судя по этому жилищу, в твоей жизни мало что изменилось, киска. Ты могла бы жить лучше. С твоей внешностью и талантом…

— Вон! — перебила она.

Тим медленно направился к двери и, поравнявшись с ней, на миг остановился.

— Уверен, что мы еще увидимся. И не только увидимся, — небрежно уронил он и вышел.

Как только он оказался за дверью, Джессика обеими руками шумно захлопнула ее и закрыла на задвижку.

Проклятие! Дьявол! Как этот мерзавец умудрился так быстро найти ее?

Ее продолжало трясти, и, чтобы успокоиться, она стала ходить по комнате. В воздухе все еще висел ненавистный запах его дорогого лосьона, который преследовал ее, перехватывал горло, вызывал удушье. Она подошла к двери балкона и широко распахнула ее.

Свежий ветер ворвался в комнату, всколыхнул занавеску, ласково коснулся ее пылающих щек.

Господи! Джессика упала на кровать и разрыдалась.

Господи! Почему? Почему этот грязный подлец явился к ней сегодня? Почему он, а не Кевин? Где ее Кевин? Почему он не пришел, чтобы спасти ее от этого зверя в человеческом облике?

Горячие, соленые слезы текли ручьями по ее щекам. Она утирала их кулачками, продолжая безутешно всхлипывать.

Каждый вечер между восьмым и девятым часом, когда угомонившаяся и притихшая Лакшман Джула, скупо освещенная редкими фонарями, медленно погружается в сон, откуда-то со стороны Гималаев поднимается сильный, порывистый ветер. Он со свистом несется по ущелью вдоль Ганги, обрушивается на дома, теребя оконные рамы, раскачивает и ерошит буйные кроны огромных вековых деревьев, растущих на склонах холмов, которые когда-то, еще в самом начале мира, почтительно расступились, освобождая путь для стремительно бегущей богини-реки.

Кевин стоял на мосту, подставляя лицо под яростные порывы ветра. Мост под ним раскачивался и содрогался. Тросы визжали и тряслись. Река, похожая на огромную черную змею, извиваясь всем телом, ползла мимо.

Джессика. Он проспал почти весь день, и только к вечеру, снова отправившись на ее поиски, встретил Уму и Шанкара и узнал, где она остановилась. Он, не раздумывая, побежал в ее ашрам, но у входа его встретил управляющий и спросил, к кому он идет.

— К Джессике Роджерс, в комнату номер пятнадцать, — ответил Кевин.

— Извините, но к ней сейчас нельзя. У нее гость, и он попросил не беспокоить их.

Кевин пожал плечами и покинул ашрам.

Гость. Интересно, что это за гость, с которым она закрывается в комнате в этот час? Неужели за каких-то несчастных два дня, пока он, как дурак, торчал в джунглях и косился на кончик носа, девушка успела завести любовника? Конечно, с ее внешностью и обаянием ей это ничего не стоит. От мужиков небось отбоя нет.

Джессика. Милая, любимая Джессика… Неужели судьба снова жестоко посмеялась над ним? Разбудила в нем любовь и тут же отняла любимую?

Ждать, пока гость не покинет ее, чтобы появиться на ее пороге?

А может, это деловая встреча? Может, кто-то просто помогает ей в работе над ролью Сати?

Душа Кевина рвалась на части от сомнений и догадок.

Почему он не признался ей в любви еще в джунглях?

Ему снова казалось, что он повис между завершившейся и еще не начавшейся эпохами своей жизни, как теперь, стоя на мосту между двумя берегами реки. Неизвестность угнетала, изводила, терзала. Найдет ли он свой берег? Выберется ли наконец из неопределенности?

Желанный берег любви, казалось, снова отдалился, маня и вместе с тем скрываясь за туманами.

После утреннего киртана двор Вималананда ашрама внезапно затопила невидалая до сих пор толпа народа. Откуда ни возьмись нахлынули десятки паломников, бродячих аскетов и любопытствующих иностранных туристов. Пестрое людское море волновалось и гудело в ожидании даршана святого.

Джессика стояла в толпе, тревожно оглядываясь по сторонам. Она надеялась увидеть Кевина. Он должен был уже вернуться. Он не сможет оставаться в джунглях после своего пламенного признания богине.

А может, с ним что-то случилось? Может, он ранен или заболел и поэтому не может выбраться из леса?

Кевин, покажись. Я хочу знать, что с тобой все в порядке, что тебя не укусила обезвреженная миллион лет назад нилькантская змея, что ты не ушиб ногу или руку, ломая сухие ветки для костра, что у тебя не разразилась малярия.

Кевин, где ты?

Появились бы хотя бы Ума с Шанкаром — ее проводники и друзья. Но даже их, сколько она ни искала глазами, в толпе было не видать.

Наконец на пороге своей комнаты появился Махараджи и медленно стал обходить ряды народа. Он, как обычно, временами останавливался, заговаривал с кем-то, задавал вопрос. Проходя мимо Джессики, он тоже остановился.

— Где он? — спросил святой, заглядывая ей в глаза.

— Не знаю, — смущенно ответила она, догадавшись, о ком идет речь.

— Не знаю, — словно передразнивая ее, повторил Махараджи и продолжил свой путь.

Глаза Джессики наполнились слезами.

Кевин стоял в самом хвосте ряда, мучительно ожидая приближения Махараджи.

Судя по всему, она просто не пришла сегодня на даршан. Может, проспала, засидевшись допоздна со своим интимным гостем? Может, до сих пор нежится в его объятиях? От этих мыслей Кевину хотелось громко завыть. Или побежать на мост и броситься в Гангу. Он теперь жалел, что не сделал этого вчера вечером.

Неужели кто-то украл у него его любовь?

Неужели все обманули его? И Махараджи, и богиня? Если это так, то его жизнь окончена.

Кевин сурово посмотрел в глаза приближающегося Махараджи. Глаза святого, как всегда, светились покоем и добротой. И сердце Кевина вмиг оттаяло.

Махараджи остановился напротив него, тепло улыбнулся.

— Где она? — спросил он лукаво.

Кевин обреченно покачал головой.

— Не знаю.

— Не знаю, не знаю, — пробормотал Махараджи себе в бороду и пошел дальше.

После даршана, продвигаясь медленно с потоком народа, Джессика наконец оказалась за воротами ашрама.

«Ганга вью» и чашка ядреного черного кофе, мелькнуло в ее голове. Может, после даршана туда придут и Ума с Шанкаром, и она сможет поболтать с ними, развеяться, поделиться событиями последних дней. Ей так сейчас не хватает компании этих веселых и мудрых голландцев.

Вопрос Махараджи до сих пор звучал в ее ушах: «Где он?»

Ах, как ей самой хотелось это знать!

Она была на сто процентов уверена, что явление богини заставит Кевина прервать уединение и выбраться из джунглей. Она также была уверена, что идея разыграть его и выведать о его чувствах к ней была подсказана ей свыше.

Эта затея не могла закончиться провалом. Кевин был искренен, в его словах было столько чувств!

Но как бы там ни было, если даже он решил досидеть до конца срока уединения, она будет ждать его. Ведь остался всего один несчастный день!

После вчерашнего визита Тима Кэпшоу Джессика попросила управляющего Рамеша Гупту больше не пускать в ашрам этого человека и теперь только опасалась, что он будет рыскать по всей Лакшман Джуле и искать ее. Нет, она не боялась его. Она хорошо знала, что он не посмеет осуществить свои угрозы. Тим Кэпшоу был подлецом, но не насильником. Тем лучше для его и без того тяжелой и дурной кармы. С его деньгами это было бы просто нелогично: у Тима никогда не было необходимости прибегать к насилию.

Женщины определенного рода всегда крутятся вокруг таких, как Тим, так что сексуальный голод не мог быть причиной, пробудившей в нем желание переспать с ней. Тогда что? Уязвленное самолюбие самца? Или дикая прихоть развращенного богача? Неизвестно, сколько новых пороков он успел нажить за эти пять лет.

Бедняга Тим. Он прожил большую часть своей жизни, так и не испытав чувство естественной для каждого человека привязанности к кому-либо, не говоря уже о любви. Интересно, в какой семье он вырос? Кто его родители?

Джессике казалось, что такого человека, как Тим, не могла родить женщина. Он мог появиться на свет из сырости и темноты, из болотной топи или… из чрева ада. Может, он просто посланник темных сил?

Джессика вошла в ресторан и огляделась, ища свободный столик. Посетителей было немного, и, к ее радости, один из столиков на краю террасы был свободен. Она прошла к нему, и, как только села, у столика появился мальчик-официант.

— Черный кофе? — с улыбкой спросил он.

Джессика улыбнулась ему в ответ и кивнула.

Приятно знать, что всего за несколько дней персонал этого милого ресторана успел запомнить ее и предпочитаемый ею напиток.

Через несколько минут чашка дымящегося, ароматного кофе стояла перед ней, и, поблагодарив официанта, она склонила голову и осторожно отхлебнула.

— Доброе утро, киска.

Джессика вздрогнула всем телом и едва не выронила из рук чашку.

— Можно мне подсесть за твой столик?

Она не ответила, а только отвела взгляд и стала смотреть на Гангу.

— Я знаю, что задал глупый вопрос. Конечно, ты не хочешь, чтобы я сидел напротив. Но я все-таки сяду, потому что объясняться стоя очень неудобно. — Он отодвинул стул и сел. — Я пришел, чтобы попросить у тебя прощения за вчерашнее… даже не знаю, как это назвать… умопомрачение. Прости. Я был вчера слегка пьян и вел себя как… — Тим снова запнулся, ища подходящее слово.

— Как подонок, — помогла ему Джессика, продолжая смотреть на Гангу.

— Да, ты права, как подонок. И сегодня, когда я вспомнил об этом и представил себе, что ты пережила, меня охватил ужас. Я понял, что не смогу спокойно жить, пока не попрошу у тебя прощения. Я искренне раскаиваюсь, киска, и прошу меня простить.

Джессика молчала.

— Прошу тебя, киска, не молчи. Скажи, ты можешь меня простить?

— Не уверена, — сухо ответила она.

— Хочешь, я встану перед тобой на колени? — Тим сделал движение, собираясь встать со стула.

Джессика повернулась к нему и жестом остановила.

— Не нужно театра, Тим. Я ничего от тебя не хочу. Лучше просто уйди. Исчезни из моей жизни навсегда. Это и будет признаком твоего неизвестно насколько искреннего раскаяния.

— Киска, попытайся понять меня и простить. Я старею, у меня появляются странности. Я иногда совершаю поступки, в которых не способен дать себе отчета. Мой психолог говорит, что это вызвано кризисом среднего возраста. Я успел многого добиться в жизни, но до сих пор не знаю, любил ли я кого-то когда-либо. Сегодня утром, анализируя свое вчерашнее поведение, я понял, что ты была единственной женщиной в моей жизни, которую я не смог забыть. Я понял, что до сих пор таю в душе обиду на тебя за то, что ты бросила меня.

— Это ты меня бросил, Тим. Бросил как наживку в пасть акул. А вчера только лишний раз доказал, что в тебе не осталось ни капли человечности.

Он положил локти на стол и обхватил голову руками.

— Я глубоко раскаиваюсь в том, что причинил тебе, столько боли. И в прошлом, и вчера.

Может, мое раскаяние и есть проявление остатка человечности во мне?

Джессика пристально посмотрела на него.

Она впервые видела Тима Кэпшоу таким жалким и умоляющим. Может, он и вправду раскаивается? Если это так, то только великое сострадание Ганги могло заставить его раскаяться. Да, Ганга непростая река, если даже такой негодяй, как Тим Кэпшоу, окунувшись в ее святые воды, вдруг обернулся человеком.

— Что ж, Тим, я могу обещать тебе, что со временем прощу тебя. Простить тебя сейчас, в эту минуту, я не способна. Но я буду помнить о твоем раскаянии и когда-нибудь прощу. Очень надеюсь, что ты не лжешь как обычно, и в обмен на свое обещание попрошу тебя только об одном: оставь меня в покое. — Джессика посмотрела ему в глаза. Ох, как ей хотелось верить, что он не лжет.

Тим покорно склонил голову.

— Обещаю. Если нам придется еще когда-либо встретиться, то самое большее, что я сделаю, это поприветствую тебя и поцелую твою руку. Можно мне сделать это прямо сейчас в закрепление нашего договора?

Джессика вздохнула и протянула ему руку.

Он привстал, взял ее руку в свою и приложился к ней губами. Закрыл глаза и замер.

Ресторан незаметно заполнился посетителями. Сквозь общий гул разговоров откуда-то со стороны доносился звонкий женский смех. Какой-то восторженный американец за спиной Джессики ежесекундно выкрикивал громкое «Уау!». В проходе мелькнула хрупкая фигурка мальчика-официанта с огромным, заставленным тарелками и стаканами подносом. За перилами террасы медленно катила свои воды покрытая золотыми искрами Ганга.

Казалось, все было на своих местах, каждый был занят своим делом и никто не обращал внимания на застывшего у входа, ошеломленного, потрясенного и растерянного Кевина.

Загрузка...