Легенда о седьмой деве

Глава 6

Можно совершенно забыть неприятные моменты своей жизни на многие дни, недели и месяцы, а потом случается какое-то событие — и все воспоминания тотчас оживают в памяти с волнующей ясностью. Я всегда старалась оправдать свои грехи и прегрешения и при этом убедить себя, что мои оправдания справедливы. Я все больше привыкала к такому положению вещей. Но правда — это призрак, который будет преследовать тебя всю жизнь, появляться, когда ты утратишь бдительность, — и бередить душу, напоминая о том, что, какими бы яркими обертками ты ни приукрасил истину, она может одним резким движением сбросить все покровы и обнажиться.

Я сидела за бюро, составляя обеденное меню на вечер. Сегодня к нам должны были приехать Феддеры, чтобы обсудить с Джонни какие-то дела. Джонни не был в восторге от предстоящей встречи, но он не мог не пригласить их. Я прекрасно знала, что Джонни и бизнес не сочетаются друг с другом.

Было бы глупо отрицать тот факт, что дела в поместье шли не так хорошо, как это было в те времена, когда Эббасом управлял Джастин. Я знала, что, если Джонни получал письмо, которое считал неприятным, он совал его в ящик и старался забыть о нем. Я то и дело слышала жалобы из разных источников. Фермеры говорили, что сэр Джастин делал и то, и это, а теперь все запущено, ничего не меняется к лучшему. Дома, которые давно следует отремонтировать, приходят в негодность. Джонни, который никогда не отказывался помочь, в действительности даже не пытался выполнить свои обещания. Сначала он был очень популярен, но со временем все поняли, что ему нельзя доверять.

Прошло уже два года с тех пор, как уехал Джастин. Сейчас он жил в Италии и писал очень редко. Я все время ожидала, что однажды Меллиора получит от него письмо, в котором он попросит ее приехать.

Верно говорят: мы любим людей за то добро, которым их одариваем, и ненавидим за то зло, которое им причиняем. И впрямь бывали моменты, когда я почти ненавидела Меллиору. На самом деле это была ненависть к самой себе, но для человека моего склада единственным выходом было ненавидеть того, кто заставил меня ненавидеть себя. Чувствуя, как ненависть подкатывает к горлу, я, наоборот, старалась быть с Меллиорой как можно ласковее. Несмотря на то что она была няней моего сына, я настояла на том, чтобы к ней относились как к члену семьи. Она сидела с нами за одним столом, всегда присутствовала на приемах и балах. Окружающие воспринимали ее скорее как мисс Мартин, дочь покойного священника, а не как няню из Эббаса. Я приучила Карлиона называть ее «тетя Меллиора». Иногда я готова была сделать для нее все.

Меллиора тоже изменилась. Она стала спокойнее, строже. Странно, но по мере того как я расцветала, она становилась все более блеклой. Ее чудные светлые волосы всегда были заплетены в скромные тугие косы, уложенные венцом на голове. Я укладывала свои волосы в высокие изысканные прически, чтобы показать их роскошную красоту. Она в основном носила одежду серого и черного цветов — это очень шло ее бледной коже, но делало ее незаметной. Я редко надевала черное, потому что давно поняла: черный цвет мне не к лицу. Когда же я носила черное, то всегда украшала его какой-то яркой деталью — алого или моего любимого нефритового цвета. У меня были вечерние платья из алого шифона и нефритового шелка, иногда я надевала платья лавандового или темно-синего в сочетании с розовым цветом.

Теперь я была хозяйкой Эббаса и никто не стоял на моем пути. За два года, с тех пор как уехал Джастин, я укрепила свои позиции. Мне сильно помогло то, что все невзлюбили Джастина. Я почти поверила, что Хаггети и миссис Ролт навсегда забыли, что я не была рождена для роли, которую играла с блеском.

Леди Сент-Ларнстон умерла годом ранее — тихо, во сне, — так что в Эббасе были еще одни похороны. Но как же сильно они отличались от похорон Джудит! Старая леди Сент-Ларнстон, прожившая свою жизнь пристойно, так же пристойно и ушла из нее. А с ее уходом мое положение еще более упрочилось.

Послышался стук в дверь.

— Войдите, — произнесла я в меру повелительно — не надменно и не снисходительно, а просто и естественно отдавая приказ.

Вошли миссис Ролт и миссис Солт.

— О, мадам, мы по поводу сегодняшнего обеда, — начала миссис Солт.

— Я уже думала об этом. — Я оторвалась от бумаг и посмотрела на них с чувством собственного достоинства. Белые руки на столе, на пальце, слегка сжимающем перо, — обручальное кольцо, а над ним — перстень с квадратным изумрудом, фамильная драгоценность Сент-Ларнстонов, который старая леди Сент-Ларнстон отдала мне после того, как уехал Джастин. На ногах — легкие черные кожаные туфли, выглядывающие из-под юбки лилового домашнего платья, отделанного шелковыми лентами; волосы собраны в пучок на макушке. Просто и элегантно, как и должна выглядеть знатная дама.

— Для начала — бульон, миссис Солт. Потом, думаю, камбала с соусом — это я оставляю на ваше усмотрение. Куропатки… или цыпленок… и тушеная говядина. Нужно, чтобы все блюда были простыми, потому что миссис Феддер говорила мне, что мистера Феддера немного беспокоят проблемы с желудком.

— Неудивительно, мадам, — вклинилась миссис Ролт. — Это все из-за разговоров о шахте. Не подумайте, что я очень беспокоюсь о Феддерах. Они за это время хорошо набили себе карманы. Но вы не слышали, мадам, правда ли, что они закрывают шахту?

— Я ничего не слышала, — холодно прервала я ее и снова повернулась к миссис Солт: — Потом подадите суфле и яблочный пирог с кремом.

— Слушаюсь, мадам, — ответила миссис Солт.

— Хаггети спрашивал насчет вина, мадам, — вставила экономка.

— По поводу вина он должен спросить мистера Сент-Ларнстона, — ответила я.

— Но, мадам… — начала миссис Ролт.

Я опустила голову. Сегодня утром они что-то слишком болтливы. В большинстве случаев я могла совершенно легко подчинить их.

Склонившись над столом, я взяла в руки перо. Они обменялись взглядами и, одновременно пробормотав «Благодарю, мадам!», вышли. Я слышала их голоса за закрытой дверью — они тихо перешептывались о чем-то.

Я нахмурилась. Казалось, что кто-то любопытный пытается пальцем приоткрыть шкаф, который я предпочитаю держать закрытым. Помнится, Джонни когда-то говорил о скелете в шкафу? О Джастине и Меллиоре? Ну, готова признать, что у меня тоже был свой скелет в шкафу.

Мне хотелось изгнать из памяти неприятные лица этих двух старух. Я снова взяла перо и стала просматривать счета за прошлый месяц, которые по моему распоряжению дворецкий Хаггети положил на мой стол несколько дней назад.

В дверь снова постучались.

— Войдите.

На сей раз явился Хаггети, собственной персоной. Черт бы побрал эти воспоминания! Я вспомнила, как его нога прикасалась к моей под столом. И этот блеск в его глазах… Казалось, он хотел сказать: «Мы ведь понимаем друг друга. Я лишь на словах уверяю миссис Ролт в преданности, но на самом деле мне нравишься только ты».

Когда я вспоминала об этом, во мне начинала клокотать ненависть. Тем не менее я заставляла себя видеть в нем только дворецкого, довольно расторопного и весьма компетентного, и закрывать глаза на его недостатки — слишком вольное поведение в отношении к женщинам, взятки с поставщиков и подгонку счетов в свою пользу. То, с чем обычно сталкиваются хозяева дворецких.

— Что, Хаггети? — спросила я, продолжая писать.

— Э… мадам, — кашлянув, начал он.

Мне пришлось отвести взгляд от бумаг и посмотреть на него. На лице дворецкого не было неуважения — лишь растерянность. Я терпеливо ждала.

— Я насчет вина, мадам.

— Вы должны поговорить об этом с мистером Сент-Ларнстоном.

— Э… мадам! На сегодня вина хватит, а потом…

Потрясенная услышанным, я уставилась на него.

— Почему же вы не проследили за тем, чтобы винный погреб был заполнен?

— Мадам! Поставщик, мадам… он требует оплаты.

Я почувствовала, как щеки заливаются краской.

— Это неслыханно! — вспылила я.

— Да, мадам. Но, к сожалению, счета сильно просрочены, и…

— Дайте мне счет, Хаггети.

Он с облегчением улыбнулся.

— Да, мадам. Я, признаться, предвидел этот вопрос. Вот счет, мадам. Вы решите этот вопрос, и у нас не будет неприятностей, уверяю вас.

Я не взглянула на счет, который протянул мне дворецкий.

— Такое отношение просто унизительно. Возможно, нам придется поменять поставщика.

Хаггети замешкался и протянул мне еще один счет.

— Мадам, честно говоря, у нас их два… И со вторым — то же самое.

В Эббасе издавна существовала традиция, что счетами за поставку вин всегда занимался хозяин дома. Хотя оплата других хозяйственных трат была моей заботой, с отъездом Джастина винный погреб был в ведении Джонни и Хаггети.

— Я прослежу за тем, чтобы мистер Сент-Ларнстон тотчас занялся этим вопросом, — пообещала я. — Не думаю, что он останется доволен этими поставщиками. Возможно, потребуется найти новых. Конечно, нельзя допустить, чтобы винные запасы истощились. Вам следовало раньше обратить на это внимание.

Лицо Хаггети скривилось, словно он собирался заплакать.

— Мадам, я говорил мистеру Джонни… мистеру Сент-Ларнстону уже десятки раз.

— Хорошо, Хаггети. Я понимаю. Он просто забыл. Я вижу, вы не виноваты.

Хаггети вышел — и я сразу посмотрела на счет от поставщика вин. К своему ужасу, я увидела, что этим поставщикам мы задолжали пятьсот фунтов.

Пятьсот фунтов! Неудивительно, что они отказываются поставлять нам хоть одну бутылку, пока мы не рассчитаемся. Как Джонни мог быть таким беспечным?!

Меня вдруг охватил страх. А что Джонни делает с деньгами, которые дает поместье? Он выдавал мне деньги на ведение хозяйства, чтобы я рассчитывалась по счетам и покупала все необходимое. Но почему Джонни так часто ездит в Плимут — гораздо чаще, чем это делал сэр Джастин? Почему арендаторы все время жалуются? Мне необходимо серьезно поговорить с Джонни.

День выдался трудным.

Я аккуратно сложила счета от виноторговцев и убрала их с глаз, но не могла забыть о них ни на минуту. Злосчастные цифры так и плясали перед глазами. Я задумалась о нашей с Джонни жизни. Что мы знаем друг о друге? Он все еще привязан ко мне, я по-прежнему привлекаю его как женщина — не с таким огнем страсти, как вначале, нет! И не с таким неистовством, которое заставило его пойти на риск, вызвав порицание семьи, и жениться на мне. Но между нами по-прежнему было физическое влечение. Он, как и раньше, считал, что я отличаюсь от всех других женщин, и часто говорил мне об этом. Однажды, гадая, есть ли у Джонни любовницы, я спросила, каких «других женщин» он имеет в виду. «Все женщины в мире», — ответил он. И у меня пропала охота что-либо выяснять у него. Я всегда считала, что должна быть благодарна Джонни за свое нынешнее положение, за осуществление своей мечты, за все, что он мне дал. И потом, он подарил мне Карлиона, мое благословенное дитя, который был Сент-Ларнстоном и который со временем станет сэром Карлионом. Я всегда это помнила и пыталась отплатить ему. Я стала для него именно такой женой, которая была ему нужна. Надеюсь, что стала. Я делила с ним ложе, вела его дом, была женой, которая делала честь любому мужу — в том случае, когда люди забывали о моем происхождении. Именно оно, словно тень, заметная только иногда, при очень ярком солнце, а в остальные дни совсем не бросающаяся в глаза, время от времени напоминало о себе. Я никогда не задавала вопросов о его жизни, хотя и подозревала, что у него могли быть связи на стороне. Сент-Ларнстоны — за исключением Джастина — всегда были ветреными. Такими были отец Джонни и его дед, который сыграл трагическую роль в жизни бабушки Би.

Джонни мог иметь свою личную жизнь. Но управление поместьем — это совсем другое. Он не должен скрывать, что у нас появись долги, — я обязана об этом знать. Внезапно я поняла, что совершила ошибку, приучив себя закрывать глаза на все, что касалось дел моего мужа. Поместье Сент-Ларнстон очень важно, потому что однажды оно достанется Карлиону. Когда-то я слышала, что много лет назад в Эббасе уже были финансовые неприятности, в результате чего большая часть земель Эббаса перешла к другим владельцам. Потом на лугу у шести дев нашли олово и семейное состояние было спасено. Я вспомнила, как на свадьбе Джо шел разговор о шахте. Может, мне стоит поговорить с Джонни? Я должна выяснить, остались ли счета за вино неоплаченными по небрежности или по другой, более серьезной, причине.

Эти цифры постоянно стояли у меня перед глазами, лишая покоя. Я была слишком довольна своей жизнью. Последний год все шло так гладко! Я даже начала верить, что Меллиора смирилась и не мечтает больше о Джастине. Пару раз я слышала, как она смеялась — совсем как в то время, когда мы обе жили в доме ее отца. Я видела, что все выходит именно так, как я планировала. Я смирилась с отсутствием честолюбия у Джо. Бабушка переехала из своего домика и теперь жила у Поллентов. Я знала, что для нее это лучше всего, и все же мне было грустно, оттого что она живет с Джо, а не со мной. Но бабушка никогда не ужилась бы в Эббасе — с ее снадобьями, лекарствами и корнуоллским выговором. А у Поллентов ей были очень рады. Джо возился с лекарствами для животных, а бабушка — со своими снадобьями. Это как-то сочеталось. Но это не совсем то, чего я для нее хотела, и мне часто становилось грустно, когда я навещала старушку. Когда мы с ней говорили, я чувствовала, что наши отношения не изменились и я по-прежнему важна для нее, как и она для меня.

И все же я была слишком благодушна. Больше я не должна оставаться в неведении относительно нашего финансового состояния.

Убрав бумаги в бюро, я отправилась в детскую. Общение с Карлионом всегда действовало на меня успокаивающе. Мальчик быстро подрастал и был развитым для своего возраста. Он не походил ни на Джонни, ни на меня. Я часто удивлялась, что у нас родился такой замечательный ребенок. Мальчик уже читал, и Меллиора говорила, что он практически научился этому самостоятельно. Его успехи в рисовании казались для меня удивительными, а врожденная склонность к верховой езде не могла не восхищать. У него был собственный пони, потому что я хотела, чтобы сын с раннего возраста сидел в седле. Я никогда не позволяла ему ездить без меня — и никому другому не доверила бы его, даже Меллиоре. Я сама катала его по лугу, и вскоре он чувствовал себя в седле очень уверенно.

И только одно его качество мне хотелось бы изменить. Карлиона очень легко можно было довести до слез — особенно в тех случаях, когда ему казалось, что кому-то или чему-то больно, кто-то пострадал. Однажды, более года назад, когда было очень жарко, он с плачем прибежал ко мне, потому что увидел в земле трещину и подумал, что земля поломалась. «Бедная, бедная земелька! Полечи ее, мама!» — говорил мне сын, глядя на меня глазами, полными слез, и веря в то, что его мать всемогуща. Так же было и с животными — мышь в мышеловке, кролик, чью тушку он видел висящей в кухне, кот, который пострадал в драке. У Карлиона было слишком мягкое сердце, и я боялась, что, когда он станет старше, его можно будет легко расстроить и заставить страдать.

В то утро я поспешила в детскую, зная, что Меллиора готовит его на прогулку и думает, что мы пойдем гулять все вместе. Пока я с Карлионом, можно отбросить все страхи и не думать о неприятностях.

Я распахнула дверь в детскую. Она оказалась пустой. Еще когда старая леди Сент-Ларнстон была жива, я полностью переделала детскую. В процессе подготовки детской мы со старушкой еще больше сдружились. Мы вместе выбирали обои — чудесные обои, синие с белым, с многократно повторяющимся трафаретным рисунком. И все в комнате было сине-белым. Белый рисунок на синих шторах, синий ковер. Комнату заливал солнечный свет. Но ни Карлиона, ни Меллиоры здесь не было.

— Где вы? — позвала я. Мой взгляд наткнулся на Леню, который стоял на диванчике у окна. Меня всегда охватывала дрожь, когда я смотрела на эту игрушку. Я говорила Карлиону: «Это игрушка для младенца. Ты хочешь ее сохранить? Давай найдем игрушки для твоего возраста!» Но сын с упрямым видом забирал у меня старую игрушку, и его лицо при этом кривилось от горя. Полагаю, он думал, что игрушка может услышать мои слова и обидеться.

— Это Леня, — с достоинством говорил мальчик, открывал шкаф и прятал туда игрушку, словно опасаясь за ее безопасность.

Я подняла слона. Ткань на попонке была аккуратно заштопана Меллиорой. Но штопка была видна и напоминала шрам. Если бы Меллиора знала…

Утро было неприятным — слишком многое из того, что следовало забыть, снова и снова возвращалось и злобно таращилось на меня. Я поставила слона на окно и открыла дверь в примыкающую комнату, где Карлион обычно ел. Тут я столкнулась с Меллиорой.

— Ты его видела? — спросила подруга, и я заметила, что она взволнована.

— Кого?

— Карлиона! Он с тобой?

— Нет…

— Тогда где он?

Мы в смятении уставились друг на друга. Я оцепенела, мне стало дурно. При мысли, что с Карлионом может что-то случиться, меня, как всегда, охватило отчаяние.

— Я думала, он с тобой, — растерянно произнесла Меллиора.

— Ты хочешь сказать… его здесь нет?

— Я ищу его уже десять минут.

— Сколько времени ты его не видела?

— Я оставила его здесь… после завтрака. Он рисовал своего пони…

— Мы должны найти его! — воскликнула я, чувствуя, что мой голос начинает дрожать. — Он должен быть где-то поблизости.

Я выбежала из комнаты, не глядя на Меллиору. Мне хотелось упрекнуть ее, обвинить в невнимательности. Все из-за того, что игрушечный слон на окне живо напомнил мне, как я ее обманула.

— Карлион, где ты? — громко позвала я.

Меллиора поспешила следом за мной, и вскоре мы с ней убедились, что мальчика нет в детской. Теперь ужасный, парализующий страх стал реальностью. Карлион пропал. Спустя некоторое время все домочадцы принялись за поиски. Все укромные уголки Эббаса были обысканы, все слуги опрошены. Но я не была уверена, что они ищут тщательно, поэтому сама прошлась по всему дому, заходя в каждую комнату. Я звала сына, просила его выйти, если он спрятался, умоляла не пугать меня.

В голову лезли страшные мысли о том, что могло случиться. Я представляла, что мальчика затоптали лошади, мчавшиеся галопом, что его похитили цыгане, что он попал в капкан и теперь лежит искалеченный, как когда-то бедный Джо. Я находилась в старой части дома, где когда-то жили и проводили время в молитве монахини, и чувствовала: еще чуть-чуть, и меня накроет волна неизбывного горя. Меня охватило тягостное предчувствие, что с моим ребенком случилось несчастье. В этот ужасный миг мне казалось, что душа замурованной монахини была рядом со мной и ее скорбь стала моей. Я знала: если с моим сыном случится что-то страшное, мне этого не пережить — я буду словно замурована в своем горе и скорбь моя будет долговечной, как каменные стены.

Я пыталась сбросить с себя злые чары, стряхнуть ужасное наваждение, которое, казалось, обволакивало меня, подступало со всех сторон.

— Нет! — закричала я. — Карлион, сынок! Где ты? Выйди, не прячься, не пугай меня!

Выскочив из дома, я наткнулась на Меллиору и с надеждой посмотрела на нее. Но она покачала головой и сказала:

— Карлиона нет в доме.

Мы стали искать его вокруг дома.

Возле конюшни я увидела Поулора.

— Что, маленький хозяин потерялся? — спросил он.

— Вы видели его?

— Около часа назад, мадам. Он говорил со мной о своем пони. Лошадка заболела сегодня ночью, и я сказал ему об этом.

— Он сильно расстроился?

— Ну, мадам, Карлион ведь всегда любил этого пони. Поговорил с ним, сказал, чтобы тот не отчаивался, что ему «скоро станет лучше», а потом пошел к дому. Я наблюдал за ним.

— А позже вы его видели?

— Нет, с тех пор не видел.

Я приказала, чтобы все слуги присоединились к поискам. Все дела оставить. Нужно разыскать моего сына. Мы выяснили, что в доме его нет. Но он не мог уйти далеко, потому что Поулор видел его всего час назад у конюшни.

Я не могу описать, что я пережила за время этих поисков. Снова и снова надежда вспыхивала, а потом угасала. У меня было такое чувство, что я прошла через бесконечные пытки. Я упрекала Меллиору. Разве она не должна была следить за мальчиком? Если с ним что-нибудь случилось, подумала я, это станет карой за мой предательский поступок в отношении Меллиоры.

Ее лицо стало совершенно бескровным от тревоги. Я не видела ее такой несчастной с тех пор, как уехал Джастин. Я знала, что она любит Карлиона. Казалось, мое горе навсегда станет ее горем. Мы делили все невзгоды… кроме одного случая, когда ее потеря обернулась в мою пользу.

Я увидела, как к конюшне подъехал Джонни, и позвала его.

— Какого черта?.. — начал он.

— Карлион пропал.

— Пропал? Где?

— Если бы я знала, где сын, он бы не пропал! — Мое горе было таким огромным, что вылилось в гнев. Губы дрожали, и я никак не могла совладать с этой дрожью.

— Я боюсь, — сказала я.

— Он где-нибудь играет.

— Мы обыскали весь дом, все вокруг… — Я с безумным видом оглядывалась по сторонам и вдруг заметила, как луч солнца сверкнул на одной из каменных фигур на лугу.

И тут меня охватил неописуемый ужас. Несколько дней назад я показывала сыну фигуры дев. Он был просто очарован. «Не подходи близко к старой шахте, Карлион. Обещай мне!» Мальчик с готовностью пообещал. Он был не из тех детей, которые нарушают данное слово. Но ведь мой рассказ мог разбудить его любопытство? Что если Карлиона так захватила эта шахта, что он не смог побороть соблазн исследовать ее? Что если он забыл о данном обещании? В конце концов, он всего лишь ребенок!

Я повернулась к мужу и вцепилась в его руку.

— Джонни! — воскликнула я. — Может, он пошел к шахте?!

Я никогда не видела Джонни таким испуганным — и на сердце у меня потеплело. Иногда я упрекала его за то, что он не проявляет должного интереса к нашему сыну. «Господи, — подумала я, — он так же напуган, как и я!»

— Нет! — возразил Джонни и твердо повторил: — Нет!

— Но если это действительно так?

— Там же есть предупреждающий знак!

— Он мог не прочитать. Или прочитал, и это только подстегнуло желание исследовать ее!

Мы в растерянности уставились друг на друга.

— Мы должны это выяснить, — сказала я. — Нужно, чтобы кто-то спустился вниз.

— Спустился? Ты с ума сошла, Керенза!

— Но он может быть там!

— Это сумасшествие.

— В этот самый момент наш сын, возможно, лежит там, истекая кровью…

— Падение с такой высоты убило бы его.

— Джонни!

— Это безумная идея. Его там нет. Он где-нибудь играет. Он в доме… Он…

— Мы должны обыскать шахту. Нельзя терять ни минуты! Сейчас же! Немедленно!

— Керенза!

Я оттолкнула его и побежала к конюшне. Я позову Поулора и еще кого-нибудь. Они должны немедленно все подготовить. Меня поглотила новая волна ужаса. Карлион упал вниз, в старую шахту. Я представила его страх, если он по-прежнему в сознании, — и содрогнулась, подумав, что сын может быть без сознания.

— Поулор! — кричала я. — Поулор!

Потом я услышала топот копыт и на конный двор въехала моя невестка Эсси. Я едва бросила на нее взгляд. У меня сейчас нет на нее времени. Но она закричала:

— Керенза! Джо послал меня как можно скорее сообщить вам, потому что вы будете волноваться. Карлион у нас, со своим дядей.

Я едва не лишилась чувств от облегчения.

— Он пришел минут пятнадцать назад. Рассказывал что-то о своем пони, которому нужна помощь Джо. Джо велел мне тотчас ехать к вам и сообщить, где мальчик. Он говорил, что вас хватит удар от беспокойства.

Джонни оказался рядом со мной.

— О, Джонни! — воскликнула я и увидела, что он так же счастлив, как и я. — Я кинулась ему в объятия, и мы прильнули друг к другу. Никогда прежде мы с мужем не были так близки, как в этот момент.

Только час спустя Джо привез Карлиона в Эббас. Карлион стоял с Джо в его двуколке. Джо разрешил ему править, и мальчику казалось, что он сам управляет двуколкой. Я редко видела сына таким счастливым. Джо тоже был счастлив. Он любил детей и мечтал о собственном сыне, но пока не было никаких признаков того, что Эсси собирается подарить ему ребенка.

— Мама! — закричал Карлион, как только увидел меня. — Дядя Джо приехал полечить Поникара.

Поникаром он назвал пони, сократив слова «пони Карлиона». Он придумывал собственные названия всему, что любил.

Я стояла возле двуколки и смотрела на него, и сердце мое переполняла радость, что я вижу его живым и невредимым. Я едва сдерживала слезы.

Джо заметил мое состояние.

— Я послал Эсси, как только он появился, — мягко сказал брат, — потому что представил, что ты чувствовала.

— Спасибо, Джо, — отрывисто произнесла я.

— Он — настоящий мужчина… сам привез меня на двуколке. Что дальше?

— Сам правил двуколкой, — повторил Карлион, счастливо улыбаясь. — Пошли лечить пони, дядя Джо.

— Да, пожалуй, пора пойти посмотреть, как там старый пони.

— Мы его быстро вылечим, да, дядя Джо?

— Ну, уж в этом-то я уверен.

Между ними возникла дружба, и меня это беспокоило. Я бы не хотела, чтобы будущий сэр Карлион сильно сближался с ветеринаром. Он, конечно, должен признавать, что это — его дядя, но им не следует часто встречаться. Если бы Джо был врачом, все было бы по-другому.

Я подхватила Карлиона из двуколки.

— Дорогой, — попросила я, — в следующий раз не уходи без предупреждения.

Его счастливая улыбка потухла. Джо, вероятно, объяснил ему, что я буду беспокоиться. Он обнял меня за шею и тихо произнес:

— В следующий раз скажу.

Какой же он у меня славный! Мне было неловко видеть, как тепло он относится к Джо, — и в то же время приятно. Это же мой брат, который когда-то так много для меня значил — и значит до сих пор, хотя он меня сильно разочаровал.

Я наблюдала, как Джо заходит в конюшню. Его хромота всегда трогала меня и напоминала о той ночи, когда Ким принес его в наш дом. У меня заныло сердце — но не из-за воспоминаний о прошлом. Не могла же я, состоявшаяся, успешная женщина, вернуться в то время! Но мне отчаянно захотелось узнать, где сейчас Ким и что он делает.

Джо осмотрел пони.

— С ним ничего серьезного, как я понимаю. — Он задумчиво поскреб макушку.

— Я тоже думаю, что с ним ничего серьезного, — повторил Карлион и почесал затылок.

— Сдается, мы сможем его вылечить.

Карлион заулыбался. Он не отводил взгляда от своего чудесного дядюшки Джо.

Обед в тот вечер едва ли можно было назвать удачным. Днем у меня не было возможности поговорить с Джонни о счетах за вино, и, сидя за обеденным столом, я думала только о них. Феддеры — не очень интересная пара. Джеймсу Феддеру было под шестьдесят, а его жене — чуть меньше. У меня с ней не было ничего общего.

Меллиора обедала с нами, хотя я и не пригласила еще одного мужчину для ровного счета. Просто Джеймс хотел обсудить с Джонни кое-какие дела. После обеда в столовой мы оставили их, чтобы они могли поговорить за бокалом портвейна.

Я с облегчением вздохнула, когда мы с Меллиорой и миссис Феддер прошли в гостиную, и еще больше обрадовалась, когда пришло время провожать гостей.

День выдался утомительным. Сначала потрясение, связанное со счетами, потом пропажа Карлиона, а потом — этот скучный обед, который совершенно не вдохновил меня.

В спальне я решила обсудить с мужем вопрос о счетах. Мне показалось, что он выглядит уставшим, но это дело было слишком важным и не терпело отлагательств.

— Хаггети обеспокоил меня сегодня, Джонни, — начала я. — Дворецкий показал мне два запроса от поставщиков вина. Он говорит, что эти поставщики отказываются поставлять нам вина до тех пор, пока не будут оплачены счета.

Джонни пожал плечами.

— Это… унизительно, — добавила я.

Муж зевнул, притворяясь безразличным, хотя я подозревала, что он встревожен не меньше, чем я.

— Дорогая Керенза, люди моего круга не обязаны оплачивать счета, как только они поступают.

— Значит, такие люди, как ты, имеют привычку ждать, чтобы торговцы отказывались отпускать нам продукты?

— Ты преувеличиваешь.

— Так мне сказал дворецкий. Я не припомню, чтобы такое случалось, когда здесь был Джастин.

— Зато здесь случалось многое другое, чего нет сейчас. Например, жены не падают загадочным образом с лестницы и не разбиваются насмерть. — Он пытался сменить тему. Точно так же, как я, он пытался найти оправдание, когда чувствовал свою вину.

— Счета нужно оплатить, Джонни.

— Чем?

— Деньгами.

— Найди деньги, — сказал он, пожав плечами, — и я оплачу счета.

— Мы не сможем принимать гостей, если нам нечем будет их угостить.

— Хаггети должен найти кого-нибудь, кто будет нас снабжать.

— И появятся другие неоплаченные счета?

— У тебя плебейское мышление, Керенза.

— Я рада, ибо это значит, что я стараюсь оплачивать свои долги.

— О, не говори мне о деньгах.

— Джонни, скажи откровенно, у нас трудности? Финансовые проблемы?

— С деньгами всегда проблемы.

— Правда? А когда Джастин был здесь?

— Во времена Джастина все было организовано безупречно. Он ведь такой умный — во всех отношениях!.. Но, к сожалению, его ум сыграл с ним злую шутку.

— Джонни, я хочу знать все!

— «Все знать — значит все простить», — процитировал он с легкомысленным видом.

— У нас нет денег?

— Да, нет денег.

— И что ты намерен с этим делать?

— Молюсь и уповаю на чудо.

— Джонни, насколько все плохо?

— Не знаю. Но мы выпутаемся. Всегда выпутывались.

— Нам нужно во всем разобраться вместе… как можно скорее.

— Как можно скорее?

Мне в голову внезапно пришла одна мысль.

— Ты не просил денег у Джеймса Феддера?

Он рассмеялся.

— Все совсем наоборот, моя дорогая супруга. Феддеру нужен добрый друг, который придет ему на помощь. Но он обратился не по адресу.

— Он хотел, чтобы ты одолжил ему денег?

Джонни кивнул.

— А что ты сказал?

— О, я дал ему незаполненный чек и сказал, чтобы он сам вписал туда нужную сумму. У меня в банке столько денег, что недостачу в несколько тысяч я просто не замечу.

— Джонни, я серьезно!

— Серьезно, Керенза, я сказал ему, что сам в трудном положении. В любом случае шахта Феддеров скудеет. Нет смысла продолжать в ней работу.

— Шахта! — воскликнула я. — Ну конечно же, шахта!

Муж недоуменно посмотрел на меня.

— Я знаю, что это не доставит нам удовольствия, но если это — единственный способ… И если там, как говорят, есть олово…

Джонни сжал губы. Глаза его сверкнули.

— О чем ты говоришь?! — спросил он.

— Если это — единственный способ… — повторила я.

— Ты… — прервал меня Джонни, едва не задохнувшись. Он говорил так тихо, что я едва расслышала его. — Ты… предлагаешь такое?! О чем ты думаешь? — Он схватил меня за плечи и грубо встряхнул. — Да кто ты такая?! Ты что, думаешь, что можешь управлять всем Эббасом?

На мгновение в его глазах загорелась такая злоба, что я испугалась. Мне показалось, что он меня ненавидит.

— Открыть шахту, — продолжал он, — когда ты не хуже меня знаешь…

Он поднял руки. Джонни невероятно разозлился, и я подумала, что он собирается ударить меня. Потом он резко отвернулся. Муж лег с одного края кровати, я — с другого. Я знала, что он не спал до глубокой ночи.

Это был самый беспокойный день, и события этого дня никогда не уйдут из моей памяти. Я до сих пор иногда вижу миссис Ролт и миссис Солт, стоящих передо мной, Хаггети со счетами от виноторговцев, Карлиона, который едет с Джо и держит поводья лошади в своих трогательных пухлых пальчиках, и Джонни — с белым от злости лицом.

«Неудачный день», — подытожила я. Зашевелились семейные привидения, открылся шкаф, в котором хранился давно забытый скелет.

С тех пор все дни были беспокойными. Мое внимание сосредоточилось на Джонни, потому что я внезапно поняла: муж не в состоянии управлять поместьем, его неумелые действия могут повлиять на будущее Карлиона.

Я мало что понимала в бизнесе, но знала, как легко некомпетентные люди могут попасть в неприятности. Я пошла к бабушке, взяв с собой Карлиона. Сын был в восторге, когда узнал, куда мы направляемся. Я сама правила маленькой двуколкой, которую всегда брала, если ездила недалеко. Карлион стоял передо мной и держал поводья так же, как с Джо. Он все время болтал о своем дяде Джо. Дядя Джо сказал, что у лошадей такие же чувства, как у людей. Дядя Джо сказал, что животные понимают, о чем мы говорим, и надо быть очень внимательным, чтобы не обидеть их. Дядя Джо…

Наверное, следовало радоваться, что именно благодаря мне у сына есть такой горячо любимый дядя.

Эсси вышла нас встретить — как всегда, она очень смущалась в моем присутствии. Она привела нас в комнату бабушки. Бабушка лежала в кровати — сегодня ей немного нездоровилось. Ее черные волосы были заплетены в две косы. Она, как мне показалось, выглядела старше, чем обычно. В доме Поллентов она как будто чувствовала себя не в своей тарелке, хотя Эсси делала все возможное, чтобы старушке было у них хорошо. На окнах висели чистенькие занавески из канифаса, кровать была застелена стеганым покрывалом — но все это было не в бабушкином стиле. В ней чувствовалась какая-то покорность, смирение, словно она пришла в этот дом дожидаться смерти, подумала я в смятении.

Карлион вскарабкался на кровать и обнял старушку. Она несколько минут поговорила с ним. Мальчик вежливо отвечал на вопросы и сосредоточенно следил за ее губами, но я знала, что он страстно хочет увидеться со своим дядей Джо. Эсси уже сказала Джо, что мы приехали, и, когда он вошел, Карлион соскочил с кровати и кинулся к моему брату. Джо подхватил его на руки и поднял высоко над головой.

— Значит, ты приехал помочь мне, да?

— Да, дядя Джо. Я приехал помочь тебе.

— Ну, мне сегодня утром нужно поехать на ферму к Пенгастеру. Там заболела одна из лошадей. Я думаю, что все, что ей требуется, — это запаренные отруби. Как считаешь, партнер?

Карлион склонил голову набок.

— Да, я тоже думаю, что все, что ей нужно, — это запаренные отруби, партнер.

— Как насчет того, чтобы поехать со мной и взглянуть на нее? Я скажу тете Эсси, чтобы она завернула пирожков, если вдруг нам захочется перекусить.

Карлион сунул руки в карманы. Он стоял, опираясь всем весом на одну ногу, как Джо. Он сутулился — и я знала: он всегда так делает, когда радуется.

Джо смотрел на меня, и глаза его сияли от удовольствия. Что я могла сказать?

— Тогда тебе придется привезти его назад.

Джо кивнул.

— Думаю, я сегодня буду в ваших краях. Мне нужно заглянуть на конюшню в Эббасе.

Карлион внезапно рассмеялся.

— Нам лучше отправиться прямо сейчас, партнер, — сказал он. — Утро будет хлопотным.

Когда они ушли, Эсси отправилась вслед за ними, чтобы завернуть им пироги в дорогу.

— Хорошо, что они вместе, — сказала бабушка и рассмеялась. — Но ты так не думаешь, голубка моя. Теперь твои брат недостаточно хорош для тебя.

— Нет, бабушка, это неправда…

— Тебе не нравится, что мальчик играет в ветеринара, да? Но Джо так счастлив, когда видит мальчика, — да и Карлион счастлив быть с Джо! Надеюсь, когда-нибудь у Джо будет сын. Но до этого, голубушка, не жадничай, поделись своим ребенком. Вспомни, как ты раньше любила брата. Вспомни, как хотела, чтобы у него, как и у тебя, было все самое лучшее. Ты рождена для любви, Керенза, девочка моя, и ты любишь всем сердцем, всей душой. Это очень хорошо, когда ты делаешь что-то в полную силу, потому что только так можно сделать все как следует. Твой мальчик достоин такой привязанности, но не пытайся давить на него, девочка моя. Не делай этого!

— Я никогда не стану принуждать его.

Бабушка накрыла ладонью мою руку.

— Мы с тобой понимаем друг друга, внучка. Я знаю твои мысли, потому что ты думаешь так же, как и я. Тебе тревожно. Ты приехала поговорить об этом.

— Я пришла повидаться с тобой, бабушка. Тебе хорошо здесь?

— У меня старые кости. Они скрипят, голубка моя. Теперь я уже не собираю травы — суставы плохо гнутся. Я слишком старая, чтобы жить в одиночестве, — так они мне говорят. Жизнь моя заканчивается, и мне повезло, что у меня есть удобная кровать, где я могу погреть свои косточки.

— Не говори так, бабушка.

— Что толку закрывать глаза на правду? Скажи мне, что привело тебя ко мне? О чем ты хотела поговорить со своей бабушкой?

— О Джонни.

— А! — Воскликнула она и задумалась. Казалось, перед ней замелькали картины прошлого. Так часто бывало, когда я говорила о своем браке. Для нее это была больная тема. Бабушка была счастлива тем, что моя мечта осуществилась, что я стала хозяйкой Эббаса, но я чувствовала, что ей хотелось, чтобы это произошло по-другому.

— Боюсь, он тратит деньги… деньги, которые должны достаться Карлиону.

— А не слишком ли далеко вперед ты заглядываешь, голубушка? Там же есть еще один.

— Джастин? Он не представляет опасности… пока.

— Откуда тебе знать? Он может передумать и жениться.

— Если бы он думал о браке, то уже сказал бы об этом. Он редко пишет Меллиоре, но когда пишет, не упоминает о браке.

— Мне жаль дочку священника. Она была так добра к тебе.

Бабушка наблюдала за мной, но я не осмеливалась посмотреть ей в глаза. Я никогда не говорила ей о том, что сделала в тот день, когда нашла Джудит на лестнице.

— А ты с Джонни? — спросила бабушка. — Вы охладели друг к другу?

— Иногда мне кажется, что я ничего о нем не знаю.

— Мало кто из нас может заглянуть в душу другого человека, каким бы близким он ни был.

Я задумалась. Знает ли бабушка о моем секрете, смогла ли она, обладая особым даром, открыть эту тайну?

— Что мне делать, бабушка? — тряхнув головой, спросила я. — Я должна заставить его прекратить бросать деньги на ветер. Я должна сохранить наследство Карлиона.

— А ты можешь это сделать, Керенза?

— Не уверена.

— А! — Она глубоко вздохнула. — Я боюсь за тебя, Керенза. Иногда я просыпаюсь ночью, лежу, думаю, и мне все это кажется таким странным. Признаться, мне страшно за тебя. Я часто размышляю об этом твоем замужестве. Скажи-ка мне, Керенза, вот если бы ты могла все вернуть обратно… если бы ты снова стала незамужней девушкой и могла выбирать, каким был бы твой выбор? Осталась бы незамужней, свободной и пробивала бы себе дорогу в этом мире, став гувернанткой или компаньонкой, — ведь у тебя было для этого образование — или выбрала бы Эббас и необходимость выйти для этого замуж?

Я, потрясенная вопросом, недоуменно посмотрела на нее. Отказаться от Эббаса, от моего положения, моей гордости и достоинства… от моего сына? И это ради того, чтобы быть привилегированной прислугой в чьем-то доме? Тут и думать нечего! О таком браке, как мой, можно было только мечтать. Да, Джонни далеко не идеальный муж. Да, я не люблю его — и никогда не любила. Но мне ни на минуту не нужно задумываться, чтобы ответить на бабушкин вопрос.

— Я сделала правильный выбор, выйдя за Джонни, — сказала я, а потом добавила: — Для себя.

Бабушка задумчиво улыбнулась.

— Теперь я довольна, — сказала она. — Я больше не боюсь за тебя, дорогая. Почему я сомневалась? Ты с самого детства знала, чего хочешь. А эта новая проблема… Не бойся. Вот увидишь, все будет хорошо. Ты заставишь мистера Джонни Сент-Ларнстона плясать под твою дудку.

После разговора с бабушкой я почувствовал себя лучше. Возвращаясь в Эббас, я убеждала себя, что буду настаивать на том, чтобы Джонни делил со мной заботы о поместье. Я выясню, насколько велики наши долги. Ну а то, что меня раздражает интерес Карлиона к работе Джо… У всех детей бывают такие порывы. Мальчик перерастет, когда поедет в школу, а потом — в университет.

Справиться с Джонни было нелегко. Стоило заговорить с ним о деньгах, он становился резок, грубил мне, и все же я чувствовала, что за его показной беспечностью скрывается настоящая тревога.

— Ну хорошо, — как-то согласился он со мной, — я тебе все расскажу. И что ты сделаешь? Поправишь дела одним взмахом волшебной палочки?

Я возразила, что мне просто необходимо быть в курсе, тогда я могла бы с кем-нибудь посоветоваться.

— Нам, милая женушка, нам не советы нужны, а деньги. — Тогда давай сократим расходы.

— Блестящая идея! Вот ты и начинай.

— Мы оба начнем. Давай подумаем, где мы можем сэкономить.

Он положил руки мне на плечи и воскликнул:

— Умница ты моя! — Потом, нахмурившись, добавил: — Но будь еще мудрее, любовь моя, и не суй свой нос в мои дела.

— Но, Джонни… Я твоя жена!

— Ты добилась этого положения шантажом и подкупом.

— Что?!

Он громко рассмеялся.

— Ты забавляешь меня, Керенза. Никогда не встречал человека, который бы так успешно играл свою роль. Какая чопорная леди! Даже у моей матери не было такого апломба знатной дамы. Мне кажется, что тебе следует жить при дворе. Мы здесь, в Сент-Ларнстоне, для тебя слишком примитивны.

— Мы можем поговорить серьезно?

— Я и говорю серьезно. Не лезь в мои дела!

— Джонни, если существует выход, я найду его. Нам нужно думать о будущем Карлиона!

Он встряхнул меня.

— Керенза, я тебя предупреждаю! Мне не нужны твои советы. Мне не нужна твоя помощь.

— Но это касается нас обоих!

Он оттолкнул меня и пошел прочь.

У меня появилось неприятное чувство: его явно беспокоит не только отсутствие денег, но и что-то другое. Однако Джонни не признается, в чем причина его волнений. Иногда у меня создавалось впечатление, что он меня ненавидит. Тем не менее я была полна решимости все выяснить.

Бывали дни, когда Джонни уезжал в Плимут и не возвращался до позднего вечера. Другая женщина? У меня вдруг появилось подозрение, что именно она разоряет его. Мне не было дела до себя самой, но я беспокоилась о Карлионе.

Джонни был беспечным, неаккуратным человеком. Порой он забывал запереть свой стол. Что касается меня, то для сына я готова была подслушивать, рыться в чужих бумагах, воровать. Итак, заглянув в письменный стол Джонни, я узнала все, что хотела узнать.

Мой муж играл в карты. Этим объяснялись и его частые поездки в Плимут, и большая часть его долгов. Этому надо положить конец, решила я.

Я ужасно разозлилась на Джонни. Едва он вернулся, я набросилась на него и сразу выложила, что мне все известно. На что, интересно, он рассчитывает? Выиграть состояние? По его лицу я поняла, что попала в точку.

Он снова накричал на меня и выбежал из комнаты.

Мы с Меллиорой обедали вдвоем. Она всегда чувствовала мое настроение и, конечно, догадывалась, что моя озабоченность связана с поместьем.

— Все пошло кувырком с тех пор, как… — начала подруга.

Я не ответила. Меня всегда раздражало, когда она ссылалась на Джастина.

Меллиора замолчала и опустила глаза. Я знала: подруга думает о том, что все могло быть по-другому. Видела ли она себя, как я видела ее — сидящей за этим же столом рядом с улыбающимся, счастливым Джастином, который доволен своим браком? Думала ли она о сыне — будущем сэре Джастине, который мог бы в это время спать в детской?

Я разозлилась на нее.

— Последнее время дела в Эббасе идут не очень хорошо.

Она играла ножом и вилкой.

— Керенза, скоро здесь, в округе, многие обеднеют.

— Ты имеешь в виду, когда закроется шахта Феддера?

Меллиора подняла на меня полные грусти глаза и кивнула.

— Это случится очень скоро, — сказала она. — А потом…

— Похоже, мы все переживаем нелегкие времена, — не смогла удержаться я. Мне хотелось знать, что у нее на уме, поэтому я продолжила: — Меллиора, ты в последнее время ничего не слышала о Джастине?

— Уже месяца два, как я ничего не получала, — ответила она. Ее голос звучал довольно ровно. — Тон его писем заметно изменился.

— Изменился? — переспросила я, не зная, почувствовала ли она страх в моем голосе.

— Мне кажется, Джастин стал более… спокойным. Смирившимся…

— У него… кто-то появился?

— Нет. Просто он обрел… душевный покой.

— Если бы Джастин действительно любил, — сказала я резко, — он бы тебя никогда не оставил, Меллиора.

Она неотрывно смотрела на меня.

— Существует разная любовь, Керенза. Возможно, тебе трудно это понять.

Я испытывала презрение к ним обоим — к Меллиоре и Джастину. Не было нужды порицать их. Они просто не способны на глубокую, страстную любовь. Любовь в их понимании должна быть приличной и пристойной. Это не любовь. И мне незачем изводиться муками совести за то, что я сделала. В конце концов, если бы они на самом деле любили друг друга, то не расстались бы ни при каких обстоятельствах. Единственная, настоящая, любовь — та, ради которой люди готовы пожертвовать всеми земными благами.

Вдруг до нас донесся какой-то непривычный шум — топот ног, чьи-то громкие голоса.

— Что происходит? — спросила я, и мы обе притихли, прислушиваясь к приближающимся голосам.

Раздался громкий трезвон колокольчика, потом — тишина и шаги Хаггети. И вновь шум шагов. В столовую вошел дворецкий. Я подняла голову и взглянула на него.

— Да, Хаггети?

Он откашлялся.

— Там целая делегация, мадам. Они хотят видеть мистера Сент-Ларнстона.

— Вы сказали им, что его нет дома?

— Да, мадам, но не думаю, что они мне поверили.

— Что за делегация?

— Это люди с шахты Феддера, мадам. Думаю, среди них Сол Канди.

— И они пришли сюда? — уточнила я. — Но зачем?

Похоже, Хаггети был в замешательстве.

— Мадам, я говорил им…

Я знала, зачем пришли эти люди. Они намерены обследовать шахту Сент-Ларнстона и посмотреть, есть ли там олово. Если шахта может обеспечить их работой, то им нужно получить эту работу. А почему нет? Это стало бы решением проблем. Шахта уже спасала Эббас. Может, попробовать еще раз?

— Я встречусь с этими людьми, — произнесла я. — Проведите их в библиотеку.

Хаггети явно колебался. Я холодно посмотрела на него, и он, выйдя из столовой, отправился выполнять мое приказание.

Я приняла прибывших шахтеров в библиотеке. Сол казался огромным и мощным. Настоящий лидер, подумала я, и снова удивилась, что он нашел в Хетти Пенгастер. Сол был главным среди этих людей, поэтому я обратилась к нему:

— Вы пришли поговорить с моим мужем, но его нет дома. Он обсуждает со мной свои дела, поэтому, если вы потрудитесь сказать мне, зачем пришли, я смогу передать ему ваши слова.

В этот момент я заметила скептические взгляды некоторых из членов делегации. Наверное, они не верили, что Джонни нет дома, а может, не хотели разговаривать с женщиной.

Сол и я присматривались друг к другу. Думаю, он вспомнил, что я — внучка бабушки Би, и потому решил поговорить со мной.

— Мадам, — начал он, — нам доподлинно известно, что шахта Феддера закрывается. Многим из нас придется туго. Мы думаем, что в Сент-Ларнстоне есть олово, и хотим это выяснить. В том случае, если наше предположение подтвердится, мы хотели бы получить работу.

— Это кажется вполне справедливым, — согласилась я и, заметив облегчение на лицах переговорщиков, продолжила: — Как только муж вернется, я сообщу ему о вашем визите. Он обязательно рассмотрит этот вопрос.

— Мадам, это дело нельзя откладывать в долгий ящик. Наверняка все в деревне успокоятся, если мы начнем готовиться к спуску.

— А почему вы так уверены, что в Сент-Ларнстоне есть олово?

— Ну, еще наши деды рассказывали нашим отцам, а отцы — нам, что шахту закрыли совершенно внезапно, по одной лишь прихоти, если хотите знать. Конечно, это закончилось неприятностями. Однако сейчас наступают тяжелые времена, и господа должны забыть о своих прихотях.

В его словах звучала угроза. И хотя я не люблю угроз, мне была понятна справедливость их рассуждений.

— Не беспокойтесь, я передам мужу, что вы приходили, — заверила я их.

— И передайте, что мы еще придем.

Я кивнула, и они чинно удалились. Я вернулась к Меллиоре. Она была очень бледной.

— Керенза, — сказала подруга, не скрывая своего восхищения, — есть ли что-нибудь, чего ты не смогла бы сделать?

Я ответила, что не вижу ничего особенного в том, что я сделала, и подумала: «Вот и решение моих проблем! Шахта будет снова работать. И Эббас будет спасен для сэра Карлиона».

Джонни вернулся поздно ночью. Я не спала. Еще до того как начался наш разговор, я увидела в его глазах отчаяние и поняла, что он в очередной раз проигрался. «Тем лучше, — подумала я. — Теперь он вряд ли будет противиться тому, чтобы Сол со своими людьми обследовал шахту и выяснил, стоит ли начинать там работы». Я села на кровати и, как только Джонни вошел в спальню, воскликнула:

— Джонни, к нам приходила целая делегация!

— Что?

— Сол Канди и несколько шахтеров приходили сегодня днем. Они хотят, чтобы ты открыл шахту Сент-Ларнстона.

Он сел на кровать и молча посмотрел на меня.

— Я знаю, что тебе это не нравится, — продолжила я, — но ведь это выход для нас. То, что когда-то сработало, может сработать снова.

— Ты что, с ума сошла?! — вскинулся Джонни. Он неуверенно встал, подошел к окну и, отдернув штору, уставился в темноту.

— Ты пил, — упрекнула я мужа. — О, Джонни, неужели ты не понимаешь, что в этой ситуации нужно хоть что-нибудь делать! Люди собираются открыть шахту, нравится тебе это или нет!

— Если они вступят на мою землю, я их всех отдам под суд за нарушение границ чужих владений.

— Послушай, Джонни. Необходимо что-то предпринять. Когда шахта Феддера закроется, наступят тяжелые времена. Неужели ты позволишь, чтобы наша шахта простаивала, когда она может обеспечить людей работой…

Когда он повернулся, я увидела, что у него дрожат губы. Я не представляла, что он в таком плохом состоянии.

— Ты прекрасно знаешь, что в шахту лезть нельзя.

— Я знаю только, что нам следует действовать, а не сидеть сложа руки, Джонни.

— Что?

— Мы должны показать людям, что готовы открыть шахту. Что они подумают, если мы откажемся?

Он смотрел на меня так, словно собирался убить.

— К этой шахте никто не приблизится, — процедил он сквозь зубы.

— Джонни!

Он вышел из комнаты. И больше не вернулся, ибо провел ночь в гардеробной.

Джонни был непреклонен. Он заявил, что не намерен открывать шахту. Я никогда не замечала в нем такого упрямства. Он сильно изменился. Раньше он всегда был легкомысленным и беспечным, и я не понимала этой перемены в его характере. Почему он так суров в этом вопросе? Он никогда не заботился о гордости семьи, как это делал Джастин.

Джастин! У меня появилась идея написать ему. В конце концов, Джастин все еще был главой дома. Если он даст свое разрешение начать разведку в шахте, этого будет достаточно.

Однако я колебалась. Я представила, как Джастин получит письмо и решит, что это довольно серьезный повод для того, чтобы вернуться. Потом представила, как он заслужит одобрение жителей деревни. Возможно, они даже будут готовы забыть обстоятельства его отъезда, если он вернется и откроет шахту.

Нет, я не могу писать Джастину.

Жизнь в деревне постепенно менялась. Всем угрожала катастрофа. Теперь деревенские жители неохотно снимали картузы при встрече. Мы, семья Сент-Ларнстонов, могли бы обеспечить их работой, но отказываемся сделать это.

Однажды, когда Джонни проезжал по деревне, кто-то запустил в него камнем. К счастью, камень не попал в цель, но это был нехороший знак. Мне никогда не было так неуютно в собственном доме, как в эти дни. Я не пыталась уговаривать и увещевать мужа, который, как мне казалось, от этого только еще отчаяннее упрямился. Джонни почти перестал бывать дома — он тихо возвращался за полночь и крадучись проходил в гардеробную. Он явно избегал меня.

В этот день я рано легла спать. Так не может продолжаться долго, убеждала я себя. Что-то случится, что-то произойдет. Джонни уступит. Лежа без сна, я размышляла, что Джонни вернется не раньше полуночи, — а может, и позже. Но я должна еще раз поговорить с ним, как бы это его ни злило. Я должна напомнить мужу о том, что у него есть обязательства перед собственным сыном. Какая глупость — эта их семейная гордость, если она заставляет его противиться неизбежному!

Я мысленно прокручивала наш разговор, как вдруг, не отдавая себе отчета, встала с кровати и подошла к окну. У меня была привычка стоять у окна и смотреть на выстроившиеся в круг каменные фигуры на лугу. И сейчас их вид привел меня в восторг, пожалуй, даже больший, чем обычно. Ни одна из моих проблем, повторяла я себе, не может сравниться с их проблемами. Вероятно, именно поэтому их вид всегда действовал на меня успокаивающе.

Я замерла. Один из камней пошевелился. Одна из дев ожила! Нет. Там кто-то есть… Какой-то человек с фонарем! И там не один, а несколько фонарей… Огни двигались возле каменных фигур, наводя на меня ужас. В какое-то мгновение я сумела разглядеть фигуру человека; на нем был какой-то шлем. Я внимательно следила за ним. Потом увидела другие фигуры, тоже в шлемах. Они стояли в кругу камней…

Я должна была узнать, кто это и что они там делают. Поэтому я быстро надела какую-то одежду, вышла из дома и направилась через лужайку к лугу, но там уже никого не было. Я увидела камни, которые походили на танцующих женщин, внезапно застывших на месте, и высившуюся неподалеку старую шахту, которая стала причиной столь серьезных разногласий.

Мне на ум пришла неожиданная мысль: может, это был Сол с товарищами? Они встретились тут, чтобы обсудить дальнейшие действия. Очень подходящее место для сбора! Но они уже ушли. Я стала в кругу камней, размышляя о том, что будут делать дальше Сол и его товарищи. Внезапно я подумала о шести девах, а точнее, о седьмой, которая не танцевала с ними в ту роковую ночь. Запертая, замурованная, обреченная на смерть!

Глупые, странные мысли. Но чего еще можно ожидать, когда стоишь в центре каменного кольца, освещенного сиянием звезд?

В ту ночь я не слышала, как пришел Джонни, — вероятно, уснула, поэтому у меня не было возможности поговорить с ним. Утром он встал поздно и уехал. Он поехал в Плимут и, скорее всего, пошел в свой клуб, где и провел весь день.

Позже мы выяснили, что он уехал из клуба около полуночи. Но домой он не явился. Утром я увидела, что его кровать в гардеробной осталась нетронутой. Весь день я ждала возвращения мужа, решив, что откладывать разговор больше нельзя.

На следующий вечер Джонни снова не приехал. И когда после его исчезновения прошли еще сутки, мы заподозрили, что с ним что-то случилось.

После расспросов выяснилось, что он уехал из клуба два дня назад. Сначала мы подумали, что кто-то, зная о крупном выигрыше Джонни, проследил за ним и ограбил. Но оказалось, что Джонни, наоборот, сильно проигрался и, когда уезжал, не имел при себе никаких денег.

Тогда были организованы поиски и начато следствие.

А когда прошла неделя и никаких следов Джонни так и не нашли, я осознала, что он действительно исчез.