Глава, в которой мы узнаем, в чем разница между Моррисоном и японский армией, которую он поддерживает, и наш герой следует в кильватере морского капитана

Цеппелин! Иган! Мучаясь бессонницей после откровений Мэй, Моррисон таращился в потолок и все пытался утешить себя тем, что, возможно, она попросту провоцировала его. Прелюбодействовать с голландским консулом на столе в Гордон-Холле — это было равносильно поискам мужа-китайца в целях углубления культурных знаний о стране или сексуальной связи с Джеймсоном. Страсть, которую они с Мэй испытывали друг к другу, была осязаемой, острой, всепоглощающей. Она видела, как быстро он вспыхивает от ее провокаций, и она провоцировала. Иган. Подумать только! Он рассмеялся вслух, перевернулся на бок и заскрежетал зубами, зная, что обманывает самого себя, и то неумело.

Ранним утром Моррисон вышел из отеля и быстрым шагом направился в Старый город. Там ему на глаза попался китайский полицейский, который тащил за косы трех злодеев. Троица неудачников являла собой комичное зрелище — спотыкаясь друг о друга, они смешно кричали и бранились. Моррисон вдруг представил на их месте себя, Цеппелина и Игана, которых ведет под уздцы такая же самодовольная, как страж порядка, Мэйзи. Словно сгорбившись под тяжестью этих мыслей, он вернулся в квартал концессий, где его ждали за ланчем Мензис и Тцай Иенкан, переводчик наместника Юаня.

Тцай был ветераном китайско-японской войны 1894–1895 годов. Та война тоже вспыхнула из-за конфликта вокруг Кореи, в то время находившейся под сюзеренитетом Китая, и японских притязаний на Маньчжурию. Закончилась она поражением Китая. Симоносекский договор предоставил Корее формальную независимость, однако остров Формоза и весь Ляодунский полуостров, включая Порт-Артур, были отданы Японии в бессрочное владение. Это привело к тому, что Германия, Франция, Британия и Россия потребовали для себя новых «сфер влияния»: портов, рудников и железнодорожных путей для подъездов к ним. Семена нынешнего конфликта были посеяны, когда русские предложить выплатить китайские долги Японии в обмен на доступ к Порт-Артуру. Моррисону не терпелось выслушать мнение Тцая о сложившейся ситуации, поскольку был уверен в том, что оно отражает позицию самого Юаня.

Начало ланча было многообещающим. Тцай сообщил Моррисону, что еще задолго до начала русско-японской войны он перевел для Юань Шикая все, что писал Моррисон о неизбежности этого конфликта.

— Вы оказались дальновидным, — сказал он. — Наместник считает вас настоящим пророком.

— Я польщен, — ответил Моррисон, усмехнувшись про себя. Никто и никогда не называл Цеппелина и Игана пророками!

— Вы также были правы в своих оценках мощи японской армии. До нас дошли сведения, что передовые отряды уже переправились через реку Ялу.

— Да, — подтвердил Моррисон, надеясь на то, что хотя бы раз в жизни Грейнджер окажется прав. — Наш корреспондент передает, что японцы находятся в семидесяти милях от Ньючанга.

— Говорят, — с энтузиазмом добавил Мензис, — что японская армия настроена воевать без белых флагов.

Тцай посоветовал Мензису и Моррисону налегать на угощение. Пробовали они уже «Четыре сокровища»? Это фирменное блюдо Тяньцзиня.

Моррисон понимал, что новости об успехах японцев не слишком-то радуют Тцая.

— Я писал, что китайцы сохранят нейтралитет в этом конфликте. Прав ли я, рассчитывая на то, что это твердая позиция китайского правительства?

Тцай кивнул:

— Мы не будем предпринимать поспешных действий. Но, как я полагаю, вам известно, что принц Кунг хотел бы выступить посредником между враждующими сторонами. Возможно, мы могли бы поспособствовать примирению противников.

— От этого выиграют только русские!

Моррисон лишь вступил в спор, как Тцай задрал рукав своего платья, перевернул палочки и, тупыми концами подхватив кусочек тушеной рыбы, положил его на рис в тарелке Моррисона.

— Прошу вас, доктор Моррисон. Вы должны не только говорить, но и есть, — настоятельно порекомендовал он. — И рыба здесь отменная.

Понимая, что вопрос на какое-то время закрыт, Моррисон поднял тему Русско-Китайского банка.

— Это живое сердце русской администрации в Маньчжурии, — подчеркнул он. — Закройте банк — и вы перекроете им денежные потоки. Если вы убедите основных инвесторов отозвать свои капиталы, банк рухнет как карточный домик. Это, кстати, и в интересах Китая — разумеется, если наместник согласится впредь не иметь дел с этим финансовым институтом.

Последовало недолгое молчание, нарушенное лишь однажды шлепком выскользнувшего из палочек Мензиса арахиса.

Когда Тцай заговорил, его тон был сдержанным, но не менее убедительным, чем у Моррисона.

— Я всерьез опасаюсь, что нейтралитет, к которому вы так настойчиво призываете мою страну, скорее ограничивает наши действия в поддержку японской стороны. Естественно, включая и любые шаги, предпринимаемые против Русско-Китайского банка. Пожалуйста, попробуйте утку.

Когда ланч был окончен и они распрощались с Тцаем, Моррисон взглянул на часы. Половина второго.

— Что ж, я надеялся на более впечатляющий результат, — признался он Мензису. — Тцай иногда бывает чертовски тупым.

— Он обязательно доложит наместнику все, что ты сказал.

Мензис тут же назвал имя британского инвестора для рудников и железных дорог, которого можно было бы убедить вывести свой капитал из Русско-Китайского банка, если только Моррисон поговорит с ним об этом лично.

До назначенной встречи с Мэй оставалось полтора часа.

— Тогда пошли, — сказал Моррисон, ускорив шаг и с удовлетворением отметив, что Мензис с трудом поспевает за ним.

В три часа пополудни Моррисон уже расхаживал взад-вперед перед оркестровой эстрадой в парке Виктория, пытаясь упорядочить свои мысли и усмирить эмоции. Он был решительным. Сильным. И собирался дать понять этой молодой леди, что он не из тех, кто готов играть вторую и третью скрипку, и уж, конечно, не после этого чертова консула или младшего репортера. Да, она могла иметь их, а они ее, и он пожелает всем троим наивысшего счастья и блаженства, но сам не станет участвовать в этом гареме и соревноваться за ее внимание. Он — Джордж Эрнест Моррисон, старшина журналистского корпуса в Китае, герой Пекинской осады, «истинный пророк» для наместника Юаня, путешественник, писатель. Первый и лучший в своем деле. И уж точно не какой-нибудь юнец, с которым можно позабавиться и не более того. Сейчас, когда идет война и на нем лежит ответственность за проект банкротства Русско-Китайского банка, не говоря уже о каждодневных обязанностях корреспондента газеты, ему есть чем заполнить свои дни и без ее помощи.

— Здравствуй, милый. Извини, я опоздала.

Он обернулся. Его намерения оставались в силе. Но стоило ей устремить на него томный взгляд из-под тяжелых век и взять под руку, как внутри у него все сжалось, и ярость растаяла. Он был захваченной территорией. Все, что он планировал сказать, теперь казалось мелким и бессмысленным. Перед мисс Мэй Рут Перкинс Моррисон капитулировал без боя.

Когда они оказались в постели, Моррисон превзошел самого себя, словно отстаивая свое превосходство над Цеппелином. И был вознагражден сладостными стонами и соблазнительными телодвижениями.

После изнурительного секс-марафона он поднял голову и вытер подбородок тыльной стороной ладони. Она лежала распластанная, с закрытыми глазами. Розоватые соски были напряжены. Его вдруг смутило то, что ее груди смотрят на него, а не наоборот. Он плавно передвинулся наверх и оказался с ней лицом к лицу. Ее глаза тотчас распахнулись.

— Австралиец против голландца. Ну и кто из них супермен? — потребовал он ответа.

Она облизнула губы и на мгновение задумалась.

— Ты имеешь в виду технику или выносливость? — последовал вопрос.

— Наверное, и то, и другое.

— Ммм… победа принадлежит Австралии. Естественно, — произнесла она, медленно растягивая слова, и заерзала под ним. — Но в выносливости нет равных капитану Тремейну Смиту, который целовал меня на «Сибири» от самого Гонолулу.

Моррисон, который уже собирался воспользоваться своим правом победителя и получить трофей в виде новых удовольствий, оцепенел. Картина, представшая его мысленному взору, была слишком живой и яркой, чтобы вселять покой. Он вспомнил, что она и прежде упоминала Смита — в тот первый вечер, когда они пили кофе после ужина в отеле Шаньхайгуаня. И надо же, он ведь ничего не заподозрил. Но разве мог он предположить, что любое мужское имя, пусть и невзначай оброненное, влечет за собой историю ее прелюбодеяний?

— Я надеюсь, — прорычал Моррисон, — он хотя бы изредка поднимался на капитанский мостик?

— Он сделал так, что корабль шел по волнам. Мы еще смеялись над его подтасовкой. Но ты не останавливайся, милый.

Решительно настроенный вытеснить врагов с завоеванной территории, Моррисон снова спустился к ее лону, где провел безупречный маневр. Мэй эффектно исполнила оргазм. Ее лицо покрылось капельками пота. Сладкая, сладкая победа.

— Правильно ли я понял, — произнес он, прежде чем до него дошло, что на самом деле он открывает ящик Пандоры, — что до меня у тебя были один или пара любовников? Нет, даже трое. Во всяком случае, те, которые мне известны. Цеппелин, Иган и Смит.

— Это верно. До тебя у меня были любовники. И до них тоже были.

Рано или поздно наступает такой момент, когда желание узнать все о своем любимом разбивается о жестокую правду. У Моррисона был выбор: отступить и занять оборону или перейти в наступление; пребывать в относительном комфорте или броситься в омут неизвестности. Но, будучи от природы упрямым, Моррисон мог решиться только на одно: наступать.

— Кто же, осмелюсь спросить, был первым?

Загрузка...