Лицо света, лицо тьмы (СИ)

11

Минут через десять раздался стук в дверь. Я все еще никого не хотела видеть, хоть и перестала плакать, поэтому молчала в ответ. Стук повторился — уже настойчивее.

— Уходите, — пропищала я в подушку, совершенно не заботясь о том, чтобы меня услышали по ту сторону.

Дверь, однако, приотворилась — всего лишь щелочка, через которую невозможно было определить, кто пришел. Я оторвала голову от подушки и с любопытством уставилась на узкую полоску коридора. Что это за выкрутасы? Если ты такой невоспитанный и хочешь войти без разрешения, ну и входи уже! Зачем приоткрывать дверь? Почему-то от этого мне стало как-то не по себе. Может, дверь открылась от сквозняка? Или от стука? А сам стучавший уже и ушел себе, отчаявшись дождаться от меня ответа. Однако что-то глубоко внутри подсказывало, что человек никуда и не ушел, а стоит, затаившись.

Я резко села.

— Кто там? — спросила громко.

Тишина.

Ну нет, меня так просто не испугать! Я решительно поднялась и отправилась к двери. Одним движением распахнула ее. Никого! Что за дурацкие шуточки?..

Я вышла в коридор, прошлась по нему туда-сюда, прислушиваясь. За каждой дверью стояла тишина, даже за Иркиной. Тогда я спустилась вниз, миновала библиотеку, за которой все еще шла репетиция, судя по звукам, и оказалась на кухне. Там была только Таисия Арсеньевна, ставившая чайник на плиту.

— Чаек будешь, Эллочка?

— Нет, спасибо, — в растерянности ответила я и вернулась на второй этаж. Открыв дверь в свою спальню, я даже не сразу поняла, что тут кто-то есть…

Он стоял возле окна, окидывая взглядом окрестности.

— Саша? — удивилась я, обращаясь к его спине.

— Да, — обернулся этот пижон. — Прости, я стучал, никто не ответил, а дверь была приоткрыта… В общем, я решил дожидаться тебя здесь.

— Я вообще-то отвечала, — с недовольством сообщила ему я, садясь на кровать. — Это ты молчал. А потом и вовсе куда-то ушел. И я так и не поняла, кто стучался, весь дом обошла.

— Что? — удивился он. — Нет, ты не поняла, я только сейчас пришел. До этого, значит, был кто-то еще.

— Понятно. — Я заметила оставленный Иркой йогурт на тумбочке, который, по всей видимости, предназначался мне, и стала отвинчивать крышку. — Какая я сегодня популярная. Народ идет косяком.

— Ты плакала, что ли? — вдруг спросил он, изучив мое лицо. Если это видно даже с расстояния, ведь Бельский стоял у дальнего от кровати окна, то выгляжу я совсем хреново. Ну и бог с ним. Его Алена, поди, не знает, что такое плакать. Ей жалко дорогую тушь и мальдивский загар. Она, наверно, даже не умывается, чтобы «кожа не старела». Вот и пялься на нее тогда!

— Да, — просто ответила я. А зачем врать? Кто он мне, чтобы я шла на этот грех?

Он кивнул, сложив руки на груди, мол, я так и понял, вопрос был, скорее, риторическим.

— А почему?

Я вздохнула. Ну что он ко мне пристал?

— Алена уже закончила выступление или ты ее там бросил, чтобы доставать меня?

— Понятия не имею, выступала она или нет. Мне по фигу. Зачем ты меняешь тему? — Он сделал шаг вперед и вот тут заметил на кровати открытку и обрезанную фотографию. Черт, совсем забыла убрать… — Что это? — совсем как Ирина недавно, спросил он, только понял гораздо быстрее, увидев свое лицо на снимке. — Где ты это откопала? И зачем?

— Я нашла это за шкафом, а что за «зачем», я не поняла. Конкретизируй вопрос, если хочешь получить более вменяемый ответ.

Он обернулся на шкаф.

— Понял. Второй вопрос снимается. Ты случайно нашла. Ты что, из-за этого?..

Вопросительная интонация подсказала, что это очередной странный вопрос. Впрочем, я быстро поняла, о чем он.

— Да, — не стала я скрывать и опустила голову: не хотелось на него смотреть.

— Хм… — протянул он непонимающе.

Ну да, он ведь думал, что я — Элла. А Элла не стала бы плакать, вспоминая о собственных проделках. Она бы, наверно, гордилась собой! Впервые мне в голову пришла мысль, что искать сестру — не лучшая затея. В процессе своего расследования я и так уже узнала то, что знать категорически не хотелось, и есть подозрение, что это только вершина айсберга.

«Как мы можем быть близнецами?! Мы настолько разные!» — в очередной раз ломала я голову, пока Саша медленно подходил к кровати и усаживался возле меня.

— Слушай… Не знаю, что с тобой случилось, но вижу, что ты искренне сожалеешь… Лучше поздно, чем никогда, так ведь?

Я молчала, потому что фразу не могла применить к себе. Я ведь только что узнала. Он мое молчание растолковал по-своему и положил мне руку на плечо, легонечко сжав.

— Ничего не поделаешь, — тихо сказал. — Я долго мучился чувством вины, ведь… Ну, в общем, понятно. Но я наконец понял, что у каждого человека своя судьба, свой путь. Я знаю, что ты ни во что такое не веришь, но я начал верить. Может, потому что так легче, — грустно усмехнулся он. — Так что постарайся об этом не думать. Просто прими как урок и живи дальше. И старайся больше никого не обижать.

Я только рот открыла, чтобы что-то ответить (уже не помню что), как он внезапно положил мне руку на голову и провел по волосам. Какой-то странный ток прошел по всему моему телу, выветривая из сознания все лишние мысли.

— А это я заберу, чтобы они тебя больше не триггерили.

Он взял открытку с фотографией и вышел.

Смутные эмоции, похожие одновременно на грусть и зависть, посетили меня. Надо же, Бельский, похоже, влюблен в Эллу. Во всяком случае, заботится о ней, хоть и злится. «Во что ты опять влезла?» — вспомнилось мне. Он имел в виду жестокие розыгрыши над девушками или что-то еще? Интересно, что она сделала с Милой? Хотя нет, лучше не знать… Главное, что хотя бы в этом случае все остались живы.

Ладно, пока меня временно оставили в покое, надо заняться делом.

— Соберись, тряпка! — приказала я себе и взялась за телефон.

Сперва сообщила маме, что все хорошо, я у тети, Эллы тут, к сожалению, нет. Мама с сестрой не разговаривала, как я уже упоминала, поэтому я не боялась, что она попросит дать ей трубку. По-быстрому закруглившись, я позвонила дяде Мише и спросила, сможет ли он провести для меня анализ какого-то то ли БАДа, то ли чая. Михаил Леонтьевич был строгим человеком, и отделаться простой просьбой без объяснений я таким образом не могла. Пришлось все ему рассказать.

— Только родителям моим не говорите, пожалуйста! — Да, мы с мамой обращались к нему на «вы». Это вы просто его не видели. Когда дядя Миша заходит в комнату, люди редко могут справиться с безотчетным желанием встать и приложить ладонь к несуществующему козырьку. Если бы я могла обратиться к кому-то другому с этой просьбой, я бы это сделала, вне всяких сомнений. Но у меня не было других таких же серьезных знакомых, тем более родственников, которые были бы сами заинтересованы в результате, потому что тоже переживают.

— Сколько ты еще там пробудешь?

— В понедельник утром уезжаю, автобус самый ранний в семь, а другой уже в час.

— Вот что. Пошлю за тобой машину. В восемь она будет на въезде в деревню, чтобы не светиться. Сядешь в нее, тебя отвезут прямо ко мне. Улики возьмешь с собой. За час я тебе пришлю номер машины.

Это говорилось приказным тоном, поэтому отказаться или спорить — себе дороже. Да и мне приятнее ехать в город на машине, а не в переполненном «пазике».

— Тут вот что еще… — замялась я.

— Ну! Говори!

Раз уж он все равно знает, что я тут веду расследование, смысла юлить уже нет, зато можно получить несомненную помощь. Короче, я рискнула:

— Мне нужен список молодых девушек, скончавшихся в деревне за последние пару-тройку лет либо от несчастного случая, либо от суицида. Это можно сделать?

Он молчал, но я слышала движение карандаша по листу бумаги. Дядя Миша, как и все люди старой закалки, не особо любил современные технологии, тем более что я звонила ему на мобильный, и девайс был все равно занят, а вот бумажки-ручки-карандаши у него всегда под рукой. Наконец он закончил писать.

— Я дам задание, тебе перешлют на твой номер. — И он отключился — так быстро, что я даже уточняющие вопросы не успела задать. Но так даже лучше.

Что ж, с расследованием на сегодня, думаю, покончено. Следует теперь заняться официальной частью, то есть игрой «своя-в-доску», дабы меня не рассекретили раньше времени.

Итак, сегодня планируется какая-то пьеса, правильно? Я сверилась с расписанием мероприятий, указанным в приглашении. Ну да, репетиция спектакля в час дня, сразу перед обедом. И у нас с Ирой какая-то совместная сцена? Но где найти текст? Я влезла на сайт Павлецкого, но там ничего не было. А телефон сестры, в котором пьеса могла храниться, пропал вместе с ней. Что же делать? Возможно, распечатанный вариант хранится в библиотеке? Или попросить у Иры? Она и так уже подозревает у меня амнезию; сказать теперь, что я забыла текст пьесы, который, по всей видимости, обязана знать наизусть, — ничего не изменит.

Я вышла в коридор, постучала в ее дверь, в ответ — тишина.

— Она на улице, — сказали мне в спину, я вздрогнула и обернулась. Тимур.

— Господи-боже, напугал…

— Какая ты пугливая стала! — заржал парень, сбегая вниз по лестнице.

Ладно, до репетиции целых полчаса. Думаю, успею и Иру найти, и текст выучить. Возможно, у нас всего одна небольшая сцена — и все. Зная, что Элла считала себя бесталанной, она наверняка выбрала самую маленькую роль, просто чтобы поучаствовать, поддержать, так сказать, коллектив.

Сегодня было тепло, и я вышла, в чем была, только обулась. Йогурт так и был у меня в руке, и, обходя дом, я снова открутила крышечку, и уже поднесла бутыль к губам, как нарвалась на Алену.

— Ты! — вдруг рыкнула она на меня и, очевидно в качестве первого удара в каком-то странном бабском поединке, хлопнула по моей руке, в результате чего йогурт упал на землю.

— Ты больная, что ли?!

— Ты! — повторила она, на сей раз ткнув в меня указательным пальцем, будто я была настолько тупая, что без ее жеста не могла применить местоимение «ты» к себе. — Не лезь к моему парню! Поняла?!

— Хм… А кто твой парень?

— Ты дуру не строй из себя! Не лезь к Саше!

— Ах, Саша, — покивала я. — Вот ты о ком. А он мне сказал, что бросил тебя еще в прошлом году, — притворяясь задумчивой, «вспомнила» я. — Странно… Может, он ошибся? Может, он кого-то другого бросил?

— Ах ты сука!

И она совершенно неожиданно схватила меня за волосы. От негаданности этого поступка (в двадцать первом веке! когда все ругаются исключительно через соцсети и мессенджеры!) я ударила ее ногой по колену. Алена завизжала и сложилась пополам, потирая ушибленное место.

— Больная?! Ты че дерешься?!

Отлично! Я даже рот открыла от этакой блондинистой логики. Алена, видать, совсем с катушек съехала. Уже и не помнит, что первая на меня напала.

Тут к нам подбежали люди: Сергей Петрович, Сашка, Тимур и Ирина.

— Элла! — возмутился Макаров. — Ты как себя ведешь?!

— Это Алена на нее напала, — вступился за меня Бельский. — Я видел.

— Я тоже! — поддержала его Ира.

— А я ничего не видел! — отмахнулся Тимур. — Я не буду принимать ничью сторону, так и знайте! — И он заржал так весело, словно смотрел любимый ситком.

Саша попытался поднять Алену, он же у нас джентльмен, как ни крути, но девушка хлопнула по его руке, как совсем недавно по моей, и встала сама.

— Ты ответишь! — зарычала она и опять, на сей раз вполне ожидаемо, бросилась на меня, но Сашка ее перехватил.

— Ну хватит! — не выдержал Макаров. — Алена и Элла! Собирайте свои вещи! Я этого не потерплю! Вы треплете нервы Таисии Арсеньевны! Она пожилая женщина, она слаба, ей тут эти скандалы не нужны!

— Но Сергей Петрович, — встряла Ирина, — Элла мне нужна для сцены прощания! Это ключевой момент в пьесе!

— И еще она завершает концерт, — напомнил Саша. — С «Металликой».

Макаров надулся. Он не мог решиться, не знал, как ему быть. С одной стороны, он согласен с Ирой и Сашей, это видно по его лицу. С другой, выгнать одну Алену он тоже не мог, ведь мы обе вроде как участницы драки. Но и оставлять без наказания нас обеих он не хотел.

— Ладно, — примирительно подняла я руки вверх, хорошенько подумав над тем, что бы сказала в этой ситуации Элла, — согласна помыть еще раз полы в бане, так уж и быть. В качестве наказания.

Макаров сразу остыл, поняв, что раз уж я согласна быть наказанной, значит, признала свою вину.

— Не нужно, Элла.

— Хм, я все поняла! — нервно крикнула Алена. — Элле все снова сходит с рук! А я тут никому не нужна! Ну и ищите замену на музу рэпера в вашей идиотской пьесе! А я ухожу!

И она реально пошла, точнее похромала к дому. Сергей Петрович, хоть и не стал ее задерживать, все же строго принялся меня отчитывать:

— Элла, я надеюсь, ты поняла, что это было в последний раз! Больше предупреждений не будет!

— А мне теперь и драться не с кем, — пожала я плечами, — она же ушла.

Тимур откровенно заржал, Ира с Сашей улыбнулись, а Макаров нахмурился, но больше ничего не сказал.

Все разошлись, остались мы с Ирой. Только сейчас я заметила, что на ней седой парик.

— Это что? — хихикнула я.

— Как что? Я ж играю Таисию Арсеньевну!

— А, вошла в образ, понятно.

— Ой! Это йогурт? — заметила она бутылку на земле, возле которой так и крутились сороки. — Ты так и не выпила, что ли?

— Нет, как видишь. Эта овца выбила из рук.

— Ну ничего, у меня еще много. Заходи на ночь, после фильма. Поболтаем.

— А разве мы не уезжаем после фильма?

— Ну если тебя кто-то встречает в полночь! А так ночуем здесь, а утром уже на автобусе. Первый в семь. Второй в час дня.

— Ясно. Я тебя что искала-то. Давай порепетируем!

— Так уже идем ведь!

— Нет, мы с тобой. Я, видишь ли, текст потеряла.

Она смотрела на меня с недоумением.

— Какой текст?

— Текст пьесы!

— Блин, Элка, у тебя реально амнезия! Бедненькая моя. Почему ты ничего не сказала?

— А что?

— В смысле что? Твой персонаж появляется только во втором акте!

— И?

— Что — и? Второй акт писала ты!

Отлично… Элла написала роль под себя, оказывается. Только вот, кроме того что во втором акте есть «сцена прощания», я ничего о нем не знаю. Кто с кем прощается, интересно? Павлецкий со своей бабушкой, которую Ира играет? Ну а я тогда должна играть Павлецкого. Сдается мне, этот персонаж присутствует почти во всех сценах каждого акта. Дурдом.

Однако переживать и дальше мне не дали. В роли спасителя у нас снова Александр! Он тихо подошел к нам сзади и слышал, оказывается, часть разговора.

— Роль дедушки Павлецкого отдадим Леонелле, она маленькая, ее легко выучить за пять минут. У нас теперь проблема с одной из ведущих ролей. Муза поэта. — И он уставился на меня.

До меня доходило медленно, как до жирафа.

— Я?!

— Да, Элла, — согласилась с Сашей Ира. — Придется тебе. Не будешь же ты догонять эту поганку и у нее прощения просить! А найти кого-то еще на такую сложную роль мы не успеем. А ты знаешь почти всю пьесу наизусть! — Ирина уже, видать, забыла, как я у нее попросила текст… — Столько раз репетировали и исполняли!

— Но…

— Распечатанные копии есть в библиотеке на столе, — ответил на мой невысказанный вопрос Александр. — Пока почитаешь с листа, к среде успеешь выучить.

— К среде?! В смысле?! А, ну да, концерт… — ответила я сама, наконец поняв, что к чему. Коротких восьми (теперь уже семи, ведь вряд ли Алена приедет) песен для полноценного концерта не хватит. Наверняка наш многократно отрепетированный спектакль Макаров включил в программу выступления.

— Идем! — Ирина пошла к дому, я тоже собиралась, но Саша меня остановил, взяв за руку.

— Может, порепетируем последнюю сцену?

— Э-э… — Я что, должна знать, что это за сцена? — Там и порепетируем, — кивнула на дом.

Он как-то странно улыбнулся.

— Не ожидал такого ответа…

Чего он хочет от меня?

Я просто пожала плечами, снова сделала шаг и опять была им остановлена!

— Ты чего?

Посмотрев на Александра, я думала, что он продолжит надо мной смеяться или допытываться, но его взгляд прожигал что-то за моей спиной. Что-то, что лежало на земле. Я обернулась. Две сороки лежали мертвые возле бутылки из-под йогурта. Их клювы еще были влажные. Остальные прыгали вокруг товарищей, не зная, что предпринять.

— Это Ирин йогурт валяется? — с подозрением спросил Саша.

— Да. Она дала его мне.

Мы посмотрели друг на друга, пытаясь в лице собеседника отыскать все признаки того, что у нас появилась одинаковая догадка. Йогурт был отравлен.