Я думал о ней. В Москве иногда накатывало. В самолёте пытался уснуть, не мог — думал. А уж вчера ночью, по прилету…в городе я ориентировался уже неплохо. Заглянул вечером на комбинат, ехал уже в потемках обратно. Сделал круг и заехал к ее дому. Окна светились. На подоконнике сидел толстый кот и смотрел на темную улицу. Интересно, увидел ли меня? Хозяйке все равно сказать не сможет.
В тот момент ужасно хотелось подняться, позвонить в дверь. Что бы я сказал ей? А может ничего бы и не пришлось. До этого мы прекрасно понимали друг друга без слов. Она бы чайник поставила. Потом я принял бы душ в ее тесной ванной. Любили бы друг друга до утра, я бы непременно опоздал на утреннее совещание…конечно же, я к ней не пошёл. Зачем навязываться человеку, который открыто все по полочкам разложил? Да и потом — гордость никто не отменял. Девочка с оленьими глазами останется ярким приключением моего прошлого.
Анна пришла сама. Я зарылся в архивы, у меня не сходились данные — к этому я был готов, Андрей врал, как дышал. Дверь открылась, Аня вошла без стука.
— Привет, — сказала она. — Мне нужно тебе кое что сказать.
Она волновалась. Никогда до этого не видел, чтобы волновалась. Всегда спокойно встречала любые ситуации. Меня поневоле разобрало любопытство — что такое стряслось?
— Садись, — кивнул я. — Рассказывай.
Бледная. Чего она бледная такая, у них солнце наконец выглянуло. От отпускного загара уже ни следа не осталось. Волосы стянуты туго в пучок на затылке. Такая вся — холодная и чужая.
— Я не знаю, как ты отреагируешь, я вообще и сама впервые в такое ситуации, Марат. Не хотела говорить тебе по телефону, ждала пока прилетишь…
Обычно она говорит четко и по существу, сейчас столько слов, словно и правда боится дойти до сути.
— Говори. Я не кусаюсь.
Аня чуть смутилась, да я и сами вспомнил — кусаюсь. Кусаюсь, черт. Ее кусал. И за плечи покусывал, и за округлые ягодицы…вспомнил и накатило, и член сразу встал, хорошо, что между нами стол. Черт, у меня через несколько минут встреча с бригадирами…стояк был не к месту.
— Я беременна.
Я ожидал чего угодно, но не этого. Только не этого. Я знал, что многие ушлые девушки пытаются таким образом заработать — лгут о беременности. Но Аня, Аня…пусть она выбрала Андрея, непонятно почему и за что, она все равно была одним из самых рассудительных людей, что я знал. Я не хотел верить, что она так низко пала.
— Тебя можно поздравить? Кто отец?
Аня закатила глаза и стала похожей на ту самую Аню, что я знал.
— Ты.
Я засмеялся. Нет, правда смешно. У меня брак развалился из-за того, что жена вбила себе в голову, что ребёнок ей необходим, а я сделать его не мог. Крутая клиника, несколько врачей, несколько лет лечения и три попытки ЭКО. А теперь вот — беременность.
— Хорошая шутка, Ань.
— Я не гожусь на роль матери твоего ребёнка?
— Ты хорошая, Ань. Правда. Ты умная, красивая. Просто…не нужна мне, понимаешь? И беременность эта, ты ею все испортила, даже то впечатление о тебе, что у меня осталось, зачем ты ее придумала?
— Я правда беременна!
Я откинулся на спинку офисного кресла. Зачем блять, зачем она это делает?
— Если ты и правда забеременела от кого-то, чтобы повесить этого ребёнка на меня…Ань, я с женой развожусь потому, что она детей хочет, а я бесплоден. Несколько лет лечения ни к чему не привели. Я переведу тебе деньги, чтобы ты решила этот вопрос.
И тут во мне растет и развивается та мысль, которая зародилась во мне еще тогда, когда ночью на окна ее глядел. Андрей улетел. Это я знаю, комбинат, как и любое предприятие, тот еще клуб любителей сплетен. Андрей улетел, а ее оставил. Беременную, как выяснилось. Мудак, конечно же, но чего еще от него ожидать? И тогда Аня решила использовать меня?
— Я уже все решила.
Голос ее снова спокоен. На лице ни следа паники. Она и правда что-то решила, чтобы не происходило в ее жизни, сейчас она снова полностью контролировала себя и ее, что мне в ней нравилось. Нравится и сейчас, черт. Но на поводу у своих эмоций я не пойду, на меня обманом пытались повесить ребёнка этого выродка Андрея.
— Прощай, Марат, — сказала она.
— Прощай, — откликнулся я.
Сейчас уйдет, понял я. Уйдет, снова будет своего Андрея ждать, как побитая верная собачка, даже не имеет значения, сделает она аборт или нет. Она так жёстко меня разочаровала, что мне было больно. И больно вдвойне от того, что я понимал — сейчас я теряю ее окончательно и бесповоротно. Все. Раньше еще теплились какие то надежды, теперь Аня их растоптала.
Наверное, сработала защитная реакция на эту чертову боль, но я сказал слова, о которых потом жалел, да даже говоря их уже жалел о том, что я делаю ей больно.
— А твой любовник, — спросил я. — Твой любовник бросил тебя беременную и смылся?
Она уже почти дошла до двери. Остановилась. Обернулась.
— Иди в задницу, Язгулов, — сказала Аня. И повторила. — Иди в задницу.
И закрыла за собой дверь. На меня накатило. Все таки я сильно успел подсесть на нее, сам не ожидал, жил спокойно жизнь, тридцать пять лет прожил, а теперь корёжит из-за какой-то глазастой степной девицы. Курить. Курить, прямо сейчас. У меня сигарет не было, но это комбинат, здесь всегда кто-то курит, нужно стрельнуть внизу. Я открыл дверь в приёмную и упал услышать обрывок разговора.
— Бросил ее беременную, прикинь? Все думали любовь у них, а она беременная, точно беременная, у меня сноха в больнице работает…
Услышали меня и подпрыгнули от неожиданности. Моя новая секретарша и девушка, что весь день тягала мне коробки из архива.
— Еще раз услышу сплетни в общем, и об Анне Михайловне в частности, — жёстко сказал я. — Уволю по статье и без компенсации.