День операции близился. Я навещал Аню каждый день. Старался дважды — вырываться в обед и еще вечером. Аня была обследована вдоль и поперек, мне кажется, ни один младенец не был обследована так же досконально, как эти два. Рациональность вдруг подала во мне голос, и намекнула, что если уж будет проводиться вмешательство в полость матки, то можно было и провести анализ днк, но я посмотрел на нервничавшую Аню и затолкал эти доводы куда подальше. Подождём до рождения — они ведь родятся. Точно родятся.
— Твой живот растет на глазах, — заметил я.
Она и правда раздулась буквально за несколько дней. Сама худющая, а спереди живот торчит, словно мяч проглотила. И не футбольный — куда больше.
— Это тоже плохо, — сказала она. — У одного из детей сильное многоводие.
Я взял ее за руку. Так и не решился попросить ее согласия потрогать этот новый округлившийся живот. Тем днем я посетил Веру Викторовну. Мне было страшно оставлять Аню одну, беременной она казалась такой хрупкой, словно одно неловкое движение и разобьется. Будь моя воля я бы поселился в клинике. И к врачу меня привела именно эта одержимость оберегать Аню.
— Я могу присутствовать на операции?
Вера Викторовна опешила.
— Нет, — категорически отрезала она.
— Но ведь присутствие на кесаревом сечении допустимо.
Я уже был в теме — прочитал несколько статей.
— Плановое кесарево сечение это отточенное до полнейших мелочей вмешательство, буквально поставленное на поток. При хорошем течении беременности оно успешно и для мамы и ребенка практически всегда. А фетальная хирургия это очень тонко, течение операции непредсказуемо. Не хочу вас пугать, но все может закончиться внезапными схватками и гибелью одного или двух плодов прямо на операционном столе. Врачи должны быть полностью сосредоточены на происходящем и присутствие посторонних недопустимо.
Отповедь была категоричной и настаивать я не стал. Главное, чтобы все хорошо прошло и Аня была счастлива. Так и пролетела вся неделя до операции. Я распланировал свой день так, чтобы присутствовать. Успел зайти в палату, но Ани там не было. Я огорчился — не успел. Я так старался успеть везде и все равно ни хрена не успевал. Остро захотелось курить и съездить кому нибудь по морде, хотя бы — выругаться матом. Но дверь палатки открылась и вкатили Аню.
— Где ты была? — спросил я словно ревнивый муж.
— Эм... На процедурах. — Если быть точнее, мне зачем-то сделали клизму, везде побрили и помыли. Просто все включено, обо мне даже в отелях пять звезд так не заботились.
Я улыбнулся — в ней на мгновение показалась прежняя Аня.
— Я...
Аня перебила, понимая о чем пойдет речь. О том, что я не в силах ничего изменить несмотря на все богатство сосредоточенное в моих руках.
— Ты сделал все что мог. Правда, Марат. Ты перевёз меня в Москву, нашел клинику, оплатил лучшего врача, заботишься о Люксе. Хватит себя мучить.
— Окей, — мне стало стыдно за свои мысли о тесте днк, которые я допускал совсем недавно. Хорошо, что я не успел их озвучить. — Сегодняшний день останется позади. Завтра все будет иначе.
Я не мог ее успокоить. Чтобы я ей сказал? Что ты отличие от меня, у тебя могут быть другие дети, если этих ты потеряешь? Я не настолько эгоистичный мудак.
— Я загляну к тебе после операции, — добавил я.
— Не стоит, некоторое время я проведу в реанимации под наблюдением. Но телефон мне передадут, я тебе напишу. Как там Люкс?
— Отказался от всех предложенных мною поверхностей квартиры, в том числе кроватей в гостевых комнатах. Спит на моей кровати посередине, оставляя мне лишь краешек.
— Похоже на него. Соскучилась.
Я воспользовался шансом немного ее отвлечь и продемонстрировал несколько фотографий кота. Никогда не понимал страсти людей постоянно фотографировать своих животных, но внезапно эта напасть поразила и меня, мне то и дело казалось, что кот либо жрёт, либо срет или спит настолько прекрасно, что это стоит того, чтобы этот кадр я увековечил в памяти своего смартфона. Фотографий Люкса в моём телефоне за неделю скопился не один десяток. В разглядывании наглой пушистой морды на экране пролетело еще около получаса. Затем дверь открылась.
— Пора, — сказала входя медсестра. — Я вас отвезу.
— Я сам, — вызвался я.
Помог Ане пересесть, покатил ее по коридору в указанном направлении. Заметил, что неосознанно стараюсь катить медленнее, оттягивая неизбежное. Мы так ждали этой операции, день за днём торопили время, а теперь вот тяну. Понимаю, что сейчас на ее круглом беспомощном животе сделают надрез, затем в него введут аппаратуру, оставляя содержимое ее матки, совершенно еще маленьких младенцев, без защиты. А еще я понял, что они, эти маленькие не сформированные жизни всегда будут важнее меня для Ани, что сейчас, что потом. Если бы я знал, что они мои, быть может мне легче было бы принять этот факт.
Мимо нас прошла Вера Викторовна.
— Сколько продлится процедура? — спросил я.
— Простите, спешу, — откликнулась она. — Думаю, самое большее, три часа.
— Вы меня наберёте?
— Я буду занята, — мягко улыбнулась она, — Но у вашей жены будет эпидуральная анестезия, вы сможете связаться с ней сами.
Мы сделали вид, что не заметили слова жена. Двери за ней закрылись, мы остановились напротив них, рядом замерла сестра.
— Я буду ждать звонка, — сказал я.
— Обязательно позвоню.
Недолгое неловкое молчание, затем медсестра отняла у меня ручки инвалидного кресла и покатила его внутрь, дверь за ними закрылась, я остался и продолжил на нее смотреть, словно на ней как минимум были начертаны истины способные изменить мою жизнь.
— Я посижу в твоей палате, — сказал я двери.
Развернулся и медленно пошел прочь.