Ложь любви

Глава 1

Виктор Лоуренс посмотрел на часы и вздохнул. По его подсчетам, администрация заставляла себя ждать уже четыре минуты, и у них в распоряжении оставалась ровно одна, прежде чем он покинет это место. Господи, он же потенциальный спонсор. Чем они думают, заставляя его прохлаждаться, как пациента?

Он поднялся и вышел, чтобы посмотреть, вдруг доктор Лангенфельд уже идет, как вдруг услышал резкий окрик: «Осторожно!», а затем почувствовал жуткую боль в коленях. Удар сбил его на пол.

Схватившись за колени и сдержав недостойный вопль боли, он перекатился на спину и посмотрел на беспечного водителя. Она сидела в инвалидном кресле, прижав руки ко рту и уставившись на него большими испуганными глазами.

Он мгновенно проглотил половину того, что хотел высказать. Он был ублюдком, по крайней мере, по мнению его бывшей жены и ее адвокатов, но он не был настолько конченым, чтобы орать на женщину в инвалидном кресле. Особенно, когда она выглядела столь напуганной, как эта, если, конечно, размер по-детски голубых глаз на что-то указывал.

- Если вы спешите, не смею вас задерживать, - смог он произнести, не задыхаясь. Колени пульсировали в такт его сердцу. Он боялся, что если снимет с них руки, то увидит, как ужасно она разодрала его брюки. Но неведение было еще хуже, так что он осторожно отнял ладони, выпрямился и осмотрел колени. Невероятно! Ткань даже не порвалась. Как, вероятно, и его кожа. А если подумать, то на занятиях по боевым искусствам он получал удары и посильнее. Но там, по крайней мере, он этого ожидал. Предполагалось, что больницы - безопасное место.

- Вы направлялись на сеанс терапии? - он смягчил голос, не желая испугать ее еще больше.

Она издала сдавленный звук, и он поднялся на ноги, выдавив улыбку.

- Все в порядке. Никто не пострадал, - соврал Виктор, уверенный, что будет хромать до конца недели. – Не расстраивайтесь.

Она, наконец, опустила руки – и рассмеялась. Он вдруг увидел, что она вообще не была испугана и закрывала рот в попытке сдержать хихиканье. Отсмеявшись, девушка откинулась в инвалидном кресле, вытирая слезы с глаз.

- Извините, - выдохнула она, - но вы... О, Боже! Вы свалились, как кегля в боулинге. А выражение лица...

Она фыркнула и была готова снова разразиться смехом, но он оборвал ее.

- В качестве извинения это оставляет желать лучшего. Вам... – «стоило бы смотреть, куда идете» чуть не сказал он, но такое нельзя было сказать человеку, который не мог ходить. Возможно, ему нужно было быть аккуратнее – они же все-таки находились в больнице.

– Вам нужно быть осторожнее. Вы могли пострадать.

Она улыбнулась ему, и ее красота как громом поразила его. Ее темно-каштановые волосы сияли рыжеватыми отблесками даже под лампами дневного света. Глаза были бледно-голубого цвета, почти ледяного, и казались бы холодными, если б не ее улыбка. Ее улыбка! Рот был широким и подвижным, а губы – полными, верхняя губа почти идеально изгибалась луком купидона. Этот рот был создан для любования, обожания, поцелуев. Она была очень бледна, но кожа имела розоватый оттенок, придавая лицу здоровый румянец. В общем, она была самой красивой женщиной, которую он видел вне Голливуда, не говоря уже о недрах Института Психического Здоровья Карлсона-Муша.

Он понял, что таращится на нее с открытым ртом, и повторил немного резче, чем намеревался:

- Нужно быть осторожнее.

- Нечего на меня обижаться, - ответила она едко и - без раскаяния! - Это же ты не огляделся, прежде чем выйти из кабинета. Ох уж эти дылды. Ниже полутора метров ничего не замечают.

- Замечаем, когда нас переезжают, как суслика на шоссе, – огрызнулся Виктор и сразу же устыдился. Никто не любил, когда он злился – бывшие жены, адвокаты по разводам, партнеры по айкидо, а сейчас и она отпрянет, и эти прекрасные глаза заблестят в слезах, она возьмется за колеса, чтобы отъехать, возможно, всхлипывая, и ...

- Ты ноешь, как малое дите, - весело сообщила она ему. И прежде, чем он смог ответить, они оба услышали звук открывающегося лифта. - Ой, кто-то идет.

- Наконец-то, - пробормотал он. – Как бы захватывающе это не было... эээ, как там вас зовут, доктор Лангенфельд наконец-то вспомнил, что я у него на десять. Придется нам расстаться.

Реакция на его заявление была невероятной. Глаза женщины широко раскрылись, затем сузились, и она выпрыгнула из инвалидного кресла. Из кресла? От удивления он чуть снова не свалился на пол.

- Черт, - вскрикнула она, пробираясь мимо него в кабинет. - Нельзя, чтобы он меня видел. Если увидит – выкинет отсюда, и я... слушай, прикрой меня, ладно?

И она нырнула в стенной шкаф, закрывая за собой дверь.

Виктор уставился на дверь шкафа в замешательстве. Он не был так поражен с тех пор, как умудрялся успешно избегать налоговой проверки три года подряд. Или с тех пор, как жена оставила его, отказавшись от алиментов. Или...

- А, мистер Лоуренс. Я - доктор Лангенфельд. – Лангенфельд протянул руку, и Виктор машинально пожал ее. – Извините, что заставил Вас ждать – о, больше десяти минут!

Доктор жадно глотнул кофе и присел.

- Что ж. У нас была проблема с семьей пациента... наверное, мой секретарь вам рассказала.

- Десять минут? – глуповато повторил Виктор. Когда он вышел, и на него накричала как-там-ее, было всего четыре. Как летит время, когда на тебя нападают и оскорбляют.

- Да, и должен сказать, это непростительно. Позвольте Ваш пиджак? – Лангенфельд, не ожидая ответа, просто схватил куртку Виктора и открыл дверь стенного шкафа.

- Нет! – выкрикнул Виктор, напугав доктора, который повернулся и выронил пиджак. Дверь приоткрылась, и Вик мог видеть женщину, стоявшую среди белых врачебных халатов. Лангельфельд, даже не подозревающий, что она стоит в метре от него, через плечо уставился на Виктора. Женщина забилась глубже в шкаф, ей некуда было спрятаться. «Сделай что-нибудь», беззвучно проговорила она.

- Прошу прощения?

- Мой пиджак. Пусть будет у меня. Вот, я его возьму. – Он быстро обошел Лангенфельда, забирая свою куртку и одновременно толкая дверь, чтобы та закрылась.

По слухам, доктор Дин Лангенфельд получил свою работу по протекции, и возможно, это было так, но он не стал бы главой самой престижной больницы для душевнобольных в стране, если бы не выучил хоть что-нибудь о человеческих странностях. Поэтому он не ответил, когда Виктор выхватил свою куртку и захлопнул дверь шкафа. Доктор просто указал на свободное кресло и обошел свой стол, чтобы сесть.

- Ладно, - произнес он оживленно. - На чем мы остановились?

- Вы извинялись за то, что заставили меня ждать.

- Верно. Мне очень жаль. – Вообще-то, мужчина не выглядел расстроенным. Виктор решил напомнить ему, что стояло на кону.

- Общественный госпиталь Массачусетса[1] сможет найти лучшее применение моим деньгам, - пригрозил он, - и вряд ли они заставят меня ждать, прежде чем я выпишу чек.

Ага! Виктору понравилось. Лангенфельд почти поперхнулся своим кофе.

- О нет, нет, нет, мистер Лоуренс. Я – в смысле - мы хотим, нам нужны средства. Очень нужны. Прошу Вас?

- Я не восторге от благотворительности для больниц. - Виктор опустился в предложенное кресло, скорчив гримасу. Черт, его колени! – У медицинского сообщества миллиарды долларов, но больницы вечно выпрашивают еще. Попробуй пойми это.

Лангенфельд скорчился, но, как отметил Виктор, вздохнув про себя, не посмел спорить. Помаши перед людьми деньгами, и они превращаются бесхребетных медуз. Проблемы медицины в стране были немного сложнее. Жалкий Лангенфельд не указал на это. А Виктору нравились смелые люди. Но их было меньше, чем честных адвокатов. Ему ли не знать.

Он попытался еще раз.

- Если бы вы, ребята, меньше тратили на раздутые зарплаты докторов и чуть больше - на оборудование, дела бы шли гораздо лучше. – Нет. Ничего. Лангенфельд даже кивал, соглашаясь. Виктор вздохнул. - Это к делу не относится. Буду честен, Лангенфельд. Мне нужно снизить налоговые ставки. Да и хороший пиар не повредит.

- Да, конечно. И мы очень благодарны. А... сколько – я имею в виду, какую сумму Вы... Вы хотели...

- Пятьсот тысяч, – обронил Виктор. – Для начала. А там посмотрим, как пойдет.

Лангенфельда, что неудивительно, переполняла благодарность. Так переполняла, что он поднялся и тряс руку Виктора почти минуту. Так переполняла, что он позволил Виктору вытолкнуть его из кабинета под предлогом того, что Вику нужно было сделать личный звонок.

- Хорошо, хорошо, наберите девятку для соединения с городской линией, - доктор Лангенфельд пятился назад, практически кланяясь. Виктор попытался не закатывать глаза. – Я все равно опаздываю на встречу.

Виктор прошел на другой конец комнаты и постучал в дверь шкафа.

- Уже можно выйти.

Дверь открылась и появилась женщина, качая головой.

- Неприятное было зрелище. К счастью, я этого не видела. Кто бы мог подумать, что Лангенфельд может так...

- Выражать благодарность?

- Пресмыкаться и унижаться.

- Да разве он виноват? – поинтересовался Виктор, немного уязвленный тем, что она не смотрит на него с обожанием. Она ведь все слышала. Поняла ведь, сколько у него денег, чтобы ими так кидаться. – Не каждый день ему на руки сваливаются чеки с полумиллионом долларов.

Она закатила глаза.

- Да ты просто филантроп, - ее голос загрубел, понижаясь, - «Буду честен, Лангенфельд. Мне нужно снизить налоговые ставки. А еще я большая шишка, так что помучаю тебя, потому что ты заставил меня ждать. А еще...»

- Если я дам тебе пятьсот тысяч, - вкрадчиво спросил он, - ты замолчишь?

– Я сделаю лучше - уйду бесплатно. – Она надменно на него посмотрела и величественно вышла из шкафа. Виктор сдержал смешок. Боже, с ней было весело. И она была так красива, что больно было смотреть.

- Пока ты не можешь уйти, - заметил он, натягивая куртку. - Я спас тебя от унижения. Как бы ты объяснила доктору Лангенфельду свое появление в его шкафу? Ему достаточно было бы посмотреть на тебя, чтобы... – Влюбиться. Виктор нахмурился. С чего это он вдруг?

- Вызвать охрану, - закончила она. – И не говори. Мы знакомы давным-давно.

- Так я и знал! – воскликнул он, торжествуя. – Ты – пациентка. К чему инвалидное кресло? Ты же ходишь нормально, как и я. Ты ипохондрик? У тебя синдром Мюнхгаузена[2]?

- Какие ужасно невежливые вопросы, мистер...ээээ... как тебя зовут?

- Лоуренс. Виктор Лоуренс.

Она странно на него посмотрела.

- А можно посмотреть твои права?

- Ты что, коп? – спросил он добродушно и вытащил права.

Она глянула на них и сморщила нос.

- Милая фотография. Выглядишь, как мумия.

И снова Виктору пришлось сдержать смех. Ему пришлось собрать все свои силы, чтобы выглядеть раздраженным.

- Лоуренс Виктор, - продолжила она. – Да, все верно. А это дата рождения? Да ты ископаемое.

- Мне всего лишь тридцать четыре.

- Всего лишь, говоришь? Да ты понимаешь, что в школе я была семиклашкой, когда ты уже стал первокурсником? Все твои друзья смеялись бы, если бы ты стал со мной встречаться. А мои родители! Они были бы в шоке! Ну, если бы они у меня были.

- Ты точно пациентка. Ты не можешь быть нормальной.

Она протянула ему права.

- Забудь. Спасибо, что дал взглянуть на документы. Я странно себя почувствовала, когда ты назвал свою фамилию. Звучит, как моя. Я - Эшли Лорентц.

- Лоуренс? – переспросил он нерешительно.

- Л-О-Р-Е-Н-Т-Ц. Понятно? Произносятся почти одинаково. Если бы мы поженились, мне не пришлось бы покупать полотенца с другой монограммой. Не то, чтобы они у меня были, но ты понял, о чем я.

- Сомневаюсь, что кто-то, кроме твоего психиатра, понимает, о чем ты. Почему ты была в инвалидном кресле?

- Потому что за мной гнались, – сухо ответила Эшли. - Пришлось сбежать от них, пока не придет другая смена.

Он кивнул, притворяясь, что понял. Паранойя. Бедняжка.

- Что ж, они все еще гонятся за тобой или уже можно выйти?

- Сколько времени?

Он сказал. Она задумалась на мгновение, затем кивнула.

- Да, теперь безопасно. Я могу подняться на верхний этаж. Спасибо, что прикрыл меня.

Она улыбнулась, а он, к своей досаде, затвердел. Она же психическая больная, ради Бога! Перестань думать тем, что у тебя в штанах. Она не могла бы быть недоступнее, даже если бы у нее на лбу было написано «не беспокоить».

- Можно проводить тебя до палаты?

- Нет, но можешь проводить меня до комнаты 12А. Я здесь не пациент.

- Конечно, нет, – успокоил он, жестом приглашая ее последовать за ним. – Если ты не против, ответь, почему ты была инвалидном кресле?

- Ты третий раз об этом спрашиваешь, и вообще-то, это не твое дело, но у них везде выставлены знаки «мокрый пол», и я не хотела поскользнуться, пока удирала. Я одолжила кресло и почти ускользнула, когда ты на меня наткнулся, – она снизила резкость слов, похлопав его по руке. – Извини, что врезалась в тебя.

- И смеялась, - добавил он.

- О, об этом я не жалею. Ты выглядел так забавно! Ладно, это было довольно жестоко. Все равно, мы же больше не увидимся. Выписав чек, ты уйдешь, и всё. Вообще, почему ты еще здесь? Разве ты не должен планировать агрессивное поглощение или что-то еще?

- Как только провожу тебя в палату, - ответил он со всем достоинством, что смог собрать, - я сразу же этим займусь.

Она засмеялась и, через мгновение, он присоединился. Руку все еще жгло там, где она так между делом его тронула. Как жаль, что она была сумасшедшей.

- Да не надо меня провожать, - заявила она. - Я дорогу знаю. Я здесь все время. Вообще, о, Великий Бог Денег, я получше тебя здесь все знаю.

- Не сомневаюсь. Какая, ты сказала, у тебя палата? 12А?

Она пнула его. В самом деле - ударила по лодыжке!

- Я не сказала, что моя комната в Крыле 12А, я сказала, что пойду туда. Очевидно, ты унаследовал свои миллиарды... ты не слишком блещешь умом, чтобы заработать все эти деньги самостоятельно.

- Не блещу...– он заставил себя успокоиться и начал снова. – К твоему сведению, я сам заработал эти чертовы деньги. И я очень умен, в высшей степени умен. Я был самым умным в классе. Я Гарвард закончил, черт возьми!

- Ты меня или себя пытаешься убедить?

- Не была бы ты больной, - проскрипел он сквозь зубы, - я бы положил тебя на колено и отшлепал за такие слова.

Эта страшная угроза ее даже не потревожила.

- Я здесь не пациент, я тебе уже сказала.

- Ты не пациент.

- Нет.

- Но ты была в инвалидном кресле, которое тебе без надобности.

- Верно.

- Чтобы убежать от них.

- Да, - ответила она нетерпеливо.

- Не пойми меня неправильно, но ты свое лекарство сегодня принимала?

Она выдала визг, от которого на его шее волоски встали дыбом.

- Прекрати, - взмолился он. - Звучит, будто кошку задавили.

- Много кошек задавил, пока разбогател, да? И в последний раз повторяю, я посетитель, а не лечусь здесь. Пойдем, я докажу, – ответила она, схватила его за руку и потащила к лифту.

- Конечно, посетитель, - сказал он, поддразнивая ее. - Особый посетитель.

- Ты идиот, - сообщила ему девушка. – И в этом нет ничего особенного.

- Ты удивительная, - засмеялся он, а затем стиснул зубы, чтобы всякая чушь не вырывалась изо рта. Это верно – она была удивительной, забавной и изумительной во всех смыслах – но не стоило ей этого говорить. Ох, зачем ты вообще о ней думаешь, нетерпеливо спросил он себя. Еще чернила не высохли на твоих бумагах о разводе, она – психически больная, а ты поклялся не приближаться к женщинам до конца следующего века. Отведи ее в палату и уходи.

Эшли почувствовала в нем перемену и гадала, что ее вызвало. Тишина дала ей возможность привести в порядок голову и попытаться собрать суматошные мысли воедино.

Она не могла отвести от него глаз с того момента, как он врезался в ее кресло. Он был, без сомнения, самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела. Высокий, широкоплечий и мускулистый, но не перекачанный. Его волосы были темными, почти черными, а глаза были черными – такими темными, что невозможно было понять, где кончалась радужная оболочка глаза, и начинался зрачок. Смотреть в эти глаза было все равно, что смотреть в беззвездное темное небо – возбуждающе, но немного пугающе.

Он был очень загорелым, почти смуглым, а его тонкий рот не казался таким суровым из-за чувственного изгиба верхней губы.

Ее так захватила его внешность, что она говорила, не думая. Постоянно. Слава Богу, ему, кажется, понравилось. И понравилась она. Хотя это вряд ли продлится. В данный момент он опирался на стену у лифта, глядя перед собой, со скрещенными на груди руками. Выглядел он так, как будто хотел оказаться где угодно, только не здесь.

Эшли покраснела от смущения. Она тащит его через всю больницу, чтобы доказать, что она здесь не пациентка. Какое ей дело до того, что подумает этот богатенький хлыщ? И зачем ему нужно знать, была она пациенткой или нет? Он просто был вежлив. У такого занятого человека, наверное, есть куча дел, а она занимала его время своей ерундой, лишь бы подольше на него поглазеть. Она вела себя, как идиотка!

- Да что с тобой?

Эшли подскочила.

- Что?

- Твое лицо, - объяснил он скучающе, и не глядя на нее, - красное, как помидор. Выглядишь так, будто у тебя инсульт.

- Проклятие бледной кожи, - вздохнула Эшли. – На самом деле, мне немного неловко. У тебя есть вещи намного более важные, чем возиться со мной. Извини, что я была такой нахалкой. Увидимся. Или нет.

В самый подходящий - или катастрофический, это уж как посмотреть - момент двери лифта с лязгом раскрылись. Она шагнула вперед и в то же время его рука коснулась ее плеча.

- Пожалуйста, - попросил он. – Подожди.

Эшли уставилась на него, ощущая тепло его руки на себе.

- Что? Я же сказала, что ухожу. Если мне придется тащить тебя за собой, как самую большую в мире тряпичную куклу, станет еще хуже.

- Когда это я сказал, что хочу, чтобы ты ушла? – он не мог поверить. Еще одно доказательство того, что она точно не в себе: ни одна нормальная женщина не была бы так удивительно откровенна, так честна. Он гадал, почему она покраснела и объяснила ему причину, не опасаясь того, насколько глупым это может ему показаться. Он решил, что ее объяснение – и она – очаровательны. И она хотела просто уйти из его жизни с бодрым «Увидимся»? Вот это вряд ли!

- Ага! Теперь, когда надо доказать, что ты не отсюда, ты уклоняешься. Почему бы тебе не признать, что ты соврала, и мы двинемся дальше? Ты не должна стыдится того, что живешь здесь. Хорошо, что тебе помогают – это замечательное заведение. Кто твой доктор? Я могу потянуть за некоторые ниточки, и достану тебе...

- Добавку пудинга за ужином?

- Больше привилегий. Тебе могут дать выходной день, и мы сходили бы куда-нибудь вместе. Ты ведь... ээээ… не опасна для себя и других, так?

- Только когда я в инвалидном кресле. – Эшли вдруг поняла, что он все еще держит ее за руку, а двери лифта начали закрываться. Она втиснулась в сужающийся проем, потянув его за собой. Он отпустил ее руку, и это расстроило ее. Эшли была потрясена его небрежным приглашением. Он просил ее о свидании? Мистер Богатый-Элегантный-Уверенный-что-она-псих хотел поужинать вместе? Это почти стоило того, чтобы не разуверять его в том, что она пациентка больницы.

Эшли поняла, что он ждет ответа.

- Может, это сон, - нахмурилась она. - Такой цветной сон с кучей символики по Фрейду. У тебя с собой, случайно, банана нет?

- Я оставил его дома со своими сигарами. Да ладно, давай проводим тебя в палату.

Он мягко подтолкнул ее, и она, наконец, перестала хмуриться и пошла. Виктор хотел положить руку ей на талию, но сдержался. Слишком многого он хотел и подозревал, что сдерживать себя станет его привычкой. Потому что он в ближайшее время намеревался узнать это существо очень хорошо. Она была захватывающей, веселой и потрясающе красивой, и что с того, что у нее были какие-то проблемы, из-за которых она была здесь пациенткой?

Он задумался ненадолго, станет ли Эшли для него промежуточной женщиной, той, которую он использует, чтобы забыть боль своего развода, но сразу отбросил эту мысль. Эта женщина не была бы менее похожа на его бывшую жену, даже если бы была с другой планеты. Когда Кристал просчитывала все в уме, Эшли говорила, не раздумывая. Чувство юмора Кристал всегда было резким и ранило, Эшли заставляла его громко хохотать. Даже красота Кристал была холодной – короткие, колючие, светлые волосы, равнодушные зеленые глаза, желтоватая кожа, бледные губы с толстым слоем помады холодных тонов. Кристал была высокой, современной, изысканной женщиной, а Эшли - совсем не такой. Черт, она ему едва до плеча доставала. Нет, она не была похожа на женщину, на которой он женился, недолго любил, слишком долго жил вместе и поспешно развелся.

- В чем дело?

Вырванный из вереницы своих мыслей, он посмотрел на нее.

- Извини?

- У тебя такой задумчивый вид. Планируешь после завтрака разорить парочку вдов?

- День потери права выкупа по закладной - четверг. Сегодня я снесу детский приют.

Она фыркнула, а затем вошла в свою палату (12А, отметил и запомнил он) и весело поздоровалась с женщиной, сидящей на кровати.

- Джинни, ни за что не догадаешься, кто спас меня от доктора Придурка Лангенфельда.

Виктор вежливо кивнул.

- Мэ-эм, - произнес он, хотя мог бы поставить половину своего состояния на то, что ей не было еще и двадцати пяти лет.

Джинни кивнула в ответ. Она была одета в штаны с веревочками, которые не были завязаны и болтались вокруг ее лодыжек, а белая водолазка была размера на четыре больше, чем нужно. У нее были короткие, кудрявые, соломенного цвета волосы, веснушки, яркие зеленые глаза и маленький, идеально вздернутый нос. Она выглядела как бесенок, эльф или другое маленькое, веселое и забавное существо, так что он очень удивился, когда она поприветствовала его сухим:

- Бонжур. Спасибо огромное, что спасли мою подругу от мерзких тисков противного доктора Лангенфельда. И Эшли, как тебе прекрасно известно, меня зовут не Джинни, а Джанетт. Хотите Трискит[3]?- Она протянула ему коробку.

- Нет, спасибо.

- Джин, угадай что! Вик думает, что я здесь пациентка. Разве это не безумие?

- Ваше знание людей уступает лишь вашей прекрасной внешности. Вы необыкновенно красивы.

- Спасибо, - выдавил он.

- Зачем меня благодарить? И Вы не имеете к этому никакого отношения. Вы – результат счастливого стечения обстоятельств, если смотреть с точки зрения генетики. Я, увы, не была столь удачлива.

- Вы симпатичная, - заспорил он.

- Симпатичная, - презрительно улыбнулась она, будто говоря «мусор».

- Ох, началось, - произнесла Эшли.

- Я милая, я очаровательная, я симпатичная. Ха! Мой внутренний мир должен соответствовать моей наружности. Я должна быть высокой, статной и сногсшибательной, с представительной внешностью. Вместо этого я выгляжу, словно выскочила из мультика Диснея. – Ее голос звучал строго, но она улыбалась, пока говорила, и Вик, после некоторого ощущения дискомфорта, обнаружил, что улыбается в ответ.

- Во всяком случае, - не стерпела Эшли, - поэтому я и была здесь, Вик. Джин – пациентка. Я просто прихожу к ней.

- Это правда? – обратился он к Джанетт.

Глаза девушки, оттенка пыльных листьев, заблестели, и это ему не понравилось.

– Ну, Эшли, ты же знаешь, как доктор Ристау не любит, когда ты лжешь.

- Не время для твоих глупых шуток, - предупредила Эшли, начиная волноваться.

- Она сказала вам, что может уходить, когда захочет? – спросила его Джанетт с сочувствием в голосе. Вик кивнул. – О, да. Новое лекарство, знаете ли.

- Да я не принимаю лекарств, ты врешь!

- Это я вру? – оскорбилась девушка. - Это же ты утверждаешь, что не живешь здесь.

Эшли почти прыгала от злости.

- Я не живу здесь! И никогда не приду навестить тебя снова, если ты не скажешь ему правду!

Джанетт вздохнула.

- Ох, Эш, бедняжечка. Упирается до последнего.

Эшли зарычала и двинулась вперед, сжав кулаки. Джанетт пискнула и прижала подушку к груди для защиты.

- Ну, Эшли, - выдохнула она. - Помни, что сказал доктор Ристау. Ты должна контролировать гнев, перестань набрасываться на невинных.

- О, я наброшусь, как следует, - угрюмо пообещала Эш. – Ты неделю ходить не будешь, после того, как я закончу набрасываться.

Виктор решил, что настал подходящий момент, чтобы вмешаться, так что он потянулся и схватил Эшли, рванув ее назад.

- Лучше не надо, - сказал он, сатанея от ощущения тепла ее попки, прижатой к его паху. – Они могут послать санитаров, чтобы вколоть тебе транквилизаторы или что еще. Я совершенно уверен, что пациентам не разрешается драться.

- Джинни, - заорала Эшли, пока он оттаскивал ее от съежившейся женщины. - Скажи ему правду!

- Вообще-то, - ответила она, выглядывая из-под подушки, - мне очень нравится, что тебе настолько не все равно, что он об этом думает. Очень нравится.

- Тебе понравится получить, как следует, если не прекратишь эту хрень!

- Эшли, Эшли, - Вик сказал успокаивающе, а потом они чуть не растянулись на полу, пока она пыталась вывернуться, делая выпады в сторону Джанетт. Он решил эту проблему, обняв Эшли руками за талию, и поднял ее с пола, держа перед собой. – Не расстраивайся, для меня это не имеет значения.

- Это имеет значение, - ответила она, бессильно дрыгая ногами.

- Нет, - решительно сказал он. – Не имеет. Я просто рад, что ты там, где ты можешь поправиться.

Девушка гневно и сдавленно хмыкнула и стала изворачиваться, чтобы высвободиться. Она пиналась ногами, находясь в шести дюймах от пола. Он сжимал ее, пока она не пискнула и не перестала дергать конечностями.

- Если я тебя отпущу, - спросил он, не особенно желая этого, – ты перестанешь пытаться причинить Джанетт боль?

- Нет.

Джанетт засмеялась, а последующая тишина застала его врасплох. Такого ответа он точно не ожидал. После некоторых раздумий о том, что сказать, он отмел все варианты, и, наконец, пришел к следующему:

- Ты берешь взятки?

- Ох, отпусти меня, я не обижу поганку. Зачем давать ей повод рассказать смешную историю на групповой терапии?

Он уступил ее просьбе, и Эшли, уткнув руки в бедра, уставилась на вторую девушку.

- Джин, я сейчас докажу, что я не пациентка, - предупредила она. - Это твой последний шанс рассказать все начистоту.

- Она одержима чистотой, - объяснила Джин Виктору. – Моет руки по двадцать-тридцать раз в день. Душ принимает раз по двенадцать. Это, как видишь, даже отразилось на ее речи.

Прежде, чем Эшли смогла ответить - а каким красочным мог быть этот ответ, Виктор не сомневался - дверь распахнулась, и на них с негодованием уставился доктор Лангенфельд с двумя охранниками по бокам.

- Зануда, - пробормотала Джин.

- Мисс Лорентц! Я предупреждал Вас ранее, что вам запрещено находиться на этом этаже на этой неделе. Помимо пренебрежения к часам посещения, ваше присутствие здесь тревожит больных. Я просил Вас уйти, или вас выведут. Так как Вы не сделали первого, теперь вас ожидает второе. Вас не допустят на территорию больницы в течение недели.

И на глазах у изумленного Виктора, охранники ужасающе синхронно шагнули вперед, схватили Эшли под руки и увели ее.