Ложь во спасение

Глава 1

В ряду худших дней ее жизни этот, вероятно, не занял бы первое место, но в тройку призеров попал бы наверняка.

Джей Гренджер весь день сдерживала раздражение, жестко контролируя себя, пока не запульсировало в голове и не зажгло в животе. Даже во время тряской езды в битком набитых автобусах она не позволила себе потерять самообладание. Все это время она заставляла себя оставаться спокойной, несмотря на переполнявшие ее расстройство и гнев, и теперь чувствовала себя так, словно не может ослабить собственные мысленные барьеры. Она просто хотела остаться одна.

Так что девушка терпеливо сносила, когда наступали на ноги, небрежные тычки локтями в ребра и запах плотно стоявших человеческих тел. Дождь начался прямо перед тем, как она вышла из автобуса, мелкий холодный дождь, который заморозил ее до костей к тому моменту, когда она, миновав два квартала, дошла до своего дома. Естественно, она не взяла с собой зонтик: предполагалось, что день будет солнечным, но облака не расходились весь день.

В конце концов она добралась до квартиры, где оказалась в безопасности от любопытных глаз, сочувствия или насмешек. Она в одиночестве, блаженном одиночестве. Вздох облегчения сорвался с губ, когда она начала закрывать дверь; и тут самообладание рухнуло, и она со всей силы хлопнула дверью. Та врезалась в каркас с оглушительным треском, но маленький акт насилия не ослабил напряжение. Мог бы помочь разгром всего офисного здания или удушение Фаррелла Уордлоу, но оба действия пришлось отклонить.

Когда она думала о том, сколько работала в последние пять лет – по четырнадцать-шестнадцать часов в день, приносила работу домой на выходные – ей хотелось кричать. Хотелось швырнуть что-нибудь. Да, ей определенно хотелось задушить Фаррелла Уордлоу. Но это не соответствовало бы поведению деловой женщины – элегантного и изысканного руководителя в престижной инвестиционно-банковской фирме. С другой стороны, это полностью соответствовало бы поведению человека, который только что пополнил ряды безработных.

Черт с ними.

Последние пять лет она посвятила работе, безжалостно искореняла в себе черты, которые не подходили образу. Сначала главным было то, что она нуждалась в работе и деньгах, но Джей была слишком старательная, чтобы делать что-то вполсилы. И скоро она включилась в крысиные бега – постоянная борьба за успех, за новые победы, за крупные и лучшие сделки – и этот мир являлся ее жизнью в течение пяти лет. Сегодня ее оттуда вышибли.

Не то, чтобы она не достигла успехов – достигла. Возможно, слишком больших успехов. Некоторым людям не нравилось иметь с ней дело, потому что она женщина. Понимая это, Джей пыталась быть такой же прямолинейной и агрессивной, как любой мужчина, и заверяла своих клиентов, что будет заботиться о них так же, как это сделал бы представитель сильной половины человечества. В связи с этим она изменила свой лексикон, свой гардероб, никогда не позволяла даже намеку на слезы заблестеть в глазах, никогда не хихикала; узнала, как пить виски, хотя так и не научилась наслаждаться им. Она заплатила за такой жесткий самоконтроль головными болями и постоянным жжением в животе и, тем не менее, вжилась в эту роль, потому что – при всех стрессах – наслаждалась вызовом. Это была захватывающая работа, с соблазном быстрого подъема по служебной лестнице, и она была готова платить за это свою цену.

И вот теперь все закончено в соответствии с приказом Фаррелла Уордлоу. «Он очень сожалеет, но ее стиль просто не совместим с запланированным образом «Уордлоу, Уилсон и Траслер». Он глубоко ценит ее усилия, и так далее, и тому подобное, и, конечно, предоставит ей превосходные рекомендации так же, как и предупреждение об увольнении за две недели, чтобы привести в порядок и передать свои дела». Ничего из сказанного не имело отношения к правде, и она знала это так же, как он. Ее выставили, чтобы освободить место для Дункана Уордлоу, сына Фаррелла, который присоединился к фирме годом раньше, и чья работа всегда оказывалась на втором месте после Джей. Она превзошла сына старшего партнера фирмы, поэтому должна уйти. Вместо ожидаемого продвижения по службе ей вручили уведомление об увольнении.

Она была в такой ярости, что не выразить словами. Конечно, она получила бы наивысшее удовлетворение, уйдя прямо сейчас, предоставив Уордлоу самолично разбираться с ее незаконченными делами, но холодная суровая реальность состояла в том, что она нуждалась в этом двухнедельном заработке. Если она немедленно не найдет такую же высокооплачиваемую работу, то потеряет квартиру.

Она жила в рамках своих средств, но поскольку ее заработок повысился, то повысился и уровень жизни, и у нее остались очень небольшие сбережения. Она, конечно, не ожидала потерять работу, потому что Дункан Уордлоу плохой работник!

Всякий раз, когда Стив терял работу, он только пожимал плечами и смеялся, говоря ей не переживать по этому поводу, он найдет другую. И на самом деле всегда находил. Работа для Стива не была самым важным в жизни, ведь никто не застрахован от ее потери. Джей издала напряженный смешок, открывая пузырек с нейтрализующими кислоту таблетками и вытряхивая две в руку. Стив! Она годами не вспоминала о нем. Единственное, в чем она уверена – что никогда не сможет так, как он, беззаботно отнестись к потере работы. Она хотела точно знать, откуда появятся деньги в следующем месяце; Стив любил азарт. Он нуждался в горячем потоке адреналина больше, чем в ней, и в конце концов их брак закончился.

Но, по крайней мере, Стив никогда не стал бы трепать себе нервы, подумала она, прожевывая меловые таблетки и ожидая, когда ослабнет огонь в животе. Стив двумя пальцами схватил бы приказ Фаррелла Уордлоу и объяснил бы ему, что тот может сделать и с уведомлением, и с двумя неделями, затем вышел бы, насвистывая. Возможно, отношение Стива было безответственным, но он никогда не позволил бы какой-то там работе взять над ним верх.

Ладно, таков характер Стива, но не ее. Он был забавным, но в итоге различия оказались сильней, чем притяжение между ними. Они расстались друзьями, хотя она и чувствовала раздражение. Стив никогда не повзрослеет.

Почему она вспомнила о нем сейчас? Потому что связала потерю работы с его именем? Она начала смеяться, понимая, что сделала именно это. Все еще хихикая, Джей налила воду в стакан и подняла его в шутливом тосте.

– За добрые старые времена, – провозгласила она.

У них было много хороших дней, они смеялись и играли, как двое здоровых молодых животных, каковыми и были, но долго это не продлилось.

Она забыла о нем, потому что беспокойство опять заполонило мысли. Надо немедленно найти другую работу, высокооплачиваемую работу, но она не доверяла Фарреллу, который пообещал ей блистательную рекомендацию. Он мог расхвалить ее до небес в письменной форме и тут же распространить в нью-йоркском инвестиционном банковском сообществе слухи, что она «не соответствует». Возможно, надо попробовать что-то еще. Но у нее имелся опыт работы только в банковских инвестициях и не было финансовых запасов, чтобы обучиться другой специальности.

Внезапно ощутив панику, она поняла, что ей тридцать лет, а она понятия не имеет, что собирается делать дальше. Она не хотела потратить оставшуюся часть жизни на совершение сделок, сжигая нервы и поглощая бесконечное количество антацидовых таблеток, проводить свое свободное время, пытаясь восполнить иссякающую энергию. В противовес философии Стива «оставь-все-заботы-на-завтра-веселись-сегодня», она впала в другую крайность и выкинула все удовольствия из жизни.

Джей открыла дверцу холодильника и с отвращением смотрела на запасы замороженных блюд для микроволновки, когда зажужжал домофон. Решив забыть об обеде, а именно это она слишком часто делала в последнее время, женщина нажала на кнопку.

– Да, Деннис?

– Вас хотят увидеть мистер Пэйн и мистер Маккой, мисс Гренджер, – спокойно ответил Деннис. – Из ФБР.

– Что? – спросила пораженная Джей, уверенная, что неправильно поняла.

Деннис повторил сообщение, но слова остались теми же.

Она была совершенно ошеломлена.

– Пропустите их, – попросила она, потому что не знала, что еще делать.

ФБР? С чего бы это? Если хлопанье дверью собственной квартиры каким-то образом не нарушает федеральный закон, то худшее, в чем она может быть обвинена, – срывание ярлыков с матраса и подушек. Ну что ж, почему бы и нет? Совершенно поганый конец совершенно поганого дня.

Дверной звонок зазвонил мгновение спустя, и она поспешила открыть дверь, лицо все еще отражало замешательство. На лестничной площадке стояли двое довольно невзрачных, скромно одетых мужчин, которые предъявили ей значки и документы, подтверждая свой статус.

– Я Фрэнк Пэйн, – сказал мужчина постарше, – а это Гилберт Маккой. Мы хотели бы поговорить с вами, если не возражаете.

Джей махнула рукой, приглашая их зайти.

– Я в полной растерянности, – призналась она. – Пожалуйста, присаживайтесь. Кофе?

Понимающий взгляд сделал лицо Фрэнка Пэйна почти приятным.

– Спасибо, – ответил он с искренней признательностью. – Сегодня был долгий день.

Джей прошла на кухню и торопливо включила кофейник, потом для полной уверенности прожевала еще две антацидовые таблетки. Наконец глубоко вздохнула и вышла в комнату, где мужчины удобно устроились на мягком роскошном серо-голубом диване.

– И что я натворила? – спросила она, полушутя.

Оба мужчины улыбнулись.

– Ничего, – заверил Маккой успокаивающе.

– Мы только хотим поговорить с вами о прежних знакомых.

Девушка опустилась в подходящее к дивану серо-голубое кресло, вздохнув с облегчением. Жжение в животе слегка утихло.

– О каких прежних знакомых?

Может быть, они пришли из-за Фаррелла Уордлоу; возможно в мире существует справедливость.

Фрэнк Пэйн достал из внутреннего кармана пальто маленькую записную книжку и открыл ее, очевидно, сверяясь с записями.

– Вы – Джанет Джин Гренджер, были замужем за Стивом Кроссфилдом?

– Да.

Так это имеет какое-то отношение к Стиву. Ей следовало бы догадаться. Однако она была поражена, как будто каким-то образом вызвала этих мужчин, подумав о Стиве чуть ранее, хотя почти никогда не вспоминала его. Сейчас он настолько далек от ее жизни, что даже мысленно она не могла представить, как он выглядит. И во что же он влип в бесконечной жажде азарта?

– У вашего бывшего мужа есть какие-нибудь родственники? Или кто-то близкий?

Джей медленно покачала головой.

– Стив сирота. Он рос в нескольких приемных семьях и, насколько я знаю, никогда не контактировал ни с одним из приёмных родителей. Что касается каких-то близких друзей…– она пожала плечами, – после нашего развода пять лет назад я не видела его и не получала от него никаких известий, так что понятия не имею, кто его друзья.

Пэйн нахмурился, потирая переносицу.

– Вы не помните имя дантиста, которого он посещал, пока вы были женаты, или, возможно, его врача?

Джей покачала головой, глядя на него.

– Нет. Стив был отвратительно здоров.

Двое мужчин посмотрели друг на друга, нахмурившись. Маккой спокойно произнес:

– Проклятье, дело все больше усложняется. Мы попадаем в один тупик за другим.

Лицо Пэйна пересекли глубокие морщины усталости и чего-то еще. Он снова взглянул на Джей, в его глазах читалось беспокойство.

– Как вы думаете, кофе уже готов, мисс Гренджер?

– Должно быть. Сейчас вернусь.

Не зная почему, Джей ощущала потрясение, когда вошла на кухню и начала расставлять чашки, сливки и сахар на подносе. Кофе закипел, она перенесла его на поднос и застыла, глядя на поднимающийся пар. У Стива, очевидно, серьезные неприятности, действительно серьезные, и она сожалела об этом, не будучи в состоянии как-то помочь. Впрочем, это было неизбежно. Он всегда гонялся за приключениями, но, к сожалению, приключения часто шли рука об руку с проблемами. Это был просто вопрос времени, когда беда настигнет его.

Она принесла поднос в гостиную и поставила на низкий столик перед диваном, лоб пересекли морщины, взгляд стал хмурым.

– Что сделал Стив?

– Ничего противозаконного, насколько нам известно, – торопливо ответил Пэйн. – Он просто попал в... сложную ситуацию.

Стив не сделал ничего противозаконного, но ФБР интересуется им? Джей нахмурилась, разливая кофе в три чашки.

– Какую сложную ситуацию?

Пэйн посмотрел на нее с беспокойством, и внезапно она заметила, что у него очень хорошие глаза – ясные и странно сочувствующие. Нежные глаза. Никогда бы не подумала, что агент ФБР может обладать такими глазами. Он откашлялся.

– Очень сложную. Мы даже не знаем, почему он там оказался. Поэтому нам необходимо, крайне необходимо найти кого-то, кто сможет его опознать.

Джей побелела, осознав это тихое зловещее высказывание, запылавшее в голове. Стив мертв. И хотя любовь, которую она чувствовала к нему, давно прошла, она ощутила пронзительную печаль по прошлому. Он был такой забавный, всегда смеялся, карие глаза горели дьявольским весельем. Узнать, что его смех умолк навсегда, – как будто потерять часть своего детства.

– Он мертв, – сказала она, тупо уставившись на чашку в руке, которая начала дрожать, расплескивая кофе в разные стороны.

Пэйн быстро потянулся, взял у нее чашку и поставил на поднос.

– Мы не знаем, – ответил он, на лице отразилось еще большее беспокойство. – Произошел взрыв, один из двух мужчин выжил. Мы думаем, что это Кроссфилд, но не уверены. Он в критическом состоянии, это все, что нам известно. Я больше ничего не могу вам объяснить.

Это был долгий ужасный день, и он не собирался становиться лучше. Джей сильно сжала виски, пытаясь уловить смысл сказанного.

– При нем были какие-нибудь документы?

– Нет, – ответил Пэйн.

– Тогда почему вы думаете, что это Стив?

– Мы знаем, что он был там. Найдены обрывки его водительских прав.

– Почему вы не можете просто посмотреть на него и сказать, кто он такой? – закричала она. – Почему вы не можете идентифицировать другого мужчину и узнать, кто он, методом исключения?

Маккой отвел взгляд. Ласковые глаза Пэйна потемнели.

– От него практически ничего не осталось, что можно было бы опознать. Ничего.

Она больше ничего не хотела слышать, не хотела знать никаких деталей, хотя могла предположить ужасную бойню. Она внезапно оледенела, как будто кровь в ней перестала струиться.

– Стив? – слабо спросила она.

– Мужчина, который выжил, находится в критическом состоянии, но доктора дают прогноз, как они называют, «осторожно оптимистичный». У него есть шанс. Два дня назад они не были уверены, что он переживет ночь.

– Почему настолько важно узнать прямо сейчас, кто он? Если выживет, вы сможете спросить его. Если умрет…

Джей резко замолчала. Она не могла произнести эти слова, но подумала о них. Если он умрет, не имеет значения. Если никого не останется в живых, они закроют дело.

– Я ничего не могу рассказать вам, за исключением того, что мы должны узнать, кто этот мужчина. Мы должны знать, кто умер, чтобы предпринять кое-какие шаги. Мисс Гренджер, могу лишь сказать, что конкретно наше агентство не вовлечено в ситуацию. Мы просто сотрудничаем с другими, потому что дело касается национальной безопасности.

Внезапно Джей поняла, что им от нее нужно. Они были бы рады, если бы она помогла им найти любые стоматологические или медицинские карты Стива, но это не упростит их цель. Они хотят, чтобы она пошла с ними и лично опознала раненого мужчину как Стива.

Унылым голосом она спросила:

– Разве они не могут определить, что этот мужчина соответствует общему описанию кого-то из их людей? Конечно же, у них есть размеры, отпечатки пальцев и еще что-нибудь подобное?

Она смотрела вниз, поэтому не увидела быстро промелькнувшую настороженность в глазах Пэйна. Он снова откашлялся.

– Ваш муж, бывший муж и наш человек… были... одинакового размера. Отпечатки пальцев снять невозможно – руки обожжены. Но вы знаете его лучше, чем кто бы то ни было, кого мы сможем найти. Может, у него было что-то такое, что вы узнаете: какая-нибудь небольшая родинка или шрам, что вспомните.

Все это по-прежнему смущало ее; она не могла понять, почему они не в состоянии опознать собственного сотрудника, если он не так ужасно искалечен... Задрожав, она не позволила себе закончить мысль, не позволила этой картине сформироваться в голове. Что, если это Стив? Она не испытывала к нему ненависти, никогда. Он был плутом, но никогда не поступал жестоко или подло; даже после того, как перестала любить его, Джей все же вспоминала о нем с нежностью, хоть он и выводил ее из себя.

– Пожалуйста, – спокойно попросил Пэйн.

Она не хотела идти туда, но он заставил воспринимать это как выполнение патриотического долга.

– Хорошо. Я только возьму пальто. Где он?

Пэйн снова откашлялся, и Джей напряглась. Она уже поняла, что он делал это всякий раз, когда собирался сказать ей что-то неловкое или неприятное.

– Он в Бетесде[1], округ Колумбия, в военно-морском госпитале. Вам придется упаковать маленький чемодан. У нас есть частный реактивный самолет, который ждет нас в аэропорту Кеннеди.

Ситуация менялась слишком быстро для понимания; Джей чувствовала, что в состоянии только следовать по пути наименьшего сопротивления. Так много всего случилось сегодня. Сначала ее уволили – жестокий удар сам по себе, – теперь это. Уверенность, над достижением которой она так тяжело работала, исчезла через несколько коротких минут в офисе Фаррелла Уордлоу, оставив ее потерянной и беспомощной, неспособной найти опору под ногами. Ее жизнь была такой спокойной в течение прошедших пяти лет, как могло все так быстро перемениться?

Она машинально уложила два платья, пригодных для такой поездки, затем забрала косметику из ванной, запихнув все необходимое в маленькую на молнии полиэтиленовую сумку, и была ошеломлена собственным отражением в зеркале. Она выглядела очень бледной, напряженной и исхудавшей. Ненормально исхудавшей. Глаза ввалились, скулы слишком выступают – результат чересчур напряженной работы и поедания антацидовых таблеток. Как только она вернется в город, нужно будет сразу начать искать другую работу, заодно и детально изучить уведомление, означающее потерянный заработок.

И тут ей стало стыдно за себя. Почему она волнуется о работе, когда Стив – или кто-то – лежит на больничной койке, борясь за жизнь? Стив всегда говорил ей, что она слишком сильно переживает за работу и не может наслаждаться настоящим, постоянно беспокоясь о завтрашнем дне. Возможно, он был прав.

Стив! Внезапные слезы затуманили глаза, пока она укладывала косметичку и все самое необходимое для короткой поездки. Она надеялась, что с ним все будет в порядке.

В последний момент девушка едва не забыла упаковать свежее нижнее белье. Она была напуганной и растерянной, но в конце концов застегнула молнию и подняла дорожную сумку.

– Я готова, – сообщила она, выйдя из спальни.

С благодарностью она заметила, что кто-то из мужчин отнес кофейные чашки на кухню. Маккой взял сумку у нее из рук, и она забрала пальто из стенного шкафа; Пэйн молча помог ей надеть его. Она посмотрела вокруг, чтобы убедиться, что все лампы погашены; потом они втроем вышли на лестничную площадку, она заперла за собой дверь, гадая, почему чувствует себя так, словно никогда сюда не вернется.

В самолете Джей заснула. Она не собиралась этого делать, но почти сразу же, как только они оказались на борту, расслабилась в удобном кожаном кресле, веки стали слишком тяжелыми, чтобы держать их открытым. Она даже не почувствовала, как Пэйн укрыл ее легким одеялом.

Пэйн сидел наискосок, задумчиво наблюдая за ней. Он чувствовал себя не совсем удобно от того, что делал, втягивая невинную женщину в эту кутерьму. Даже Маккой не понимал, насколько все запуталось, как все усложнилось; он полагал, что ситуация была именно такой, как Пэйн изложил Джей Гренджер: просто вопрос идентификации. Только горстка людей знала, что здесь скрывается гораздо большее; возможно, только еще двое, помимо него. А может, и всего один человек, обладающий большой властью. Когда тот хотел, чтобы что-то было сделано, это делалось. Пэйн был знаком с ним долгие годы, но никогда не чувствовал себя комфортно в его присутствии.

Женщина выглядела утомленной и странно хрупкой. И слишком худенькой. Размер где-то сорок два – сорок четыре, но он сомневался, что она весит намного больше сорока пяти килограммов, и что-то в ней заставляло его думать, что такая худоба ненормальна для нее. Он задавался вопросом, достаточно ли она сильна, чтобы послужить прикрытием.

Она, вероятно, очень симпатичная, если отдохнет и нарастит хотя бы немного мяса на костях. У нее хорошие волосы, своего рода медово-каштановые, такие же густые и гладкие, как пальто из выдры, и темно-синие глаза. Но теперь она выглядела просто измученной. Нелегкий день для нее.

Однако она задавала вопросы, которые доставляли неудобство. Если бы она не была такой усталой и расстроенной, то, возможно, подловила бы его кое на чем, что он не хотел обсуждать, или поинтересовалась бы при Маккое обстоятельствами, которые Пэйн не хотел упоминать. Существенная часть плана – чтобы все было принято за чистую монету, без каких-либо сомнений.

Полет из Нью-Йорка до Бетесды был коротким, но дремота освежила ее и придала сил. Единственная странность: чем больше тревоги она ощущала, тем более нереальной казалась вся эта ситуация. После приземления в Вашингтонском национальном аэропорту она взглянула на часы, пока Пэйн и Маккой сопровождали ее от частного реактивного самолета к служебному автомобилю, ожидавшему их на бетонированной площадке перед ангаром, и была поражена, увидев, что всего девять часов. Прошло лишь несколько часов, а вся жизнь перевернута вверх тормашками.

– Почему Бетесда? – негромко спросила она у Пэйна, пока автомобиль катился по улице. Несколько хлопьев снега планировали вниз, как лепестки цветка при легком бризе.

Она смотрела на снежинки, рассеянно раздумывая, не помешает ли ранняя зимняя метель возвращению домой.

– Почему не в обычной больнице?

– Ради безопасности.

Тихий голос Пэйна едва достигал ушей.

– Не волнуйтесь. Вызваны лучшие эксперты по травмам, чтобы обследовать его, – и гражданские лица, и военные врачи. Мы делаем для вашего мужа все от нас зависящее.

– Бывшего мужа, – слабо поправила Джей.

– Да. Простите.

Как только они повернули на Висконсин-Авеню, которая привела их к Военно-морскому медицинскому центру, снег пошел сильнее. Пэйн был доволен, что она больше не задавала вопросов, почему мужчина находится в военном госпитале вместо, скажем, джорджтаунской университетской больницы. Конечно, он сказал ей правду, насколько это было возможно. Безопасность – причина его пребывания в Бетесде. Но не единственная. Пэйн наблюдал, как снежинки, кружась, падают вниз, и спрашивал себя, возможно ли из разрозненных нитей соткать нечто правдоподобно целое.

Когда они добрались до медицинского центра, только Пэйн вышел из автомобиля вместе с ней. Маккой коротко кивнул на прощание и уехал. Снежинки быстро посеребрили их волосы, Пэйн взял ее под локоть и поспешно повел внутрь, где их встретила долгожданная теплота, так что кружевные хлопья быстро растаяли. Никто не обратил на них никакого внимания, пока они на лифте поднимались вверх.

Когда двери лифта открылись, они вышли в тихий коридор.

– На этом этаже отделение интенсивной терапии, – сообщил Пэйн. – Его палата там.

Они повернули налево, где двойные двери охранялись двумя строгими молодыми людьми в форме, оба были вооружены. Они, должно быть, знали Пэйна в лицо, потому что один из них быстро открыл перед ними дверь.

– Спасибо, – вежливо сказал Пэйн, проходя мимо.

Отделение было пустым, если не считать медсестер, которые контролировали системы жизнеобеспечения и непрерывно проверяли пациентов. Кроме того, Джей слышала тихий гул, проникающий в каждый уголок отделения: звук приборов, которые поддерживали пациентов или помогали в их восстановлении. Впервые ее осенило, что Стив не может двигаться, присоединенный к одному или нескольким аппаратам, и ноги задрожали. Очень трудно осознать все это.

Пэйн поддерживал ее под локоть, ненавязчиво оказывая поддержку. Он остановился перед дверью и повернулся к ней, ясные серые глаза наполнены беспокойством.

– Я хочу немного подготовить вас. Он тяжело ранен. Череп проломлен, кости лица раздавлены. Он дышит через трубку в горле. Не ждите, что он похож на мужчину, которого вы помните.

Он подождал мгновение, наблюдая за ней, но она ничего не сказала, и, наконец, открыл дверь.

Джей вошла в палату, и на долю секунды сердце и легкие как будто перестали работать. Потом сердце снова забилось в обычном ритме, и она глубоко и болезненно вздохнула. Слезы навернулись на глаза, когда она уставилась на неподвижную массу на белой больничной койке, и его имя беззвучно задрожало на губах. Казалось невозможным, что это... это могло быть Стивом.

Мужчина на кровати был в буквальном смысле почти мумией. Обе ноги сломаны, заключены в гипс и поддерживаются сетью шкивов и петель. Руки почти до локтей обернуты бинтами. Голова и лицо обмотаны марлей, с дополнительными толстыми подушечками на глазах; видны только губы, подбородок и скулы, но они раздуты и изменили цвет. Дыхание вырывалось со свистом слабо, но регулярно через трубку в горле, и еще несколько трубок были присоединены к телу. Мониторы наверху отражали состояние организма. И он все еще жив. До сих пор жив.

Ее горло настолько пересохло, что было больно разговаривать.

– Как я могу опознать его? – надрывно спросила она. – Вы же понимаете, что не могу. Вы знали, как он выглядит!

Пэйн с сочувствием наблюдал за ней.

– Сожалею, я понимаю, что это удар. Но мы вынуждены привлечь вас. Вы были замужем за Стивом Кроссфилдом. Вы знаете его лучше, чем любой другой человек на земле. Возможно, есть какая-то небольшая деталь, которую вы помните: шрам или родимое пятно. Что-нибудь. Не торопитесь, осмотрите его. Я побуду снаружи.

Он вышел и закрыл за собой дверь, оставив ее в комнате один на один с этой неподвижной фигурой, тихими звуковыми сигналами мониторов и слабым свистом его дыхания. Руки сжались в кулаки, и слезы снова навернулись на глаза. Был этот мужчина Стивом или нет, жалость – настолько острая, что причиняла боль, – нахлынула на нее.

Каким-то образом ноги принесли ее поближе к кровати. Она аккуратно обошла трубки и провода, не отводя взгляда от лица или большей части лица, которую могла видеть. Стив? Это действительно Стив?

Она знала, чего хочет Пэйн. На самом деле он ничего толком не объяснил, да это и не нужно. Он хочет, чтобы она подняла простыню и изучила этого мужчину, пока он лежит тут без сознания, беспомощный и голый, если не считать повязок на ранах. Он думает, что она, как жена, очень хорошо знает тело мужа, но пять лет – долгий срок. Она помнила усмешку Стива и дьявольский свет в шоколадных глазах, но другие детали давно исчезли из памяти.

Этому мужчине было все равно, если она откинет простыню и посмотрит на него. Он без сознания, вполне может умереть даже теперь, со всеми этими чудесными аппаратами, присоединенными к телу. Он никогда не узнает. И поскольку Пэйн сказал, что она окажет помощь своей стране, если сможет каким-то образом опознать этого мужчину как Стива Кроссфилда или как определенно не его, то…

Она не могла оторвать от него глаз. Он так ужасно изранен. Как кто-то мог получить такие повреждения и все еще жить? Если бы он пришел в сознание прямо сейчас, хотя бы на мгновение, то все равно захотел бы жить? Сможет ли он когда-нибудь ходить? Пользоваться руками? Видеть? Мыслить? Или, осмотрев свои травмы, сказал бы докторам:

– Спасибо, парни, но думаю, что рискну использовать свой шанс попасть в Жемчужные Врата[2].

Но, возможно, у него огромное желание жить. Возможно, именно это удерживает его от небытия настолько долго, не сознание, а всепоглощающее желание жить. Страстное желание может сдвинуть горы.

Джей нерешительно протянула руку и коснулась его правой руки чуть выше повязок, которые закрывали ожоги. Кожа мужчины оказалась горячей, и она от неожиданности отдернула пальцы. Почему-то она думала, что он будет холодным. Эта очень высокая температура была еще одним признаком того, что жизнь все еще ярко горела в нем, несмотря на неподвижность. Она медленно провела пальцами по его руке, слегка касаясь гладкой кожи чуть ниже внутренней части локтя, осторожно, чтобы не сдвинуть иглы капельниц, по которым в вену поступала прозрачная жидкость.

Он теплый. Он живой.

Сердце тяжело билось в груди, какое-то сильное душевное волнение поднималось внутри, пока она не подумала, что лопнет от усилий, пытаясь справиться с собой. Ее зашатало при мысли о том, через что он прошел и все же еще боролся, бросая вызов судьбе, его дух слишком энергичный и гордый, чтобы сдаться. Если бы она могла, она бы взяла его боль себе.

И в его тело вторглись достаточно. Иглы проникли в вены; провода и электроды передавали каждое биение сердца. Как будто ему мало других ран, доктора сделали еще больше, чтобы вставить дренажные трубки в грудь и бока, и еще несколько трубок. Каждый день множество незнакомцев смотрели на него, трогали его, как будто он просто кусок мяса, делая все, чтобы спасти его жизнь.

Но она не станет вторгаться в его личное пространство, не таким способом. Скромность ничего не значит для него сейчас, но все-таки у него должен быть какой-то выбор.

Все внимание сосредоточилось на нем; в этот момент в мире не существовало ничего, кроме мужчины, неподвижно лежащего на больничной койке. Это Стив? Должна ли она ощутить какое-то чувство близости, несмотря на обезображивающие отеки и повязки, обмотавшие тело? Она попыталась вспомнить.

Стив настолько мускулистый? Руки настолько крепкие, а грудь настолько широкая? Он мог измениться, прибавить в весе, если занимался тяжелой физической работой, которая сильно разработала плечи и руки, так что она не может судить об этом. Мужчины с возрастом становятся шире в груди.

Грудь обрили. Она посмотрела на темную щетину волос на теле. У Стива на груди были волосы, хотя не так много.

Борода? Она взглянула на подбородок и скулы, на то, что могла увидеть, но лицо так распухло, что она не находила ничего знакомого. Даже губы распухли.

Что-то влажное текло вниз по её щекам, удивившись, Джей порывисто провела рукой по лицу. Она даже не осознавала, что плачет.

Пэйн снова вошел в палату и молча предложил ей носовой платок. Когда она вытерла лицо, он увел ее от кровати, его рука, теплая и успокаивающая, обвила ее за талию, позволяя опереться на него.

– Мне очень жаль, – наконец вымолвил он, – понимаю, как это нелегко.

Она покачала головой, чувствуя себя полной дурой из-за того, что так сломалась, особенно в свете того, что должна сказать ему.

– Я не знаю. Простите, но я не могу сказать, Стив это или нет. Я просто... не могу.

– Вы думаете, что это может быть он? – настойчиво спросил Пэйн.

Джей потерла виски.

– Полагаю, что да. Не могу утверждать. Так много повязок…

– Понимаю. Я знаю, насколько это тяжело. Но мне нужно хоть что-то, чтобы доложить моим начальникам. Ваш муж на самом деле был таким высоким? Вы обнаружили в нем хоть что-нибудь знакомое?

Если понял, то почему продолжает давить на нее? Головная боль моментально усилилась.

– Я просто не знаю! – закричала она. – Предполагаю, что Стив такой же высокий, но трудно сказать, когда он лежит. У Стива темные волосы и карие глаза, но я не могу сказать даже этого об этом мужчине!

Пэйн посмотрел на нее.

– Это написано в его медицинском листке, – спокойно ответил он, – каштановые волосы и карие глаза.

Какое-то мгновение сказанное не доходило до сознания, затем ее глаза расширились. Она не находила смысла в опознании мужчины в таком состоянии и была потрясена бурей эмоций, которые он вызвал: жалость, да, но также и изумление, что он все еще жив и борется, и восхищение его решимостью и волей к жизни.

Очень тихо, с побелевшим лицом она спросила:

– Тогда он должен быть Стивом, правда?

Вспышка облегчения промелькнула на лице Пэйна, но Джей не успела заметить ее. Он кивнул.

– Я сообщу нашим людям, что вы опознали его. Это Стив Кроссфилд.