Ложь во спасение

Глава 5

Стив повернул в ее сторону голову на подушке, когда на следующее утро Джей открыла дверь в его палату.

– Джей.

Его голос был резким, хриплым, и ей стало интересно – проснулся ли он только что или чуть раньше. Она помедлила, глядя на его покрытые повязкой глаза.

– Как ты узнал? – медсестры все время крутятся возле него, как же ему удалось понять, что это она?

– Не знаю, – медленно проговорил он. – Может, из-за твоего запаха, или просто почувствовал, что ты в комнате. А может, узнал твою походку.

– О, Боже, мой запах? – спросила она беспомощно. – Я не пользуюсь духами, а ты учуял мой запах на таком расстоянии – со мной явно не все в порядке!

Его губы изогнулись в улыбке.

– Это свежий сладковатый запах. И мне он нравится. А теперь, может, пожелаешь мне доброго утра и поцелуешь меня?

Ее сердце подскочило в груди, точно так же как за день до этого, когда он потребовал, чтобы она поцеловала его. В тот раз Джей подарила ему легкий нежный поцелуй, едва прикоснувшись к его губам, пока Фрэнк на заднем плане притворялся человеком-невидимкой, но даже тогда потребовалось десять минут на то, чтобы ее пульс пришел в норму. Теперь, несмотря на то, что разум предостерегал ее и призывал быть осторожной, она пересекла палату и наклонилась, чтобы вновь поцеловать его, позволив губам прижаться к его рту всего на секунду. Но, когда она начала отстранятся, Стив увеличил давление губ, и его рот буквально припечатал к себе ее губы. В ответ на это ее сердце дико забилось, и возбуждение захлестнуло Джей.

– Ты на вкус как кофе, – проговорила она, когда, наконец, заставила себя отстраниться, прерывая контакт.

Его губы были слегка приоткрыты с беспокоящей ее чувственностью. Джей могла поклясться, что заметила самодовольство в их изгибе.

– Они хотели, чтобы я пил чай или сок, – в его устах это прозвучало так, будто они предложили ему выпить яд, – но я уговорил их на чашечку кофе.

– Неужели? – сухо поинтересовалась Джей. – Каким же образом это тебе удалось? Дай угадаю: ты отказался пить что бы то ни было, кроме кофе?

– Но сработало же, – абсолютно не раскаиваясь, ответил Стив.

Она легко могла представить, какими беспомощными оказались медсестры, пытаясь противостоять его непоколебимой воле.

Несмотря на то, что больше не было необходимости общаться с ним с помощью прикосновений, знакомым движением она взяла его за руку, настолько привыкнув к этому, что даже не заметила, как это произошло.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Джей, поморщившись от банальности вопроса и списав скованность на то, что она все еще была взволнована его поцелуем.

– Как в аду.

– Ох.

– Как давно я здесь?

К собственному удивлению, ей даже пришлось посчитать, сколько дней он лежал в больнице. Она была настолько поглощена заботой о нем, что время перестало иметь значение, и сейчас было непросто отмотать дни назад.

– Три недели.

– Тогда мне остается еще три недели в гипсе?

– Наверное, да.

– Ну, ладно, – он произнес это так, будто давал свое разрешение, и Джей почувствовала, что он дал докторам ровно три недели и ни днем дольше, иначе снимет гипс самостоятельно. Стив поднял левую руку. – Сегодня из меня вытащили еще парочку иголок. Они убрали капельницы час назад.

– Я даже не заметила! – воскликнула она, слегка улыбаясь нотке гордости, прозвучавшей в его ломаном голосе.

Ей стало любопытно, привыкнет ли она когда-нибудь к его резкости, перестанут ли мурашки бегать по ее позвоночнику каждый раз, когда она слышит его голос.

– И я отказался от обезболивающего. Хочу, чтобы голова оставалась ясной. У меня накопилась уйма вопросов, требующих ответов, но раньше на то, чтобы задать их, уходило много времени и сил, а мой мозг был настолько одурманен лекарствами, что я решил не заморачиваться. Теперь я хочу знать, что происходит. Где я? Я слышал, что ты назвала доктора «майор», так что знаю, что нахожусь в военном госпитале. Вопрос только: почему?

– Ты в Бетесде, – ответила Джей.

– Военно-морском госпитале? – удивление сделало его голос еще более грубым.

– Фрэнк сказал, что тебя привезли сюда из соображений безопасности. В этом крыле у каждой двери стоит охрана. И здесь же была точка сбора всех хирургов, которых они привлекли для твоего лечения.

– Майор Ланнинг не из военно-морских сил, – резко заметил Стив.

– Нет, – удивительным было то, что он не помнил ничего о своей личности, но сохранил знание о том, что Бетесда – военно-морской госпиталь и что звание майора не относится к военно-морским силам.

Она смотрела на его неподвижный рот, пока он обдумывал смысл сказанного ею.

– Очевидно, кто-то очень влиятельный хотел, чтобы я находился здесь. Возможно, Лэнгли.

– Кто?

– Штаб-квартира, малыш. ЦРУ.

Она почувствовала, как по спине пополз холодок страха, когда он продолжил:

– А может быть, Белый Дом, но Лэнгли наиболее вероятный вариант. Как насчет Фрэнка Пэйна?

– Он из ФБР. Я ему доверяю, – твердо заявила Джей.

– Проклятье, все так запутанно, – пробормотал он, – то, что все эти департаменты и военные подразделения работают вместе, это ненормально. Что вообще происходит? Расскажи мне о взрыве.

– Разве Фрэнк тебе не рассказывал?

– Я ничего не спрашивал и ничего не рассказывал ему. Я не знал, можно ли ему доверять.

Да уж, это было так на него похоже. Стив всегда держался в стороне, осторожно наблюдая. Хотя она успела выйти за него замуж, прежде чем заметила эту его характерную черту. Он использовал свое обаяние, как прикрытие, так что большинство людей, с которыми он общался, описали бы его как общительного и непринужденного парня, в то время как он был совершенно другим. Он всегда стоял особняком, не доверяя людям и никого не подпуская к себе, но никто никогда не замечал этого, потому что ее бывший муж был замечательным актером. Сейчас же она чувствовала, что стена рухнула. Окружающие могли либо принимать его таким, какой он есть, либо покинуть его: ему явно все равно. Это было непросто, но она считала, что так даже лучше. Голая правда, никакого притворства или уверток. И он впервые подпустил ее к себе так близко. Он нуждался в ней, доверял ей. Возможно, это было обусловлено сложившимися обстоятельствами, но это происходило и изумляло ее.

– Джей? – подтолкнул он ее.

– Я точно не знаю, что случилось, – пояснила она. – Я не знаю, почему ты находился там. И они тоже не знают.

– Кто «они»?

– Фрэнк. ФБР.

– И остальные, на кого он работает, кто бы это ни был, – сухо добавил он. – Продолжай.

– Фрэнк сказал мне, что, насколько они знают, ты не занимался ничем противозаконным. Возможно, ты просто невинный свидетель, но, так как у тебя репутация человека, который за версту чует неприятности, они полагают, что ты можешь знать, что случилось во время операции. Они подготовили ловушку или что-то в этом роде, но кто-то подложил бомбу на месте встречи. И ты единственный выжил после взрыва.

– Какую ловушку?

– Не знаю. Фрэнк сказал мне только, что это связано с национальной безопасностью.

– Они еще опасаются, что прикрытие их агента было раскрыто, но точно не уверены, так как игроки с другой стороны оказались также разобщены, – произнес Стив, обращаясь больше к себе самому. – Это могло быть двойное предательство, и бомба предназначалась кому-то другому. Проклятье! Не удивительно, что они хотят, чтобы память вернулась ко мне. Но все это не объясняет одну вещь. Зачем они привлекли тебя?

– Они привезли меня для опознания, – сказала Джей, рассеянно поглаживая его руку так же, как долгие часы прежде.

– Опознания меня? Разве они не знали?

– Не наверняка. Была найдена часть твоих водительских прав, но они все равно не были уверены, ты это или их агент. Вероятно, вы были похожего телосложения и роста, а твои руки оказались обожжены, так что они не смогли получить твои отпечатки.

Она прервалась на секунду, когда неясное воспоминание всплыло в памяти, но детали все время ускользали от нее. В какой-то момент она была близка к разгадке, но следующий вопрос Стива отвлек ее.

– Почему они пригласили тебя? Разве нет других людей, способных опознать меня? Или мы с тобой были близки после развода?

– Нет, мы не общались. Я впервые увидела тебя после пяти лет. Ты всегда был одиночкой. Ты не тот человек, у которого полно закадычных друзей. И у тебя нет родственников, так что осталась только я.

Он беспокойно зашевелился, и его рот вытянулся в прямую линию, когда он коротко, но красноречиво выругался.

– Я пытаюсь во всем разобраться, – подытожил он, – но постоянно натыкаюсь на эту проклятую стену в памяти. Кое-что из того, что ты мне рассказываешь, кажется знакомым, и я думаю: да, это про меня. А затем вдруг ты начинаешь говорить о каком-то незнакомце, и я задумываюсь над тем, кто же я. Черт побери, как я могу это знать? – закончил он в полном отчаянии.

Ее пальцы скользнули по его руке, утешая, насколько это в ее силах. Она не хотела тратить время, говоря банальности, так как чувствовала, что Стива они только разозлят. К этому времени он уже использовал тот небольшой запас энергии, что у него был, задавая ей вопросы. Пару минут он пролежал в тишине, грудь поднималась и опускалась слишком быстро. В конце концов, ритм его дыхания замедлился.

– Я устал, – пробормотал он.

– Ты слишком торопишься. Ты ведь знаешь: прошло всего три недели.

– Джей.

– Да?

– Останься со мной.

– Я останусь, ты же знаешь.

– Это так... странно. Я даже мысленно не могу представить твое лицо, но какая-то часть меня знает тебя. Возможно, библейское познание гораздо глубже памяти.

Его грубый голос придал словам особую остроту, и Джей почувствовала себя так, будто заряд электрического тока ударил в ее тело, от этого покалывало кожу. Ее разум заполнился картинами, но не из воспоминаний. Ее воображение создавало новые образы: этот мужчина, с ожесточенной душой и ломаным голосом, наклоняющийся над ней, обнимающий, двигающийся между ее ног в гораздо более полном обладании, чем она испытывала когда-либо раньше. У нее перехватило дыхание, когда она почувствовала, как ее грудь болезненно набухла, а плоть увлажнилась. Еще один разряд выстрелил в нее, и она ощутила, что находится на грани физической разрядки, экстаза всего лишь от его слов, его голоса.

Неистовая сила реакции собственного тела потрясла ее, испугала, и она вскочила с его кровати прежде, чем потеряла контроль над собой.

– Джей? – он был озадачен, даже немного встревожен, поскольку почувствовал, что она ускользнула от него.

– Спи, – удалось выговорить ей, ее голос почти не дрожал. – Тебе нужен отдых. Я буду здесь, когда ты проснешься

Он приподнял свою забинтованную руку.

– Как насчет того, чтобы подержать меня за руку?

– Не могу. Это может навредить тебе.

– Эта боль меркнет в сравнении с болью, которую я уже испытываю, – проговорил он нетвердым голосом. Он быстро терял силы. – Просто прикасайся ко мне, пока я не усну, ладно?

Джей почувствовала, как эта просьба нашла острый отклик в ее сердце. Он мог попросить все что угодно, и ее лишало равновесия, что его потребность в ее прикосновении была на грани того, что она могла вынести. Джей вернулась к кровати, положила свою руку на его. И сразу же ощутила, как он начал расслабляться, и через две минуты Стив уже спал.

Она вышла из палаты, чувствуя необходимость сбежать, хотя не была уверена, что знает, от чего бежит. От Стива и от чего-то еще. Чего-то, что росло внутри нее и становилось все сильнее и сильнее. Это пугало ее. Она не хотела этого, но не могла остановить.

Ее тело никогда так не отвечало ему прежде, даже в первые – дикие, горячие – дни их брака. Все дело в сложившейся ситуации, говорила она себе, пытаясь найти успокоение в этой мысли. Во всем виновата ее склонность отдаваться делу полностью, слишком концентрироваться на нем – вот что заставляло ее чувствовать себя так. Но утешение ускользало от нее, и отчаяние затопило ее сердце, потому что анализ ее эмоций не менял их самих. Господи, помоги ей, она снова влюблялась в него, и теперь у нее еще меньше оправданий, чем в первый раз. Большую часть времени последние две недели он был не более чем мумией, неспособной двигаться или говорить, и, несмотря на это, ее тянуло к нему, привязывало к нему. Но теперь любить его было намного опаснее, чем раньше. Он стал другим: более сильным, более жестким человеком. Даже когда он находился без сознания, она чувствовала его неистощимую внутреннюю силу; и потребность узнать, что же случилось с ним, что так сильно изменило его, была настолько неодолимой, что почти причиняла боль.

Медсестра, которая первой заметила бессознательную реакцию Стива на присутствие Джей, остановилась возле нее.

– Как он? Сегодня утром он отказался принимать обезболивающие.

– Он уснул. Он очень быстро устает.

Медсестра закивала, ее ярко-голубые глаза встретились с темными глазами Джей.

– У него самый невероятный организм, который я когда-либо наблюдала. Он до сих пор страдает от боли, но, кажется, просто игнорирует ее. Обычно проходит как минимум еще одна неделя, прежде чем мы начинаем снижать количество анальгетиков, – в ее голосе прозвучало восхищение. – Кофе не навредило его желудку?

Джей засмеялась.

– Нет, он, скорее, казался самодовольным по этому поводу.

– Он определенно был настроен получить этот кофе. Возможно, мы начнем с легкой диеты с завтрашнего дня, так что сила постепенно станет возвращаться к нему.

– Вы не знаете, когда его переведут из отделения интенсивной терапии?

– Не знаю. Это решение должен принять майор Ланнинг, – улыбнувшись на прощание, медсестра вернулась к своим обязанностям.

Джей направилась в комнату отдыха, чтобы купить попить, и решила воспользоваться тем, что в комнате никого не было, и побыть в одиночестве.

Ее терзало какое-то смутное беспокойство, но она не могла точно определить его причину. Или причины, подумала она. Частью этого, конечно же, являлся Стив и ее собственная неуправляемая эмоциональная реакция на него. Она не хотела полюбить его снова, но не знала, как бороться с этим, хотя понимала, что должна бороться. Джей не могла полюбить его снова. Слишком опасно. Она знала это, отчаянно повторяла себе снова и снова, что не позволит этому случиться, хотя допускала, что может быть уже слишком поздно. Другая часть ее беспокойства также была связана со Стивом, но девушка не до конца понимала, почему.

Назойливое ощущение того, что она что-то упустила, не оставляло ее в покое. Что-то, что она должна была заметить, но не смогла. Возможно, Стив тоже ощущал это, судя по всем тем вопросам, которые задавал. Он не доверял Фрэнку на сто процентов, как она и предвидела, когда посвящала Стива в происходящее. Но Джей знала, что могла бы доверить Фрэнку как свою жизнь, так и жизнь Стива. Так почему же она продолжала чувствовать себя так, будто должна знать больше, чем уже знала? Был ли Стив в опасности из-за того, что невольно увидел? Был ли фактически вовлечен в произошедшее? Она не так наивна, чтобы не понять, что большинство фактов держали от нее в секрете, но и не ожидала, что Фрэнк выложит ей все, что знает. Нет, это не то, что ее беспокоило. Чувство беспокойства вызывало что-то, что она должна видеть, что-то, что было очевидно, но она упустила это. Какая-то незначительная деталь, которая не вписывалась в общую картину, и пока она точно не определит, что же это, она не сможет избавиться от снедающей ее тревоги.

Два дня спустя Стива перевели из интенсивной терапии в отдельную палату, и охранники из военно-морского флота сменили месторасположение. В новой палате был телевизор – именно то, чего так недоставало в палате интенсивной терапии, и Стив настаивал на том, чтобы слушать каждый выпуск новостей, как будто искал подсказки, которые снова соберут для него в единое целое все недостающие части головоломки. Проблема состояла в том, что он, казалось, интересовался всем, что происходило в мире, и мог обсуждать политику других стран так же легко, как и вопросы внутренней политики. Это тревожило Джей, ведь Стив никогда не интересовался подобным, и в то же время глубина его познаний доказывала, что он сильно увлекался этим. Все указывало на то, что он был намного более вовлечен в ситуацию, которая почти убила его, чем, возможно, думал Фрэнк. Или, вероятно, Фрэнк на самом деле знал обо всем. У них было несколько долгих личных разговоров с глазу на глаз, но Стив все еще осторожничал. Только с Джей он терял свою бдительность.

Множество ран удерживало Стива в постели намного дольше, чем это могло бы быть, потому что он был не в состоянии пользоваться костылями из-за обожженных рук. Физическое бездействие раздражало его, отрицательно сказываясь на его терпении и настроении. Он быстро определил, какие телешоу ему нравятся, отказываясь смотреть телевикторины и мыльные оперы, но даже выбранным программам, по его мнению, чего-то недоставало, так как большая часть действия на экране была визуализирована. Способность только слушать раздражала его, и вскоре он попросил включать только новостные каналы. Джей делала все, что было в ее силах, чтобы развлечь его. Ему нравилось, когда она читала ему газеты, но по большей части он просто хотел поговорить.

– Расскажи мне, как ты выглядишь, – попросил он однажды утром.

Эта просьба взволновала ее. Когда тебя просят описать себя, чувствуешь себя до странного смущенным.

– Ну, у меня каштановые волосы, – начала она нерешительно.

– Какого оттенка? Красноватого? Золотого?

– Золотого, думаю, но скорее темно-золотого. Цвета меда.

– Они длинные?

– Нет. Почти до плеч и очень прямые.

– Какого цвета твои глаза?

– Синего.

– Продолжай, – упрекнул он после минуты молчания, когда она ничего не добавила. – Какого ты роста?

– Среднего. Сто шестьдесят восемь сантиметров.

– А я какого роста? Мы хорошо подходим друг другу?

Мысль заставила ее горло сжаться.

– Ты где-то сто восемьдесят сантиметров, и да, в танце мы действительно хорошо подходили друг другу.

Он повернул к ней забинтованные глаза.

– Я ведь не о танцах говорил, ну, так как? И давай снова сходим потанцуем, когда я вылезу из гипса? Возможно, я еще не забыл, как это делается.

Она не знала, сможет ли снова вынести его объятия, только не теперь, когда она не в состоянии справиться с дикой реакцией своего тела на звук его резкого ломаного голоса. Но он ждал ее ответа.

– Это свидание? – беспечно спросила Джей.

Он поднял свои руки.

– Завтра снимут бинты. На следующей неделе у меня будет последняя операция на глазах. Через две недели снимут гипс. Дай мне месяц, чтобы вернуть прежнюю силу. К тому времени повязки полностью снимут с моих глаз, и мы пойдем в город.

– Ты даешь себе всего лишь месяц, чтобы вернуть силу? Не слишком ли самоуверенно?

– Я делал это прежде, – сказал он, после чего затих.

Джей задержала дыхание, наблюдая за ним, но уже спустя минуту он выругался.

– Черт побери, я знаю вещи, но не помню их. Знаю, какую еду люблю, знаю имя главы любого государства, упомянутого в новостях, могу даже представить себе, как они выглядят, но не представляю, как выглядит мое собственное лицо. Я помню, кто выиграл последний чемпионат по бейсболу, но не где я сам находился, когда он проходил. Знаю запах каналов в Венеции, но не могу вспомнить, был ли я там вообще, – он сделал паузу, затем сказал очень спокойно: – Иногда я хочу разрушить это место голыми руками.

– Майор Ланнинг говорил тебе, чего следует ожидать, – сказала Джей, ее все еще била дрожь от его слов. Как же глубоко он увяз в том сером мире, на который намекал Фрэнк? Она очень боялась, что Стив больше не был просто авантюристом, он стал игроком. – Прекрати жалеть себя. Он сказал, что, возможно, твоя память будет возвращаться по крупицам.

Медленная усмешка коснулась его губ, углубляя морщины, которые заключали в скобки его рот, привлекая ее беспомощный очарованный взгляда. Его губы казались более твердыми, более полными, как будто были все еще немного опухшими, или, возможно, такое складывалось впечатление, потому что его лицо теперь стало старше и худее.

– Прости, – повинился он, – просто очень хочется дать волю рукам.

Его сарказм, особенно когда у него было серьезное основание жалеть себя, только напомнил ей о его твердости и внутренней силе, и оказался еще одним ударом о шаткую стену, которую она построила вокруг своего сердца. Джей должна была бы подшутить над ним, как она делала за годы до этого, но теперь все было иначе. Раньше Стив прикрывался юмором, как щитом, теперь этого не стало, и она смогла увидеть настоящего Стива.

Джей находилась с ним на следующее утро, когда сняли повязки с его обожженных рук. Она присутствовала и ранее, когда бинты меняли, так что уже видела водяные пузыри на его ладонях и пальцах. Тогда они выглядели намного хуже, чем сейчас. Участки покрасневшей кожи были все еще заметны на руках до локтей, но его ладони оказались поражены больше всего. Теперь, когда опасность инфицирования прошла, новая нежная кожа заживет быстрее без повязок, но некоторое время пользоваться руками все еще будет для него слишком болезненно.

Когда она сравнила нынешнее состояние с тем, когда она увидела его впервые, подключенного ко всем тем приборам и мониторам, с множеством трубок, присоединенных к его телу, это показалось самым настоящим чудом. Прошло всего четыре недели, но тогда он был немногим лучше овоща, а теперь оказывал воздействие силой своей личности на всех, кто входил в его палату, даже на доктора. Тогда его лицо было опухшим и в кровоподтеках, теперь же твердая линия челюсти и четкий разрез губ очаровывали ее. Она знала, что пластические хирурги восстановили его раздробленное лицо, и задавалась вопросом об изменениях, которые увидит, когда повязки снимут полностью и она впервые сможет действительно рассмотреть его. Его челюсть немного отличалась, стала более квадратной, более худощавой, но этого следовало ожидать, так как он сильно потерял в весе после ранения. Его борода казалась более темной, потому что он был очень бледным. Она хорошо успела ознакомиться с его челюстью и бородой, так как каждое утро брила его. Поначалу это делали медсестры, но когда он пришел в сознание, то дал всем понять, что хочет, чтобы его брила Джей и никто другой.

Вокруг его черепа больше не было толстого слоя марли. От точки над правым ухом вниз по диагонали к задней левой части его черепа спускался большой зубчатый белый шрам, но волосы уже достаточно отросли, совсем не походили на ежик новобранца в учебном лагере и начали закрывать шрам. Новые волосы были темными и блестящими, они никогда не подвергались влиянию солнечного света. Его глаза все еще покрывали повязки и, несмотря на то, что теперь марлевые подкладки и бинты стали намного тоньше, чем прежде, верхняя часть его носа и скул все же оставались скрыты. Повязки мучили ее, она хотела видеть его новое лицо, решить для себя, хорошо ли пластический хирург сделал свою работу. Она хотела ассоциировать его личность с его новым лицом, изучить его темные глаза и увидеть все то, что искала в нем во время их брака и не смогла найти.

– Кожа на ваших руках очень нежная, – сказал доктор, который занимался его ожогами, срезая последний из бинтов, и подал знак медсестре убрать их. – Будьте осторожны с ними, пока новая кожа не огрубеет. Сейчас руки покажутся вам непослушными, но вы должны начать работать ими, тренировать их. У вас нет никаких повреждений сухожилий или связок, так что спустя какое-то время вы снова сможете пользоваться ими в полной мере.

Медленно, мучительно Стив согнул пальцы, морщась от боли. Он подождал, пока доктор и медсестры не покинули палату, а затем обратился к ней:

– Джей?

– Я здесь.

– Как они выглядят?

– Красные, – честно ответила она.

Он снова согнул их, затем осторожно потер пальцами правой руки левую, затем наоборот.

– Странно как-то, – проговорил он, слегка улыбаясь. – Они ужасно чувствительные, как он и сказал, но на ощупь моя кожа такая же гладкая, как попка ребенка. Теперь у меня нет никаких мозолей. – Его улыбка резко исчезла, сменившись хмурым взглядом. – У меня были мозолистые руки.

Он снова исследовал свои руки, будто пытаясь найти что-то знакомое, медленно потирая подушечки пальцев между собой.

Она мягко засмеялась.

– Однажды летом ты так много играл в бейсбол, что твои руки стали такими же жесткими, как невыделанная кожа. У тебя были мозоли на мозолях.

Он все еще выглядел задумчивым, затем его настроение изменилось.

– Иди сюда и сядь ко мне на кровать.

Заинтригованная, она сделала, как он велел, сев перед ним. Изголовье его кровати находилось в вертикальном положении, так что он сидел ровно, и они оказались с ним почти на одном уровне. Она только сейчас заметила, насколько он возвышался над ней. Его голые плечи и грудь, несмотря на вес, который он потерял, все еще поражали ее, и снова она задалась вопросом, что за работа у него была, чтобы настолько развить торс.

Он неуверенно протянул к ней руку и коснулся ее волос. Понимая его мотивы, она старалась сидеть спокойно, в то время как его пальцы пропускали пряди ее волос. Он ничего не говорил, просто поднял другую руку и обхватил ее лицо ладонями, его пальцы легко скользнули по ее лбу и бровям, вниз по линии носа, по губам, скулам и подбородку, прежде чем спуститься по шее вниз.

Она затаила дыхание, но даже не заметила этого. Медленно он обхватил пальцами ее шею, как будто измеряя, затем прошелся ладонями от ямочек ключиц к плечам.

– Ты слишком худая, – пробормотал он, обхватив ее плечи ладонями. – Ты что, плохо питаешься?

– Вообще-то, я даже немного прибавила в весе, – прошептала она, начиная дрожать от его прикосновений.

Спокойно, целенаправленно его руки спускались вниз к ее груди, пока пальцы не накрыли ее. Джей резко вдохнула.

– Тише, не бойся, – проговорил он, поглаживая мягкие холмики.

– Стив, нет, – но ее глаза закрывались по мере того, как жаркое удовольствие заполняло ее, заставляя кровь медленными мощными толчками струиться по венам.

Большими пальцами он потер ее соски, и она задрожала, чувствуя, как грудь в ответ напряглась.

– Ты такая мягкая, – его голос огрубел еще больше. – Бог мой, как я хотел дотронуться до тебя. Иди сюда, солнышко.

Он проигнорировал боль в руках и притянул ее к себе. Затем обнял, обхватив руками так, как мечтал много раз с тех пор, как ее голос вырвал его из темноты. Стив чувствовал ее гибкость, мягкость, теплоту, и все внутри переворачивалось от удовольствия, когда он ощутил ее грудь, прижатую к его груди. Он вдохнул сладость ее кожи, почувствовал мягкий шелк волос, и с резким приглушенным жаждущим стоном нашел ее губы.

Мужчина уже был знаком с ее ртом и был готов просить, умасливать, настаивать до тех пор, пока она не согласилась бы на поцелуй этим утром... а потом вечером перед уходом.

Он знал, что ее рот был широким, полным и мягким, и что ее губы дрожали каждый раз, когда она целовала его. Теперь он склонился к ней, накрывая ее губы своими, настойчиво нажимая, пока она не раскрылась и не позволила ему проникнуть глубже. Он почувствовал, как она задрожала в его руках, когда он погрузился языком в ее рот и попробовал на вкус ее сладость. Проклятье, каким же он был дураком, когда позволил ей убежать от него пять лет назад? Его бесило, что он не мог вспомнить, как они занимались любовью, потому что он хотел знать, что ей нравится, и каково это – быть в ней, и было ли им действительно так хорошо вместе, как кричали об этом все его инстинкты. Она принадлежала ему, он знал это, чувствовал это, как будто они были связаны. Он углубил поцелуй, вынуждая ее ответить на него так, как, он знал, она может и хочет. Наконец она судорожно задрожала, и ее язык встретился с его, в то время как ее руки обвились вокруг его шеи.

«Он не должен быть таким сильным, – подумала Джей, чувствуя туман в голове, – только не после всего того, через что прошел». Но его руки были сильными и настолько тесно обвивались вокруг нее, что сдавили ребра. Стив прежде никогда не был таким агрессивным, он, конечно, и пассивным не был, но теперь целовал ее с откровенным требованием, переводя их отношения в близость, которая пугала ее. Сейчас он хотел ее больше, чем когда-либо на протяжении их брака, но теперь его внимание было чересчур сосредоточено на ней из-за сложившихся обстоятельств.

– Нам не следует этого делать, – наконец, удалось произнести ей, поворачивая голову в сторону, чтобы освободить рот от его голодного давления.

Она опустила руки и слегка толкнула его в плечи.

– Почему нет? – пробормотал он, воспользовавшись образовавшейся уязвимостью ее шеи и награждая ее медленными поцелуями.

Его язык коснулся чувствительной ямочки под ушком, и руки Джей сжались на его плечах, легкая дрожь удовольствия пробежала по ее телу. Отсутствие зрения не мешало ему ласкать ее. Инстинкт уходил корнями глубже, чем память.

Совесть и чувство самозащиты заставили Джей снова толкнуть его в плечи, и на сей раз он медленно освободил ее.

– Мы не можем позволить себе снова начинать отношения, – произнесла она низким голосом.

– Мы оба свободны, – отметил он.

– Насколько мы это знаем. Стив, ты, возможно, встретил кого-то за прошедшие пять лет, о ком ты действительно заботился. Кто-то может ждать, ждать твоего возвращения домой. Пока ты не вернул память, ты не можешь быть уверен в том, что свободен. И... и я думаю, что мы должны быть осторожными и снова не завязывать отношения, пока не узнаем больше друг о друге.

– Никто не ждет меня, – сказал он с твердой уверенностью.

Ее движения были вялыми от возбуждения, когда она соскользнула с кровати и направилась к окну. Утреннее свинцовое небо расцвечивали снежинки, хаотично кружащиеся на слабом ветру.

– Ты не можешь утверждать этого, – настаивала она и, обернувшись, посмотрела на него.

Его лицо было повернуто к ней даже притом, что он не мог видеть ее, и жесткая линия его рта подсказала, что он рассердился. Простыня, обмотанная вокруг его талии, обнажала широкие плечи и грудь – он презирал и пижамы, и больничный халат, хотя, в конце концов, согласился носить пижамные штаны с отрезанными штанинами и разрезанными боковинами, таким образом он смог натянуть их на загипсованные ноги. Он выглядел худым, бледным и слабым от того, через что прошел, но так или иначе производил на людей внушительное впечатление. Не то чтобы он был совсем немощным, нет, если учесть ту силу, которую она только что ощутила в нем. Он, должно быть, был невероятно силен перед несчастным случаем. Те пять лет, что они не виделись, становились все большей тайной для нее.

– Так, значит, ты оставалась со мной все это время только потому, что у тебя комплекс матери Терезы? – спросил он резко.

Это был первый раз, когда она отказала ему в чем-либо, и Стиву это не понравилось. Если бы он мог ходить, то пошел бы за ней, ослепленный или нет, слабый или нет, несмотря на то, что большую часть времени все еще испытывал ужасную боль. Ничто не остановило бы его, и впервые она была благодарна за то, что у него сломаны ноги.

– Я никогда не ненавидела тебя, – она попыталась объяснить, зная, что обязана, по крайней мере, попытаться. – Не думаю, что мы друг друга очень любили, уж конечно, недостаточно для того, чтобы наш брак оказался крепким. Фрэнк попросил, чтобы я осталась, потому что подумал, что ты будешь нуждаться во мне, учитывая твое состояние. Даже майор Ланнинг сказал, что это поможет тебе восстановить память, если рядом будет находиться кто-то, кого ты знал до того случая. Так что... я осталась.

– Прекрати нести эту чушь, – ее попытка объяснить взбесила его еще больше, и это был такой вид гнева, с каким она прежде не сталкивалась.

Спокойный и собранный, он говорил гортанным голосом чуть громче шепота. Холодок пробежал по ее спине, когда она почувствовала его ярость, выплеснувшуюся на нее, как лед и пламя одновременно, даже притом, что он ни разу не пошевелился.

– Ты думаешь, из-за того, что я не могу видеть, я не понял, что ты возбудилась? Попробуй еще разок, дорогуша.

Джей начала сердиться, уловив резкое требование в его голосе.

– Так и быть, хочешь всю правду? Вот она – я не доверяю тебе. Ты всегда был слишком неугомонным для того, чтобы осесть где-то и попытаться построить жизнь вместе. Ты всегда уезжал ради одного из твоих так называемых «приключений», в поисках чего-то, что я не могла дать тебе. Ну, так вот, я не хочу проходить через это снова. Я не хочу вновь оказаться связанной с тобой. Сейчас ты хочешь меня, и, возможно, я буду нужна тебе еще какое-то время, но что будет, когда ты выздоровеешь? Погладишь по головке и поцелуешь в щечку, а после я буду наблюдать, как ты исчезаешь за горизонтом? Спасибо, но меня это не интересует. Я в своем уме. Не то, что раньше.

– Так вот почему ты дрожишь каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе? Ты хочешь меня, но боишься.

– Я сказала, что не доверяю тебе. Я не говорила, что боюсь тебя. Почему я должна доверять тебе? Ты все еще искал приключений, когда тот взрыв почти убил тебя!

Джей вдруг осознала, что почти кричит на него, в то время как он даже не повысил голос. Она повернулась и вышла, а затем прислонилась к внешней стороне двери, пока гнев и дрожь не утихли. Девушка чувствовала себя больной, но не из-за их спора, а потому что он был прав. Она боялась. И очень сильно. Но уже слишком поздно что-либо делать, потому что она любит его снова, несмотря на все предупреждения и лекции самой себе, почему этого необходимо избежать. Джей не знала, кто он теперь. Он изменился, стал более жестким, более грубым и опаснее прежнего. Стив все еще игрок, вероятно, гораздо более вовлеченный в ситуацию, чем Фрэнк хотел бы, чтобы она знала.

Но это не имело никакого значения. Она любила его прежде, когда ее любовь противоречила всему, во что она верила, и любит его теперь, когда это чувство имеет еще меньший смысл. Господи, помоги ей, она открывает себя для боли, но ничего не может с этим поделать.