Ложь во спасение

Глава 2

Когда на следующее утро Джей проснулась, то немного полежала в кровати, оглядывая незнакомый гостиничный номер и пытаясь сориентироваться. События предыдущего дня слились в одно расплывчатое пятно, за исключением кристально ясного воспоминания о раненом человеке в больнице. Стив. Тот мужчина – Стив.

Ей следовало бы узнать его. Даже учитывая, что прошло пять лет, но ведь когда-то она любила его. Что-то в нем должно быть знакомым, несмотря на уродующие синяки и отеки. Странное чувство вины одолевало ее, хотя она понимала, что это смешно, но оно было, как будто она каким-то образом подвела Стива, низведя до такого уровня, что он стал занимать в ее жизни слишком незначительное место, чтобы помнить, как он выглядел.

Скривившись, Джей встала с кровати. Так, она снова увлеклась, придавая слишком большое значение происходящему. Стив постоянно твердил ей, что надо полегче ко всему относиться, и иногда очень раздражительным тоном. Еще одна область, где они были несовместимы. Она слишком сильно все переживала, слишком усложняла каждодневную жизнь и мир вокруг себя, в то время как Стив беспечно скользил по поверхности.

Джей могла вернуться в Нью-Йорк этим же утром, но ей не хотелось этого делать. Сегодня только суббота; нет никакой спешки, она вернется вовремя, чтобы пойти на работу в понедельник. Нет ничего хуже: все долгие выходные просидеть в квартире, грустно размышляя о том, что осталась без работы. Она хотела снова увидеть Стива. Казалось, что того же хочет и Пэйн. Он не упомянул, что принял меры для ее возвращения в Нью-Йорк.

Джей так устала, что на этот раз глубоко спала, и в результате тени под глазами были не такими темными, как обычно. Она посмотрела в зеркало в ванной, задаваясь вопросом, возможно ли, что неожиданное увольнение оказалось скрытым благом. Она так давила на себя, что нанесла ущерб здоровью, сжигая вес, который и так был ниже нормы; кожа так сильно обтягивала кости лица, что Джей выглядела одновременно измученной и истощенной, особенно без косметики. Женщина посмотрела на свое лицо в зеркале. Она никогда не была красоткой и никогда не будет, но когда-то казалась вполне симпатичной. Темно-синие глаза и пряди гладких, тяжелых, золотисто-медово-каштановых волос являлись ее лучшими чертами, остальная часть лица могла быть описана, как самая обыкновенная.

Что сказал бы Стив, если бы смог увидеть ее сейчас? Был бы разочарован и прямо так и заявил бы?

Почему она не может выбросить его из головы? Естественно беспокоиться о нем, сочувствовать из-за ужасных травм, но она не могла удержаться от вопроса, что он бы подумал и сказал о ней. Стив раньше был совсем другим: очаровательный, но ненадежный блуждающий огонек, – теперь он стал мужчиной: более жестким, более сильным, с невероятным желанием выжить. Что этот мужчина подумал бы о ней? Он все еще хотел бы ее?

Мысль заставила заалеть лицо, и Джей отпрянула подальше от зеркала, чтобы включить душ. Должно быть, она сходит с ума! Он инвалид. Даже теперь нет никакой уверенности, что он выживет, несмотря на бойцовский характер. И даже если выживет, не будет таким, как раньше. Операция по спасению глаз, возможно, не удалась: они не узнают, пока не снимут повязки. Возможно, у него поврежден мозг. Возможно, он не сможет ходить, говорить или кормить себя.

Она беспомощно ощутила, как горячие слезы снова покатились по щекам. Почему сейчас она должна из-за него плакать? Почему не может перестать этого делать? Каждый раз, когда она думала о нем, то начинала плакать, что просто смешно, ведь она не в состоянии даже узнать его.

Пэйн назначил встречу на десять, так что она заставила себя прекратить рыдать и начала собираться. Быстро управилась со сборами, и еще осталось полно свободного времени, затем с удивлением обнаружила, что хочет есть. Обычно она не завтракала, поддерживая себя бесконечным количеством кофе до обеда, когда живот начинал гореть, не позволяя много съесть. Но напряжение от работы уже исчезало, и она хотела есть.

Джей заказала завтрак в обслуживании номеров и получила его в поразительно короткий срок. Напав на еду, как жертва голодовки, она в рекордное время проглотила омлет и тост. Когда Пэйн постучал в дверь, уже прошло полчаса, как она была готова.

Пэйн ненавязчиво изучил ее лицо острым взглядом, отмечая и анализируя каждую деталь. Она плакала. И действительно прониклась ситуацией, и хотя это именно то, чего они хотели, он все же сожалел, что она испытала боль. Этим утром она выглядела значительно лучше, на лице появился хоть какой-то цвет. Изумительные глаза стали больше и ярче, чем он помнил, но отчасти это было результатом слез. Он все же надеялся, что больше ей не придется плакать.

– Я уже звонил, чтобы проверить его состояние, – сообщил он, беря ее за руку. – Хорошие новости. Жизненные показатели улучшаются. Он все еще без сознания, но мозговые волны увеличили активность, и доктора сейчас более оптимистичны, чем раньше. Ему действительно стало намного лучше, чем ожидалось.

Джей не стала указывать, что это они ожидали, что он умрет, так что любое, даже малейшее положительное изменение в его состоянии лучше, чем смерть. Она не хотела думать о том, как близко он подошел к смерти. Она никак не могла понять, как Стив стал ей так важен в течение тех минут, что она стояла у кровати и касалась его руки.

Большой белый военно-морской госпиталь этим утром был гораздо оживленней, чем вчерашней ночью, в дверях отделения реанимации, где находилась палата Стива, стояли два других охранника. И снова они, казалось, знали Пэйна в лицо. Джей задалась вопросом, сколько раз он приходил сюда увидеть Стива, и почему считал необходимым вообще находиться здесь. Он ведь этим утром уже проверил состояние Стива по телефону. Независимо от того, что натворил Стив, он, вероятно, чрезвычайно важен, и Пэйн хотел быть рядом в тот момент, когда тот придет в сознание, если когда-нибудь это произойдет.

Пэйн предоставил ей войти в палату одной, сказав, что хочет поговорить с кем-то. Джей рассеянно кивнула, внимание уже сосредоточилось на Стиве. Она захлопнула открытую дверь и вошла, оставив Пэйна стоять в коридоре, практически оборвав на полуслове. Печальная улыбка искривила его рот, когда он посмотрел на закрытую дверь; потом он повернулся и быстро зашагал по коридору.

Джей посмотрела на мужчину на кровати. Стив. Теперь, когда она снова увидела его, было еще трудней признать, что это Стив. Она помнила живого, кипящего энергией Стива; а сейчас он оставался по-прежнему неподвижным, и это лишало равновесия.

Он лежал все в том же положении, как и вчера вечером; приборы все так же спокойно жужжали и подавали звуковые сигналы, и жидкости все так же капали в вены через иглы. Сильный запах больничного антисептика обжигал нос, и внезапно она задалась вопросом, ощущает ли он, хоть краешком сознания, этот запах. И может ли слышать разговоры, хотя и не способен ответить?

Она подошла к кровати и коснулась его руки, как в прошлый вечер. Жар его кожи покалывал кончики пальцев, несмотря на прохладу регулируемой температуры. Многочисленные, как у мумии, повязки скрыли индивидуальность, и губы были такими раздутыми, что больше походили на карикатуру, чем на губы мужчины, которого она когда-то целовала, любила, вышла замуж, боролась с ним, и, наконец, развелась. Только горячая кожа обнаженной руки делала его настоящим.

Он чувствует что-нибудь? Ощущает ее прикосновение?

– Стив? – дрожащим голосом прошептала она.

Почти забавно: разговаривать с неподвижной мумией, понимая, что он, вероятно, в настолько глубокой коме, что ничего не осознает, и, даже если каким-то чудом смог услышать ее, все равно не способен ответить. Пусть это бессмысленно, но что-то внутри заставило ее попробовать.

– Я… это Джей.

Иногда он называл ее птичка-Джей, а когда действительно хотел уколоть – Джанет Джин. Ее прозвище прижилось, когда она была очень маленьким ребенком. Родители назвали ее Джанет Джин, но старший брат Уилсон сократил имя до Джи Джи, что, естественно, превратилось в Джей. К тому времени, когда она пошла в школу, ее именем безвозвратно стало Джей.

– Тебя ранило, – сказала она Стиву, все еще поглаживая его руку. – Но с тобой все будет в порядке. Обе ноги сломаны, они в гипсе. Именно поэтому ты не можешь ими двигать. В горло вставлена трубка, которая помогает тебе дышать, из-за нее ты не можешь говорить. Ты ничего не видишь, потому что на глазах повязки. Не волнуйся ни о чем. О тебе здесь очень хорошо заботятся.

Это на самом деле ложь, что он будет в порядке? Она просто не знала, что еще сказать ему. Если вдруг он может слышать, она должна его обнадежить и не давать еще каких-то поводов для беспокойства.

Откашлявшись, она начала рассказывать ему о том, чем занималась последние пять лет, начиная с развода. Она даже призналась в том, что ее уволили, и как сильно ей хотелось ударить Фаррелла Уордлоу прямо в нос. Как сильно до сих пор хочется ударить его кулаком по носу.

Голос был спокойным и бесконечно нежным. Он не понимал ни слова, потому что бессознательность все еще окутывала рассудок слоями тьмы, но он слышал голос, ощущал, как что-то теплое касалось кожи. Это заставило его почувствовать себя менее одиноким – крошечное слабое прикосновение.

Что-то сильное и жизненно важное в нем сосредоточилось на этом прикосновении, стремилось к нему, выдергивая из мрака, хотя он уже ощущал монстров с клыками, которые ждали его, ждали, чтобы рвать его плоть горячими ножами и звериными зубами. Он должен вынести все это, прежде чем сможет добраться до голоса, а он очень слаб. Он не сможет сделать этого. И все же голос обращался к нему и тянул, как магнит, поднимая из абсолютной бесчувственности, захватившей тело.

– Я помню куклу, которую мне подарили на Рождество, когда мне было четыре года, – сказала Джей, продолжая автоматически разговаривать с ним. Голос стал низким и мечтательным. – Она была мягкая и гибкая, как настоящий ребенок, у нее были вьющиеся каштановые волосы и большие карие глаза, ресницы длиной в пару сантиметров, которые закрывались, когда я укладывала ее спать. Я назвала ее Крисси, она была моим самым лучшим другом во всем мире. Я везде таскала ее с собой, пока она не стала настолько оборванной, что напоминала миниатюрную нищенку. Я спала с ней, сажала рядом с собой на стул, когда ела; на своем трехколесном велосипеде я проезжала мили и мили вокруг дома, держа ее перед собой. Потом я начала расти и потеряла интерес к Крисси. Я положила ее на полку с другими куклами и забыла о ней. Но в первый раз, когда увидела тебя, Стив, то подумала: «У него глаза Крисси». Именно такие глаза я обычно называла карими, когда была маленькой и не очень разбиралась в цветах. У тебя глаза Крисси.

Его дыхание, казалось, стало медленнее и глубже. Ей почудилось, что ритм движения грудной клетки изменился. Воздух со свистом вырывался через трубку в горле. Пальцы Джей мягко погладили его руку, поддерживая легкий контакт, хотя что-то в ней по-настоящему болело от прикосновения к его коже.

– Я уже несколько раз сказала тебе, что у тебя глаза Крисси, но не думаю, что тебе хотелось бы этого. – Она засмеялась, звук согрел комнату, заполненную безликим жужжанием аппаратов. – Ты всегда так отстаивал свой образ мачо. Беззаботный авантюрист не должен иметь глаз Крисси, правда?

Внезапно его рука дернулась, это движение так поразило ее, что она отдернула свою руку, лицо побледнело. Если не считать дыхания, это первый раз, когда он пошевелился, хотя она и понимала, что это, вероятно, бессознательная мышечная судорога. Взгляд взлетел к его лицу, но там ничего нельзя было увидеть. Повязки закрывали верхние две трети головы, разбитые губы оставались неподвижными. Джей медленно потянулась и снова коснулась его руки, но он не отреагировал. Она возобновила разговор с ним, лепеча всякий вздор, вытаскивая воспоминания детства.

Фрэнк Пэйн тихо открыл дверь и остановился как вкопанный, слушая ее низкие бормотания. Джей все еще стояла рядом с кроватью; черт, скорей всего, она ни на сантиметр не отходила от мужчины и находилась здесь – он взглянул на часы – почти три часа. Понятно, если бы она была женой этого парня, но она бывшая жена, и именно она положила конец их браку. И все же она стояла там, все внимание сосредоточено на нем, как будто она изо всех сил старалась помочь ему поправиться.

– Как насчет небольшой чашечки кофе? – мягко спросил Пэйн, не желая напугать женщину, но ее голова все равно дернулась, глаза расширились.

Потом она улыбнулась.

– Звучит заманчиво.

Джей отошла от кровати, затем остановилась и оглянулась назад, хмуро сдвинув брови.

– Крайне неприятно оставлять его в одиночестве. Если он вообще что-нибудь понимает, должно быть, просто ужасно лежать здесь, пойманным в ловушку боли, не зная почему и думая, что совсем один.

– Он ничего не осознает, – заверил ее Пэйн ее, желая, чтобы все было по-другому. – Он в коме, и прямо сейчас для него лучше, чтобы он там и оставался.

– Да, – согласилась Джей, понимая, что он прав.

Если бы Стив сейчас пришел в сознание, то испытывал бы ужасную боль.

Тот первый слабый проблеск сознания исчез; теплый голос умолк и оставил его без руководства. Без этого голоса, который вел его, он погрузился назад – во мрак, в небытие.

Фрэнк задержался, сидя в кафетерии с плохой едой и вполне приемлемым кофе. Кафе было небольшим, кофе на самом деле не очень хорошим, хотя и лучше, чем он ожидал. Следующая порция может быть не так хороша, так что он хотел насладиться этой, пока есть возможность.

Вдобавок ко всему он просто не знал, как начать разговор, и кружил вокруг да около весь обед, но должен был сделать это. Большой Босс однозначно дал понять: Джей Гренджер должна остаться. Он не хотел, чтобы она просто опознала пациента и уехала; он хотел, чтобы она прониклась к нему сердцем, по крайней мере, достаточно для того, чтобы остаться. А Большой Босс всегда добивался, чего хотел.

Фрэнк вздохнул.

– Что, если она влюбится в него? Черт, вы же знаете, каков он. Всегда была толпа женщин, повсюду таскавшихся за ним. Они не в состоянии ему сопротивляться.

– Возможно, это причинит ей боль, – признал Большой Босс, хотя сталь в голосе не исчезла. – Но его жизнь висит на волоске, и наши варианты ограничены. По какой-то причине Стив Кроссфилд оказался там, когда произошел взрыв. Мы знаем это, и они знают это. У нас нет возможности выбирать. Кроссфилд – единственный выбор.

Больше ничего не надо было говорить. С тех пор, как Кроссфилд превратился в единственный выбор, его бывшая жена тоже стала единственным выбором, потому что она – единственный человек, который мог опознать его.

– Маккой купился на это? – резко спросил Большой Босс.

– Целиком и полностью. – Голос Фрэнка стал резким. – Вы же не думаете, что Гилберт Маккой…

Большой Босс прервал его.

– Нет. Я знаю, что нет. Но Маккой чертовски проницательный агент. Если он купился, это означает, что мы проделали хорошую работу и все выглядит так, как надо.

– Что произойдет, если она будет рядом с ним, когда он придет в сознание?

– Неважно. Доктора говорят, что он будет слишком растерян и дезориентирован, чтобы понимать хоть что-то. Они контролируют его и сообщат нам, когда он начнет выходить из комы. Мы не можем удалить ее из его палаты – это будет выглядеть подозрительно, – но будем наблюдать. Если он начнет приходить в сознание, надо быстро увести ее из комнаты, пока мы не сможем поговорить с ним. Но опасность такого случая не слишком велика.

– Вы заболтали этот кофе до смерти.

Голос Джей вывел Пэйна из задумчивости, он взглянул сначала на нее, потом на свой кофе. Он настолько долго размешивал напиток, что тот давно остыл. Он поморщился – неплохой кофе пропал впустую.

– Я задумался о том, как попросить вас кое о чем, – признался он.

Джей бросила на него озадаченный взгляд.

– Есть только один способ. Просто попросите.

– Хорошо. – Он глубоко вздохнул. – Не возвращайтесь завтра в Нью-Йорк. Вы можете остаться здесь со Стивом? Он нуждается в вас. И будет нуждаться еще больше.

Слова тяжело ударили ее. Стив никогда не нуждался в ней. Она была слишком настойчива, желая от него и от их отношений большего, чем он мог дать. Он всегда хотел иметь дистанцию между ними, мысленную и эмоциональную, утверждая, что она «душит» его. Она вспомнила время, когда он кричал ей эти слова; потом подумала о мужчине, распростертом на больничной койке, и снова беспокойное ощущение нереальности происходящего охватило ее.

Она медленно покачала головой.

– Стив одиночка. Вы должны это знать из информации, которую имеете на него. Он не нуждается во мне сейчас, не будет нуждаться, когда придет в сознание, и, вероятней всего, ему не понравится идея принимать от кого-то заботу, тем более от бывшей жены.

– Он будет в полной растерянности, когда придет в себя. Вы станете жизненно важны для него, ведь вы единственный человек, которого он знает; кто-то, кому он может доверять; кто-то, кто поддержит его. Его лекарствами ввели в принудительную кому... доктора могут рассказать вам больше, чем я. Но они сказали, что он будет в крайне смущенном и взволнованном состоянии, возможно, даже в бреду. Это поможет, если кто-то, кого он знает, будет с ним.

Практичность заставила ее снова покачать головой.

– Мне жаль, мистер Пэйн. Не думаю, что он хотел бы увидеть меня здесь, но я в любом случае не осталась бы, даже если бы могла. Вчера меня уволили с работы. Мне вручили уведомление, что через две недели я должна убраться. Я не могу позволить себе не отработать эти две недели, и я должна найти другую работу.

Он присвистнул сквозь зубы.

– Поганый выдался денек, не так ли?

Она невольно рассмеялась, несмотря на серьезность ситуации.

– Хорошее описание, да.

Чем дольше она общалась с Фрэнком Пэйном, тем больше он ей нравился. В нем не было ничего выдающегося: среднего роста, среднего веса, седеющие каштановые волосы и ясные серые глаза. Приятное, но не запоминающееся лицо. И все же в нем чувствовалась какая-то надежность, вызывающая доверие.

Он выглядел задумчивым.

– Возможно, мы сможем кое-что сделать в вашей ситуации. Позвольте мне проверить, прежде чем вы закажете обратный билет. Хотите получить шанс послать своего босса катиться куда подальше?

Джей изобразила приторно сладкую улыбку, и на этот раз рассмеялся он.

Только позже она поняла: вопрос означал уверенность, что Стив выживет. Она вернулась в палату Стива и, стоя у кровати, мягко сжала его руку, облегчение заполнило ее.

– Ты выкарабкаешься, – прошептала она.

Солнце почти зашло, она провела большую часть дня, стоя возле кровати. Несколько раз медсестра или санитарка требовали, чтобы она вышла, но за исключением этого времени и обеда с Фрэнком, Джей постоянно находилась со Стивом. Она говорила с ним, пока не пересохло горло, говорила, пока не иссякли темы, о чем бы рассказать, и снова наступила тишина, но даже тогда она держала ладонь на его руке. Возможно, он осознает, что она рядом.

Вошла медсестра, кинула на Джей любопытный взгляд, но не попросила выйти из палаты. Вместо этого проверила мониторы и сделала пометку в блокноте.

– Странно, – пробормотала она, – а может, и нет. Как бы там ни было, уверена, что наш парень знает, когда вы здесь. Биение сердца усиливается, частота дыхания нормализуется в вашем присутствии. Когда вы ушли на обед, его жизненные показатели ухудшились, затем восстановились, когда вы вернулись. Я заметила, что то же самое происходило каждый раз, когда мы просили вас выйти из палаты. Майор Ланнинг очень заинтересовался этими диаграммами.

Джей посмотрела на медсестру, затем на Стива.

– Он знает, что я здесь?

– Неосознанно, – торопливо ответила медсестра. – Он не может проснуться и поговорить с вами, не с такой дозой барбитуратов[3], которую получает. Но кто знает, что он чувствует? Вы говорили с ним весь день, правда? Возможно, какая-то часть дошла до него на каком-то уровне. Вы, должно быть, действительно важны для него, раз он так реагирует на вас.

И медсестра вышла из палаты. Ошеломленная Джей оглянулась на Стива. Даже если он каким-то образом ощущал ее присутствие, почему его это так затрагивает? И все же она не могла игнорировать теорию медсестры, потому что и сама заметила, как изменился ритм его дыхания. В это было почти невозможно поверить, потому что Стив никогда не нуждался в ней, никоим образом. Какое-то время он наслаждался ею, но что-то в нем держало ее на маленьком, но ощутимом расстоянии. Потому что он не мог сильно любить и не позволял себе принимать глубокую любовь. Все, чего Стив когда-либо хотел, – поверхностные, скорее родственные отношения, легкая игривая любовь, которая могла закончиться без сожалений. Именно так они и расстались, и она редко думала о нем после того, как они разошлись. Почему теперь она вдруг стала важна для него?

И тут она издала низкий смешок, потому что ее озарило понимание ситуации. Стив реагировал не на нее, он отвечал на прикосновения и голос, обращенные лично к нему, в отличие от бесстрастных профессиональных прикосновений окружающих его врачей и медперсонала. Точно такая же реакция была бы на любого другого. Возможно, Фрэнк Пэйн с таким же успехом мог стоять здесь и разговаривать с ним.

Она сказала об этом час спустя, когда Ланнинг изучал диаграммы, поглаживая подбородок, иногда задумчиво поглядывая на нее. Фрэнк стоял в сторонке, сохраняя непроницаемое выражение лица, но острый пристальный взгляд не пропускал ничего.

Майор Ланнинг был одним из ведущих докторов, человеком, посвятившим себя излечению военных. Он не работал в Бетесде, но, не колеблясь, выполнил приказ, который разбудил его среди ночи и привел сюда. Перед ним и еще несколькими врачами поставили задачу спасти жизнь этого человека. Тогда они даже не знали имени больного. Теперь его имя было на листе, но они все еще не имели ни малейшего представления, почему он настолько важен для властей. Это не имело значения: майор Ланнинг использовал бы любые доступные средства или процедуры, чтобы помочь своему пациенту. И прямо сейчас одним из этих средств была эта хрупкая молодая женщина с темно-синими глазами и полным чувственным ртом.

– Не думаю, что мы можем игнорировать показания, мисс Гренджер, – искренне сказал майор. – Он реагирует именно на ваш голос, не на мой, не мистера Пэйна, или какой-то из медсестер. Мистер Кроссфилд не в глубокой коме. Он самостоятельно дышит и все еще обладает рефлексами. Не так уж неразумно думать, что он может слышать вас. Он не может понимать, и, конечно, не может ответить, но вполне возможно, что он вас слышит.

– Как я поняла, в кому его ввели лекарствами, – возразила Джей, – когда люди находятся под воздействием препаратов, разве они не полностью отключаются?

– Есть различные уровни сознания. Позвольте мне более полно описать его повреждения. У него простые переломы обеих ног, ничего такого, что помешает ему ходить в дальнейшем. На руках ожоги второй степени, но самые сильные ожоги на ладонях и пальцах, как будто он схватил горячую трубу, или, возможно, поднял руки, чтобы защитить лицо. Селезенка была разорвана, и мы ее удалили. Одно легкое проколото и съежилось. Но худшие повреждения нанесены голове и лицу. Череп сломан, а лицевые кости просто разрушены. Мы в срочном порядке провели несколько хирургических операций, чтобы устранить повреждения, но, чтобы контролировать отек мозга и не допустить ухудшений, мы вынуждены вводить большие дозы барбитуратов. Они держат его в коме, при этом, чем глубже кома, тем слабее мозговые функции. В глубокой коме пациент не может даже самостоятельно дышать. Уровень комы частично зависит от переносимости пациентом лекарственных средств, которая у всех людей разная. Устойчивость к препаратам у мистера Кроссфилда, кажется, немного выше обычной, так что его кома не столь глубока, какой могла быть. Мы не увеличили дозировку, потому что в этом нет необходимости. В свое время мы постепенно уменьшим количество лекарств и выведем его из комы. Он собирается сделать это самостоятельно, и я искренне могу сказать вам, что он определенно добивается больших успехов, когда вы с ним. Есть еще много всего, чего мы не знаем о мозге, и как он управляет телом, но мы знаем, что мозг это делает.

– Вы хотите сказать, что он поправится гораздо быстрее, если я буду здесь?

Майор усмехнулся.

– Если в двух словах, – то да.

Джей чувствовала себя уставшей и растерянной, как будто провела часы в доме с зеркалами, пытаясь найти выход, а вместо этого натыкалась на одно обманчивое отражение за другим. Причина была не только в этих людях, которые настаивали, чтобы она осталась; было что-то еще внутри нее. Это что-то произошло, когда она коснулась Стива, что-то совершенно непонятное. Она никогда не ощущала этого прежде, даже когда они были женаты. Как будто он стал значить для нее больше, чем раньше, какими-то неведомыми путями, которые она осознавала, но не могла определить.

Она жалела, что они возложили на нее эту ответственность. Она не хотела оставаться. Это странное чувство, которое она испытывала к Стиву, ощущалось как угроза. Если она сейчас уедет, это чувство не получит шанса на развитие. Но если останется... Она не страдала от развода тогда, пять лет назад, потому что их любовь никогда не приносила ярких ощущений, никогда не отличалась глубиной. В конце концов просто исчезла. Но Стив теперь стал совсем другим; он изменился за эти пять лет, превратился в мужчину, чья мощь довлеет над ней, даже когда он без сознания. И если она снова влюбится в него, то никогда не сможет справиться с этим чувством.

Но если уедет сейчас, то будет ощущать себя виноватой, потому что не помогла ему.

Она должна найти другую работу. Должна вернуться в Нью-Йорк и начать делать хоть что-то, чтобы не позволить разрушиться собственной жизни. Но Джей устала от непрерывного самоконтроля и маневрирования, многочисленных коммерческих сделок. Она не хотела уезжать и боялась остаться.

Фрэнк увидел напряженность в ее лице, почувствовал, как та вибрирует в ней.

– Давайте спустимся в комнату отдыха, – предложил он, выступив вперед и беря ее за руку. – Вам нужен перерыв. Увидимся позже, майор.

Ланнинг кивнул.

– Попробуйте уговорить ее остаться. Этот парень действительно нуждается в ней.

В коридоре Джей пробормотала:

– Ненавижу, когда обо мне говорят так, будто меня нет. Я устала от того, что мной манипулируют.

Говоря это, она думала о работе, но Фрэнк бросил на нее острый взгляд.

– Я не хочу поставить вас в неудобное положение, – дипломатично ответил он. – Просто нам крайне необходимо поговорить с вашим мужем... извините, бывшим мужем. Все время забываю. В любом случае мы готовы сделать все возможное, что помочь ему выздороветь.

Джей засунула руки в карманы и замедлила шаги, раздумывая над чем-то.

– Стива собираются арестовать из-за того, что он сделал, независимо от того, что это было?

На этот счет у Фрэнка не было никаких сомнений.

– Нет, – ответил он с абсолютной уверенностью.

Этот человек получит самую лучшую медицинскую помощь и самую лучшую защиту, которую страна в состоянии предоставить; просто Фрэнк сожалел, что не может сказать об этом Джей, потому что это невозможно.

– Мы думаем, что он просто оказался в неправильном месте в неправильное время, невольный свидетель, понимаете. Но, учитывая обстоятельства, мы думаем, что он, вероятно, обладает сведениями о том, что случилось. Даже возможно, что он пытался помочь, когда все взорвалось ему в лицо.

– В буквальном смысле.

– К сожалению, да. Все, что он сможет вспомнить, поможет нам.

Они дошли до комнаты отдыха, и Пэйн открыл дверь, чтобы она прошла вперед. Они были одни, благодарение небесам. Он подошел к кофейному автомату и бросил монеты.

– Кофе?

– Нет, спасибо, – устало ответила Джей, присаживаясь.

Живот был блаженно спокоен, и она не хотела нарушать пищеварение ядовитым варевом, которое обычно выдавали эти автоматы. Раньше она не замечала, как вымоталась, но теперь усталость накатывала волнами, вызывая головокружение.

Фрэнк сел напротив нее, обхватив руками пластиковую чашку.

– Я разговаривал с моим начальником и объяснил вашу ситуацию, – начал он, – если вам не придется волноваться об устройстве на другую работу, вы останетесь?

Джей опустила веки, потом потерла лоб, пытаясь заставить себя сосредоточиться на том, что он говорил. Она не могла вспомнить, что когда-нибудь была настолько измучена, как сейчас, как будто вся энергия покинула ее. Даже мысли как будто оцепенели. Целый день она так отчаянно концентрировалась на Стиве, что все остальное стерлось, и теперь, когда она позволила себе расслабиться, изнеможение перешло в глубокую усталость – и умственную, и физическую.

– Не понимаю, – пробормотала она, – я должна найти работу, чтобы зарабатывать деньги. И даже если вы каким-то образом обрисуете все преимущества, я никак не смогу работать и оставаться здесь.

– Пребывание здесь и будет вашей работой, – объяснил Фрэнк, желая, чтобы ему не пришлось давить на нее.

Она выглядела так, будто все, что могла делать, – сидеть прямо. Но, возможно, ее гораздо легче убедить сейчас, когда усталость притупила рассудок.

– Мы позаботимся о вашей квартире и расходах на проживание. Это очень важно для нас.

Она недоверчиво уставилась на него, приподняв веки.

– Вы заплатите мне, чтобы я осталась здесь?

– Да.

– Но мне не нужны деньги, чтобы остаться с ним! Я хочу помочь ему, как вы не понимаете?

– Но вы не можете из-за своего финансового положения, – кивая, сказал Фрэнк. – Что мы предлагаем сделать: позаботиться о деньгах за вас. Если бы вы были достаточно богаты, то сомневались бы в том, чтобы остаться?

– Конечно, нет! Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь ему, но идея взять за это деньги отвратительна.

– Мы платим вам не за то, чтобы вы остались с ним, мы платим вам, чтобы вы смогли остаться с ним. Понимаете разницу?

Должно быть, она сошла с ума, потому что действительно увидела тонкое различие между двумя сторонами проблемы, после того как он разделил ее на части. И его глаза были такими добрыми, что она инстинктивно доверяла ему, хотя и чувствовала, что происходит много такого, чего она не понимает.

– Мы снимем для вас квартиру неподалеку, так что вы сможете проводить с ним больше времени, – продолжал Фрэнк успокаивающим и рассудительным голосом. – Мы также будем содержать вашу нью-йоркскую квартиру, так что потом вы сможете туда вернуться. Если вы сейчас дадите мне слово, то мы сможем приготовить для вас место к понедельнику.

Должно быть, существовали какие-то аргументы против, которые она могла привести, но она была не в состоянии думать о чем-либо. Фрэнк убрал с пути все препятствия; она почувствует себя мелочной и подлой, если откажется сделать то, чего он так хочет, когда он проявил столько беспокойства, и они – кто бы они там ни были – так сильно желали, чтобы она осталась.

– Мне нужно попасть домой, – беспомощно сказала она, – который в Нью-Йорке. Мне необходимо больше одежды и придется оставить работу. – Внезапно она засмеялась. – Если возможно оставить работу, с которой уже уволили.

– Я устрою вам эту поездку.

– Как вы думаете, насколько я задержусь здесь?

Она прикинула, что две-три недели, но хотела убедиться. Придется уладить дела с почтой и коммунальными услугами.

Пристальный взгляд Франка стал спокойным.

– По крайней мере, на несколько месяцев. Возможно, дольше.

– Месяцев!

– Ему необходимо лечение.

– Но тогда он уже придет в сознание. Я думала, вы просто хотите, чтобы я осталась, пока самое худшее не останется позади!

Он прокашлялся.

– Мы хотим, чтобы вы остались, по крайней мере, до тех пор, пока его не выпишут из больницы.

Он пытался постепенно внушить ей эту идею, сначала просто заполучить ее сюда, затем убедить, что Стив нуждается в ней, потом уговорить на продолжительное пребывание. И очень надеялся, что все сработает.

– Но зачем?

– Вы будете нужны ему. У него будут сильные боли. Я раньше не говорил вам, но ему необходимо еще несколько операций на глазах. Скорей всего, пройдет еще шесть-восемь недель до того, как ему окончательно снимут повязки с глаз. Он будет растерян, мучиться от боли, и в ходе лечения врачи принесут ему еще больше страданий. В довершение ко всему, возможно, он не сможет видеть. Джей, вы для него – единственная надежда на выживание.

Она сидела, тупо уставившись на него. Все выглядело так, будто после всего прошедшего времени, теперь, когда все давно позади, Стив нуждался в ней больше, чем кто-нибудь из них когда-либо мог себе представить.