Шерил Уитекер Лоренцо Великолепный

1

— П-позвольте составить вам… ик… компанию, синьорина?

Вивиан испуганно отшатнулась. Мужчина, что преградил ей дорогу, явно находился в сильном подпитии — раскрасневшиеся щеки, бессмысленные глаза, на губах блуждает сальная улыбочка. Достаточно пьян для того, что бы утратить контроль над собой, но еще не достаточно, чтобы свалиться с ног. Самый опасный вариант.

Еще не в полной мере осознав всю серьезность ситуации, девушка приняла строгий вид и попыталась прошмыгнуть мимо наглеца. Не тут-то было! Сильная ручища ухватила ее за плечо.

— М-малютка… ик… ты так спешишь! — По-видимому, сразу же распознав в ней иностранку, навязчивый пьянчуга обращался к ней по-английски.

Ах, и почему только она не слушала взрослых? Говорили же ей: незнакомый город ночью не самое подходящее место для прогулок в одиночестве. Нет, видите ли, романтики захотелось. На шестнадцатилетие родители подарили Вивиан путешествие по Италии — Пиза, Неаполь, Милан, Венеция, Рим, Флоренция… Мечта! Сказка! Опьяненная восторгом, пере полненная впечатлениями, Вивиан совсем потеряла голову. Рим был прекрасен. Но Флоренция! Она влюбилась в нее с первого взгляда! Для полноты впечатлений так хотелось прогуляться по городу ночью — и чтобы непременно одной, упиваясь грезами и фантазиями…

Черствые взрослые, однако, романтического порыва не одобрили. Но не отказываться же от мечты только потому, что мама с папой против! Вивиан потихоньку выскользнула из отеля, где они остановились, и, вся такая возвышенная и романтическая в воздушном светлом платье, отправилась на желанную прогулку.

Сначала все шло просто замечательно. Прохожих на улицах было мало, ничто не мешало упиваться красотой города, а заодно и собственной утонченностью. Незаметно для себя Вивиан оказалась у церкви Сан Лоренцо, где днем любовалась надгробиями Лоренцо и Джулиано Медичи, принадлежащими резцу гения Высокого Возрождения Микеланджело. Статуи усопших были лишены портретного сходства, но от этого не становились менее выразительными. Особенно Вивиан потрясло скульптурное изображение Лоренцо. Этот человек, ставший в двадцать лет неограниченным правителем Флоренции, был представлен в одежде римского полководца.

Но она знала, что прославился он не толь ко как искуснейший правитель и политик, но и как покровитель искусств, любитель карнавальных шествий и как поэт, воспевающий в своих сонетах любовь к прекрасной даме. Может быть, именно поэтому гениальный скульптор представил незаурядного, щедро одаренного талантами герцога в образе человека меланхоличного, склонного к созерцательному образу жизни. Говорят, что уже в шестнадцатом веке флорентийцы прозвали статую «Задумчивый». Неизвестно почему, но из двух скульптурных изображений Вивиан неосознанно выделила Лоренцо, предпочтя его более юному и пылкому Джулиано.

Обойдя церковь кругом и еще раз вспомнив переживания, что охватили ее в капелле Медичи, мечтательница свергла в какой-то переулок — и оказалась в лабиринте узких и темных улочек, таких занятных днем, но пугающих и неуютных но чью. Каблучки громко и отчетливо цокали по не ровным камням древней мостовой. Почему-то сейчас этот звук действовал искательнице приключений на нервы. Проплутав минут двадцать, Вивиан уже совсем отчаялась, но тут заметила в конце очередного переулка очертания все той церкви. Она сделала круг и вышла к ней с другой стороны! Не помня себя от облегчения, девушка устремилась туда — и вдруг…

— Пустите! Я буду кричать!

Это была ошибка. Ее обидчик расхохотался, второй рукой обхватывая талию девушки и привлекая к себе.

— Кричи, д-детка… кричи. А мы тебе ротик-то и закроем.

Горячие губы прижались к ее губам, потные руки лезли за вырез платья, под юбку. Вивиан отбивалась и брыкалась, отчаянно пытаясь вырваться и позвать на помощь, но все напрасно. Она уже почти теряла сознание от ужаса, как тяжесть, притискивающая ее к стене дома, внезапно исчезла. Кто-то одним рывком отодрал от нее обидчика. Тот резко обернулся к нежданному заступнику, нагнув голову, точно разъяренный бык.

— Т-ты? А н-ну проваливай, не то…

Короткий резкий удар — и негодяй уже бесформенным кулем валяется на мостовой. Словно во сне, еще не веря, что спасена, потрясенная девушка разглядела своего спасителя. Смуглое, мрачное лицо, точно вышедшее из-под резца гениального скульптора, темные, чуть вьющиеся волосы, широкие плечи…

Крепкие руки поддержали ее, не дали упасть. Звучный, глубокий голос обрушил на неё шквал вопросов. Вивиан замотала головой, судорожно лепеча что-то невнятное на родном языке. Мгновенно оценив ситуацию, неожиданный спаситель тоже перешел на английский.


— Как вы? С вами вес в порядке? Я вынужден просить прощении. Это мой кузен, он сегодня выпил лишнего, как вы, к сожалению, могли убедиться на собственном опыте. Если пожелаете подать на него в суд, я засвидетельствую, что он напал на вас. Вот вам моя визитная карточка.

Дрожащая, всхлипывающая Вивиан и не думала ни о каком суде, ни о каких публичных скандалах. Машинально взяв из рук незнакомца визитку, она попыталась запахнуть на груди разорванное платье.

— Вы собираетесь обращаться в полицию?

Какая полиция! Вивиан и помыслить не могла о том, что будет, если родители узнают о ее выходке. Заплетающимся языком она заверила, что в полицию обращаться не намерена, и бессвязно поблагодарила за спасение.

— Боюсь, я не могу проводить вас до дому. Мне еще надо позаботиться вот о нем. — Незнакомец с нескрываемым отвращением указал на валяющееся у его ног бесчувственное тело.

Но Вивиан сейчас и не нужно было никаких провожатых — унести бы скорее ноги! Тем более что от церкви Сан Лоренцо до ее отеля было рукой подать. Уже у себя в номере, более-менее успокоившись, она взглянула на карточку, что так и сжимала в руке всю дорогу к отелю. Лоренцо Скалиджери. Неужели из тех самых Скалиджери, что слывут некоронованным королями издательского бизнеса? И он без колебаний встал на сторону совершенно незнакомой девочки-подростка против своего кузена? Сказал, что поддержит ее, если она захочет предать дело огласке? Не побоялся шума, что поднимется в случае скандала? Да ведь если журналисты пронюхают о таких пикантных подробностях из жизни двух отпрысков знаменитых Скалиджери, это попадет на первые страницы всех газет!

Перед глазами Вивиан снова встал образ ее спасителя, каким она видела его, обернувшись, когда уже выбегала на площадь. Перекинув незадачливого насильника через плечо, Лоренцо Скалиджери легко понес его прочь — высокий, статный, сильный и неотразимо красивый. Рыцарь, что спас попавшую в беду деву. Разве та кого забудешь? Пережитый испуг померк, сменившись новым чувством.

Когда-нибудь, поклялась себе юная фантазерка, забираясь в постель, мы с Лоренцо встретимся снова. Но в совершенно иной обстановке. И тогда уже я произведу на него неизгладимое впечатление.


Восемь лет спустя


— Вив, тебе не надоело себя уродовать? — Кларенс смерил подругу детства скептическим взглядом. Они дружили так давно, что относились друг к другу как брат и сестра и делились всеми своими тайнами. — Только погляди, на кого ты похожа! Что ты сделала со своими золотыми локонами? Да компанию, которая вы пускает краску, придающую волосам этот унылый мышиный оттенок, следует навеки лишить лицензии за нарушение прав человека!

Вивиан самодовольно улыбнулась.

— Да, я долго экспериментировала, пока не подобрала нужную марку.

— А прическа? — не унимался Кларенс. — Распусти ты их, не стягивай в этот убогий пучок а-ля бедная гувернантка! Долго еще ты намерена изображать из себя «синий чулок» на десять лет старше, чем ты есть на самом деле?

— Пока он не полюбит меня такой, какой видит сейчас, — за мои настоящие достоинства, а не за красивые волосы.

Он, разумеется, это Лоренцо Скалиджери. Вивиан любила его со всем пылом нерастраченных чувств. Любила всеми фибрами души.

— Знаешь, неприятно напоминать, но именно эту фразу я слышу от тебя с тех пор, как ты поступила на работу в его компанию. Вот уже три года кряду.

Девушка вызывающе вздернула подбородок.

— Определенных успехов я все-таки достигла!

— Хочешь сказать, что подсыпала яду в кофе его личной секретарши и заняла ее место?

— Кларенс! Ничего смешного! Она была изумительной женщиной. Мне до сих пор ее недостает… и ему тоже, уж я-то вижу.

— Да ладно, я просто пошутил. Знаешь, мне почему-то казалась, что ваша поездка в Японию будет весьма плодотворной.

— Так и есть. Он дал мне очередную прибавку к жалованью.

— Определенно, ему надо держать ухо востро, не то очень скоро бедняга обнаружит, что тратит все доходы компании на премии исполнительной мисс Морлендер. Кстати, ты до сих пор настаиваешь, чтобы он обращался к тебе столь официально?

Вивиан попыталась спрятать улыбку.

— Разумеется.

— По-моему, тебе это доставляет огромное удовольствие.

— Неописуемое. Ты представь только: я, на верное, единственная женщина на свете, которая не лезет из кожи вон, стараясь сойтись с ним покороче и поскорее.

— Ага, что и сказывается, — ехидно заметил Кларенс.

— Просто благодаря этому я сразу выделяюсь из общего ряда, — возразила девушка. — И в один прекрасный день он непременно обратит на меня внимание.

— Будем надеяться, это случится раньше, чем он женится на какой-нибудь куколке из своего круга, чтобы обзавестись наследником для фамильного бизнеса. Он, знаешь ли, не молодеет.

Сердце Вивиан сжалось от боли — такой привычной, но все равно нестерпимо острой.

— Спасибо, что высказал вслух мои худшие опасения.

— Прости, но ты ведь всегда любила меня за то, что я говорю тебе правду.

Она медленно кивнула.

— Что верно, то верно… У него есть младший брат, Джанни, которого он любит, как сына. Миссис Мьюлип как-то упомянула, что, когда отец Лоренцо погиб, он стал его опеку ном. Ты бы видел, какое у него становится лицо, когда Джанни звонит ему из Италии.


Друг Вивиан пожал плечами.

— Насколько я могу сулить, ты не боишься, что он озабочен стремлением создать здоровую семью.

— Да хватит тебе!

— Ничего не скажешь, маскарад тебе удался на славу. — Кларенс вновь вернулся к прежней теме. — Правда, по-моему, ты все-таки перебарщиваешь. Эти твои очки, например. Скажи, ну кто в наши дни носит очки в такой тяжелой оправе? Разве что какая-нибудь директриса исправительной школы для трудных подростков.

Вивиан польщено хихикнула.

— Вот-вот. Кому, глядя на этакое уродство, придет и голову, что в них вставлены простые стекла? По-моему, великолепная идея. Да и к моему костюму они подходят.

Кларенс снова поморщился.

— Ох, хватит. Вот что я видеть совсем не могу — так это твой костюм. Скрывать такую чудесную фигуру пол бесформенным балахоном! Ей-ей, прямо средневековье какое-то! Умерщвление плоти! Ты что, в монашки заделалась? Дала обет воздержания? Лучшие годы проходят — а она сохнет по человеку, который видит в ней лишь образцовую машину для секретарской работы. Точную, как часы, и бесчувственную, как манекен в витрине! Нет, это выше моего понятия!..

В глазах девушки промелькнула боль. И Кларенс замолчал, поняв, что на сей раз зашел слишком далеко.

— Увы, ничего другого мне не остается. Я не могу не видеть его каждый день, а иной возможности у меня нет.

— Ты безнадежна, — покачал головой молодой человек.

— Знаю, — серьезно ответила Вивиан. Она не обижалась на Кларенса — на правах старого друга ему позволялось очень многое. Кто, как не он, поддерживал ее все эти годы? Кто всегда готов был подставить дружеское плечо? И кто, как не он, помог ей в свое время устроиться на работу в лондонский филиал «Библиоиитернешнл»?

— Ну ладно, мне пора. Значит, увидимся в Италии на следующей неделе?

— Вот именно, — кивнул Кларенс. — Ловлю тебя на слове. Нам с друзьями и впрямь можно будет остановиться в твоем номере во время ярмарки?

— Ну конечно.

— Твоя щедрость не знает границ. Ты хотя бы представляешь, сколько стоит такой номер в разгар сезона, да еще во время ярмарки, о которой газеты трубят вот уже полгода?

— Понятия не имею.

— Еще бы, ты ведь личный секретарь Лоренцо Скалиджери. Такие мелочи тебя просто не касаются. Мы с друзьями будем изображать на ярмарке студентов-вагантов. Хочешь, я и тебе раздобуду костюм? У нас в театре наверняка найдется что-нибудь подходящее.

— Нет-нет, спасибо. Мисс Морлендер не участвует в костюмированных шествиях. Это ниже ее достоинства.

— Какая жалость!

Вивиан улыбнулась.

— Ладно, до встречи. Приятного полета.

Кларенс страдальчески закатил глаза.

— Ну сама подумай, что может быть приятного в переполненном самолете на триста человек? Это ты, счастливица, полетишь на частном самолете своего магната и будешь вкушать всякие деликатесы. А нам, простым смертным, придется довольствоваться стандартной курицей и салатом…

Выходя на улицу, девушка улыбалась. Кларенс обладал удивительным даром поднимать ей настроение, заставлять забывать обо всех неприятностях. Насколько же легче он делал ее жизнь — запутанную и странную. Но такую увлекательную!

Если подумать, у них с Кларенсом было много общего. Он, актер, постоянно перевоплощался, играл разные роли. Она, секретарша, играла всего одну роль. Зато постоянно. И очень успешно.

* * *

Застегивая рубашку перед зеркалом, Лоренцо услышал стук в дверь. Должно быть, это Доминико. Невозмутимый и бесстрастный при посторонних, старик мажордом верой и правдой служил семье Скалиджери много лет и сам уже стал членом семьи. Забавно, но в домашнем кругу он был, напротив, болтлив и экспансивен.

— Войдите.

Дверь отворилась, но обычного потока сведений о погоде, о новостях в мире и о прочих увлекательнейших, по мнению Доминико, фактах и явлениях не последовало. Кто же это тогда? Должно быть, Джанни, больше некому.

Лоренцо всей душой любил младшего брата. Все в этом двадцатилетнем юноше — и голос, и фигура, и манеры — было живым напоминанием о его погибшем отце Джованни Скалиджери.

Каким-то чудом автокатастрофа, унесшая жизнь Джованни в самом начале медового месяца, не погубила ни его жену Паолу, ни будущего ребенка. И вот теперь через двадцать лет Джанни превратился в веселого, жизнерадостного молодого человека, счастливо преодолевшего обычные проблемы подросткового пери ода и с удовольствием учащегося в университете. Во всяком случае, так привык считать Лоренцо.

Правда, в последние несколько дней, после возвращения из Японии, он начал замечать в брате какие-то перемены. Джанни стал другим, более скрытным, что ли… Обычно между братьями не существовало никаких тайн и не договоренностей. Джанни постоянно искал общества старшего, делился с ним всеми подробностями своей жизни.

На сей же раз он приветствовал его обычными пылкими объятиями, но тотчас же куда-то исчез; ни словом не объясняя куда. И в глазах его Лоренцо вроде бы уловил тень тревоги или озабоченности. Казалось, юношу что-то гнетет. Лоренцо мог только теряться в догадках и уповать, что все это несерьезно и скоро раз веется само собой.

— Ты сегодня рано, Джанни, — не оборачиваясь обратился он к брату. — Вот и хорошо. Я соскучился по тебе и по нашим беседам.

Торопливо надев пиджак, он вышел из гардеробной — и замер. На пороге спальни робко переминалась с ноги на ногу Паола — тщательно причесанная и накрашенная, но еще в ночной сорочке и в пеньюаре. От отвращения у Лоренцо сжалось горло.

Он не терпел мачеху. Не выносил ее еще с той поры, когда за несколько дней до свадьбы отец, будучи слегка навеселе, признался одиннадцатилетнему Лоренцо, что не любит невесту и вынужден жениться на ней лишь потому, что та беременна. Паола специально заманила в постель старшего отпрыска одного из самых богатых и влиятельных семейств Италии, что бы войти в клан Скалиджери, приобщиться к их славе и богатству.

Лоренцо до сих пор помнил недоумение и горькую обиду, охватившие его при этом известии. Как же так, не понимал он, как же можно лечь в постель с женщиной, которую не любишь? Но отец просветил его: любовь не имеет никакого отношения к тому, что происходит между мужчиной и женщиной на ложе страсти. Все куда прозаичней и проще. Мужчине нужно одно — любовные утехи, наслаждение, которое дарует прекрасное тело подруги. Женщине — другое; деньги, власть и положение в обществе, которые может дать ей муж чина, если она сумеет заставить его признать ее законной супругой. И ребенок лишь разменная карта в этой извечной борьбе полов.

Урок был жесток. Возможно, Джованни в запальчивости, вызванной нежеланным браком, наговорил впечатлительному сыну того, о чем впоследствии пожалел бы. Но возможности взять свои слова назад ему не представилось: не прошло и двух недель, как он погиб. Эта душевная травма раз и навсегда определила отношение Лоренцо к женщинам вообще, а к Паоле в особенности. И даже теперь, по прошествии двадцати лет, он терпел ее в своем доме лишь ради горячо любимого брата. Пластические операции убрали шрамы с красивого лица Послы — но никакой хирург не мог бы залечить шрамы на сердце Лоренцо. Всякий раз, глядя на вдову отца, он видел перед собой ту, которая послужила причиной его смерти.

Тогда, двадцать лет назад, Паола была восемнадцатилетней красоткой, великолепно сознающей свои достоинства и уже прекрасно умеющей ими пользоваться. Годы отточили ее умения и таланты. Она превратилась в настоящую светскую львицу — безукоризненно элегантную, изысканную, всегда окруженную поклонниками. Но как ни странно, ни одному из них не удалось завоевать ее, ни к одному из них она не проявляла ни малейшего интереса. Уже не в первый раз Лоренцо задумался: а не надеется ли Паола увлечь его? Не такая уж дикая мысль, как могло бы показаться. За тысячелетнюю историю Италия видала и не такие странные веши. Взять хотя бы «Федру» — классику жанра. Паола лишь на семь лет старше его, умна, хороша собой. Чем не пара? И хотя Паола постоянно твердила, что после смерти мужа всецело посвятила себя сыну и не думает более о личной жизни, Лоренцо подозревал: все это лишь предлог, чтобы оставаться на вилле, вести образ жизни, соответствующий уровню Скалиджери.

Иные родственники или друзья порой смели намекать Лоренцо на то, что вдова положила на него глаз, но он всякий раз с негодованием обрывал подобные разговоры. И все же в глубине сердца его иногда возникали подобные сомнения.

Но это уже чересчур! Явиться к нему в спальню в столь ранний час — и в столь неподобающем виде! У этой женщины совсем уж никакого стыда не осталось!

Из любви к брату, в память погибшего отца Лоренцо всегда относился к Паоле с крайней учтивостью, но сегодня она перешла запретную черту. И будет за это наказана.

— Паола, ты не имеешь права заходить сюда.

— Лоренцо, умоляю, не сердись! Я непременно должна была поговорить с тобой наедине и раньше, чем тебя успеет перехватить Джанни. — Голос Паолы дрожал, казалось, она вот-вот заплачет. — Это очень важно.

— Достаточно важно, чтобы компрометировать меня перед всей прислугой, не говоря уже о брате? — в тихом бешенстве осведомился он. — С этого момента, если захочешь о чем-то поговорить со мной наедине, будь добра, звони в офис и договаривайся о встрече через моего секретаря. Если у меня будет время.

И он решительно направился прочь.

— Постой! — умоляюще закричала она. — Лорентино…

В ее устах уменьшительное имя, которым когда-то называл его отец, подействовало на Лоренцо, как красная тряпка на быка. Закусив губу, чтобы не произнести ни одного из тех оскорби тельных эпитетов, что так и рвались с языка, он вылетел в коридор, громко хлопнул дверью.

Направляясь к лестнице, он слышал, как Паола выбежала из комнаты вслед за ним. Но Лоренцо уже спускался по лестнице. Не станет же она бежать за ним и устраивать сцену на глазах слуг!

На улице он встретил Джанни — тот ждал его возле машины. Второй сюрприз за утро. Лоренцо никак не ожидал, что брат станет подкарауливать его здесь.

— Лоренцо! — пылко заговорил юноша, спеша навстречу ему. — Мне надо с тобой поговорить. Наедине, — доверительно добавил он. — Можно мне проехаться с тобой до офиса?

На миг Лоренцо испытал угрызения совести. Может, и впрямь он слишком жестко обошелся с Паолой. Похоже, действительно происходит нечто экстраординарное. Но стоило ему вспомнить, как безрассудно она себя повела, рискуя выставить их обоих в ложном свете в глазах всего персонала виллы, как мимолетное сожаление развеялось. Поделом ей!

Двадцать лет назад Джованни женился на Паоле, чтобы дать своему ребенку честное имя Скалиджери. И после смерти отца Лоренцо поклялся, что младший брат никогда не будет за мешан ни в каком скандале. Насколько то зависит от него, Лоренцо Скалиджери.

Правда, юноша прекрасно мог и сам влипнуть в какую угодно неприятную ситуацию, и предотвратить это не по силам ни одному, даже самому заботливому, опекун. Лоренцо понял, что не сможет ни о чем думать, пока не узнает, в чем же дело, отчего и мать, и сын с самого утра жаждут обсудить с ним что-то очень важное.

— Работа подождет. Давай позавтракаем вместе где-нибудь в городе. Я позвоню Якопо и скажу, что задержусь.

— А ты уверен, что не предпочел бы провести это время с какой-нибудь приятельницей?

— Джанни, ты для меня важнее всех женщин в мире.

— Правда? Знаешь, за время твоей поездки в Японию Фьоренца звонила, наверное, раз десять. Все пыталась выяснить, когда именно ты возвращаешься и нельзя ли с тобой как-нибудь связаться. Я сказал ей, что сам точно не знаю.

Лоренцо сурово покачал головой.

— Если она уже стала и тебе докучать, ей же хуже. Сама подписала себе приговор.

Брат внимательно посмотрел на него.

— Она очень красива.

— Не спорю, Джанни, но ты знаешь мое правило. Когда женщина становится слишком навязчивой, я ее оставляю.

— По-моему, неплохое правило. Очень удобное. Я и сам несколько раз им воспользовался.

Как ни странно, но Лоренцо было не очень приятно услышать подобное от младшего брата. Почему-то в устах Джанни это звучало слишком цинично.

— Честно говоря, — тем временем продолжал юноша, — я рад, что сегодня ты предпочел мое общество.

Похлопав его по плечу, Лоренцо уселся за руль. Скоро они уже подъезжали к уютной пиццерии, которых так много во Флоренции. Не надолго оставив Джанни, Лоренцо отправился звонить своей правой руке в головном офисе, синьору Мансини.

— Якопо, сумеете обойтись без меня еще какое-то время?

— Честно?

Вопрос удивил Лоренцо.

— А что такое?

— Я с этой мисс Морлендер еще ни разу не встречался. Но с тех пор, как она работает вашим личным секретарем в Англии, я все больше начинаю чувствовать себя не удел.

Лоренцо встревожился. Он не ожидал подобного поворота событий.

— Якопо, что вы! Вы же знаете, что незаменимы, — поспешил заверить он.

Якопо Мансини уже более тридцати лет работал в фирме. По сравнению с ним мисс Морлендер, лишь шесть месяцев назад сменившая внезапно заболевшую и оставившую работу миссис Мьюлип, была не более чем бабочкой однодневкой. И все же Лоренцо прекрасно понимал, почему тот вдруг занервничал.

Даже для него самого мисс Морлендер оставалась загадкой, ключ к которой он не подобрал до сих пор. Редкая женщина. Умная. Талантливая. Творческая. Удивительное сочетание трудоголика и весьма компетентного специалиста. И к тому же, хоть назвать ее красавицей не повернулся бы язык ни у кого, характером мисс Морлендер была наделена очень приятным. Короче говоря, новая секретарша Лоренцо оказалась настолько разносторонне одаренной, что назвать ее иначе как сокровищем было нельзя.

Теперь Лоренцо уже с трудом представлял, как раньше обходился без столь умелой помощницы. Во время недавней поездки в Японию, наблюдая, как ловко мисс Морлендер подобрала подход к заморским коллегам, он вроде бы начал понимать, в чем секрет ее успеха.


Настоящая женщина во всем, что касается интуиции, она мыслила совершенно по-мужски. И вдобавок, что выгодно отличало ее от большинства прочих знакомых ему женщин, абсолютно не проявляла повышенного интереса к нему, своему боссу, не стремилась завлечь в свои сети.

Лоренцо невольно усмехнулся. Представить суховатую и строгую мисс Морлендер, всегда такую деловую и компетентную, в роли неотразимой обольстительницы было трудно.

— Послушайте, Якопо, мисс Морлендер просто-напросто принесла свои таланты на алтарь нашей компании — так же, как вы в свое время принесли свои. Не забывайте, ведь это вы обучили меня всему, что я сейчас знаю и умею. Честно говоря, не могу дождаться следующей недели, когда познакомлю вас лично. Знаете, она относится к вам с огромным уважением.

— Пожалуй, и я буду рад наконец увидеть эту вашу английскую чудесницу. Зима встречает юную весну.

— Учитывая, что ей уже далеко за тридцать, ваше поэтическое сравнение не так уж уместно. Скорее следовало сказать «лето».

За напускной бравадой Якопо Лоренцо все еще чувствовал внутреннюю неуверенность. Наверное, стоит намекнуть мисс Морлендер, чтобы она доверила какой-нибудь очень важный раздел подготовки ярмарки всецело Якопо. Это поможет ему вновь почувствовать себя незаменимым.

— Ладно, мы друг друга поняли. Тогда до встречи.

Лоренцо вернулся к брату. Тот встретил его любопытным взглядом.

— Что стряслось с Якопо? У тебя был такой озабоченный вид, пока вы разговаривали.

Лоренцо откинулся на спинку стула.

— Он начал осознавать, что стареет.

— Прекрасно его понимаю.

Лоренцо засмеялся бы, не говори Джанни так серьезно и с такой глубокой внутренней убежденностью.

— Ты, кажется, упомянул, что хочешь мне что-то сказать. Учитывая твои слова о Фьоренци, я уже гадаю, не собираешься ли ты сразить меня новостью, что влюбился в девушку, которую твоя мать не одобряет.

Юноша покачал головой.

— Нет. Мы с ней слегка поссорились, но совсем по другому поводу. Я сказал ей, что не чувствую в себе призвания к бизнесу и хочу уйти из университета. Сейчас только конец августа, занятия еще даже не начались. Если я напишу заявление об уходе прямо сейчас, нам даже вернут практически все деньги за осенний семестр.

Лоренцо с трудом обуздал свою первую ре акцию на подобное известие.

— А с чего вдруг такие крайние меры? Что бы решиться на столь серьезный шаг, нужна не менее серьезная причина.

— Да не лежит у меня сердце ко всему этому! — вскричал Джанни с таким жаром, что посетители за соседними столиками невольно посмотрели в их сторону. — И никогда не лежало. Мама только и твердит, что я, мол, должен занять важное место в бизнесе моего отца. Но меня это совершенно не прельщает. Только скажи честно, как, по-твоему, это не значит, что я как бы предаю отца?

— Ну конечно нет, — нахмурился Лоренцо.

Пожалуй, у него нашлось бы, что рассказать Джанни на этот счет. Ну, например, что и отец никогда не проявлял интереса к фамильному бизнесу, более того, считал его неимоверно скучным и тягостным. Да и что касается матери, которая так стремилась видеть сына во главе корпорации, то тоже можно было при вести пару-другую фактов, представляющих мотивы ее поведения в совсем ином свете.

Но у Лоренцо были связаны руки. Открыть Джанни сейчас правду о прошлом — значило бы нанести ему рану куда более глубокую, чем все нынешние мелкие проблемы.

— Тогда чем ты намерен заняться? Или еще не решил?

Юноша тяжело вздохнул.

— Пока это только мысль… но она становится все сильнее и сильнее. Помнишь, как мы с тобой ездили по действующим монастырям Тосканы?

О да, Лоренцо прекрасно помнил эту поездку. И как заворожил брата вид монахов и сам уклад их жизни…

Он резко выпрямился.

— Уж не хочешь ли ты сказать?.. — Но он уже прекрасно понимал, что последует дальше.

— Ну да. Вчера вечером я сообщил маме, что подумываю принять постриг. А она выбежала из моей комнаты в истерике. Никогда не видел ее такой. Может, поговоришь с ней? Ты — единственный, чье мнение она уважает. Никого другого ока и слушать не станет.

Боже!

Неожиданный визит Паолы в спальню Лоренцо, пожалуй, был все-таки хотя бы отчасти оправдан обстоятельствами.

После смерти мужа, молодая вдова осталась сначала под попечительством дяди Джованни, Бартоломео Скалиджери, а после его смерти роль опекуна перешла к Лоренцо. Если бы Джованни отрекся от всего мирского и ушел в монастырь, Паола потеряла бы не только сына, но и место в фамильном особняке Скалиджери. Ей не оставалось бы иного выбора, кроме как переехать в домик, купленный для нее Лоренцо. Удобное, но скромное жилище вдовы. Все мечты насмарку.

— Прежде чем вести какие бы то ни было переговоры с твоей матерью, мне хотелось бы побольше узнать о твоих планах.

— Говорю же, пока я еще только обдумываю эту мысль.

— Мы посещали монастыри десять лет назад. Вполне достаточный срок, чтобы все хорошенько обдумать.

Джанни покраснел, но ничего не ответил. Сердце Лоренцо болезненно сжалось. Если таково и впрямь призвание младшего брата, он не вправе препятствовать. С другой стороны, возможно, мирное существование на фоне природы, вдали от житейских бурь привлекает Джанни лишь по тому, что мальчик еще слишком юн и одинок, не может найти своего места в жизни.

Сам Лоренцо никогда не размышлял о своем призвании, так что не мог поделиться с Джанни опытом. Но он ведь его старший брат и опекун! Что ж, пока надо хотя бы внимательно выслушать мальчика и попытаться до копаться до глубинных мотивов, толкнувших его к такому решению.

Возможно, ему удастся заставить Джанни увидеть те стороны ситуации, что его двадцатилетнему уму оценить не под силу. Взять хотя бы Паолу, сердце которой будет разбито. Как бы ни относился Лоренцо к вдове отца, но он знал, как истово она любит сына…

Внезапно Лоренцо почувствовал себя куда более старым, чем Якопо.

Загрузка...