Лондон, август 1750 года
Эдвард Карслей, четвертый граф Ротвелл, откинулся на спинку кресла и безукоризненно отполированным ногтем разгладил воображаемую складочку на обшитой кружевом золотисто-коричневой манжете. Несколько растягивая слова, тихо заговорил, обращаясь к стоящему перед ним седому мужчине:
– Ты разве не слышал, Мак-Киннон? Я сказал, что Его величество король дарует тебе свободу.
Ты можешь вернуться домой в Килмори.
– Да, милорд, я расслышал ваши слова, – ответил Иан Мак-Киннон из рода Мак-Киннонов, истощенный и бледный узник Тауэра.
– Это все, что ты хочешь сказать? – Ротвелл искоса взглянул на генерального поверенного, сэра Дадли Райдера и по блеску в его прозрачных голубых глазах понял: тот находит ситуацию забавной.
– Если бы я знал, Ротвелл, что именно вы хотите от меня услышать, возможно, сделал бы вам одолжение, но… – Мак-Киннон развел руками, как бы давая понять, что на «нет» и суда нет.
– Боже мой, Мак-Киннон, мы же знаем, ты сражался при Каллодене и на следующий день принимал участие в собрании старейшин. И нам известно, что Чарльзу Стюарту было предоставлено надежное укрытие, когда он добрался до твоих владений на острове Скай. Ты даже закатил в его честь праздничный ужин, а в подходящий момент помог переправиться на материк. Не так ли? Именно ты и твой племянник Джон сопровождали Чарльза Стюарта целых двадцать дней. Старик вскинул голову.
– Шотландские горцы никогда не отказывают в убежище тому, кто в нем нуждается. Возможно, англичане не так гостеприимны. Я испытал это на собственной шкуре, просидев в Тауэре несколько лет.
– Но, насколько я знаю, Мак-Киннон, тот праздничный ужин проходил в темной, крайне негостеприимной пещере.
Мак-Киннон пожал плечами:
– Может, и так, милорд.
– Должен напомнить, ты был заточен в тюрьму на всю оставшуюся жизнь, поскольку признан виновным по всем статьям. Вообще-то тебя должны были казнить, но, учитывая преклонный возраст и явно ошибочное представление о рыцарстве, продержали всего три года и теперь отпустили на свободу. Неужели ты не желаешь выразить хоть малейшую благодарность Его величеству за оказанную милость?
– О да, конечно, – кивнул Мак-Киннон. – Вы можете передать Георгу, что, если бы я мог, то поступил бы с ним так же, как он со мной – то есть отослал бы его в его собственную страну.
Некоторое время в комнате царила напряженная тишина. Затем Ротвелл знаком попросил Райдера открыть дверь и позвать охранника.
– Мак-Киннон, хочешь ли ты что-нибудь забрать из камеры? – довольно мягко спросил он старика.
Удивленный шотландец поспешно ответил:
– Да, я хотел бы забрать книги и кое-какую одежду.
Ротвелл кивнул.
– Тогда тебя отведут назад в камеру собрать пожитки, а затем получишь достаточно денег, что бы добраться до Ская. Конечно, путешествовать в роскоши не придется, но на место в дилижансе до Бристоля, а затем на корабль до острова денег вполне хватит. И, Мак-Киннон, задерживаться в Лондоне я не советую.
– У меня нет ни малейшего желания задерживаться здесь. Я сыт по горло вашим гостеприимством и собираюсь покинуть Лондон с первым же дилижансом.
Он пошел вслед за охранником, но его остановил голос Ротвелла:
– Еще одно, Мак-Киннон, Ты знаешь некоего Эндрю Мак-Друмина?
На секунду Ротвеллу показалось, что старик весь напрягся, но когда повернулся, выражение лица было спокойным.
– Конечно, я слышал это имя, оно достаточно известно в Шотландии, но его поместье находится на востоке, довольно далеко от того места, где я живу, поэтому не могу сказать, что лично знаю Мак-Друмина. С таким же успехом можно спросить человека из Бристоля, знает ли он кого-нибудь из Оксфорда.
– Понимаю, Спасибо, ты можешь идти.
Когда за Мак-Кинноном закрылась дверь, Райдер усмехнулся:
– Вот старый пройдоха! С таким не разговоришься, но ты заметил, как он изменился в лице, когда ты спросил его о пожитках? Полагаю, он решил, что его опять посадят за решетку за выпад против Георга. Но довольно быстро взял себя в руки: «О да, милорд, у меня там книги». Что ж, думаю, мои люди уже перерыли в его камере все, и мы скоро будем знать, если что-нибудь обнаружили, Спасибо, что позволил мне первому сообщить ему добрую весть, – Ротвелл насмешливо улыбнулся.
– В конце концов, ты больше всех настаивал на его освобождении. И дальше собираешься продолжать в том же духе? Позволь напомнить, я против освобождения из тюрьмы зачинщиков восстания. В конце концов, чем меньше якобитов будет на свободе, тем лучше.
– Иногда можно выиграть, проявив милосердие.
– Я оставляю милосердие небесам и политикам.
Ротвелл встал и расправил на груди кружева.
– Что ты думаешь о моем наряде? – он указал на расшитый золотом атласный жилет. – Лидия чуть было не сделала из этого атласа нижнюю юбку. Хорошо, что я вовремя отдал материал своему портному. Говорю тебе, мужчине стоит большого труда заполучить себе кусок ткани.
– Твоя сводная сестра – восхитительная шалунья, – с улыбкой сказал Райдер, – и к тому же очень красивая. Сомневаюсь, что ты еще долго будешь ею командовать. А что касается твоего прелестного жилета, то ты ведь знаешь, насколько я равнодушен к подобным вещам, поэтому перестань вести себя как самовлюбленный щеголь. Возможно, на кого-нибудь это и подействует, но я-то знаю тебя двадцать лет, с самого Итона. Меня не обманешь, ведь для тебя надежное лезвие кинжала ценнее его усыпанной бриллиантами рукояти. Ты действительно думаешь, что Мак-Киннон сразу же покинет Лондон, или все же задержится, чтобы поучаствовать в предстоящих событиях?
– Он уедет, – Ротвелл подошел к камину, что бы взглянуть на себя в зеркало, висевшее над каминной доской. Райдер абсолютно прав, он вовсе не помешан на нарядах. Это чистое притворство. Он сам выработал такой стиль поведения. Если требовалось о чем-то подумать, Эдвард делал вид, что поглощен своим внешним видом и тем самым искусно отвлекал собеседника. Сейчас он стоял перед зеркалом, но мысленно был далеко и вряд ли видел точеные черты своего бледного лица, тонкие губы и серые глаза под густыми темными бровями, почти сходившимися над орлиным носом. Напудренные локоны, как всегда, были в полном порядке, и поскольку он никогда не использовал румяна, как делали многие его приятели, то можно было оставить все, как есть. Ротвелл не стал рассматривать себя дальше и перевел взгляд на Райдера, развалившегося в кресле.
– Мак-Киннон – хитрая бестия и прекрасно знает, что твои люди будут следить за ним. Он не станет подвергать опасности своих друзей и постарается поскорее убраться из города, не встречаясь с ними. Откуда ему знать, что ты и так знаешь о каждом шаге Чарли?
– Не все так гладко, Райдер поморщился. – Похоже, Чарли собирается тайно посетить Лондон.
Я пока не получил сведения от нашего человека, уже прибывшего в Англию, он считает, что лучше немного опередить принца. Боюсь, в Лондоне от него будет мало толку – здесь живет его семья, он писал, что избегать встреч с нею будет трудно. А ведь ему надо остаться незамеченным.
– Писал? Разве ты не встречаешься с ним лично?
– Я даже не знаю, кто он. От него приходят письма с подробным сообщением о передвижениях и планах Чарли, но своего имени он никогда не называл.
– Как странно! – задумчиво протянул Ротвелл. – И все же сомневаюсь, что Чарли и его якобиты смогут перехитрить твоих людей. В последнее время они вели себя довольно глупо, хотя, должен сознаться, я недооценил Мак-Киннона. Никогда не думал, что какой-то шотландец может быть хорошо образован и уверен в себе. Все-таки он вел себя как настоящий джентльмен.
– Не удивлюсь, если он вскоре окажется на небесах, где находятся и наши с тобой отцы, – сухо отозвался Райдер. – Несомненно, он серьезный человек. А что побудило тебя спросить его о Мак-Друмине? – Прежде чем Ротвелл успел ответить, Райдер щелкнул пальцами. – О, я понял. Тебе досталась его земля как награда за вклад в наше общее дело, не так ли? Ты надеялся, что Мак-Киннон даст информацию, которая поможет собрать арендную плату? Мне говорили, что многие новоиспеченные английские землевладельцы испытывают в этом затруднения.
– Только не я, – отозвался Ротвелл. – Я получаю арендную плату с завидной регулярностью. Практически, мой управляющий счел нужным посещать только одного арендатора – Мак-Друмина.
Райдер усмехнулся.
– Я сказал бы, Нед, что такое примерное поведение вызывает подозрения. Скорее всего, шотландец нелегально торгует виски. На чем еще можно хорошо заработать? Насколько мне известно, земля там достаточно бедная, вырастить хороший урожай трудно. Она годится, чтобы пасти пару коров да несколько овец. Говорят, люди там с трудом сводят концы с концами. Откуда же такие деньги? Просто они не платят пошлину за виски. Вот и ответ. Похоже, мне нужно послать своих парней, чтобы на месте разобрались, в чем дело.
– Только не сейчас, друг мой, – твердо произнес Ротвелл, глядя ему в глаза. – Мне нужны эти деньги. Ты не представляешь, как дорого обходится мне Лидия. Моя мачеха вознамерилась во что бы то ни стало скорее спихнуть ее замуж. А для этого… сам понимаешь – наряды, выезды, балы…
Кроме того, я и о себе должен позаботиться и заказать побольше атласа и бархата, иначе пострадает мой имидж. Неужели ты хочешь меня разорить?
– Я разорил бы не только тебя, – Райдер покачал головой. – Ладно, оставим это до лучших времен. Сначала нужно разобраться с молодым претендентом на корону. Как ему удается привлекать на свою сторону стольких людей? Не могу понять, в чем его притягательность.
Ротвелл пожал плечами:
– Полагаю, он окружен ореолом романтики. Не в красоте же дело. Он больше похож на поляка, чем на англичанина.
– Не удивительно, ведь его мать – полька. Но меня заботит не его внешность, по слухам, он прибывает сюда из Антверпена, чтобы захватить трон и восстановить династию Стюартов. Для этой цели приказал доставить двадцать шесть тысяч мушкетов для лучших своих сторонников. Кто может с уверенностью сказать, что на этот раз ему не повезет?
Ротвелл криво улыбнулся:
– Вряд ли урок четырехлетней давности пошел ему на пользу. Он все такой же беспечный выскочка и так старается завоевать авторитет, что забывает прислушиваться к советам старших и опытных людей. А чаще всего эти советы не лишены здравого смысла и помогли бы ему разом решить все трудности.
– Согласен, он слишком самонадеян. Но его фанатизм беспокоит еще больше, а также тревожит, что у него масса сторонников.
– Ты прав, но, мой друг, не все из них полностью разделяют его устремления. Вспомни Мак-Киннона. Он считает Англию иностранным государством и вовсе не заинтересован в захвате английского трона. Ему нужен Стюарт на троне независимой Шотландии, а Чарльз Эдвард Стюарт жаждет восседать в Лондоне.
– Вот этого я и боюсь больше всего. Помнишь, какая паника началась в Лондоне, когда с севера стали наступать шотландцы? Весь город дрожал, пока наша армия не выступила им навстречу.
– И все свелось к нулю, – Ротвелл легко улыбнулся. – Так будет и на этот раз. Тогда люди были очень напуганы, поскольку поверили, что восстание было спровоцировано французским королем, с которым, помнишь, мы были тогда в ссоре.
– Да, в этом есть доля правды.
– Конечно, – Ротвелл взял со столика свои перчатки и принялся натягивать на руки. – Не хочешь поехать ко мне? Мачеха устраивает ужин, я был бы рад твоей поддержке.
– Но леди Ротвелл не будет этому рада. Дело не только в ее неприязни к политикам, боюсь, она рассчитала количество гостей за столом.
– Это все еще мой стол, смею тебе напомнить, – голос Ротвелла звучал вкрадчиво. Он взял треуголку и потянулся за тростью.
Многие, кто его знал, тут же вняли бы этой просьбе, поскольку подобный тон Ротвелла не обещал ничего хорошего, но Райдер спокойно ответил:
– Нед, тебе нет нужды показывать мне свой нрав, на меня это не производит никакого впечатления. Я знаю, что это твой стол, и не сомневаюсь, что буду принят с достойным радушием, но леди Ротвелл это не понравится, а мне не хотелось бы портить с ней отношения.
– Метишь на мою сестру? Она не выйдет за тебя.
Райдер слегка покраснел.
– Я слишком стар для леди Лидии, кроме того, мой наряд вряд ли подойдет для дома Ротвеллов.
– Не валяй дурака. Я же не придаю этому значения. Хочешь заполучить крошку? Господи, да мы с тобой устроим это в два счета! Срочно возьми разрешение на брак, а дальше я тебе помогу.
Райдер рассмеялся и встал, собираясь уходить.
– Это же шутка, Нед. У меня слишком много забот, чтобы обременять себя женитьбой. Тем более ты только что намекнул, что у Лидии кто-то есть.
– Щенок, у которого молоко на губах не обсохло. Не сомневаюсь, он порядком опустошил кошелек своего отца, получая образование в Европе, где не узнал ничего стоящего, и вернулся в Лондон, чтобы дальше прожигать жизнь. Сейчас он живет вместе с Джеймсом в том нелепом доме возле моста.
– Еще один художник?
– Нет, всего-навсего паразит. Хотя он и сын маркиза, вряд ли у него в кармане найдется пара пенсов, но он красив и хорошего рода.
– Понимаю, – Райдер усмехнулся.
– Так ты пойдешь со мной, черт бы тебя побрал?
– Пойду, пожалуй, раз ты так настаиваешь, но ненадолго, вскоре мне нужно быть в Уайтхолле. Учти, я иду с тобой только в надежде, что ты одолжишь мне свою лодку.
– Думаю, она у причала, – Ротвелл многозначительно поднял левую бровь. – Не уроню ли я своего достоинства, если пройдусь пешком? Или все же послать кого-нибудь за портшезом?
Поскольку расстояние от парламента до набережной было менее сотни ярдов, Райдер насмешливо хихикнул:
Ничего с тобой не случится, если ты немного пройдешься пешком, мой дряхлый дружок, по крайней мере, не заставишь надрываться носильщиков портшеза. Только не свались со своих каблуков, и все будет в порядке.
Ротвелл вытянул вперед ногу, демонстрируя черные туфли с серебряной пряжкой.
– На мои элегантные туфли ты внимание обратил, а как тебе мои прелестные чулки?
– Оставь, Нед, а то я и впрямь поверю, что, кроме нарядов, тебя ничего не интересует, и скажу что-нибудь, способное вывести из себя.
– Чепуха! Меня невозможно вывести из себя. Я кроткое создание, милейшее из смертных.
– В таком случае, я король Англии.
– О, только не это, – захныкал Ротвелл. – Королей нам и так хватает, и все грызутся за один-единственный трон.
Райдер открыл дверь и шутливо наклонился, приглашая следовать за ним. Ротвелл вышел из кабинета и медленно пошел по полутемному коридору, давая Райдеру возможность догнать его, когда тот закрыл дверь на замок. Кабинет находился на самом верхнем этаже перестроенной часовни церкви Святого Стефана рядом с залом, где заседала Британская Палата общин. Дверь в это помещение была открыта, и Ротвелл заглянул внутрь, по обыкновению думая, что зал выглядит слишком просто. Подобное помещение можно найти в любом провинциальном городке: деревянные панели на разрисованных фресками стенах, окно с ажурной решеткой, когда-то украшенное разноцветными стеклами, а теперь переделанное до неузнаваемости. Железные опоры с непропорционально большими коринфскими капителями поддерживали балконы, их кричащее уродство напомнило Ротвеллу о том единственном случае, когда его сводный брат Джеймс вознамерился посетить парламент, чтобы осмотреть здания, в которых принимаются законы и вершатся судьбы.
Джеймс был ужасно разочарован – все здесь показалось ему мелким и незначительным. Даже Палата лордов, находившаяся в неуклюжем здании южнее церкви Святого Стефана, не произвела на него должного впечатления. Ротвелл, каждый год проводивший здесь много времени, в частности, с января по июнь, считал, что по сравнению с Палатой общин, Палата лордов выглядит просто по-королевски.
Даже превосходные фламандские гобелены, подаренные Англии Голландией еще во времена королевы Елизаветы, оставили Джеймса равнодушным. Единственное, что он отметил, – позолоченный трон с красным бархатным сиденьем прекрасно сочетался с нежными красками гобеленов; и если бы все это залить светом сотен зажженных свечей, то эффект был бы потрясающим. Однако он никогда не пытался изобразить данную картину на полотне.
Ротвелл и Райдер вышли на старый внутренний дворик, а затем по кривому узкому проходу подошли к двери, ведущей на Абигонскую улицу, спускавшуюся прямо к Темзе, Возле широких ступеней их поджидал лодочник Ротвелла, постаравшийся найти для лодки самое удобное место среди множества других лодок.
Приятели уселись на два из имеющихся в лодке четырех удобных сидений, и она плавно двинулась по реке. Некоторое время они молчали, погруженные каждый в свои мысли. С середины реки Ротвеллу было хорошо видно Вестминстерское аббатство и недостроенный Вестминстерский мост, который собирались открыть примерно через три месяца. Его мысли опять вернулись к Мак-Киннону. Похоже, старый шотландец не представлял, к каким интригам пришлось прибегнуть, чтобы добиться его освобождения. Однако старик того стоит, не многим удается сохранить в тюрьме свое достоинство.
Размышления прервал заливистый женский смех. Ротвелл поднял голову и увидел девушек. Высунувшись из окон Дорсет Корта, они обменивались репликами с перевозчиками на берегу. Впереди показалась пристань, на которую сгружали камень и строевой лес для стремительно растущего города. Далее тянулась невысокая каменная стена, за которой вырисовывался фасад Уайтхолла, чудом сохранившийся после ужасного пожара. Между стеной и старинным парком располагался один из самых фешенебельных районов города. Здесь можно было встретить особняки самых причудливых форм и размеров, построенных на руинах дворца и принадлежавших городской знати. Многие из проживавших здесь были приближенными короля.
Миновав еще один причал, лодка подошла ближе к берегу, на котором стояли два величественных дома. Первый принадлежал недавно умершему герцогу Ричмондскому. Дом более походил на несколько домов, замысловато соединенных вместе. Весь ансамбль был объединен огромным фасадом и широкой лестницей, спускавшейся к реке.
Дом Ротвеллов стоял по соседству и, пожалуй, был одним из самых элегантных, поскольку единственный сохранял строгие пропорции. Остальные же имели всевозможные пристройки, безнадежно портившие их внешний вид.
Лодка скользнула мимо ступеней, ведущих в старинный парк, и приблизилась к причалу, обслуживавшему дома герцога и Ротвеллов. Ступив на берег, Ротвелл обратился к молодому мускулистому лодочнику:
– Оливер, отвези сэра Дадли к Уайтхоллу и до конца дня будь в его распоряжении. До завтрашнего утра ты мне не понадобишься.
– Прошу прощения, милорд, – застенчиво произнес паренек, – но леди Лидия приказала подать лодку к трем часам дня, а это уже через час.
Ротвелл сухо улыбнулся.
– Я поговорю с ней. Полагаю, она решит, что сегодня ты ей не понадобишься.
Райдер насмешливо поднял брови, но Ротвелл сделал вид, что не заметил этого, и продолжил:
– Если передумаешь насчет ужина, друг мой, то обещаю, тебе будет оказан самый радушный прием.
– Спасибо, – отозвался Райдер, – чувствую, во мне разгорается желание на нем присутствовать, чтобы не пропустить фейерверк, который, по всей видимости, будет грандиознее того, что устроил у себя герцог прошлой весной, празднуя победу.
Все еще улыбаясь, Ротвелл покачал головой. Поднимаясь по ступеням, он услышал, как Оливер простодушно спросил:
– Неужели это правда, сэр Дадли? Сегодня вечером будет фейерверк? Я помню, как Его светлость осветили огнями все небо. Что это было за зрелище! Многие от восторга попадали в реку.
Ответных слов Райдер а Ротвелл уже не слышал и к тому времени, как отпер высокие деревянные ворота, лодка была уже далеко. Миновав ворота, Ротвелл попал в переход с высокими каменными стенами. В конце перехода напротив друг друга была две двери – слева к дому герцога, справа к дому Ротвеллов. Оба входа охраняли молодые лакеи в ливреях и напудренных париках. Оба стояли, вытянувшись, в струнку, пока тому, что был справа, не пришло время открыть дверь графу Ротвеллу.
Впереди еще одна дверь вела на первый этаж. Не будь мачехи дома, Ротвелл воспользовался бы именно этой дверью, позволявшей по черной лестнице попасть прямо в свою спальню. Но леди Ротвелл считала недопустимым так заходить в свой собственный дом. Чтобы избежать ее ядовитых замечаний, Эдвард взбежал по ступенькам портика и вошел через двойные парадные двери, очутившись в величественной гостиной, где к нему тут же подошли два лакея, облаченные в форменные золотисто-коричневые ливреи, чтобы принять шляпу, трость и перчатки.
– Фредерик, где я могу найти леди Лидию? – спросил Ротвелл старшего.
– В длинной галерее, милорд, леди Лидия осматривает картины.
Ротвелл едва не вскинул брови от удивления, но сработала привычка скрывать свои чувства, и лицо осталось непроницаемым. Он вспомнил слова лодочника о приказе Лидии. Похоже, его ветреная сводная сестричка уже с нетерпением поглядывает на реку, ожидая прибытия Оливера. Ведь ни картины, ни семейные портреты ее никогда не интересовали.
Ротвелл повернулся к центральной лестнице, но, сделав два шага, остановился и вновь обратился к лакею:
– А леди Ротвелл находится в своей гостиной?
– Нет, милорд, одевается к ужину. Она просила напомнить вам, что гости прибудут к шести.
– Спасибо, – Ротвелл надеялся, что слуга не заметил облегчения в его голосе – он был несказанно рад возможности пока не встречаться с мачехой. Едва касаясь полированных перил красного дерева, ослепительно сверкавших под проникающими через высокое окно лучами солнца, легко поднялся по лестнице, затем свернул вправо, прошел через библиотеку и оказался в галерее в северном крыле здания.
Леди Лидия Карел ей, стройная девушка восемнадцати лет с длинными черными локонами, блестевшими, как отшлифованный обсидиан, стояла возле окна и не отрывала взгляд от реки. Она подпрыгнула от неожиданности, когда Ротвелл окликнул ее, и, шурша оборками и нижними юбками, повернулась к брату лицом. Темные глаза расширились от изумления.
– Нед, помилуй Бог, как ты меня напугал! Я была уверена, что ты выйдешь из маминой гостиной.
– И, как видишь, ошиблась, дорогая моя.
– Все равно, очень рада тебя видеть.
– Неужели? А я с плохими новостями. Ты не должна пользоваться моей лодкой, когда только взбредет в голову. Фактически, я запрещаю тебе ее брать без разрешения.
Лидия жестом отмахнулась от его слов.
– О, я знала, я предчувствовала, что повидаться с Джеймсом сегодня мне не удастся. Когда Оливер сказал, что поедет забирать тебя из Парламента, я сразу поняла: съездить к брату не успею. Это единственное, что я собиралась сделать, даю слово.
– Повидать Джеймса? А не его печального товарища?
Лидия равнодушно пожала плечами.
– Конечно, если бы лорд Томас оказался дома… – она замолчала, увидев пронзительный взгляд Эдварда, и торопливо добавила: – Не знаю, почему ты должен быть таким жестоким. Ты же знаешь, бедняжка без памяти в меня влюблен, и он такой чувствительный! Даже пытался свести счеты с жизнью, когда я забыла приколоть к платью присланный им букетик фиалок.
– Я слышал об этом, – сухо сказал Ротвелл. – Жаль, дорогая, что вместо веревки он взял одну из твоих лент. Должно быть, прекрасно знал, что лента не выдержит его веса.
– Нет, не знал! – возмущенно воскликнула Лидия. – Он был без сознания, когда его обнаружил Джеймс. Бедняжке повезло, что Джеймс оказался рядом — брат знает, как поступать в таких случаях.
– Конечно, ему повезло, что не я его обнаружил.
– Само собой, – ядовито согласилась Лидия. – Ты ведь понятия не имеешь, как нужно оказывать первую помощь. А Джеймс учился у своего друга доктора Брокелби. Если бы наш Джеймс не был благородного происхождения, то наверняка стал бы врачом.
– Однако происхождение не помешало ему стать художником, – возразил Ротвелл.
– Придворным художником, – уточнила Лидия. – Даже мама не считает это зазорным, ведь когда-нибудь он сможет заработать кучу денег.
Ротвелл был взбешен этим заявлением, но решил не давать волю чувствам. Нет никакого толку говорить Лидии, что они с матерью имеют об этом неверное представление.
– А пока гордость позволяет Джеймсу обращаться ко мне всякий раз, когда у него кончаются деньги. Лидия, не он ли послал сегодня за тобой?
– Нет, Если честно… – она заколебалась, и к своему немалому удивлению Эдвард заметил в ее глазах озорной блеск. – Нед, ты помнишь, когда Джеймс был здесь последний раз – перед тем, как вы поссорились и он, не прощаясь, выскочил из Дома, – мама тогда еще показывала нам семейную книгу?
Ротвелл поморщился. Его мачеха обожала сообщать всем друзьям и гостям, что и она, и ее покойный супруг – потомки Эдварда Первого от его двух королев. Когда появилась мода иметь искусно сделанную книгу с семейной родословной, она тут же заказала себе такую. Но вместо традиционного генеалогического древа решила изобразить родословную в виде ананаса, верхушку которого венчала голова Эдварда, на листьях размещались промежуточные ветви королевского рода, а сам ананас был разрезан на кусочки. Здесь и размещались родители самой леди Ротвелл, ее покойного мужа и их отпрыски.
– Сущая нелепица, – Ротвелл сделал вид, что припоминает с трудом.
– Ты недоволен, что твой портрет намного хуже, чем портрет Джеймса, – Лидия усмехнулась.
– Мой портрет едва различим, – напомнил Эдвард, не желая говорить, что портрета его матери нет вообще. – Видимо, обо мне вспомнили в последний момент.
– Возможно, – согласилась Лидия. – Но вряд ли мама забыла бы о тебе, ведь именно ты унаследовал титул графа.
– Конечно. И именно я заплатил за эту книгу.
– Неужели? Ах да, должно быть, так. Но мама так увлеклась генеалогией, что стала постоянно приставать к Джеймсу. Взгляни, – Лидия жестом указала на стену позади них.
Среди множества картин в глаза бросались два совершенно новых портрета. Первый изображал чувственную женщину; прислонясь к дереву, она призывно улыбалась змею, свисающему с ветки и держащему в своей пасти яблоко. Под портретом стояла подпись: «Ева де Карслей». Рядом красовался портрет стройного, довольно глупого на вид мужчины, чьи интимные части тела были спрятаны за кустом. Мужчина с изумлением всматривался в грозовую тучу, в которой среди молний вырисовывалось чье-то суровое лицо. «Адам де Карслей» гласила подпись.
Несколько напряженных мгновений Ротвелл не мигая смотрел на портреты, а затем разразился таким хохотом, что даже выступили слезы и заболели бока.
Лидия наблюдала за ним с кривой улыбкой, даже не пытаясь говорить, пока он не закончит смеяться.
– Конечно, Нед, это ужасно смешно, – сказала она, когда брат, наконец, успокоился. – Но что нам с этим делать? Об этом я и намеревалась поговорить с Джеймсом. Ведь не можем же мы их здесь оставить. Мама надеялась, что он заглянет в твое отсутствие и принесет отбеливающее средство для лица. Ее хватит удар, если кто-нибудь из гостей увидит эти картины. Она же пригласила леди Таукшенд и графиню Портланд!
Подавив последний смешок, Ротвелл пообещал позаботиться о картинах.
– Отлично. Но, Нед… – Лидия посмотрела ему в глаза. Ты ведь оставишь их невредимыми? Они так красивы…
Эдвард ущипнул ее за щечку.
– Конечно, кокетка. Я считаю их просто замечательными. Разве тебе не пора одеваться?
– На это, сэр, мне не требуется два часа. Но все же я сейчас покину тебя, нужно написать письма, – она улыбнулась и направилась в гостиную матери.
– Лидия, – окликнул Ротвелл. – Никаких писем лорду Томасу Девериллу!
– Я и не собиралась, – девушка тряхнула головой.
– И не следует флиртовать с Оливером, – строго добавил он. – Я не хочу увольнять парня, если он потеряет голову из-за несносной проказницы!
Лидия с любопытством взглянула на сводного брата.
– Нед, неужели ты действительно его уволишь?
– Сразу же и без рекомендательного письма.
– О! Но это же несправедливо!
– Несправедливо. Но необходимо.
Лидия закусила губу и медленно пошла прочь. Ротвелл с сожалением заметил, как в ее глазах погас веселый блеск. Но, возможно, она все же прислушается к его словам.
Когда Лидия ушла, Ротвелл взглянул на портреты и усмехнулся. Временами он очень любил своего безответственного, но несомненно талантливого сводного брата.
Он позвонил в колокольчик и приказал слуге снять картины и повесить в его собственной спальне. Затем прошел в библиотеку и принялся изучать карту Британии, пытаясь обнаружить на ней свои новые владения и определить, действительно ли остров Скай далеко от них, как Оксфорд от Бристоля.