Спустившись вниз, Грейси предполагала встретить кое-кого из оставшихся гостей Моргана, но, если не считать трех постоянных работников, которых Морган держал, чтобы они следили за домом и садом, дом был пуст. Она вышла в сад, заглянув прежде на кухню, чтобы выпить стакан молока.
Она мысленно готовилась к встрече с Морганом. Утром она даже потрудилась тщательно одеться. На ней была прямая хлопчатобумажная юбка неопределенного серо-синего цвета и кремовая блузка, которую она застегнула на все пуговицы. Дело, конечно, не в том, рассуждала она, что он может наброситься на нее, если она наденет что-нибудь соблазнительное; при свете дня он, несомненно, сочтет свое поведение минувшей ночью труднообъяснимым, а может быть, и несколько нелепым. Но в спокойной одежде Грейси чувствовала себя увереннее. Она убрала волосы с лица и заколола их в пучок на затылке. Она чувствовала себя как школьная учительница, и это было хорошо, потому что ей легче будет обуздать свои эмоции, если они слишком сильно разыграются и станут трудно управляемыми.
Тем не менее, когда она увидела Моргана в кресле-качалке около бассейна, то почувствовала, как сердце у нее забилось в груди. Она состроила на своем лице холодную улыбку, медленно приблизилась к нему и пододвинула кресло, чтобы сесть рядом, но достаточно далеко, чтобы избежать случайного физического контакта.
– Вы припозднились, – сказал он, наблюдая из-под густых ресниц, как она усаживается в кресло. – Голова болит?
Грейси отвернула лицо и сосредоточила свое внимание на синей глади бассейна и на проделках стрекоз, медленно летавших над ним.
Она пожала плечами.
– Я бы пришла немножко раньше, но долго сидела в ванне. Я не думала, что все уже разъехались.
Она ощущала, как он ее разглядывает, но не могла набраться смелости посмотреть ему в глаза. Грейси боялась, что в ее спокойной уравновешенной внешности могут образоваться трещины, если она позволит себе встретиться с ним взглядом. Она продолжала сидеть к нему боком, подставляя лицо солнцу и наслаждаясь успокаивающим теплом, растекавшимся по всему ее телу.
– Большинству из них надо было ехать довольно далеко, – сказал он отрывисто. – Я бы и сам отправился обратно, но не хотел уезжать, не повидав вас.
Грейси почувствовала, как вся напряглась. Она надеялась, что он не станет заниматься разбором того, что произошло между ними. Может быть, он хочет сказать, что после ее поведения минувшей ночью компания больше не нуждается в ее услугах. Ей стало трудно дышать, от внезапно охватившей паники ей захотелось вскочить на ноги и бежать без оглядки.
– Я извиняюсь за вчерашнее, – сказала она напряженно. – Я слишком много выпила и вела себя неподобающим образом. Если я поставила вас в неловкое положение перед вашими гостями, прошу прощения.
У нее слегка вспотели ладони, и она положила их на колени, отвернув от него лицо и прищурив глаза от ослепительного солнца.
Как ты могла позволить себе такое безумство? – стыдил ее голос разума. Тебя захватил вихрь страсти, которая для тебя явление новое, разрушительное, а для него это, по-видимому, хорошо знакомое конфузящее его поведение, которого он не ожидал от людей, работающих у него. Грейси не хотелось, чтобы он сказал это, ей не хотелось услышать его осуждение, потому что тогда она умерла бы на месте.
– Я говорил не о вашем поведении на вечере…
– Нет, видите ли, – прервала его Грейси, удивляясь, как это ей удается выпаливать из себя слова, когда они должны были застревать в горле. – Мне кажется, все мы делаем вещи, о которых потом сожалеем, в особенности под влиянием алкоголя. – Она вдруг рассмеялась. – Послушайте, я говорю как моя сестра! Поверьте, я никогда в жизни не вела себя так глупо и не допущу повторения этого.
Она чувствовала, как ее гордость борется против страстного желания броситься ему в объятия, против безрассудного увлечения им, против чего-то еще более глубокого, до чего она даже не осмеливается докапываться. Она знала, что гордость одержит верх, она сидит в ней так глубоко, что не может не победить.
– Если вы хотите, я подам вам заявление об уходе, – продолжала она тем же уверенным, твердым тоном. Ну вот, подумала она, теперь я, по крайней мере, развязываю ему руки.
– Заявление об уходе? О чем это вы, прости господи, говорите? Вы хотите уволиться?
– Конечно нет! – резко ответила Грейси.
– Я не хочу, чтобы вы уходили с работы. Как вы правильно сказали, насмешливо продолжал он, – мы все иногда ведем себя не лучшим образом, в особенности под влиянием алкоголя. Я полагаю, вы уяснили себе, что это ощущение не из приятных? В следующий раз постарайтесь быть немного поосторожнее. Вы можете попасть в ситуацию, которая будет хуже, чем просто неприятная.
– Следующего раза не будет, – холодно возразила она.
– Я тоже уверен, что не будет. Вы приложите все силы к тому, чтобы никогда больше не потерять своего железного самообладания.
Именно это она и собиралась сказать, но его прямота задела ее за живое. Его тон был уничижительным, как будто он обвинял ее в чем-то гораздо худшем, чем чувство сдержанности.
– Я уже собрала вещи, – сказала она, рассматривая свои пальцы. – Если вам все равно, я думаю отправиться домой прямо сейчас. Мне нужно кое-что сделать в квартире, когда я вернусь, и мне хотелось бы проведать Дженни, чтобы убедиться, все ли у нее в порядке.
– А что у нее может быть не в порядке? – спросил Морган, и у него задергалась губа. – Гам у нее мой племянник, который ухаживает за ней, не правда ли?
Грейси посмотрела на него с удивлением, и их глаза встретились.
– Я не думала, что вы знаете, – заикаясь, ответила она.
– Разумеется, я знаю. Рики сказал, что он не может приехать сюда, потому что вчера он должен был идти на холостяцкую вечеринку. Лучше бы он не лгал мне. Я сразу его раскусил и послал одного из моих людей перепроверить, чтобы внести полную ясность.
– Вы не имеете право шпионить за ними! – сердито сказала Грейси.
– Ладно, ладно, – засмеялся он. – Вам бы надо быть осторожнее, а то у вас маска спадет с лица. И я вижу под ней кое-какие чувства. Не потому ли это, что мы говорим о вашей сестре, а она единственный человек, которого вы любите в такой степени, что не можете скрывать ваши настоящие чувства?
– Нет, не поэтому, а потому, что вы не правильно поступаете, вмешиваясь в чужие жизни!
Она думала, что может пробить его броню, однако Морган, вместо того чтобы рассердиться, соединил руки за головой и расслабленно откинулся назад, вытянув перед собой свои длинные ноги. Грейси повела глазами вдоль линии его ног, и неожиданно на нее нахлынуло воспоминание о том, как ее пальцы пытались расстегнуть его ремень и ощутить теплое обнаженное тело рядом со своим.
– Вы можете сообщить сестре, что я принял решение, – сказал спокойно Морган. – Вы можете сказать ей, что я решил послать Рики в Париж на курсы, которые открываются через две недели, так что пусть они берут все, что могут взять друг от друга, в остающееся время.
Он встал и пошел прочь. Грейси смотрела на его удаляющуюся спину с холодным чувством. Она не знала, почему он столь внезапно принял такое решение, но инстинктивно чувствовала, что оно было принято только что, под влиянием момента.
По каким-то причинам, известным только ему, он был в дурном расположении духа. Возможно, что-то не ладилось с Алике. Она не видела ее и, чтобы не проявлять интереса, не хотела спрашивать у Моргана, где она, уехала ли.
Она посидела у бассейна еще немного, и вдруг у нее стало вызывать раздражение мирное жужжание стрекоз. Оно, казалось, было созвучно ее собственному раздражению собой за то, что она так сильно увлеклась, когда холодный разум говорит ей, что это ошибка. Он – ее босс. Мало того, он человек, не интересующийся никакими аспектами отношений, кроме чисто физических. Алике, подозревала она, продержится ровно столько времени, сколько она будет желанна.
И все же, с кривой усмешкой подумала она, нет смысла скрывать от себя свои чувства. Этот человек пробудил ее. Он воспламенил в ней то, что счастливо покоилось невостребованным, и Грейси была даже не уверена, что ее реакция была чисто сексуальной.
Она встала и начала думать об обратном пути домой, о маршруте поездки, а тем временем ее мозг, независимо от ее желаний, все ближе подводил ее к мысли о том, что в основе ее отношений с Морганом лежит нечто большее, чем просто легкое увлечение.
Она возвратилась домой уже к вечеру и, едва распаковав вещи, побежала навестить сестру.
У Дженни был сияющий вид. Она кое-как укрепила свои белокурые волосы сзади, но отдельные локоны непокорно выбивались из-под эластичной повязки, свисая по обе стороны лица в привлекательном беспорядке.
– Рики только что ушел, – сказала она, улыбаясь, как только Грейси переступила порог.
В квартире царили чистота и порядок, и Грейси с удивлением посмотрела вокруг. Она всегда считала, что Дженни ничем удивить ее не может, но оказалась не права.
– Разве твоя квартира не должна была бы к сегодняшнему дню выглядеть как поле боя после сражения? – спросила Грейси. – Почему не валяются повсюду подушки и не разбросаны по полу журналы?
– Рики не любит беспорядок.
А, вот в чем дело! Если действия говорят громче слов, то вот наконец доказательство, что Дженни по ушли влюблена в Рики. Грейси улыбнулась.
– Я тоже никогда не любила беспорядок. Только я не помню, чтобы это тебя как-то останавливало.
– Ты всего лишь моя сестра.
Грейси взглянула на нее, и они обе прыснули со смеху. В этой непринужденной атмосфере дружеских отношений с сестрой она почти забыла о темных тучах, сгущавшихся на горизонте. Она поведала Дженни о проведенном ею уик-энде и сумела представить его в таких легких радужных тонах, что сама чуть было не поверила, что хорошо провела время.
Странно, подумала она, если послушать то, что ты говоришь, и забыть об образовавшемся у тебя внутри запутанном клубке чувств, то вполне можно допустить, что ты все та же спокойная, не подверженная эмоциям леди, умеющая держать все под своим контролем. Старшая сестра, на которую всегда можно положиться, которая всегда объективно смотрит на вещи и никогда не позволяет вторгаться в свою жизнь изменчивым эмоциям.
– Морган знает, что Рики провел уик-энд с тобой, – сказала она, когда в разговоре наступила короткая пауза. Поймав Моргана на слове в его доме, она по дороге домой решила рассказать Дженни о его решении направить Рики в Париж. Возможно, думала она, ей удастся убедить сестру в целесообразности такой поездки, хотя она сама была не слишком уверена в этом.
– Как он об этом узнал?
– Догадка проницательного ума, – сказала Грейси. – Тебе бы следовало знать, что Морган Дрейк не напрасно возглавляет гигантскую корпорацию. У него острый как бритва ум. Вы напрасно думаете, что он принадлежит к числу тех, кого легко одурачить.
– Что он говорил?
Грейси вздохнула и откинулась назад, положив голову на спинку кресла и полузакрыв глаза.
– Он собирается послать Рики на курсы, – сказала она устало, – через две недели. – Она ожидала взрыва эмоций, но Дженни встретила ее слова молчанием.
Она посмотрела на Дженни, пораженная ее спокойной готовностью согласиться с намерениями Моргана.
– Не огорчайся слишком сильно, – сказала она не совсем к месту, так как Дженни выглядела ничуть не огорченной. – Вам обоим будет полезно побыть некоторое время отдельно друг от друга. Если ваши отношения переживут разлуку, то это будет хорошим доказательством их прочности.
Грейси внимательно наблюдала за сестрой, думая о том, что происходит в ее маленькой головке. Она всегда считала, что Дженни видна вся насквозь и что ее чувства можно читать как книгу. Теперь же у нее такой уверенности не было.
– Может, ты и права, – сказала Дженни через некоторое время. Она пожала плечами, как бы отмахиваясь от вопроса, который казался ей несущественным, и стала от нечего делать обводить пальцем контуры цветов на своем платье.
– Так что же, – сказала Грейси возбужденно, – тебя это не волнует?
Дженни еще раз пожала плечами.
– Я уверена: все, что ни делается, все к лучшему.
Возвратившись к себе в квартиру, Грейси пыталась понять, что так тревожит ее в апатичной реакции Дженни. В конце концов, Дженни среагировала уравновешенно и зрело, а на что еще могла надеяться Грейси? Ведь она приготовилась убеждать Дженни, что несколько месяцев вдали от Рики – это необязательно такая уж трагедия.
Она должна быть довольна, думала Грейси, что дело решилось без лишних разговоров. Сказав себе это еще раз, она в оставшуюся часть вечера смотрела телевизор и гладила.
Морган был уже на месте, когда на следующее утро Грейси приехала на работу. Дверь, соединявшая их комнаты, была закрыта, но она угадывала, что он ходит взад и вперед перед своим письменным столом и быстро что-то наговаривает в диктофон.
Она рассеянно глазела на кипу бумаг, оставленных им на ее столе, думая, с чего начать, как вдруг дверь между их комнатами распахнулась. Грейси с трудом повернулась. У нее болела голова, и было такое ощущение, что боль не собирается проходить. Она без слов поняла, что сегодня как раз тот случай, когда Морган находится в агрессивном настроении и когда все должно было быть сделано вчера.
– Грейси, зайдите, пожалуйста. Сейчас же. Слушаюсь, сэр, молвила про себя саркастически Грейси и схватила тетрадь для записей и карандаш. Морган задумчиво смотрел в окно и не обернулся, когда Грейси вошла.
– Я готова, – напомнила о себе Грейси, глядя на широкую спину и испытывая знакомое ощущение его присутствия.
– К чему? – Он обернулся и впился в нее оценивающим взглядом. Его серые глаза быстро и беспокойно забегали по ее телу.
Грейси опустила глаза.
– Чтобы принимать диктовку, – терпеливо ответила она. Он был в каком-то странном состоянии, и она смотрела на него с опаской.
– Разве я говорил, что вызываю вас принимать диктовку?
– Нет, – признала она, чувствуя себя разволновавшейся и находясь в состоянии тревожного ожидания. Она сердилась на себя и отчасти на него за то, что он привел ее в такое состояние.
– Я позвал вас сюда, чтобы сказать: я забираю вас сегодня вечером на ужин.
– Что-о?
– Вы не слышите? Я забираю вас сегодня вечером на ужин.
Грейси посмотрела на него растерянно, с удивлением, затем включился ее инстинкт самосохранения, и она спокойно сказала:
– Боюсь, что не смогу пойти. У меня сегодня свидание.
– Отмените его.
Его высокая фигура возвышалась над ней, и она почувствовала, как начинает покидать ее воля. Она напомнила себе, что несколько часов подряд укрепляла свою решимость, стараясь замуровать свои чувства под крепким внешним слоем разума, чтобы оградить себя от его влияния. Она послушала этот внутренний голос логики и сказала:
– Хорошо.
Ей захотелось лягнуть себя. Зачем она согласилась встретиться с ним после работы? Неужели она не извлекла никаких уроков из опыта, приобретенного в его доме? Она видела его с Алике у бассейна в объятиях друг друга. Разве этого недостаточно, чтобы держаться от него подальше?
– Я заберу вас в семь тридцать. А теперь приступим к работе.
Он сел за стол с самодовольным видом человека, завершившего дело к своему удовольствию, и начал диктовать ей. Грейси заносила его слова в блокнот, ее рука летала по листкам, но она делала это автоматически, потому что мысли ее были далеко. Витали в сферах, не имевших ничего общего с работой.
Есть ли у нее склонность к самоубийственным поступкам? Ее мозг делал ей уже достаточно много предупреждений, но она тем не менее сознательно игнорировала их. Почему от ее имени постоянно выступает ее тело, даже когда она не хочет этого, даже когда она хочет, чтобы выступала голова?
Потому что ты сумасшедшая, сказала она себе. Засвидетельствованный случай. Так-то вот.
Услышав вечером звонок, она пошла открывать дверь в полной уверенности, что теперь она владеет своими чувствами и будет владеть ими и в дальнейшем.
Морган стоял, прислонившись к проему двери, в той же одежде, в какой был на работе, хотя на нем не было галстука и две верхние пуговицы его кремовой шелковой рубашки были расстегнуты. Он посмотрел на нее с таким выражением на лице, как будто он точно знал, какое впечатление она хотела произвести своим неярко темно-синим нарядом и белыми сандалиями.
– Вы выглядите чудесно, – сказал он с легкой улыбкой, – очаровательно. Щеки – золотисто-розовые, как персик.
– Благодарю вас, – прошептала Грейси, чувствуя себя неловко. Она этого не ожидала, но, с другой стороны, разве Морган поступал когда-нибудь в соответствии с ее ожиданиями? – Проходите, пожалуйста.
– Не сейчас. Столик заказан на восемь тридцать, так что можно двигаться. У нас будет время выпить перед едой.
Грейси заперла за собой дверь, чувствуя, как сердце забилось сильнее, когда он взял ее под руку. Она не делала попытки освободиться, так как хотела дать ему понять, что полностью владеет собой. Если бы он поверил, то и она сама могла бы начать верить в это.
Он выбрал небольшой ресторанчик с интимной атмосферой дорогого заведения. Почтительный официант проводил их к столику и принял заказ на напитки, затем он исчез с такой напрактикованной ловкостью, что Грейси подумала, что из него получился бы хороший маг.
– Это чудесное местечко, – заметила она, оглядываясь вокруг. – Вы часто ходите сюда?
– Иногда. – Он взглянул на нее, и в его глазах было чуть насмешливое ласковое выражение, от которого кровь неожиданно бросилась ей в голову.
Понимание того, что он опасен, дошло до ее сознания как физический удар. Его мужской шарм был страшен. Он осознавал и воспринимал его так же естественно, как люди воспринимают цвет своих волос или форму носа.
Неожиданно он начал говорить о пьесе, которую недавно видел, сказав, что она должна посмотреть ее. Теперь, когда беседа перешла в более безопасное русло, Грейси расслабилась, наслаждаясь изумительным рыбным стейком и непринужденно обсуждая достоинства бродвейских театров по сравнению с лондонскими.
– Вы скучаете по Англии? – спросил он с любопытством после того, как официант убрал со стола их тарелки.
Грейси на несколько секунд серьезно задумалась.
– Пожалуй, нет, – ответила она медленно. – Впрочем, кое-чего мне не хватает; например, я любила гулять по Гайд-парку в солнечный день и слушать уличных музыкантов в Ковент-Гарден, но в целом я не тоскую по ней. Может быть, новизна жизни в Нью-Йорке еще не стерлась.
– А когда сотрется?
– Я думаю, что тогда вернусь в Англию. – Она не хотела задумываться об этом моменте в своей дальнейшей жизни, который, она знала, рано или поздно наступит. Ей было страшно даже представить себе, что она больше никогда не увидит Моргана. Она перейдет этот рубикон только тогда, когда вплотную подойдет к нему, и ни минутой раньше. – Я рассказала Дженни о вашем решении послать Рики на курсы в Париж, – сказала она, чтобы перевести разговор на другую тему. – Я была потрясена ее реакцией – ни истерики, ни плача, ни причитаний.
– Рики, кажется, тоже согласился без особых возражений. Нет ли здесь подвоха?
Он поглядел на нее, и Грейси почувствовала, как тепло разливается по всему ее телу.
– С этим ничего не поделаешь, даже если бы мы очень сильно их в чем-то подозревали, – ответила она. – Я хочу сказать, что мы не можем их всю жизнь держать взаперти – каждого в своей квартире – в надежде на то, что их чувства друг к другу выветрятся.
– Согласен, чувства действительно имеют такую особенность. Они не уходят просто по вашему хотению или по чьему-то приказу. – В полумраке при свете свечи глаза Моргана казались темными и настороженными. – Разлука предоставит им возможность задуматься над тем, чего они хотят.
– Именно это я и сказала Дженни. Она слушала терпеливо, но, похоже, не все усваивала.
– Мы напоминаем обеспокоенных родителей, обсуждающих своих детей, – сказал Морган с веселой интонацией в голосе. Взгляды их встретились, и Грейси отвела глаза, переключив все свое внимание на бокал для вина. Надо быть осторожной. Их снова понесло течение. Из безопасных вод в бурное и непредсказуемое море.
– С тою только разницей, что они не дети, – сказала она быстро, – они оба взрослые люди, способные позаботиться о себе без постороннего вмешательства.
Появился официант и принес меню десертных блюд. Когда они оба отказались от десерта, ограничившись чашкой кофе, он удалился с таким видом, как будто ему было нанесено личное оскорбление.
– Вы, вероятно, косвенно намекаете на меня?
– Нет, я не имела вас в виду, – честно сказала Грейси, – хотя, раз уж вы заговорили об этом, я все-таки думаю, что разлучать их насильно – не совсем хорошо.
– Теперь уже поздно. – Морган посмотрел на нее с хитрым выражением на лице.
– Почему?
– Потому что я уже сказал Рики, что он поедет в Париж через две недели. Я никогда не меняю свои решения.
Грейси сухо взглянула на него.
– Вы слишком гордый.
– И вы тоже. – Его реплика застала ее врасплох, и она уставилась на него с удивлением. – Именно поэтому вы воздвигаете вокруг себя барьеры, но это ошибка. Неужели вы не понимаете, что преодоление барьеров – это самая почетная задача любого мужчины?
– Я не воздвигаю никаких барьеров, – залепетала Грейси. – Я не понимаю, о чем вы говорите. – Ее слова звучали неискренне даже для нее самой. Она испытывала неприятное чувство, что ее раскусили. Она знала, что серые глаза смотрят на нее без всякой жалости, выводя ее из равновесия, и она не хотела встретиться с ним взглядом; она боялась впасть в гипнотический транс, и тогда что бы осталось от ее защиты? Он пробивал в ее обороне брешь за брешью, и это вызывало у нее тревогу. Ей казалось, что всякий раз, когда у нее притуплялась бдительность, он продвигался на шаг вперед, и, чем ближе он подходил, тем труднее ей будет ускользнуть от него.
– Еще кофе, мадам? – как из-под земли вырос официант с подносом, и она облегченно вздохнула.
– Нет, спасибо, дайте нам, пожалуйста, счет. – На лице Моргана еще оставались следы раздражения, но он немного подался вперед и улыбнулся. – Мы можем выпить кофе у вас на квартире.
Грейси молча наблюдала, как он рассчитывался. Ее панический страх усилился в машине по пути домой. Морган молчал как в рот воды набрал, и от этого ей становилось еще хуже, она сосредоточила все свое внимание на болезненном ощущении нараставшего нервного возбуждения.
Конечно, она переигрывает, сказала она себе. Морган ничем не угрожает ей. Они просто с удовольствием вместе поужинали, и он интересовался ее жизнью, потому что ой босс, а боссы всегда хотят знать людей, которые у них работают.
Так какого же лешего она вся издергалась? Не может быть такой ситуации, из которой она бы не вышла с улыбкой на устах.
Он запарковал машину у дома и повернулся к ней.
– Вы меня приглашаете на кофе? – спросил он осторожно.
– Если вас мучит жажда. – Она сидела неподвижно, глядя в окно на длинную улицу, усеянную людьми, которые шли не спеша каждый по своим делам.
– Я бы не сказал, что это очень радушное приглашение, – проворчал Морган с удивлением. Он открыл дверцу и бросил через плечо:
– Но я принимаю его.
Она снова уловила в его голосе ехидную насмешливую интонацию и выпрыгнула из машины, решив, что эта чашка кофе будет самой быстрой в истории.
– А что бы сказала об этом Алике? – спросила она пересохшим от нервного возбуждения голосом.
– О чем?
– Ужин в ресторане с секретаршей, потом кофе… – Голос Грейси стал угасать.
Двери лифта открылись, и они вышли.
– Но это же совершенно невинная ситуация, – тихо прошептал Морган, – разве не так? – Когда она не ответила, он живо продолжал:
– Кроме того, Алике для меня больше не существует.
Грейси застыла на месте и посмотрела на него, подавляя в себе безумное желание рассмеяться. Это только усугубляет положение, рассудила она, но ей все равно хотелось смеяться.
– О! – только и вымолвила она, нагибаясь, чтобы открыть дверь в квартиру, и собираясь везде включить свет, как только они войдут. – Понимаю.
– Что вы понимаете? – Морган расхаживал по комнате, засунув руки в карманы, затем плюхнулся на диван. – Мы с ней расстались не совсем любезно, выпалил он, и Грейси не могла понять, что Алике могла сделать такого, чтобы обозлить его. Она, по-видимому, была не очень проницательной, так как всякому, даже случайному, наблюдателю было очевидно, что Морган не из числа тех, кто смотрит снисходительно на людей, раздражающих его.
Когда она вышла из кухни и шествовала через комнату к нему с кофейником в руках, ее мысли все еще были прикованы к тому, что он сказал. Когда он похлопал рукой по дивану, приглашая ее сесть рядом с ним, она не сразу поняла, чего он хочет. Когда его жест дошел наконец до ее сознания, она вся напряглась, все ее мысли об Алике улетучились, и она почувствовала, как сердце забилось сильнее по знакомому ей сценарию.
Она неловко уселась рядом с ним и стала пить кофе из чашечки, глотая горячую жидкость и даже не чувствуя ее вкуса.
– Спасибо за вечер, – сказала она, когда молчание стало невыносимым. Было очень приятно. Еда была превосходная.
– А как насчет компании?
– Компания тоже была хорошая, – пробормотала она, осторожно ставя свою чашку на кофейный столик перед собой. – Хотя я не могу представить себе, почему вы все-таки меня пригласили. – Она выпалила эти слова торопливо, как бы с ходу, не задумываясь. Она отвернулась, отказавшись от всяких попыток сохранить видимость самообладания.
– Потому что я хотел пообщаться с вами.
– Зачем? – спросила она недоверчиво. – Вы могли пообщаться с любой женщиной, которую бы пожелали.
– Я не хочу любую женщину. Я хотел одну конкретную женщину. Вас.
Его слова повисли в воздухе, как крохотные смертоносные заряды, готовые взорваться в любой момент, стоило ей только подумать об этом.
Грейси посмотрела на него беспомощно. Ее мозг работал, но работал слишком медленно, чтобы найти хороший выход из положения. Но хотела ли она искать выход? Она чувствовала, как ее тело реагирует на его слова, на прямой, немного насмешливый взгляд его глаз.
Он провел пальцем сбоку по ее лицу.
– А вам не приходило в голову, – сказала она ослабевшим голосом, – что я, может быть, не испытываю таких чувств к вам?
– Нет, не приходило.
Грейси почувствовала, что голова у нее пошла кругом, как будто она стояла на краю пропасти, и что, если у нее остался какой-то здравый смысл, она должна немедленно, пока еще не поздно, уйти от него.
Он притянул ее к себе, и по телу ее прошла дрожь.
– Я никогда не вступал в связь со своими секретаршами, – прошептал он ей в ухо, нежно покусывая зубами мочку уха. – У меня всегда было строгое правило не смешивать дело с удовольствием. Вы у меня – исключение.
– Алике говорила мне о вашем… правиле…
– Правда? Ну и ну, – сказал Морган, ожесточаясь. – Эта женщина слишком много говорит в своих корыстных интересах.
Он сжал своими ладонями ее щеки, и она почувствовала, как к ее губам прикоснулись его теплые обольстительные губы, а его язык проник ей в рот. Грейси расслабилась, прислоняясь к нему, ответила на поцелуй и пришла в безумный восторг от его нарастающей страсти.
Когда он стал целовать ее шею, она слегка откинула голову назад и стала шевелить пальцами его волосы.
– Здесь не место для любви, – хрипло сказал Морган. – На диване любят только шестнадцатилетние.
Он поднял ее, как пушинку, понес в спальню и очень бережно положил на кровать.
– Я хочу быть вашим любовником, Грейси, – хрипло бормотал он. Своими длинными пальцами он медленно расстегивал ее блузку и издавал стоны, прикасаясь к ее обнаженным грудям и лаская их своими руками.
Его слова отозвались в ее лихорадочном сознании, и Грейси почувствовала, что благоразумие начинает бороться с ее слабостью, с готовностью уступить ему.
Ты понимаешь, что делаешь? – в отчаянии спрашивала она себя. Он нежно полизал языком ее сосок, потом взял его в рот и начал сильно и ритмично сосать его, от чего по всему ее телу прокатились ударные волны.
Он ласкал руками внутреннюю часть ее бедер под юбкой. Внезапно он поднял голову и поглядел на нее.
– Вы хотите вступить со мной в связь, Грейси? – спросил он низким прерывающимся голосом.
Грейси закрыла глаза, уже зная, каким будет ее ответ. Она не готова к этому, не согласна на кратковременную любовную связь с ним, какой бы она ни была восхитительной в сексуальном плане. Ее принципы были неотъемлемой частью ее двадцатипятилетней жизни. Как же она теперь может отказаться от них?
Она тяжело дышала, сознавая, что он все еще ожидает от нее ответа.
– Я хочу вас. – До безумия, добавила она про себя, я ничего так сильно не хотела за всю свою жизнь.
– Но?
– Но я не могу вступить с вами в связь. – Зеленые глаза обратились к серым с безмолвной мольбой.
– Вы никогда этого не делали? Грейси с несчастным видом кивнула головой. Морган вздохнул и лег на кровати, заложив руки за голову. Ей хотелось знать, о чем он думал, хотя она могла догадаться и сама. Он думал, что она невинная дура, и она, кажется, думала так же, особенно если ее сравнить с такими женщинами, как Алике.
– Я не хотела вас соблазнять, – сказала она нерешительно и почувствовала облегчение, когда он кивнул в знак понимания. Конечно же, он все понимал. И это было нетрудно. Он довел ее до исступления так же, как, несомненно, и бесчисленное множество других женщин до нее. Разница была только в том, что она не позволила страсти захлестнуть ее целиком.
От понимания этого факта было не легче. Она с жалким видом наблюдала, как он свесил ноги с кровати и встал.
Он нагнулся к ней, положил руки ей на талию и поцеловал в кончик носа.
– Поверьте, Грейси, я все понимаю. – И пошел к двери, прикрыв ее тихонько за собой.
Грейси осталась лежать на месте и, закрыв глаза, печально задумалась о том, почему ее принципиальность оставляет у нее такую горечь. Она желала его всеми фибрами своей души и тела. Даже теперь от одной мысли о нем кровь ударяет ей в голову.
Она почувствовала себя нестерпимо беспомощной. Она могла бы все силы бросить на то, чтобы подавить свои чувства, она могла бы постараться сделать так, чтобы ее маска, как он сказал, не слетела снова, но будет ли этого достаточно? Хватит ли этих усилий, чтобы усмирить волну желания, которая поднимается всякий раз, когда Морган приближается к ней даже в официальной обстановке на работе?
Когда его губы жадно касались ее губ, ее груди, ей нестерпимо хотелось отдаться ему. Это было непреодолимое желание, и она знала, что никакими разумными доводами невозможно опровергнуть его существование. Она тихо застонала и повернулась на бок.
Но была еще одна причина ее неодолимого влечения к нему. Признайся, сказала она себе: ты любишь его.
Когда пришло озарение, она почувствовала, что у нее защипало в глазах и стали собираться слезы. Она любила Моргана страстно, безудержно, и ее успокаивало только то, что он об этом не знает. Он знал, что она желала его, но она никогда не позволит ему узнать, что ее чувства гораздо глубже.
Она спрашивала себя в отчаянии, почему не почувствовала угрозы ее душевному спокойствию в тот самый момент, когда впервые увидела его. Даже когда осознала эту угрозу, она все еще была, как дурочка, уверена, что у нее найдется достаточно личных средств защиты, чтобы противопоставить их той опасности, какую он представляет.
Она могла бы, правда, выбросить белый флаг с самого начала. Он окружил ее со всех сторон: одного взгляда, нескольких слов было достаточно, чтобы она позабыла все доводы, которые она приводила себе, оставаясь одна.
– Что же, – сердито спрашивала она себя в бессилии, – что же теперь мне делать?